Глава 7. 9 февраля 1861 года
28 января 1861 года под председательством Александра Второго началось заседание общего собрания Государственного совета, посвященное обсуждению представленных Главным комитетом материалов по крестьянскому делу и проектов законоположений об освобождении помещичьих крестьян из крепостной зависимости.
Император Александр Второй, открывая совещание, сказал:
– Дело об освобождении крестьян, которое поступило на рассмотрение Государственного совета, по важности своей я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества. Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры. У меня есть еще и другое убеждение, а именно что откладывать это дело нельзя; почему я требую от Государственного совета, чтобы оно было им кончено в первую половину февраля и могло быть объявлено к началу полевых работ; возлагаю это на прямую обязанность председательствующего в Государственном совете. Повторяю, и это моя непременная воля, чтоб дело это теперь же было кончено. Вот уже четыре года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожидания как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства. Я не могу не удивляться и не радоваться, уверен, что и вы все также радуетесь тому доверию и спокойствию, какое выказал наш добрый народ в этом деле. Хотя опасения дворянства, до некоторой степени, понятны, ибо они касаются до самых близких и материальных интересов каждого, при всем том я не забываю и не забуду, что приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства, и я счастлив, что мне суждено свидетельствовать об этом пред потомством. При личных моих разговорах с губернскими предводителями дворянства и во время путешествий моих по России я не скрывал моего образа мыслей и взгляда на занимающий всех нас вопрос и говорил везде, что это преобразование не может совершиться без некоторых пожертвований с их стороны и что все старание мое заключается в том, чтобы пожертвования эти были сколь возможно менее обременительны и тягостны для дворянства. Я надеюсь, господа, что при рассмотрении проектов, представленных в Государственном совете, вы убедитесь, что все, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, сделано; если же вы найдете нужным в чем-либо изменить или добавить представленную работу, то я готов принять ваши замечания; но прошу только не забывать, что основанием всего дела должно быть улучшение быта крестьян и улучшение не на словах только, и не на бумаге, а на самом деле.
Прежде чем приступить к подробному рассмотрению самого проекта, хочу изложить вкратце исторический ход этого дела. Вам известно происхождение крепостного права. Оно у нас прежде не существовало: право это установлено самодержавною властью, и только самодержавная власть может уничтожить его, а на это есть моя прямая воля.
Предшественники мои чувствовали все зло крепостного права и постоянно стремились если не к прямому его уничтожению, то к постепенному ограничению произвола помещичьей власти.
С этою целью при императоре Павле был издан закон о трехдневной барщине; при императоре Александре, в 1803 году, закон о свободных землепашцах; а при родителе моем, в 1842 году, указ об обязанных крестьянах. Оба последние закона были основаны на добровольных соглашениях, но, к сожалению, не имели успеха. Свободных хлебопашцев всего немного более 100 000, а обязанных крестьян и того менее. Многие из вас, бывшие члены Совета при рассмотрении закона об обязанных поселянах, вероятно, припомните те суждения, которые происходили в присутствии самого государя. Мысль была благая, и, если бы исполнение закона не было обставлено, может быть и с умыслом, такими формами, которые останавливали его действия, то введение в исполнение этого закона тогда же во многом облегчило бы настоящее преобразование. Покойный мой родитель постоянно был занят мыслью освобождения крестьян. Я, вполне ей сочувствуя, еще в 1856 году, перед коронацией, бывши в Москве, обратил внимание предводителей дворянства Московской губернии на необходимости заняться улучшением быта крепостных крестьян, присовокупив к тому, что крепостное право не может вечно продолжаться и что потому лучше, чтобы преобразование это совершилось сверху, чем снизу. Вскоре после того, в начале 1857 года, я учредил, под личным моим председательством, особый комитет, которому поручил заняться принятием мер к постепенному освобождению крестьян. В конце того же 1857 года поступило решение от трех Литовских губерний, просивших приступить прямо к освобождению крестьян. Я принял это прошение, разумеется, с радостью и отвечал рескриптом от 20 ноября 1857 года на имя генерал-губернатора Назимова. В этом рескрипте указаны главные начала, на коих должно совершиться преобразование; эти главные начала должны и теперь служить основанием наших рассуждений. Мы желали, давая личную свободу крестьянам и признавая землю собственностью помещиков, не сделать из этих крестьян людей бездомных и потому вредных, как для помещика, так и для государства. Эта мысль служила основанием работ, представленных теперь Государственному совету Главным комитетом. Мы хотели избегнуть того, что происходило за границей, где преобразование совершалось почти везде насильственным образом; пример этому, весьма дурной, мы видели в Австрии, и именно в Галиции, где безземельное освобождение крестьян в Остзейских губерниях сделало из тамошних крестьян население весьма жалкое, и только теперь, после сорока лет, нам удалось улучшить их быт, определив правильные их отношения к помещикам. То же было и в царстве Польском, где свобода была дана Наполеоном без определения поземельных отношений и где безземельное освобождение крестьян имело последствием, что власть помещиков сделалась для крестьян тяжелее, чем прежнее крепостное право. Это вынудило моего покойного родителя издать в 1846 году особые правила для определения отношений крестьян к помещикам и в царстве Польском.
Вслед за рескриптом, данным генерал-губернатору Назимову, начали поступать просьбы от дворянства от других губерний, которым были даны ответы рескриптами, на имя генерал-губернаторов и губернаторов, сходного содержания с первым. В этих рескриптах заключались те же главные начала и основания и разрешалось приступить к делу на тех же указанных мною началах. Вследствие того были учреждены губернские комитеты, которым для облегчения их работ была дана особая программа. Когда, после данного на то срока, работы комитетов стали поступать сюда, я разрешил составить особые Редакционные комиссии, которые должны были рассмотреть проекты губернских комитетов и сделать общую работу в систематическом порядке. Председателем этих комиссий был сначала генерал-адъютант Ростовцев, а по кончине его граф Панин. Редакционные комиссии трудились в продолжение года и семи месяцев, и, несмотря на все нарекания, может быть, отчасти и справедливые, которым комиссии подвергались, они окончили свою работу добросовестно и представили ее в Главный комитет. Главный комитет под председательством моего брата трудился с неутомимой деятельностью и усердием. Я считаю обязанностью благодарить всех членов комитета, а брата моего в особенности, за их добросовестные труды в этом деле.
Взгляды на представленную работу могут быть различны. Потому все различные мнения я выслушаю охотно, но я вправе требовать от вас одного, чтобы вы, отложив все личные интересы, действовали как государственные сановники, облеченные моим доверием. Приступая к этому важному делу, я не скрывал от себя всех тех затруднений, которые нас ожидали, и не скрываю их и теперь, но, твердо уповая на милость Божию и уверенный в святости этого дела, я надеюсь, что Бог нас не оставит и благословит нас кончить его для благословения нашего любезного нам Отечества. Теперь с Божией помощью приступим к самому делу.
После этих слов члены Государственного Совета приступили к работе, первые две статьи проекта были оставлены без изменений: 1) об отмене крепостного права крестьян, живущих на помещичьих землях; 2) о даровании сим крестьянам прав свободного сельского состояния.
На этих заседаниях Государственного совета присутствовали и утвердили свое решение следующие члены: граф Блудов, великий князь Константин Николаевич, великий князь Михаил Николаевич, принц Петр Ольденбургский, граф Нессельроде, граф Петр Пален, граф Рибопьер, князь А. Меншиков, граф Клейнмихель, граф Берг, граф Адлерберг, князь Павел Гагарин, Александр Кочубей, граф Андрей Шувалов, Сергей Ланской, барон Николай Корф, граф Сумароков, граф С. Строганов, Николай Сухозанет, Александр Танеев, Густаф Гасфорт, барон Модест Корф, барон П. Мейендорф, Василий Мелихов, Ф. Литке, граф Панин, князь В. Долгоруков, Михаил Муравьев, Федор Прянишников, Н. Бахтин, Авраам Норов, граф Армфельт, Константин Чевкин, князь Александр Горчаков, барон Врангель, П. Брок, Н. Анненков, Евграф Ковалевский, Александр Княжевич, Павел Игнатьев, барон П. Рокасовский, Тымовский, Лев Сенявин.
Предложения Государственного совета подписал Государственный секретарь В. Бутков.
19 февраля 1861 года, подписывая это решение, Александр Второй сердечно благодарил великого князя Константина Николаевича, как председателя комитета, за неутомимую и примерную деятельность по решению этого сложнейшего вопроса, а также и всех членов комитета.
Так закончилась внутренняя борьба охранительного, реакционного, крайне помещичьего направления во главе с князем А.Ф. Орловым, председателем Государственного совета, потерявшим в ходе борьбы этот пост, и министром внутренних дел графом Сергеем Степановичем Ланским, который скорее всех понял замысел императора и со своими помощниками и товарищами А.И. Левшиным и Н.А. Милютиным возглавил государственное направление в решении вопроса об отмене крепостного права. Но это было только началом этой внутренней борьбы, и победа этой позиции была только мнимой. Вскоре получил отставку министр Ланской с благодарственным рескриптом, он получил графский титул, звание обер-камергера императорского дома, на его место был назначен Петр Александрович Валуев, директор департамента в Министерстве государственных имуществ и автор контрпроекта, который министр Муравьев представил в Главный комитет по крестьянскому вопросу и который существенно отличался от предложений Ростовцева и Николая Милютина.
Император Александр Второй поручил проводить политику отмены крепостного права тому, кто только что утверждал, что в принятом решении Главного комитета существует антидворянская позиция, желание поссорить два ведущих сословия в государстве. «Хлеб не сажают снопами, а сеют зерном», – любил повторять Валуев, высказываясь о длительности процесса отмены крепостного права, – в один день отменить его нельзя.
Любопытными воспоминаниями о Валуеве поделился князь Мещерский, который чуть ли не с детства был знаком с ним, «так как он женат был на дочери князя Вяземского, дяди моей матери, а дети его были мои сверстники». В юности, как только он окончил университетский курс, его мать, образованная и умная женщина, нашла, что ее сын недостаточно образован, чтобы сделать карьеру в императорском обществе, вместе с ним она уехала в деревню, и два года ушло на образование сына, он учил французский, немецкий, русский, она заставляла его выступать то по-французски, то по-немецки, то по-русски на одну и ту же тему, она развила в нем умение говорить, полемизировать, быть интересным в обществе, она научила его многому, он узнал историю, русскую и иностранную литературу, умение управлять. И с этим они приехали в Москву, Валуев был представлен императору Николаю Первому, произвел хорошее впечатление, порекомендовал его графу Блудову… Князь Мещерский помнил Валуева и в доме его тетки, Авроры Карамзиной, у которой Валуев познакомился с большим кругом светских людей, в том числе и с министром иностранных дел князем Горчаковым. «Валуев говорил плавно и медленно; Горчаков, наоборот, говорил скоро, но тем не менее ему понравился Валуев, а так как Горчаков был постоянно в интимном кругу Государя и Императрицы, то несомненно, что он правду говорил, когда уверял мою тетку, что он помог величию Валуева», – вспоминал Мещерский. Аврора Карамзина познакомила его с великой княгиней Марией Николаевной, и тут Валуев проявил себя с блеском, понравился великой княгине, которая тут же поделилась своими впечатлениями с императором. Валуев был статен, красив, говорил талантливо и с известной торжественностью, что сразу привлекало к нему внимание, и он становился центром гостей, беседующих между собой.
Так что ничего нового в его возвышении не наблюдалось, все шло своим чередом.
Естественно, если он писал контрпроект по крестьянскому вопросу от имени графа Муравьева, защищавшего дворянские, помещичьи права, то Валуев первым делом убрал антидворянскую оппозицию, Панин сам ушел, а Николай Милютин, Юрий Самарин, князь Владимир Черкасский, составлявшие «пристрастный образ реформаторов», которым не симпатизировал император и которые видели в своих преобразованиях победу над всесильным врагом в образе земельного дворянства, как писал князь Мещерский, питали в своих попытках реформировать некую «ненависть к дворянству», вынуждены были покинуть свои заметные посты и удалиться на покой, ибо благодаря этим деятелям «вся реформа приняла тенденциозный и политический антидворянский характер»…
Князь Мещерский дал блистательную характеристику великого князя Константина Николаевича, младшего брата императора, его выделяла даровитость и стремление реформировать Россию, он искал талантливых людей, чтобы они помогали ему в его министерстве, но были и дурные стороны его характера: «Одна личность, близко его знавшая с ранней молодости, – писал князь Мещерский, – с его собственных слов, очень рельефно характеризовала это дурное в нем: то это были припадки сильнейшей надменности и заносчивости, то проявление непобедимого высокомерия, не терпевшего ни противоречия, ни даже спора; то это были признаки какой-то потребности согнуть чью-либо волю, поразить кого-либо в самое больное место, уколоть кого-нибудь. Анализ этот был сделан в то время над самим собою великим князем, причем он прибавлял в задушевной беседе с этою личностью, т. е. с автором этих воспоминаний, следующие интересные слова: «Они, эти дурные черты, во мне сидят, как злой дух; они сильны во мне, и вы не поверите, каких мне усилий требуется с ними бороться… Я иногда побеждаю моего внутреннего врага совсем, и тогда я сам себя не узнаю, до того я становлюсь добр и восприимчив ко всему доброму; а иногда, наоборот, я чувствую себя под гнетом этого дурного; я так чувствую, как будто во мне сидит кто-нибудь другой, какой-то злой человек и распоряжается моим умом и моим сердцем. Молиться за меня надо», – прибавил молодой великий князь. Я запомнил и записал эти замечательные слова, столь симпатично освещающие эту замечательную личность недавнего прошлого».
Великий князь Константин Николаевич был живой и порывистый человек, его мысли и участие в государственных делах, его кипевший жизнью темперамент, его любознательность и жажда быть полезным России приносили большую прибыль государству, но и он был отдален от реальных последствий отмены крепостного права…
Впервые дни после 19 февраля 1861 года и в первые дни после оглашения положений 19 февраля Александр Второй получал десятки, сотни поздравлений от бывших крепостных, от придворной знати, от помещиков, от городского населения, читавшего письма и записки Герцена из свободного Лондона и делавшего свои представления о своей эпохе. Александр Второй избрал примирительный путь взаимодействия крепостных и помещиков, а для этого и назначил новых людей, чтобы быть уверенным в этом деле.
Император Александр Второй, открывая совещание, сказал:
– Дело об освобождении крестьян, которое поступило на рассмотрение Государственного совета, по важности своей я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества. Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры. У меня есть еще и другое убеждение, а именно что откладывать это дело нельзя; почему я требую от Государственного совета, чтобы оно было им кончено в первую половину февраля и могло быть объявлено к началу полевых работ; возлагаю это на прямую обязанность председательствующего в Государственном совете. Повторяю, и это моя непременная воля, чтоб дело это теперь же было кончено. Вот уже четыре года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожидания как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства. Я не могу не удивляться и не радоваться, уверен, что и вы все также радуетесь тому доверию и спокойствию, какое выказал наш добрый народ в этом деле. Хотя опасения дворянства, до некоторой степени, понятны, ибо они касаются до самых близких и материальных интересов каждого, при всем том я не забываю и не забуду, что приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства, и я счастлив, что мне суждено свидетельствовать об этом пред потомством. При личных моих разговорах с губернскими предводителями дворянства и во время путешествий моих по России я не скрывал моего образа мыслей и взгляда на занимающий всех нас вопрос и говорил везде, что это преобразование не может совершиться без некоторых пожертвований с их стороны и что все старание мое заключается в том, чтобы пожертвования эти были сколь возможно менее обременительны и тягостны для дворянства. Я надеюсь, господа, что при рассмотрении проектов, представленных в Государственном совете, вы убедитесь, что все, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, сделано; если же вы найдете нужным в чем-либо изменить или добавить представленную работу, то я готов принять ваши замечания; но прошу только не забывать, что основанием всего дела должно быть улучшение быта крестьян и улучшение не на словах только, и не на бумаге, а на самом деле.
Прежде чем приступить к подробному рассмотрению самого проекта, хочу изложить вкратце исторический ход этого дела. Вам известно происхождение крепостного права. Оно у нас прежде не существовало: право это установлено самодержавною властью, и только самодержавная власть может уничтожить его, а на это есть моя прямая воля.
Предшественники мои чувствовали все зло крепостного права и постоянно стремились если не к прямому его уничтожению, то к постепенному ограничению произвола помещичьей власти.
С этою целью при императоре Павле был издан закон о трехдневной барщине; при императоре Александре, в 1803 году, закон о свободных землепашцах; а при родителе моем, в 1842 году, указ об обязанных крестьянах. Оба последние закона были основаны на добровольных соглашениях, но, к сожалению, не имели успеха. Свободных хлебопашцев всего немного более 100 000, а обязанных крестьян и того менее. Многие из вас, бывшие члены Совета при рассмотрении закона об обязанных поселянах, вероятно, припомните те суждения, которые происходили в присутствии самого государя. Мысль была благая, и, если бы исполнение закона не было обставлено, может быть и с умыслом, такими формами, которые останавливали его действия, то введение в исполнение этого закона тогда же во многом облегчило бы настоящее преобразование. Покойный мой родитель постоянно был занят мыслью освобождения крестьян. Я, вполне ей сочувствуя, еще в 1856 году, перед коронацией, бывши в Москве, обратил внимание предводителей дворянства Московской губернии на необходимости заняться улучшением быта крепостных крестьян, присовокупив к тому, что крепостное право не может вечно продолжаться и что потому лучше, чтобы преобразование это совершилось сверху, чем снизу. Вскоре после того, в начале 1857 года, я учредил, под личным моим председательством, особый комитет, которому поручил заняться принятием мер к постепенному освобождению крестьян. В конце того же 1857 года поступило решение от трех Литовских губерний, просивших приступить прямо к освобождению крестьян. Я принял это прошение, разумеется, с радостью и отвечал рескриптом от 20 ноября 1857 года на имя генерал-губернатора Назимова. В этом рескрипте указаны главные начала, на коих должно совершиться преобразование; эти главные начала должны и теперь служить основанием наших рассуждений. Мы желали, давая личную свободу крестьянам и признавая землю собственностью помещиков, не сделать из этих крестьян людей бездомных и потому вредных, как для помещика, так и для государства. Эта мысль служила основанием работ, представленных теперь Государственному совету Главным комитетом. Мы хотели избегнуть того, что происходило за границей, где преобразование совершалось почти везде насильственным образом; пример этому, весьма дурной, мы видели в Австрии, и именно в Галиции, где безземельное освобождение крестьян в Остзейских губерниях сделало из тамошних крестьян население весьма жалкое, и только теперь, после сорока лет, нам удалось улучшить их быт, определив правильные их отношения к помещикам. То же было и в царстве Польском, где свобода была дана Наполеоном без определения поземельных отношений и где безземельное освобождение крестьян имело последствием, что власть помещиков сделалась для крестьян тяжелее, чем прежнее крепостное право. Это вынудило моего покойного родителя издать в 1846 году особые правила для определения отношений крестьян к помещикам и в царстве Польском.
Вслед за рескриптом, данным генерал-губернатору Назимову, начали поступать просьбы от дворянства от других губерний, которым были даны ответы рескриптами, на имя генерал-губернаторов и губернаторов, сходного содержания с первым. В этих рескриптах заключались те же главные начала и основания и разрешалось приступить к делу на тех же указанных мною началах. Вследствие того были учреждены губернские комитеты, которым для облегчения их работ была дана особая программа. Когда, после данного на то срока, работы комитетов стали поступать сюда, я разрешил составить особые Редакционные комиссии, которые должны были рассмотреть проекты губернских комитетов и сделать общую работу в систематическом порядке. Председателем этих комиссий был сначала генерал-адъютант Ростовцев, а по кончине его граф Панин. Редакционные комиссии трудились в продолжение года и семи месяцев, и, несмотря на все нарекания, может быть, отчасти и справедливые, которым комиссии подвергались, они окончили свою работу добросовестно и представили ее в Главный комитет. Главный комитет под председательством моего брата трудился с неутомимой деятельностью и усердием. Я считаю обязанностью благодарить всех членов комитета, а брата моего в особенности, за их добросовестные труды в этом деле.
Взгляды на представленную работу могут быть различны. Потому все различные мнения я выслушаю охотно, но я вправе требовать от вас одного, чтобы вы, отложив все личные интересы, действовали как государственные сановники, облеченные моим доверием. Приступая к этому важному делу, я не скрывал от себя всех тех затруднений, которые нас ожидали, и не скрываю их и теперь, но, твердо уповая на милость Божию и уверенный в святости этого дела, я надеюсь, что Бог нас не оставит и благословит нас кончить его для благословения нашего любезного нам Отечества. Теперь с Божией помощью приступим к самому делу.
После этих слов члены Государственного Совета приступили к работе, первые две статьи проекта были оставлены без изменений: 1) об отмене крепостного права крестьян, живущих на помещичьих землях; 2) о даровании сим крестьянам прав свободного сельского состояния.
На этих заседаниях Государственного совета присутствовали и утвердили свое решение следующие члены: граф Блудов, великий князь Константин Николаевич, великий князь Михаил Николаевич, принц Петр Ольденбургский, граф Нессельроде, граф Петр Пален, граф Рибопьер, князь А. Меншиков, граф Клейнмихель, граф Берг, граф Адлерберг, князь Павел Гагарин, Александр Кочубей, граф Андрей Шувалов, Сергей Ланской, барон Николай Корф, граф Сумароков, граф С. Строганов, Николай Сухозанет, Александр Танеев, Густаф Гасфорт, барон Модест Корф, барон П. Мейендорф, Василий Мелихов, Ф. Литке, граф Панин, князь В. Долгоруков, Михаил Муравьев, Федор Прянишников, Н. Бахтин, Авраам Норов, граф Армфельт, Константин Чевкин, князь Александр Горчаков, барон Врангель, П. Брок, Н. Анненков, Евграф Ковалевский, Александр Княжевич, Павел Игнатьев, барон П. Рокасовский, Тымовский, Лев Сенявин.
Предложения Государственного совета подписал Государственный секретарь В. Бутков.
19 февраля 1861 года, подписывая это решение, Александр Второй сердечно благодарил великого князя Константина Николаевича, как председателя комитета, за неутомимую и примерную деятельность по решению этого сложнейшего вопроса, а также и всех членов комитета.
Так закончилась внутренняя борьба охранительного, реакционного, крайне помещичьего направления во главе с князем А.Ф. Орловым, председателем Государственного совета, потерявшим в ходе борьбы этот пост, и министром внутренних дел графом Сергеем Степановичем Ланским, который скорее всех понял замысел императора и со своими помощниками и товарищами А.И. Левшиным и Н.А. Милютиным возглавил государственное направление в решении вопроса об отмене крепостного права. Но это было только началом этой внутренней борьбы, и победа этой позиции была только мнимой. Вскоре получил отставку министр Ланской с благодарственным рескриптом, он получил графский титул, звание обер-камергера императорского дома, на его место был назначен Петр Александрович Валуев, директор департамента в Министерстве государственных имуществ и автор контрпроекта, который министр Муравьев представил в Главный комитет по крестьянскому вопросу и который существенно отличался от предложений Ростовцева и Николая Милютина.
Император Александр Второй поручил проводить политику отмены крепостного права тому, кто только что утверждал, что в принятом решении Главного комитета существует антидворянская позиция, желание поссорить два ведущих сословия в государстве. «Хлеб не сажают снопами, а сеют зерном», – любил повторять Валуев, высказываясь о длительности процесса отмены крепостного права, – в один день отменить его нельзя.
Любопытными воспоминаниями о Валуеве поделился князь Мещерский, который чуть ли не с детства был знаком с ним, «так как он женат был на дочери князя Вяземского, дяди моей матери, а дети его были мои сверстники». В юности, как только он окончил университетский курс, его мать, образованная и умная женщина, нашла, что ее сын недостаточно образован, чтобы сделать карьеру в императорском обществе, вместе с ним она уехала в деревню, и два года ушло на образование сына, он учил французский, немецкий, русский, она заставляла его выступать то по-французски, то по-немецки, то по-русски на одну и ту же тему, она развила в нем умение говорить, полемизировать, быть интересным в обществе, она научила его многому, он узнал историю, русскую и иностранную литературу, умение управлять. И с этим они приехали в Москву, Валуев был представлен императору Николаю Первому, произвел хорошее впечатление, порекомендовал его графу Блудову… Князь Мещерский помнил Валуева и в доме его тетки, Авроры Карамзиной, у которой Валуев познакомился с большим кругом светских людей, в том числе и с министром иностранных дел князем Горчаковым. «Валуев говорил плавно и медленно; Горчаков, наоборот, говорил скоро, но тем не менее ему понравился Валуев, а так как Горчаков был постоянно в интимном кругу Государя и Императрицы, то несомненно, что он правду говорил, когда уверял мою тетку, что он помог величию Валуева», – вспоминал Мещерский. Аврора Карамзина познакомила его с великой княгиней Марией Николаевной, и тут Валуев проявил себя с блеском, понравился великой княгине, которая тут же поделилась своими впечатлениями с императором. Валуев был статен, красив, говорил талантливо и с известной торжественностью, что сразу привлекало к нему внимание, и он становился центром гостей, беседующих между собой.
Так что ничего нового в его возвышении не наблюдалось, все шло своим чередом.
Естественно, если он писал контрпроект по крестьянскому вопросу от имени графа Муравьева, защищавшего дворянские, помещичьи права, то Валуев первым делом убрал антидворянскую оппозицию, Панин сам ушел, а Николай Милютин, Юрий Самарин, князь Владимир Черкасский, составлявшие «пристрастный образ реформаторов», которым не симпатизировал император и которые видели в своих преобразованиях победу над всесильным врагом в образе земельного дворянства, как писал князь Мещерский, питали в своих попытках реформировать некую «ненависть к дворянству», вынуждены были покинуть свои заметные посты и удалиться на покой, ибо благодаря этим деятелям «вся реформа приняла тенденциозный и политический антидворянский характер»…
Князь Мещерский дал блистательную характеристику великого князя Константина Николаевича, младшего брата императора, его выделяла даровитость и стремление реформировать Россию, он искал талантливых людей, чтобы они помогали ему в его министерстве, но были и дурные стороны его характера: «Одна личность, близко его знавшая с ранней молодости, – писал князь Мещерский, – с его собственных слов, очень рельефно характеризовала это дурное в нем: то это были припадки сильнейшей надменности и заносчивости, то проявление непобедимого высокомерия, не терпевшего ни противоречия, ни даже спора; то это были признаки какой-то потребности согнуть чью-либо волю, поразить кого-либо в самое больное место, уколоть кого-нибудь. Анализ этот был сделан в то время над самим собою великим князем, причем он прибавлял в задушевной беседе с этою личностью, т. е. с автором этих воспоминаний, следующие интересные слова: «Они, эти дурные черты, во мне сидят, как злой дух; они сильны во мне, и вы не поверите, каких мне усилий требуется с ними бороться… Я иногда побеждаю моего внутреннего врага совсем, и тогда я сам себя не узнаю, до того я становлюсь добр и восприимчив ко всему доброму; а иногда, наоборот, я чувствую себя под гнетом этого дурного; я так чувствую, как будто во мне сидит кто-нибудь другой, какой-то злой человек и распоряжается моим умом и моим сердцем. Молиться за меня надо», – прибавил молодой великий князь. Я запомнил и записал эти замечательные слова, столь симпатично освещающие эту замечательную личность недавнего прошлого».
Великий князь Константин Николаевич был живой и порывистый человек, его мысли и участие в государственных делах, его кипевший жизнью темперамент, его любознательность и жажда быть полезным России приносили большую прибыль государству, но и он был отдален от реальных последствий отмены крепостного права…
Впервые дни после 19 февраля 1861 года и в первые дни после оглашения положений 19 февраля Александр Второй получал десятки, сотни поздравлений от бывших крепостных, от придворной знати, от помещиков, от городского населения, читавшего письма и записки Герцена из свободного Лондона и делавшего свои представления о своей эпохе. Александр Второй избрал примирительный путь взаимодействия крепостных и помещиков, а для этого и назначил новых людей, чтобы быть уверенным в этом деле.
<< Назад Вперёд>>
