Глава 3. Странная полемика Ростислава Фадеева
   Милютин записку передал при очередном докладе. Император вскоре ее вернул со словами:
   – В записке есть много справедливого… – и попросил продолжать свой доклад, а потом высказал ряд своих обычных точных замечаний по докладу. А Милютин остался недоволен этой встречей и словами, которые бросил император по поводу записки. «Не хочет, чтобы я вмешивался в общие дела, выходящие из специального круга военного ведомства. Давно твердят государю, что я либерал, демократ, красный и вообще человек опасный… Но ведь он же хорошо знает, что я за монархию, за единодержавие, а то все будет как в Берлине: четыре года Бисмарк страдал от ландтага, не дающего ему полноты действий», – думал после этой встречи Милютин. – Я стал в странные отношения к моим коллегам, составляя как бы оппозицию в самом составе правительства. Ведь с 4 апреля взяла власть партия квазиконсерваторов или, вернее сказать, партия ретроградов. Представителем ее на первом плане является граф Петр Шувалов, к нему примыкают все те личности, которые и прежде не сочувствовали либеральным, александровским, реформам. Партия эта задумала воспользоваться преступным выстрелом Каракозова, чтобы внушить государю недоверие ко всему, что было сделано на славу его царствования, и под видом укрепления расшатанной будто бы самодержавной власти восстановить господство высшего сословия над массой, по идеалу прибалтийских баронов, но ведь и против прибалтийских баронов возникла у нас полемика… Нет, не так-то все просто у графа Шувалова и его партии, общество проснулось, возврата к реакции не будет…»
   Но это было только начало тяжких размышлений, Шувалов приобрел у императора большое влияние и пользовался каждым случаем, чтобы скомпрометировать военного министра, указывая на его «красноту», но из этих поползновений так ничего и не вышло: Александр Второй видел преданность военного министра и его деловые качества, а хитросплетения графа Шувалова тут же распознал, зная всю его родословную, женитьбу отца на богатейшей вдове Платона Александровича Зубова, последнего любовника Екатерины Великой, получившей от него ежегодное наследство 120 тысяч рублей ассигнациями. Княгиня Фекла, дочь бедного шляхтича, назвавшая себя Тэклой, покорила всех своей красотой и богатством, а Андрей Петрович Шувалов, отец Петра Андреевича, познакомился с ней в Вене, куда она, овдовев, приехала в качестве путешественницы, а в Петербурге и Москве женихов хватало, и она выбрала себе покорного ее воле Андрея Петровича, нынешнего обер-гофмаршала, они были сверстниками, он не стеснял ее ни в чем, имел родовитую биографию, был хитер, ловок, довольно неразборчив в достижении целей, а через несколько месяцев после женитьбы у них и родился Петр Андреевич Шувалов, который был начальником всероссийской жандармерии, а теперь – шеф жандармов. Как уж Шувалов старался уговорить Александра Второго дать отставку Милютину, но ничего не получилось: такого министра, как Милютин, грамотного в военном деле, талантливого писателя, особенно великолепно умеющего излагать все самые болезненные вопросы военной реформы, разработавшего план победы над имамом Шамилем, найти просто не удалось…
   В конце 1866 года, как свидетельствуют документы, граф Шувалов и министр внутренних дел Тимашев вновь предприняли атаку на Милютина, указывая на его ошибки в реорганизации русской армии, опасность такого направления для государственной безопасности, но Александр Второй вновь не увидел ничего страшного в том, что делал Дмитрий Милютин, и угрожавшая ему отставка вновь не состоялась.
   В 1868 году Шувалов и Тимашев со своими подручными вновь начали атаку на Милютина, на этот раз острой критике подвергся «Русский инвалид», как орган Военного министерства, составили всеподданнейший доклад Александру Второму об особой патриотической группе критиков и журналистов, которые последовательно выполняют все указания военного министра, порой спорные, неточные или просто ошибочные. Александр Второй отправил доклад в Совет министров, здесь обсудили и запретили выпуск журнала, как органа Военного министерства. Вскоре журнал ««Русский инвалид» стал выходить как ведомственная газета. Но это было только начало новой атаки на военного министра Дмитрия Милютина.
   В конце 1868 года атака на военного министра вновь обострилась.
   «Уже несколько дней, – писал Юрий Самарин Дмитрию Милютину в конце года, – ходят об Вас в Москве странные слухи. Рассказывают, что государь, будто бы сказал в. к. наследнику, что ему бы хотелось узнать, какого мнения Москва о военном министре; что слова эти будто бы дошли до генерал-адъютанта Зеленого, который будто бы через преданных ему людей распространяет их в средних и низших слоях здешнего городского общества, подбивая его к какой-нибудь манифестации в Вашу пользу. Говорят, что по фабрикам и мастерским кем-то разносятся благодарственные адреса на Ваше имя и вербуются подписи… Сегодня поутру к старшине здешнего ремесленного сословия Буханову явился совершенно ему незнакомый господин, который не назвался и подал ему адрес, требуя от него, чтобы он подписал его от имени всего ремесленного сословия, притом без дальних размышлений, так как городской голова князь Щербатов одобряет этот адрес и сочувствует этому делу. Осторожный Буханов, однако, не подписал и отправился к князю Щербатову, который от него первого узнал, к немалому своему удивлению, обо всем этом деле…»
   Милютин узнал об этой новой атаке со стороны Шувалова и Тимашева не только из письма Самарина, несколько человек предупреждали его об этом.
   Милютин, ссылаясь на письма друзей, во время очередного доклада Александру Второму рассказал и об эпизоде межведомственной борьбы, не утихавшей со времени прихода к власти графа Шувалова. Александр Второй, находившийся под мощным влиянием графа, прекратил его атаки на военного министра. Но это была лишь тайная, подспудная борьба недругов Дмитрия Алексеевича. В печати развернулась открытая полемика против военных реформ, против Милютина выступил генерал Р.А. Фадеев, работавший в Военном министерстве. Поняв этакую неловкость своего положения, он обратился к князю Барятинскому, который тут же пригласил его к себе помощником, а утвердили его своим сотрудником в Министерстве внутренних дел. Так что Шувалов и Тимашев взяли к себе еще и военного писателя и журналиста, который писал против военной реформы и против Милютина как реформатора, выполняя преимущественно замыслы князя Барятинского, который предполагал реформировать русскую армию по прусскому образцу.
   Генерал-майор Ростислав Андреевич Фадеев (1824–1883) в связи с этим писал помощнику главнокомандующего Кавказской армии князю Дмитрию Ивановичу Святополк-Мирскому (1825–1899) в те же времена: «По письму фельдмаршала государь согласился отпустить меня к нему редактором антимилютинской работы, с зачислением в Министерство внутренних дел, чтобы изъять меня из-под военной власти…»
   Фадеев печатал свои статьи в газетах «Весть» и «Московские ведомости», в журналах «Русский вестник» и «Русский мир».
   Суть статей Фадеева можно понять из его полемического письма Ю. Самарину: «Продолжающееся царство Милютина, которое есть чистейший остаток банды, выстроившей Россию 1861 года, о благонамеренности которой Вы считаете возможным говорить так громко».
   Дело, оказывается, не в Милютине и его реформах, а в том, что Фадеев выражал «боярские» взгляды крепостников против реформы 1861 года.
   «Царство Милютина» – «чистейший остаток банды» – вот что надо было разгромить статьями Федорова, а вслед за ним, уже опираясь на высказанное в прессе, князь Барятинский так же, как Шувалов и Тимашев, решил добиваться отставки и самого Милютина, отказаться от всего, чтобы было сделано в военных преобразованиях по созданию армии нового типа, вернуться к тому, что было при Николае Первом, и начать переорганизацию армии заново, как в Пруссии. Князь Барятинский видел в Милютине, как и многие боевые генералы, человека кабинетного с «кабинетным образом мыслей», то, что он начал свою службу на Кавказе, был ранен, как-то забывалось, а то, что он был профессором, читал лекции, был штабным работником и при военном министре, и при Барятинском, – это помнилось всегда в разговорах военных и при дворе. Хорошо помнили и его образ мыслей, его выступления и его предложения.
   П.А. Зайончковский в биографическом очерке о Милютине резко осуждает и князя Барятинского, и Р. Фадеева за полемику против военных реформ, которые, дескать, ратуют «за прусскую систему организации и управления армии», но вот открываем иную книгу – А.А. Керсновский. «История русской армии», написанную молодым ученым в 30-х годах в Париже, – и читаем совсем другую точку зрения и на реформы, и на полемистов против реформ.
   А. Керсновский стремится к объективным оценкам действующих лиц и их предложений, он видит достоинства в реформе Милютина и существенные недостатки, и не только сам видит, но и дает объективную оценку полемики, развернувшейся в 1868 году, когда Милютин только что опубликовал новое Положение о полевом управлении войск вместо устаревшего Положения 1846 года, явно «централизаторское»: «Прежнее устройство отличалось крайней централизацией, которая уничтожала всякую инициативу административных органов, стесняла их мелочной опекой высших властей», – писал Милютин императору, начиная реформы еще несколько лет тому назад, и Александр Второй поддержал его начинания. «Оно поражает своим бюрократическим духом, – писал Керсновский о новом Положении 1868 года, – преобладанием канцелярского элемента над собственно штабным и штабного над строевым. За все время существования русской армии здесь в первый раз ни словом не упомянуто о монархе. Зато с избытком упомянуто о министре: весь «полевой штаб Действующей армии есть не что иное, как исполнительный орган Военного министерства» – и все Положение клонится к тому, чтобы главнокомандующим был назначен военный министр. Те же идеи будет проводить впоследствии и генерал Сухомлинов.
   Самая война ведется, согласно Положению, импровизированными каждый раз для данной цели «отрядами». Если все наши Положения характеризовать лапидарными определениями, то к милютинскому подойдет определение «канцелярско-отрядного». Бюрократическое управление войсками, импровизационное вождение войск. Все это дало Эски-Загру и три Плевны…»
   Барятинский хорошо понимал начальника Генерального штаба Мольтке, который реформировал прусскую армию так, что войска были полностью независимы и подчинялись только своим командирам; а русский реформатор Милютин сделал войска зависимыми от канцелярии военного министра: главный штаб полностью подчинился военному министру, «превращен в один из министерских канцелярских «столов».
   Фельдмаршал Барятинский, размышляя над новым Положением 1868 года и реальным положением в русской армии, предчувствовал, что могут возникнуть такие обстоятельства, когда армия дрогнет, расползется без четкого управления, угаснет боевой ее дух, привитый ей прежними славными военачальниками, Румянцевым, Суворовым, Паскевичем, новое Положение имеет столько недостатков, что вряд ли стоит его принимать в таком виде. Это «нестроевое» Положение, оно может нанести вред России.
   «Боевой дух армии, – писал Барятинский Александру Второму, – необходимо исчезнет, если административное начало, только содействующее, начнет преобладать над началом, составляющим честь и славу воинской службы… Зачем учреждения военного времени истекают у нас из учреждений мирных? Так как армия существует для войны, то и выводы должны быть обратными. Между тем новое военное Положение вышло из нынешнего мирного, послужив ему основанием, рамой. На военный Устав 46-го года никто не жаловался, напротив, военными людьми всего света он признан за совершенство». В новом Положении есть «унижение воинского начала перед административным, основанном у нас теперь на двойственной полуподчиненности и на оскорбительном чувстве взаимного недоверия, не свойственном военному духу… От военного министра не требуется боевых качеств; он должен быть хорошим администратором. Оттого у нас он чаще назначается из людей, неизвестных армии, в военном деле мало или вовсе опыта не имеющих, а иногда не только в военное, но и в мирное время никогда солдатами не командовавших. Впрочем, неудобств от этого быть не может, если военный министр строго ограничивается установленным для него кругом действий. Вождь армии избирается по другому началу. Он должен быть известен войску и Отечеству своей доблестью и опытом… Новое Положение умаляет власть и должность главнокомандующего, поставленного в полную зависимость от центрального военного управления, получившего значение гофкригсрата… Управление армией понижено в значении, начальник штаба поставлен в зависимость вредную и небывалую от военного министра… Армия на войне подобна кораблю на океане, снаряженному сообразно указанной ему цели; он заключает в самом себе все средства существования и успешности. Как корабль, армия составляет независимое целое, доверенное главнокомандующему на тех же основаниях самостоятельной отдельности, как корабль отдается капитану, посылаемому вокруг света. В этом уподоблении заключается та непогрешимая и священная истина, которая до сих пор служила основой нашего устройства на войне. При составлении нового Положения Военному министерству следовало прежде всего оградить эту основу от всяких посягательств. Вместо того в задачу составителям Положения поставлено было сохранить прежде всего неприкосновенность отношений, установленных для мирного времени между министром и армиею. Значит, с самого же начала нарушено было должное отношение между главными сторонами дела. Нельзя применять во что бы то ни стало незыблемое к условленному».
   И полемика в печати тоже была по сути о новом Положении о полевом управлении войск, многие части которого нуждались еще в улучшении.
   К полемике Милютин привык, почти вся жизнь его была в противодействии каким-то препонам. И немало в его военной судьбе случаев, когда человек пребывал, допустим, в каком-то тайном революционном обществе под воздействием идей Герцена и Чернышевского, ратовал за созыв бессословного народного собрания, за право каждого на землю и прочие демократические лозунги, а потом, одумавшись, приходил к общегосударственным ценностям. Совсем недавно Николай Николаевич Обручев (1830–1904), профессиональный военный, закончил кадетский корпус и Академию Генерального штаба примкнул к обществу «Земля и воля», познакомился там со всеми руководителями – и со Слепцовым, и с Серно-Соловьевичем, и с Курочкиным, но потом понял узость и бесперспективность этого общества и вновь полностью отдался военному делу, генерал-майор, профессор Николаевской академии Генерального штаба, а совсем недавно назначен на должность члена и управляющего делами Военно-ученого комитета, ближайший помощник военного министра, редактор военно-научного журнала «Военный сборник». Крупный теоретик и стратег, некоторые военные в шутку поговаривают о нем как о «русском Мольтке», великом реформаторе прусской армии. И такая бывает полемика с самим собой… Чего только не случается с человеком в молодости, особенно тогда, когда он хочет быть полезным своему Отечеству.
   Милютина привлекла и судьба Павла Матвеевича Обухова, с большой золотой медалью он закончил Институт корпуса горных инженеров, блестящий изобретатель, его пушка из обуховской стали на Всемирной выставке в Лондоне сделала без повреждений четыре тысячи выстрелов и получила золотую медаль. Вместе с горным инженером Путиловым он построил крупный сталелитейный и орудийный завод в Петербурге… Зачем теперь нам покупать орудия за границей? Но с императором и по этим вопросам приходится полемизировать, спорить… Ведь Александр Второй хоть и поддерживал военные реформы, но душой он был со старыми порядками, любил военную форму, строевую подготовку николаевских офицеров и солдат, парады, полковые праздники… А теперь вот отвечай на полемику фельдмаршалу Барятинскому и генералу Фадееву. Не только отвечать на полемику, но и как можно больше выпросить у министра Рейтерна финансовой поддержки, сколько уж лет идет реформа, а денег не дают и не дают, а если дадут, то по минимуму.
   Иной раз советники указывали Милютину на книгу покойного Александра Ивановича Астафьева (1816–1863) «О современном военном искусстве» – генерал, военный теоретик, его книга действительно оказала влияние и на самого Милютина, и на окружающий его мир соотечественников; чаще указывали на графа Гельмута Мольтке (1800–1891), фельдмаршала и крупного реформатора прусской армии, выигравшей битвы и с датчанами, и австрийцами и чувствующей себя властелином на Европейском континенте; указывали и на фельдмаршала Румянцева, выигравшего и Семилетнюю войну, и 1-ю Русско-турецкую, названную по его имени – Румянцевской, имевшего в учениках и последователях Суворова, Кутузова, Потемкина. И столько возникало других идей и направлений, и все вроде бы заманчивые, влекущие их осуществить… И Милютину чаще всего приходилось оказываться в роли Дон Кихота, который что-то хочет сделать благородное и высокое, а, оказывается, налетает с поднятым копьем на какую-нибудь простую ветряную мельницу, и вся эта затея оказывается зряшной… А тут еще и Отто фон Бисмарк со своими претензиями объединить все германские королевства и княжества, а это значит увеличение расходов на армию в несколько раз большую, чем русские финансы, идущую на армию, а в итоге наша армия слабеет, а германская становится все сильнее и сильнее… А так не хочется оказаться в роли Дон Кихота, благородного в своих помыслах и бессильного в повседневных делах.
   В 1867 году генерал-майор Фадеев работал в Военном министерстве и писал в газетах и журналах лишь в пользу военных реформ. Печатался он в то время в «Русском вестнике», журнале близкого Милютину Каткова: «Общее преобразование наших военных учреждений, – вспомнил Милютин статью Фадеева, – начавшееся с 1862 года, справедливо может быть названо девятнадцатым февраля русской армии… Значение закладываемой военной системы так велико, что его нельзя судить в полном объеме с одной положительной точки зрения, по тому только, что уже совершено или будет совершено в ближайшее время. Главная черта его – установление правильного соотношения между потребностями и средствами, подведение к каждой потребности того именно источника, из которого она самым естественным образом удовлетворяется, одним словом, замещение искусственного, заимствованного устройства вооруженных сил устройством натуральным, соответствующим нашим особенностям и в этом смысле национальным русским… Главная заслуга совершаемого ныне преобразования состоит в том, что оно одинаково раскрывает дверь будущим, как и насущным потребностям, равно облегчая удовлетворение их…»
   Фадеев решительно поддержал децентрализацию Военного министерства, назвал прежнюю «безличной и механической работой бюрократии», поддержал реформу военно-учебных заведений, выпускающих образованных офицеров, поддержал новое Положение по организации войск, военные реформы сравняли Россию с 80 миллионами населения с Европой, дали «возможность неограниченной усовершимости, не сходя с принятых оснований».
   В 1868 году Фадеев напечатал книгу «Вооруженные силы России», в которой решительно отказался от недавно высказанного в печати, опираясь на мнения «знаменитых военных людей», «многие подробности» ему пришлось «изменить».
   Всю зиму 1869 года Фадеев прожил в доме Барятинского, готовил доклад от его имени Александру Второму о военных реформах. «Я об него, как об оселок, проверял свои мысли», – признавался князь Барятинский, а Барятинский как раз и был тем самым знаменитым военным человеком, мнения которого так решительно изменили содержание книги Фадеева.
   В это же время газета «Весть», занимавшая аристократическую, антилиберальную позицию, также резко выступила против военных реформ, против преобразователей, против новых людей, имена которых были известны лишь в науке и администрации, и поддержала в своей статье мысли Фадеева в его публикациях. «Весть», отмечая военный опыт Фадеева в Кавказской армии под водительством Барятинского, предлагает совершенно изменить военные реформы, как это замыслили князь Барятинский и генерал Фадеев.
   Александр Второй, внимательно следивший за ходом полемики и знавший из устных докладов Милютина о его мнениях по высказанному, тем более что Александр Второй дал почитать военному министру и доклад Барятинского, весь испещренный своими карандашными замечаниями, опровергающими высказывания князя; более того, доклад Барятинского вновь посылали на отзыв фельдмаршалу Бергу и великому князю Михаилу Николаевичу, которые не согласились с князем и опять же поддержали новое Положение о полевом управлении войсками, совершенно успокоил военного министра в том, что пусть полемика идет сама собой, в бой вступать мы не собираемся, но очень прошу вас, Дмитрий Алексеевич, прекратить публикацию статей в «Военном сборнике» и «Русском инвалиде» об уравнении в чинах офицеров гвардии и армии офицеры гвардии с малых лет служат, армейские же получают чины позднее…


<< Назад   Вперёд>>