Глава пятая. Вена: вопреки ожиданиям
Кроме умения договариваться важно еще своевременно объективно и всесторонне оценивать результаты проведенных переговоров, прогнозировать их возможное влияние на развитие будущих событий, иначе внешне положительные результаты, достигнутые в ходе той или иной официальной или неофициальной встречи, могут превратиться в свою противоположность. Поэтому в дипломатии нельзя допускать ошибок65.
Для достижения положительных результатов на переговорах также не следует поучать партнера и торопить события.
В июне 1961 года в ходе советско-американской встречи на высшем уровне в Вене, сопровождавшейся ослепительной улыбкой Жаклин Кеннеди и дополнявшейся обаятельной мудростью Нины Петровны Хрущевой, были допущены ошибки, которые касались не протокола, а тактики ведения переговоров и их содержания. Эти ошибки еще больше обострили противоречия, существовавшие между СССР и США, и повлекли за собой последующее негативное развитие событий, остановить которое удалось лишь ценой огромных усилий только в октябре 1962 года.
Июньская встреча руководителей СССР и США в Вене — событие неординарное. Ей предшествовала ускоренная интенсивная подготовка, которая проводилась как в Москве в Министерстве иностранных дел, так и в Вашингтоне в Госдепартаменте.
В Москве все подготовительные мероприятия осуществлялись в соответствии с твердыми и многократно проверенными правилами дипломатического протокола. За подготовку и проведение встречи отвечал американский департамент Министерства иностранных дел СССР и лично А. А. Громыко.
В Вашингтоне дело обстояло иначе. В политической элите США по поводу предстоящей встречи в Вене были разные мнения. Кеннеди хотел встретиться с Хрущевым. Президента поддерживали его ближайшие помощники, но ощущалось и влияние тех, кто считал, что эта встреча преждевременна, момент для ее проведения выбран неудачно и положительных для США результатов она не принесет. Разные точки зрения — не свидетельство раскола, а отражение профессиональной зрелости лиц, окружавших президента. Каждый имел право на собственную точку зрения и смело высказывал ее. Аргументы противников встречи Кеннеди с Хрущевым оказались слабее.
В целом, и в Москве, и в Вашингтоне к встрече на высшем уровне готовились серьезно. На нее возлагали большие надежды и рассчитывали добиться если не конкретных договоренностей, то, по крайней мере, ослабления напряженности, что могло оказать существенное влияние на общее состояние дел в международном сообществе.
Подготовка и ход переговоров в Вене достаточно подробно описаны в воспоминаниях советских и американских дипломатов66, которые принимали в ней участие. Но в ряде работ, посвященных описанию жизни и деятельности Хрущева, его встреча с Кеннеди в Вене отражения не нашла67, что позволяет говорить о том, что она была оценена как незначительный факт в его биографии.
Не оспаривая утверждения о том, что встреча не принесла заметных положительных результатов, следует все-таки сказать, что это был не промежуточный момент в истории советско-американских отношений, а значимый эпизод, который оказал существенное влияние на последующее развитие событий. Именно к такому выводу можно прийти, изучая малоизвестные документы отечественной военной разведки, в которых отражена суть как бесед Роберта Кеннеди с Георгием Большаковым, так и переговоров в Вене.
Ранее мы уже попытались частично обосновать, почему именно Георгий Большаков был выбран Робертом Кеннеди в качестве специального представителя СССР, с помощью которого Джон Кеннеди решил установить конфиденциальный канал связи с Хрущевым. Несомненно, личные и деловые качества Большакова и его безупречная работа в советском посольстве были хорошо изучены ответственными помощниками Р. Кеннеди. Большаков по многим параметрам был одним из лучших сотрудников советского посольства, но рядом с ним трудились и другие безупречные дипломаты, качества которых были тоже хорошо известны американской стороне. Первым среди них был, несомненно, посол Михаил Меньшиков, человек, который имел прямой выход на Громыко, пользовался его доверием и поддержкой. Вторым таким же авторитетным дипломатом был советник Георгий Маркович Корниенко. Содержание бесед представителей администрации Кеннеди с Корниенко было бы незамедлительно известно послу и, в случае получения сведений исключительной важности, они были бы сообщены министру иностранных дел СССР.
Были в посольстве СССР и другие дипломаты, которые могли квалифицированно проводить встречи с представителями администрации Кеннеди. К таким лицам, несомненно, относились Юлий Воронцов, Александр Бессмертных, Владилен Васев. Роберт Кеннеди почему-то остановил свой выбор на советнике Георгии Большакове. Почему? Ответ на этот вопрос мы постараемся изложить в последующих главах этой книги. Это оправдано последующим развитием событий.
Судя по содержанию архивных документов, Роберт Кеннеди и Большаков вступили в контакт по инициативе американской стороны, которая хотела, видимо, обеспечить максимально благоприятные условия для работы в Вене президента Кеннеди и его бесед с Хрущевым.
Считается, что после избрания Кеннеди президентом США Хрущев первым стал проявлять интерес к встрече с новым хозяином Белого дома. Возможно, что так и было. По крайней мере, так считали некоторые влиятельные советские дипломаты.
В частности, советник посольства СССР Георгий Корниенко, участник тех событий, в своих воспоминаниях по этому поводу писал: «Сразу же после победы Кеннеди на президентских выборах в ноябре 1960 года из Москвы стали исходить сигналы о желании Хрущева как можно скорее, не дожидаясь вступления Кеннеди в должность в январе 1961 года, завязать с ним диалог через доверенных лиц, еще лучше — встретиться лично»68.
Корниенко утверждает, что сотрудники советского посольства в Вашингтоне попытались довести сигналы из Москвы до сведения лиц, окружавших Кеннеди. Через ветерана американской дипломатии А. Гарримана были установлены неофициальные контакты, но не более. Посол Меньшиков, зная настроения в Москве, пытался обсуждать возможную встречу на высшем уровне с некоторыми представителями администрации Кеннеди, но его усилия не принесли никаких результатов. Торопить события не следовало.
Иной точки зрения придерживается советский дипломат А. Ф. Добрынин, который в период проведения венской встречи возглавлял департамент США в Министерстве иностранных дел СССР. Он считает, что инициатива встречи на высшем уровне исходила от Кеннеди. В своих первых публичных выступлениях после победы на президентских выборах 1960 года он заявлял о намерении его правительства улучшить отношения с Советским Союзом и урегулировать международные проблемы путем переговоров.
Советские дипломаты в Вашингтоне и представители советской разведки внимательно изучали первые заявления нового президента США и сообщали о них в Москву.
В целом, в Москве складывалось впечатление, что избрание Кеннеди позволяет надеяться на совместный поиск конструктивных решений международных проблем. К этому открыто стремилось советское руководство. В приветственной телеграмме советского правительства президенту Кеннеди от 20 января 1961 года была выражена надежда на достижение «коренного улучшения отношений» между двумя странами, а также на оздоровление всей международной обстановки». Эта телеграмма поступила в Вашингтон в день инаугурации. С одной стороны — это был акт вежливости, с другой — свидетельство имеющихся намерений.
В ответном послании президент США заявил, что он разделяет эту надежду. 24 января того же года правительство США сообщило, что отдано указание о запрещении американским самолетам нарушать воздушное пространство Советского Союза. Речь шла о полетах прежде всего разведывательного характера.
Далее события развивались в позитивном направлении.
В феврале 1961 года Кеннеди организовал в Белом доме три обсуждения перспектив взаимоотношений между США и СССР.
В Вашингтоне не все лица из ближайшего окружения Кеннеди считали, что время, выбранное для встречи с Хрущевым, является лучшим моментом для обсуждения проблем, накопившихся в советско-американских отношениях. Такой точки зрения, в частности, придерживались вице-президент США Л. Джонсон и государственный секретарь Д. Раск. Они не видели каких-либо позитивных сдвигов в берлинском вопросе, сложными были и позиции сторон в вопросах прекращения испытания ядерного оружия.
Однако Кеннеди не хотел отказываться от принятого решения, ему хотелось лично обсудить с Хрущевым важнейшие международные проблемы.
В дискуссиях в Белом доме принимали участие ветераны американской дипломатии Д. Кеннан, А. Гарриман, Ч. Болен, Ф. Колер, посол США в СССР А. Томпсон и другие американские специалисты.
В ходе предварительного обсуждения проблемы их аргументы оказались, видимо, убедительнее. Советники рекомендовали президенту обсудить конкретные проблемы: берлинский вопрос, положение в Лаосе и запрещение ядерных испытаний. В конце концов было принято решение — с Хрущевым встретиться надо, но на нейтральной территории.
22 февраля 1961 года Кеннеди подписал письмо, адресованное Хрущеву, с предложением о проведении встречи на высшем уровне. 27 марта посол США Томпсон возвратился в Москву с письмом президента, в котором предлагалось провести встречу двух лидеров в Вене или в Стокгольме. Хрущев выбрал Вену.
Таким образом, инициатива проведения встречи исходила все-таки от Кеннеди.
В ходе дальнейшей переписки была достигнута договоренность: встреча состоится в Вене 3-4 июля 1961 года69.
Однако во второй половине апреля в Москве работа по подготовке встречи была прекращена. Это было вызвано попыткой вторжения на территорию Кубы и свержения правительства Ф. Кастро, предпринятой 17 апреля кубинскими эмигрантами и агентами ЦРУ.
Советское правительство резко осудило действия США70. Однако, оценив обстановку, в Москве все же решили продолжить подготовку к встрече Хрущева с Кеннеди. Министр иностранных дел Громыко уведомил об этом американского посла Томпсона.
Стремясь избежать излишнего шума в американских средствах массовой информации, Кеннеди попросил своего брата Роберта найти способ конфиденциально связаться с Хрущевым, чтобы предварительно согласовать отдельные вопросы повестки дня будущей встречи. Именно тогда в период подготовки к Венской встрече Георгий Большаков был выбран в качестве лица, которое должно было гарантированно обеспечить реализацию замысла американского президента.
После встречи на вилле министра юстиции, состоявшейся 21 мая, Большаков оперативно доложил в Центр о предложениях Р. Кеннеди и ждал новых указаний из Москвы. В целом, он был доволен выполненной работой, однако несколько расстроился из-за того, что его поездка в Москву отодвигалась на неопределенное время. В Москве его и жену ждал сын Геннадий, которому исполнилось семнадцать лет и который завершал обучение в средней школе. Получение Геннадием аттестата зрелости и школьный бал, на котором Анастасия Большакова хотела обязательно присутствовать, пройдет без них. Большаков сожалел, что его семейные планы сорваны, но изменить что-либо не мог. Он должен был выполнять указания Центра.
23 мая Большакову позвонил Роберт Кеннеди. Он был немногословен, но сообщил о том, что проинформировал президента о результатах их встречи и попросил дать ответы на затронутые в беседе вопросы в ближайшие день-два. Большаков знал, что президент готовится к встрече с Хрущевым.
О содержании телефонного разговора Большакова с Кеннеди резидент ГРУ немедленно сообщил советскому послу Меньшикову и доложил в Центр. По указанию начальника военной разведки было подготовлено специальное сообщение, которое незамедлительно было направлено в ЦК КПСС Хрущеву и в Министерство иностранных дел Громыко. О сведениях, поступивших от Большакова, генерал армии И. А. Серов также лично доложил начальнику Генштаба М. В. Захарову.
Из полученных от Большакова сведений следовало, что Р. Кеннеди хотел бы в предварительном порядке узнать отношение советского руководства к вопросам, которые планировалось обсудить в Вене в ходе советско-американской встречи на высшем уровне. Среди них — пути урегулирования гражданской войны в Лаосе, перспективы разрешения берлинского вопроса и проблемы запрещения испытаний ядерного оружия.
Утром 24 мая Роберт Кеннеди пригласил Большакова на очередную встречу. Он заявил, что президент одобрил их разговор, который состоялся 21 мая, выразил надежду на успех предстоящей встречи с Хрущевым.
Большаков оказался в трудном положении. Он не получил из Центра ответов на вопросы Роберта Кеннеди и поэтому ничего не мог сообщить министру юстиции. Почему задержался ответ, Большаков не знал. Всегда бесперебойно действующая система ГРУ запаздывала с ответом. Большаков понимал, что это опоздание произошло не по вине военной разведки, а потому что в ЦК КПСС, видимо, не были готовы дать ответы на вопросы Кеннеди.
Роберт Кеннеди также сообщил Большакову о том, что президент получил донесение из Москвы от посла Томпсона, касательно его беседы с Хрущевым, и сказал, что если у президента появится необходимость высказать свои соображения по существу этого донесения неофициальным путем, он сообщит об этом Большакову.
Во второй половине того же дня Роберт Кеннеди попросил Большакова о срочной встрече. Большаков принял приглашение.
На уже четвертой в мае встрече Кеннеди сообщил Большакову, что президент изучил первую часть донесение посла Томпсона из Москвы и считает, что их разговор был чрезвычайно резким. Особенно беспокоило президента заявление Хрущева о Западном Берлине. Хрущев в беседе с послом рекомендовал американцам «затянуть потуже пояс». Такая рекомендация Хрущева ничего хорошего не предвещала, а что она конкретно подразумевала — было загадкой.
Джон Кеннеди просил передать через Большакова в Москву следующее: «Советский Союз недооценивает решимости и готовности США выполнять принятые на себя международные обязательства». Видимо, президент все же понял, что означала словесная эквилибристика Хрущева, и открыто ответил на его реплику. На такую реакцию президента нельзя было не обратить внимания.
— Поэтому, — сказал министр юстиции, — президент решил завтра выступить на объединенном заседании палат Конгресса. И хотя неожиданно резкий тон Хрущева разочаровал его, он по-прежнему полон решимости встретиться с ним.
Роберт Кеннеди попросил Большакова сообщить в Москву о реакции президента на первую часть донесения Томпсона и сказал, что позвонит ему позже, когда Джон Кеннеди обдумает вторую часть послания.
Возвратившись в посольство, Большаков дословно изложил все, что сообщил ему Кеннеди и подготовил срочное донесение в Центр.
День 24 мая заполнился Георгию Большакову надолго. Кроме состоявшихся встречи и телефонного разговора с Кеннеди, неожиданно во второй половине дня ему позвонил репортер газеты «New York Daily News» Фрэнк Хоулмен. Он тоже пригласил Большакова выпить по чашечке кофе в Национальном пресс-клубе. В ходе дружеской беседы репортер сообщил о том, что 30 мая он отправляется в Вену и тоже будет освещать переговоры Кеннеди и Хрущева.
Хоулмен сказал, что хочет, чтобы «венский вальс» оставил в истории советско-американских отношений положительный след. Репортер посетовал на то, что у Кеннеди есть противники, которые не хотят ослабления напряженности в советско-американских отношениях, а он, напротив, хотел бы, чтобы встреча Кеннеди и Хрущева прошла на позитивной ноте. Фрэнк высказал пожелание связаться в Вене с одним из советских журналистов, с кем бы он мог обмениваться достоверными новостями в ходе переговоров. С кем в Вене мог бы встретиться Хоулмен, предстояло решить Большакову.
Поблагодарив Хоулмена за предложение, Большаков сказал, что постарается воспользоваться им.
Хоулмен действительно был информированным журналистом. Можно предположить, что он, выполняя задания Роберта Кеннеди, сообщал Большакову то, что по своему положению не мог бы сделать министр юстиции США.
27 мая Хоулмен еще раз встретился с Большаковым.
29 мая перед вылетом в Вену Хоулмэн сообщил Большакову о том, что президент США продолжает надеяться на достижение положительных результатов в ходе переговоров и с готовностью принял бы приглашение посетить Советский Союз.
Подготовка к встрече лидеров США и СССР продолжалась полным ходом. 29 мая Большакову позвонил Роберт Кеннеди. Он находился в штате Массачусетс, где отдыхал с президентом, который готовился к поездке в Европу.
Министр юстиции попросил срочно доложить в Москву для сведения Хрущева, что Джон Кеннеди хотел бы большую часть бесед провести один на один в присутствии переводчиков.
Роберт Кеннеди просил сообщить до его отъезда в Париж вечером 30 мая о том, приемлемо ли такое предложение для господина Хрущева.
В Центре от такой активности Большакова были не в восторге. Генерал В. Соколов, который курировал работу разведчика в Вашингтоне, на донесении Большакова оставил свою резолюцию следующего содержания: «Сейчас мы, видимо, не сможем ответить на этот вопрос».
Тем не менее Соколов был обязан доложить о предложении Роберта Кеннеди начальнику ГРУ.
Серов незамедлительно передал содержание донесения резидента из Вашингтона начальнику Генштаба Захарову.
Утром 30 мая резидент сообщил Большакову поступивший из Москвы ответ. Центр сообщал: «Передайте Роберту Кеннеди, что Н. С. Хрущев согласен на условия вести переговоры и в форме личных бесед в присутствии переводчиков».
Вечером, как и просил министр юстиции США, Георгий Большаков сообщил ему о том, что Хрущев согласен вести с Кеннеди «переговоры и в форме личных бесед».
Итак, с 9 по 29 мая состоялось несколько встреч и разговоров по телефону Роберта Кеннеди и Георгия Большакова. Все эти разговоры, как свидетельствуют документы военной разведки, были посвящены решению одной проблемы — созданию благоприятных условий для встречи Хрущева и Кеннеди в Вене.
Двадцать дней (с 9 по 29) мая 1961 года в официальной истории советско-американской встречи на высшем уровне в Вене, которую советские дипломаты позже назовут «упущенной возможностью»71, отражения не получили. Тем не менее события, которые произошли в ходе этих двадцати майских дней, создали благоприятные предпосылки для встречи Кеннеди и Хрущева. Во-первых, была окончательно согласована повестка дня встречи. Во-вторых, в Москве было одобрено предложение Кеннеди о проведении личных встреч в присутствии переводчиков. И в-третьих, Большаков получил от Роберта Кеннеди и репортера Хоулмена сведения о том, что президент США направляется в Вену, для того чтобы добиться позитивных результатов. Таким образом, можно вполне обоснованно сказать, что благодаря четкой работе полковника Большакова в Вашингтоне в Москве своевременно узнавали о том, что и как президент США намерен обсудить в ходе встречи с Хрущевым. Советники президента не рассчитывали на большой успех, но Кеннеди надеялся на положительные сдвиги в советско-американских отношениях.
В Москве оперативно был решен вопрос и о направлении в Вену журналиста, с которым Ф. Хоулмен мог бы поддерживать контакт в ходе советско-американских переговоров.
Большаков 30 мая сообщил Хоулмену, что в Вене к нему обратится корреспондент ТАСС Юрий Гвоздев. Американский репортер с радостью встретил эту новость. Оказалось, что он познакомился с Гвоздевым в начале 1950 года, когда тот работал в Нью-Йорке корреспондентом ТАСС.
Юрий Гвоздев и Фрэнк Хоулмен встречались в Вене с 1 по 4 июня несколько раз. На первой встрече Хоулмен сообщил о том, что после провала попытки вторжения на Кубу президент Кеннеди не удовлетворен деятельностью госсекретаря США Дина Раска и директора ЦРУ Аллена Даллеса. Президент намерен в будущем сам решать подобные крупные внешнеполитические проблемы. Хоулмен сказал, что ему стало известно, что ожидается отставка Даллеса и назначение нового директора ЦРУ. Так советская военная разведка впервые получила сведения о причастности ЦРУ к попытке государственного переворота на Кубе и грядущей отставке директора ЦРУ.
Американский репортер также сообщил Гвоздеву, что Джон Кеннеди на встрече с американскими журналистами посоветовал им не допускать в своих статьях резких антисоветских выпадов, попросил объективно освещать переговоры.
На одной из встреч Хоулмен сказал, что Кеннеди отклонил подготовленные Госдепартаментом предложения о предъявлении Советскому Союзу ультиматума «О прекращении помощи и военного вмешательства в дела Лаоса» и необходимости «воздействия на КНР и Вьетнам».
На встрече 3 июня в венском ресторане «Лизингер» Хоулмен сообщил Гвоздеву о попытке сотрудников Госдепартамента создать через печать неблагоприятную атмосферу вокруг переговоров, предсказывая, что Хрущев готовится предъявить президенту США ультиматум в берлинском вопросе.
Встречи Юрия Гвоздева и Фрэнка Хоулмена проходили ежедневно с 1 по 4 июня и были полезны во многих отношениях. Хоулмен считал, что Кеннеди принял бы предложение посетить Москву, если бы удалось решить хотя бы один значимый вопрос, например, договориться об урегулировании обстановки в Лаосе.
Уже после окончания советско-американской встречи в Вене в ГРУ критически оценили «услуги» Фрэнка Хоулмена. Генерал В. Соколов и его помощники пришли к выводу, что американский репортер, бескорыстно помогавший в Вене Юрию Гвоздеву, был заинтересован в получении конфиденциальных сведений об обстановке в советской делегации. Не исключалось, что Хоулмену, скромному журналисту, льстило то, что он содействует установлению лучших отношений между СССР и США. Было высказано мнение, в соответствии с которым Хоулмен использовался влиятельными американскими лицами из окружения Кеннеди для выяснения настроений советского руководства в ходе переговоров.
Оценки генерала В. Соколова, видимо, были близки к истине. Юрий Гвоздев во время одной из встреч спросил Хоулмена:
— Вы, наверное, влиятельный человек в Вашингтоне?
Репортер ответил:
— Да нет, к сожалению, это далеко не так. Роберт Кеннеди в любой момент может повернуться ко мне спиной.
Гвоздев конечно же предполагал, что среди американских журналистов есть искренние сторонники улучшения советско-американских отношений. Одним из них и был Фрэнк Хоулмен. Он, видимо, действительно хотел, чтобы встреча советского и американского лидеров в Вене завершилась позитивным результатом.
Сотрудники советской военной разведки, резидент ГРУ в Вашингтоне, полковник Большаков, руководители и работники Центра тоже сделали все, чтобы Хрущев и Кеннеди смогли «в форме личных бесед» договориться о дальнейшем развитии взаимовыгодных отношений. Старательно выполнил свои задачи и корреспондент ТАСС Юрий Гвоздев, который был штатным сотрудником ГРУ.
С советской стороны во встрече принимали участие Н. С. Хрущев, А. А. Громыко, посол М. А. Меньшиков и заведующий департаментом США Министерства иностранных дел СССР А. Ф. Добрынин. С американской — Д. Кеннеди, Д. Раск, посол Д. Томпсон и другие лица.
Но в Вене все произошло не так, как ожидалось в Вашингтоне.
Несмотря на то что разведчики сообщили в Центр достоверные сведения о том, что именно и как Кеннеди хотел бы обсудить в Вене, Хрущев решил воспользоваться случаем, чтобы добиться от президента США уступок. Примерно за десять дней до встречи в Вене Хрущев на специальном заседании Президиума ЦК КПСС, посвященном обсуждению советской позиции на встрече на высшем уроне, сказал, что, опираясь на факт присутствия мощной группировки советских войск в Европе, следует воспользоваться молодостью и малоопытностью американского президента и заставить его уступить, в частности, в берлинском вопросе72.
Посыл Хрущева был ошибочным, но его поддержало большинство членов Президиума ЦК КПСС. Лишь один А. М. Микоян высказал сомнение по поводу правильности избранной тактики ведения переговоров. Он считал, что приход к власти в США молодого президента и первую встречу с ним следовало бы использовать не для нажима, а для поиска возможностей позитивного развития советско-американских отношений. Микоян сказал, что нажим может оказаться контрпродуктивным, если президент США окажется с «характером»73.
Хрущев настоял на своем. Он утверждал, что создалась благоприятная ситуация, которую нельзя упускать.
Присутствовавший на заседании Президиума ЦК КПСС Громыко в короткой дискуссии Хрущева и Микояна участие не принял. Микоян, увидев, что он остался в меньшинстве, не стал отстаивать свою точку зрения, сказал, что он выступает «лишь за осторожность».
Хрущев получил право на использование избранной им тактики.
3 июня 1961 года в Вене началась советско-американская встреча на высшем уровне. Переговоры шли без четко согласованной повестки дня, хотя и было условлено, что состоится обсуждение развития отношений между СССР и США, а также широкого круга международных проблем: берлинский вопрос, положение в Лаосе и проблемы запрещения ядерных испытаний.
В ходе первой беседы Кеннеди сказал Хрущеву, что его как президента США интересует главным образом вопрос о том, как обеспечить такое положение, при котором США и СССР могли бы жить в мире.
За этим вопросом последовал разговор об историческом процессе мирового развития, о допустимых и недопустимых формах соревнования двух социально-политических систем — капитализма и социализма.
После перерыва на официальный завтрак Кеннеди и Хрущев продолжили дискуссию по общим «философским вопросам». Беседа шла в присутствии только переводчиков. В продолжение утренней дискуссии Кеннеди сказал Хрущеву, что он хорошо понимает его высказывание насчет смены в свое время феодализма капитализмом, и, сославшись на бурные события, которые потрясли Европу в эпоху перехода к капитализму, сказал, что как раз в такой сложный период необходимо проявлять особую осторожность в подходе к различным спорным проблемам, тем более учитывая то страшное оружие, которое находится в распоряжении США и СССР74.
Кеннеди сказал, что он верит в возможность мирного сосуществования государств с различными социальными системами. Но при одном условии — каждая из стран, входящих в ту или иную систему, будет иметь право проводить свою независимую внешнюю политику. Однако победа в той или иной стране сил, исповедующих социализм, отметил Кеннеди, неизбежно привязывает эту страну к Советскому Союзу, что наносит ущерб безопасности США.
По сути дела, Кеннеди выступал за «замораживание» сложившегося в мире положения и на этой основе мирного сосуществования СССР и США. Это была принципиальная установка Кеннеди. У Хрущева было иное мнение. Он не мог отказаться от поддержки Советским Союзом национально-освободительного движения. Принятие предложения Кеннеди о «замораживании» положения в международных делах означало бы и отказ от изменения статуса Западного Берлина. К такому решению Хрущев оказался не готов. Он всегда выступал за заключение германского мирного договора, который бы позволил зафиксировать положение, сложившееся в Европе после войны, юридически подтвердить незыблемость существующих германских границ, нормализовать на основе разумного учета интересов всех сторон обстановку в Западном Берлине75. Поэтому предложение Кеннеди Хрущев принять не мог.
Кеннеди и все его советники считали, что малейшие уступки со стороны США в берлинском вопросе будут восприняты как проявление слабости, что вызовет негативную реакцию американских союзников и особенно правых кругов в самих США. В результате позиция Кеннеди по германскому вопросу сводилась к тому, что на ближайшее время все должно оставаться без каких-либо изменений. Это был шаг назад даже по сравнению с теми дискуссиями, которые проводились между СССР и США в период, когда американскую администрацию возглавлял Д. Эйзенхауэр.
Хрущев продолжал настаивать на необходимости заключения мирного договора между двумя германскими государствами и наделения Западного Берлина гарантированными правами свободного города, который может поддерживать полноценные отношения с внешним миром. Гарантии такого положения должны были обеспечить символические воинские контингенты СССР, США, Франции и Англии, кроме того, юридически они закреплялись бы решениями ООН.
— При отказе западных стран от советских предложений, — сказал Хрущев, — Советский Союз подпишет мирный договор с ГДР не позже декабря 1961 года и, следовательно, прежнее соглашение о доступе в Западный Берлин по воздушным и наземным коридорам станет недействительным76.
На вопрос Кеннеди, означает ли это, что в случае подписания мирного договора СССР с ГДР доступ западным державам в Западный Берлин будет прекращен, Хрущев ответил: «Вы правильно поняли, господин президент».
Дискуссия по Западному Берлину достигла максимального напряжения, когда Хрущев усмотрел в одной из реплик Кеннеди намек на возможность возникновения войны из-за Западного Берлина. Хрущев сказал, что Советский Союз войны не начнет, а дальше заявил: «Если вы развяжете войну из-за Берлина, то уж лучше сейчас будет война, чем потом, когда появятся еще более страшные виды оружия».
В советских и американских протоколах встречи это высказывание Хрущева было изменено. В Министерстве иностранных дел СССР, по свидетельству Г. М. Корниенко, последняя фраза Хрущева была зафиксирована следующим образом: «Если вы развяжете войну из-за Берлина, то тем самым вы возьмете всю ответственность на себя».
В Госдепартаменте тоже отредактировали высказывание Хрущева. В протоколе было записано следующее: «Если вы развяжете войну из-за Берлина, то пусть будет так ». Возможно, в этом выразилась установка Кеннеди излишне не драматизировать события. Историю делают политики, а объясняют ее историки, изучая приготовленные политиками протоколы о своих подвигах.
Не желая завершать венскую встречу на такой минорной ноте, Кеннеди 4 июня пожелал поговорить с Хрущевым еще раз. Беседа проходила, как и прежде, в присутствии только переводчиков.
Кеннеди выразил надежду на то, что со временем появятся новые возможности, которые позволят разработать проекты, учитывающие пожелания всех сторон, заинтересованных в разрешении проблемы Западного Берлина. Кеннеди обратился к Хрущеву с просьбой провести грань между заключением мирного договора СССР с ГДР, с одной стороны, и вопросом сохранения прав западных держав в Западном Берлине, с другой. Речь в первую очередь шла об их доступе в город.
Хрущев остался непреклонен. Он сказал, что решение подписать мирный договор с ГДР бесповоротно и никакие угрозы со стороны США его не остановят. Хрущев еще раз сказал: «Мы войны не хотим, но если ее навяжут, то она будет»77.
Кеннеди заключил:
— Да, кажется, холодная зима будет в этом году...
Во время встречи в Вене Хрущев и Кеннеди обсуждали вопросы, связанные с прекращением ядерных испытаний. Хрущев был готов пойти на некоторые уступки в этой области. Он, в частности, впервые выразил согласие на ежегодное проведение трех инспекций, посещающих на территории СССР, США и Англии объекты, связанные с проведением атомных испытаний. Кеннеди настаивал на более строгих мерах контроля и увеличении числа ежегодных инспекций. Договориться о чем-либо конкретном переговорщики не смогли.
В ходе бесед была затронута и обстановка, сложившаяся вокруг Кубы. Президент США признал, что кубинская операция, которая началась 17 апреля, была его ошибкой, совершенной в результате предоставления ему американской разведкой недостоверных сведений.
В целом, вопреки ожиданиям в начале июня 1961 года «венский вальс» в советско-американских отношениях не состоялся. В Вашингтоне и в большей степени в Москве оценили эту встречу как упущенный шанс. Хрущев возвратился в Москву, уверенный в том, что он смог показать американскому президенту твердость позиции советского правительства по сложным международным проблемам. Кеннеди покинул Вену, озабоченный готовностью Хрущева к решительным военным действиям. Из-за Берлина Кеннеди воевать не хотел, но и уступать Хрущеву он не собирался.
Венская встреча лидеров СССР и США не ослабила напряжения в советско-американских отношениях, а наоборот, еще больше обострила их и неожиданно стала прологом Карибского кризиса, о котором в июне 1961 года в Вашингтоне еще не думали.
После встреч с Хрущевым в Вене, Кеннеди посетил Лондон и затем возвратился в Вашингтон. Вскоре президент отстранил А. Даллеса от оперативной работы, поручив ему курировать строительство зданий нового комплекса ЦРУ в Лэнгли78. Кеннеди так охарактеризовал свое решение: «Аллен Даллес — легендарная личность, а с легендами крайне трудно заниматься политическими делами».
Новым директором ЦРУ неожиданно для многих в ноябре 1961 года был назначен Джон Маккоун, республиканец и близкий друг Эйзенхауэра. Маккоун быстро и без особых затруднений вошел в круг доверенных лиц президента-демократа.
Новый директор ЦРУ был убежденным сторонником широкого применения технических средств сбора и обработки разведывательных данных.
65 Алексеев И. С. Искусство дипломатии. М., 2007. С. 57-58.
66 Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. М., 1996; Корниенко Г. М. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001.
67 Шевелев В. Н. Н. С. Хрущев. Ростов-на-Дону, 1999; Аксютин Ю. В. Никита Сергеевич Хрущев: Материалы к биографии. М., 1989.
68 Корниенко Г. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001. С. 83
69 Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. М., 1996. С. 30.
70 Там же.
71 Корниенко Г. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001. С. 83.
72 Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. М., 1996. С. 30.
73 Там же, с. 30.
74 Корниенко Г. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001. С. 86.
75 Дипломатический словарь: в 3-х томах. Т. 1. М., 1971. С. 398.
76 Корниенко Г. Холодная война. Свидетельство ее участника. М., 2001. С. 91.
77 Там же. С. 93.
78 Палмер Н., Аллен Т. Энциклопедия шпионажа. М., 1999. С. 210.
<< Назад Вперёд>>
