Приложение № 2
Записка А. Аджубея в ЦК КПСС
от 12 марта 1962 года89
Во время пребывания в США, Бразилии и проездом в Мексике я имел несколько встреч с президентом США Джоном Кеннеди, его братом Робертом Кеннеди и некоторыми другими лицами из окружения президента. [...]
На следующий день после приезда в Вашингтон президент дал завтрак, на котором присутствовали его жена, сестра жены, а также Большаков с женой. Обращает на себя внимание такая деталь. Когда я поздоровался с Кеннеди, он почти сразу завел разговор о Кубе, о том, как мне там понравилось. Получив соответствующий ответ, Кеннеди помедлил и проговорил:
— А как Че Гевара?
Ответил, что, по-видимому, неплохо, хотя я и не виделся с ним часто, и спросил в свою очередь — почему президента вдруг заинтересовал один из деятелей кубинской революции?
— Я читаю кое-какую прессу и донесения, — ответил Кеннеди.
Я, в свою очередь, заметил: «Вы интересуетесь делами на Кубе, это Ваше право. Но когда мы читаем, что США собираются вторгнуться на Кубу, нам думается, что это не в Вашем праве».
Напомнил ему: «А наемники из Гватемалы и некоторых других стран? Вы уже изменили свое мнение насчет того, что одна высадка в апреле 1961 года была ошибкой Америки?»
Кеннеди пристукнул кулаком по столу и сказал:
— В свое время я вызвал Аллена Даллеса и ругал его. Я сказал ему — учитесь у русских. Когда в Венгрии у них было тяжело, они ликвидировали конфликт за трое суток. Когда им не нравятся дела в Финляндии, президент этой страны едет к советскому премьеру в Сибирь, и все устраивается. А вы, Даллес, ничего не смогли сделать.
Ответ президенту:
— Что касается Венгрии, то Ваша аналогия с Кубой совершенно не состоятельна. Что касается Финляндии, то, может быть, это тот случай, который подсказывает Соединенным штатам, что им надо научиться уважать Кубу. Ведь мы уважаем Финляндию, и, хотя в ней существуют капиталистические порядки, президент буржуазного государства находится в дружественных отношениях с Советским Союзом.
Кеннеди смолчал и затем с подчеркнутой серьезностью проговорил:
— Американскому народу, даже с точки зрения психологической, очень трудно согласиться с тем, что происходит на Кубе. Это ведь в девяноста милях от нашего берега. Очень трудно, — повторил он и добавил: — Куба падет изнутри.
— Со многими вещами приходится мириться, — заметил я президенту. — И ко многим вещам придется привыкать, в том числе, видимо, ко многим новым вещам придется привыкнуть и американскому народу. Лишь бы Вы не вмешивались в дела Кубы, это — самое главное. А народ поймет.
Кеннеди довольно резко заметил:
— Мы не будем вмешиваться в дела Кубы.
— Очень жаль, господин президент, — сказал я ему, — что эти Ваши слова нельзя опубликовать в газетах.
Кеннеди задал вопрос: «Как Кастро отнесется к факту Вашего приглашения из Гаваны в Вашингтон?»
Сказал, что Кастро был очень рад этому, поскольку он стоит за мирное существование, в том числе за улучшение советско-американских отношений.
— Вот об этом мы поговорим с Вами, если разрешите, после завтрака.
После пресс-конференции Кеннеди попросил еще об одной встрече, которая, как он выразился, будет носить совсем конфиденциальный характер. О ней также уже сообщалось в Москву.
Обращает внимание боязнь президента просто и открыто принять советского журналиста. Через Большакова и Сэлинджера было условлено, что в шесть часов вечера за мной приедет машина из Белого дома, в которой я должен буду поездить по городу, с тем чтобы журналисты не узнали о новой встрече президента с советским редактором. И действительно, машина долго возила нас по каким-то дальним улицам, наконец, мы подъехали к Белому дому со стороны личного подъезда президента. Ворота очень быстро раскрылись, у нас не спросили никаких документов, и машина подошла вплотную к подъезду.
Кеннеди ходил по коридору и ждал. Он быстро прошел в комнату и на этот раз в нервном тоне начал разговор. Жестикулируя, он говорил следующее: «Ваши войска находятся в Европе. Я знаю силу и возможность вашей военной машины. Хрущев может, конечно (Кеннеди сделал жест руками), подцепить Западный Берлин. Но тогда это вызовет, возможно, разрыв западных стран с Вашей страной и поведет к напряженности».
«Я хочу еще раз подчеркнуть Вам со всей серьезностью, что в мои планы входит найти какое-то успешное решение вопроса, которое не затрагивало бы тех позиций, которые вы не можете уступить, и тех позиций, отойти от которых мы не можем. Я прошу Вас передать и, если можно, передать устно, что Соединенные Штаты, Англия и Франция против воссоединения Германии. Нас беспокоило бы это динамичное и мощное государство. Мы понимаем нереальность такого объединения, однако на словах я должен говорить об объединении. И поэтому не может быть и речи о признании ГДР, так же как о признании границы на Эльбе, то есть границы между двумя Германиями. Что касается других пограничных вопросов, то, вполне возможно, что шаги, которые будут направлены к урегулированию наших споров, приведут к тому, что будет заявлено о признании границы по Одеру и Нейсе».
Кеннеди очень настойчиво, как в первом, так и во втором разговоре, проводил мысль о том, что на ближайшие годы надо было бы выработать такие взаимоприемлемые отношения, которые повели бы к некоторому смягчению общей мировой обстановки и позволили бы, как он заметил, более спокойным взглядом рассмотреть мировую ситуацию... [...]
Затем Кеннеди пространно говорил о том, что, как он подчеркнул, является самым неотложным — о берлинской проблеме. Продолжая предыдущий разговор, он сказал, что очень хотел бы более конструктивных и, как он уточнил, более человечных разговоров министра Громыко и посла Томпсона, поскольку сейчас они только обмениваются общими декларациями. «Мне хотелось бы, — сказал Кеннеди, — чтобы они сели за стол, имея в руках карту Германии, и начали изыскивать возможности для урегулирования, которые устраивали бы в равной степени и Советский Союз, и Соединенные Штаты Америки. Я хочу, чтобы ваше правительство поняло: нам невозможно уйти из Западного Берлина или разрешить там присутствие советских войск».
На мой вопрос: почему не может пойти речь о гарантиях со стороны Организации Объединенных Наций или нейтральных государств, он сказал, что это тоже невозможно, что это привело бык полному развалу западного блока. « Поймите, — говорил он очень обеспокоенно, — чем сложнее наши отношения в Берлине и Германии, тем настойчивее становится Аденауэр. Пока я сдерживаю его, и у меня достаточно аргументов, чтобы не дать немцам атомное оружие. Однако всякие осложнения, которые возникают между нами, подталкивают реваншистские силы в Западной Германии». Эта фраза Кеннеди была явно рассчитана на то, чтобы в какой-то степени если не запугать нас, то, так сказать, припугнуть.
[Я] ответил Кеннеди: «Речь не идет о том, что мы боимся Западной Германии, и президент прекрасно это понимает. Может быть, это и деликатный вопрос, но не боятся ли Соединенные Штаты, а еще больше Англия и Франция Западной Германии?»
— Этих немцев можно бояться, — ответил Кеннеди. Затем он сказал: — Я понимаю, что и вас, и наших союзников могут не устраивать слова «оккупационные войска». Но речь идет о небольшом контингенте солдат, которым можно было бы подыскать другое название.
Теперь о доступе, — продолжал Кеннеди. — Я смотрю на вещи реалистично. Поскольку вы так возражаете против международного контроля на автостраде, нам бессмысленно настаивать. Да ведь и сейчас офицеры ГДР (я поблагодарил президента за то, что он впервые при мне произнес полное название Германской Демократической Республики) ставят печати. Дело не в том, кто будет ставить печати. Можем ли мы с вами пофантазировать (именно так он выразился) по поводу некоторых компромиссных шагов, связанных с доступом западных держав в Западный Берлин? Мы готовы пойти навстречу Советскому Союзу, и Западный Берлин не будет иметь политических связей с ФРГ. Может быть, вы пошли бы навстречу в смысле некоторого облегчения западных позиций в вопросе о доступе? [...]
А. Аджубей
89Записка А. Аджубея в ЦК КПСС от 12 марта 1962 года // Язов Д. Ф. Карибский кризис. М., 2006. С. 139-143.
<< Назад Вперёд>>
