Упадок торговли с Архангельском
30 августа 1721 г. Россия и Швеция заключили Ништадтский мир, положив тем самым конец Великой Северной войне1. Петр I совершил то, что полутора столетиями раньше не удалось Ивану Грозному: он получил выход к Балтике, имел здесь даже не один порт. Вековая мечта была почти достигнута: наконец-то Россия могла осуществлять морскую торговлю с Западной Европой наикратчайшим путем и без посредников. Российское правительство продолжало принимать активные меры, направленные на фактическое перемещение торговли и мореплавания из Архангельска в Санкт-Петербург. С 1721 г. через беломорский порт могли экспортироваться лишь товары, производившиеся в бассейне Северной Двины, причем экспорт зерна был полностью запрещен. Это ограничение было снято в 1727 г., после смерти в 1725 г. Петра I, и теперь все товары вновь могли экспортироваться через Архангельск. Однако существенным препятствием оставались пошлинные барьеры. Стандартный пошлинный тариф на внутреннем рынке взимался в размере 5 %; в случае транспортировки товара через Архангельск он увеличивался до 7 %; в случае же доставки товаров через Петербург снижался до 3 %. Такая политика приносила плоды. Сразу же после заключения Ништадтского мира торговля с Архангельском сильно сократилась и впоследствии оставалась гораздо менее интенсивной, чем до 1700 г. Поскольку теперь Балтийское море вновь становилось безопасным для мореплавания, а новые российские порты - полностью доступными для торгового флота, Архангельск после 140 лет верной службы перестал быть незаменимым. В 1724 г. в порт на Белом море прибыло всего лишь 22 судна, а 20 лет спустя, в 1745 г., не более 25 судов. В 1726 г. экспорт из Архангельска составлял немногим более 285 тыс. рублей, треть довоенного уровня, а в 1741 г. иностранцы экспортировали из Архангельска товаров в общей сложности на сумму 426 тыс. рублей, что составляло половину довоенного экспорта. Лишь около 1750 г. положение выправилось: в 1754 г. на Северной Двине бросили якорь 62 судна2.

То, что потерял Архангельск, приобрел Санкт-Петербург. В 20-е гг. в новый порт, открывшийся на европейском направлении, прибывало в среднем по 100 судов в год, в 30-е гг. - 143 судна, в 40-е гг. - 171 судно, а в 50-е гг. - 242 судна. Данные по товарообороту демонстрируют ту же тенденцию. В 1726 г. экспорт из Санкт-Петербурга составил 2,4 млн рублей - более чем в восемь раз больше, чем из Архангельска3.

Англичане были первыми из тех, кто без тени колебаний обменяли Архангельск на Санкт-Петербург. После 1721 г. они вели лишь незначительное число деловых операций со старым портом на севере России. Голландцы также переместили существенную часть своей торговой деятельности в город на Неве, однако они в гораздо большей степени, чем англичане, продолжали держаться Архангельска, и, таким образом, порт на Двине оставался важнейшим для голландских судов российским портом. Цифры по морским сообщениям, на первый взгляд, заставляют предположить обратное. В период с 1721 по 1740 г. число судов по маршруту Архангельск - Амстердам составляло примерно 20 в год, после чего в период с 1741 по 1760 г. последовало восстановление прежней интенсивности судоходства примерно до 30 кораблей в год. Число судов на маршруте Санкт-Петербург - Амстердам уже вскоре превысило архангельские показатели, составив в период с 1731 по 1760 г. примерно 40 кораблей в год. Однако суда, следовавшие в Архангельск, имели гораздо более вместительные трюмы, чем направлявшиеся в Санкт-Петербург, и перевозили они в общей сложности много больше товаров, чем последние. В 20-е и 50-е гг. из Архангельска в Амстердам было даже перевезено в два раза больше грузов, чем из Санкт-Петербурга в Амстердам4.

Результатом приверженности голландцев к Архангельску было то, что в послевоенный период они, как и встарь, продолжали доминировать в архангельской торговле. В 1725 и 1741 гг. на долю голландцев приходилось 3/4 архангельского экспорта, и еще в 1754 г. 44 из 62 кораблей, отправившихся из Архангельска, были оформлены на имя голландских купцов. Напротив, в торговле с Санкт-Петербургом первое место занимали британцы, хотя их перевес здесь был и менее значительным, чем превосходство голландцев в Архангельске. Из судов, которые совершали между 1720 и 1750 гг. рейсы из Санкт-Петербурга в Западную Европу, примерно половина направлялась ежегодно в Англию и Шотландию, в то время как примерно 3 из 10 судов шли в Голландию5. Таким образом, голландцы доминировали в торговле с Архангельском после заключения Ништадтского мира так же, как и раньше, до войны. Доля же голландцев в торговле с Россией, по крайней мере в торговле через Архангельск и Санкт-Петербург, при всех изменениях товарооборота, оставалась в конечном счете примерно на том уровне, до которого опустилась во время Северной войны, то есть примерно на уровне 45 %6.

Положение Архангельска было существенно подорвано в результате появления Санкт-Петербурга. Старый порт Севера утратил свое центральное значение в торговле России с Западной Европой. Импорт товаров, предназначенных для центральной части России, шел теперь в очень незначительной степени через Архангельск. В северный порт привозилось немного товаров из Центральной России, предназначенных на экспорт. Теперь иностранцы покупали там в основном товары из непосредственно прилегавших к Архангельску районов российской провинции. В 1725 г. это были, как правило, поморские товары и смола из районов, расположенных по течению Северной Двины, Онеги и Ваги. В 1741 г. на таможне Архангельска было задекларировано на экспорт в основном зерно (43 %), говяжье сало (28 %), льняное семя (17 %) из районов, находившихся в бассейнах Сухоны и Вятки. Помимо этого, в 1741 г., вероятно, в больших количествах экспортировалась смола, но это не нашло отражения в таможенных книгах, поскольку экспорт смолы был на откупе и вывозился из России, минуя таможню. Пенька и юфть уже в 1725 г. практически исчезли из ассортимента товаров, экспортируемых через Архангельск7.

Хотя доля голландцев в торговле с Россией все еще оставалась весьма значительной, структура торговли Голландии с Архангельском и Санкт-Петербургом становилась все более рыхлой. Происходило это параллельно с важными изменениями в структуре голландской внешней торговли в целом. Правительственный курс многих стран Европы был теперь направлен на развитие собственного производства. Правительства Англии и Франции начали проводить этот курс уже во второй половине XVII в., а примерно с 1720 г. за ними последовали Пруссия, Россия, Швеция, Дания, Австрия и Испания. Все эти страны ввели таможенные барьеры, чтобы сдержать экспорт сырья и ограничить импорт промышленных продуктов. Кроме того, они оказывали непосредственную поддержку собственной промышленности путем раздачи премий и поощрений. В целом подобный курс приносил успех, и промышленность развивалась в Европе повсюду. Голландская же промышленность, работавшая на экспорт, оказалась не в состоянии противостоять этой конкуренции и, потому большая ее доля сошла на нет. В своем падении она увлекла за собой импорт сырья и экспорт промышленных товаров, и, таким образом, внешней торговле Республики был нанесен серьезный ущерб. Тот факт, что торговля с другими государствами все же оставалась на приемлемом уровне, объясняется расцветом двух других отраслей: торговли со странами, находившимися в глубине Европейского континента, в частности с Германией, и торговли колониальными товарами. Этот расцвет был, в свою очередь, следствием роста европейской экономики и расширением потребительского спроса. Товарооборот именно в этих областях торговли предотвратил в конечном счете абсолютное сокращение внешней торговли Республики.

Крах голландской экспортной промышленности, вероятно, нанес большой ущерб голландской торговле с Россией8. Без сомнения, объем сбыта промышленных продуктов и закупка сырья в России весьма существенно снизились. Сокращение голландского экспорта промышленных товаров в Архангельск еще, вероятно, в какой-то степени компенсировалось ростом объема реэкспорта колониальных товаров - перца, пряностей, чая и кофе - в Санкт-Петербург. Однако в структуре голландского импорта из России мало что пришло на смену традиционно вывозимым из Архангельска сырьевым товарам.




1 Riasanovsky, A history (1969) 249. См. также примеч. 58 к главе 7.
2 Захаров,'Иностранные купцы' (1999) 361. Veluwenkamp,'The purchase' (1995) 90. Захаров,'Торговля' (1985) 201. Knoppers, Dutch trade 1 (1976) 151,153-155, 222, 224, 227,230; 3 (1976) 787. Kellenbenz,'The economic significance (1973) 573-574, 579, 581. Busching, Nieuwe en volledige geographie (1790) 622.
3 Knoppers, Dutch trade 1 (1976) 151,153-155,222,224,227,230; 3 (1976) 787. Kellenbenz,4The economic significance' (1973) 573-574,579,581.
4 De Buck, 'De Amsterdamse handel' (1990) 31. Захаров, 'Торговля' (1985) 203. Knoppers, Dutch trade 1 (1976) 151,240-241. Kellenbenz,'The economic significance> (1973) 574, 581.
5 Захаров,'Иностранные купцы' (1999) 361-363. По мнению
В. Захарова, в 1754 г. 27 из 62 судов были зарегистрированы на имена голландцев. В. Захаров исходит из того, что ван Бринен был гамбуржцем. Veluwenkamp, 'The Archangel connection (1995) 32-33. Захаров, 'Торговля' (1985) 201, 203. Knoppers, Dutch trade 1 (1976) 151-153,155. Kellenbenz,'The economic significance (1973), 581.
6 Veluwenkamp, 'The Archangel connection (1995) 32-33.
7 Veluwenkamp,'The purchase (1995) 90-91. Захаров,'Торговля' (1985) 201. См. также примеч. 6. См. также стр. 261.
8 De Vries, Van der Woude, Nederland (1995) 578-581. Veluwenkamp,'De buitenlandse textielhandel' (1994) 71, 86. Israel, Dutch primacy (1989) 383-387. De Vries, De economische achteruitgang (1968) 26,30-31,34-36, 38-40,98-99,104-105,167. Van der Kooy, Hollands stapelmarkt (1931) 37-38.

<< Назад   Вперёд>>