Несмотря на то, что во второй половине сентября корабли передали в распоряжение артиллерии крепости значительную часть орудий среднего калибра, необходимо было срочно выводить эскадру на внешний рейд, чтобы оттуда попытаться прорваться в китайские порты либо принять последний бой с японским Соединенным флотом. К сожалению, контр-адмирал Вирен не смог решиться на это, хотя еще в октябре принял решение затопить корабли у входа в порт. Теперь он полностью положился на судьбу, подтверждая своим поведением правильность циркулировавшего в крепости шутливого каламбура: «У японцев — Того, а у нас — никого».
Японцы же времени зря не теряли. Они построили на Высокой наблюдательный пункт управления огнем и начали с б декабря систематически обстреливать портовые бассейны. В первый же день было выпущено несколько сот снарядов, в том числе около 500 «сундучков» калибра 280 мм.
Эскадра понесла чувствительные потери. Около 16 часов затонул флагманский корабль Вирена «Ретвизан», в который попало 13–14 снарядов калибра 280 мм (один из них разорвался в котельном отделении, два — по левому борту ниже ватерлинии), а «Пересвет» и «Победа», получившие «только» по пять попаданий снарядами калибра 280 мм, были в огне. Видя неумолимое приближение гибели, капитан второго ранга Эссен, «Севастополь» которого благодаря постоянному маневрированию избежал попадания, хотя и обстреливал вместе с «Баяном» японские позиции, попросил у Вирена согласия на выход из порта, однако не получил его. Другие командиры кораблей даже не пытались этого делать, хотя из 300 снарядов калибра 280 мм, которые 7 декабря разорвались в портовых бассейнах, 23 попали в «Пересвет», 21 — в «Победу» (4 убитых и 29 раненых), 10 — в «Палладу»321и «Баян», на которых возникли пожары; «Пересвет», «Победа» и «Паллада» затонули. На следующий день стрельба была менее меткой, но и целей поубавилось. Несмотря на это, был потоплен «Гиляк», попадания получили «Баян» и стоявший в доке «Амур», последний перевернулся на левую стенку дока. Эссен, который в течение дня пытался оказывать сопротивление японским батареям, еще раз потребовал от Вирена согласия на выход и наконец получил его (в форме, которая свидетельствовала о полном упадке духа адмирала: «Делайте что хотите»).
Вечером Эссен на «Севастополе» вышел на протраленный 6 декабря рейд и выбрал в качестве места для стоянки бухту Белый Волк (около 2,4 км к югу от входа в порт), прикрытую скалистым хребтом полуострова Тигровый и орудиями редута 4. Ночью корабельные катер» протралили фарватер к бухте и акваторию самой бухты. Утром 9 декабря эскадренный броненосец подошел к месту новой стоянки, встал на якорь и установил противоторпедные сети. Охрану стоянки обеспечивали батареи полуострова Тигровый и находившаяся в дозоре канонерка «Отважный» (рядом расположился также спасательный буксир «Силач»). Каждую ночь между входом в порт и заливом дежурили семь оставшихся эскадренных миноносцев. В порту тем временем решилась судьба «Баяна», который после попадания десяти снарядов калибра 280 мм и пожара, тридцать часов бушевавшего на его борту, вечером затонул. На мелководье бассейнов все корабли сели на дно, из воды торчали лишь мачты, трубы и надстройки.
Свой последний боевой приказ Вирен издал 9 декабря вечером. В нем он приказал кораблям в целях соблюдения формальностей (хотя звучало это достаточно трагикомично) «спустить флаги и окончить кампанию»; распоряжение не касалось «Севастополя» и «Баяна»(это свидетельствовало о том, что он еще не знал о гибели последнего). Раненых предписывалось передать в лазареты на сушу, а экипажи (кроме артиллеристов, минеров и машинистов, которые были посланы на работы в минный городок), после получения винтовок, боеприпасов и зимних шинелей были переформированы в морские десантные роты, которые заняли позиции на восточном фронте (батарея «Б», форт 3, Китайская стенка), а девять поредевших в боях рот квантунского кадрового состава флота были передислоцированы в районы Тахэ и Лаотешаня.
После взятия Высокой и потопления большей части кораблей российской эскадры интенсивность военных действий снизилась. Генерал Ноги, находясь под впечатлением понесенных потерь, отказался от дальнейших штурмов, решив сосредоточиться только на минной войне. Он намеревался захватывать поочередно отдельные фортификационные сооружения главной линии обороны русских. Начиная с 5 декабря японские саперы непрерывно прокладывали минные галереи к фортам 2 (2 галереи), 3 (5 галерей), узлу обороны № 3 (3 галереи), батарее «Б», бастиону Куропаткина и Китайской стенке (по одной галерее). Галереи вели от параллелей, находившихся в 20–35 метрах от позиций русских, хотя защитники крепости предпринимали все меры, чтобы ослабить темп этих работ (сбрасывали шаровые мины, обстреливали картечью, совершали многочисленные вылазки). Русские саперы пытались выкопать свои галереи, но уже не хватало людей, инструментов и опалубки, а самое главное — желания что-либо делать. Измученных солдат охватывали апатия и уныние. Подобным настроениям поддавался время от времени и сам Кондратенко, у которого врачи обнаружили начальные признаки цинги. Широкое распространение получили разного рода слухи о приближавшемся подкреплении, эти слухи порождали безумные надежды, которые вскоре исчезали под непрерывным огнем осадной артиллерии. Орудия неприятеля обстреливали теперь и жилые районы города; снаряды падали на госпитали, переполненные больными тифом, цингой и куриной слепотой.
Когда окончательно стало ясно, что Куропаткин уже не окажет осажденным никакой помощи, появилась вера в иррациональные явления. Написанную в Киеве икону Божьей Матери перевезли в Петербург, где православный Синод назвал ее «Божьей Матерью Порт-Артурской», а саму икону — чудотворной. Появилось убеждение, что только она может спасти Порт-Артур. По этому случаю появился и рассказ, что Матерь Божья сама пожелала, чтобы ее изображение перевезли в крепость. Транссибирской железной дорогой икону доставили во Владивосток, где несколько недель длились поиски подходящего корабля и добровольца, готового перевезти икону в осажденную крепость. Наконец им стал гвардейский ротмистр запаса Н. Федоров, который в конце ноября на нанятом норвежском судне покинул Владивосток. Однако по неизвестным причинам судно не дошло до цели, а Федоров заявил, что «не было ей (иконе. — Ю. В. Д.) суждено попасть в Порт-Артур, ибо неизвестна воля Божья»322.
Не только икона не попала в осажденную крепость. Другие суда, также вышедшие из Владивостока в этот период, не дошли до Порт-Артура из-за блокады, штормовой погоды и неблагоприятного стечения обстоятельств. Британский «Carlisle» (с боеприпасами и продовольствием) потерял во время шторма гребной винт и после трехмесячных поисков был обнаружен уже в Маниле. Нанятый русскими в чартерный рейс «Peitang» (возможно, норвежский) после недельного плавания вернулся во Владивосток, 30 ноября снова вышел в море и через месяц добрался до Циндао, где и застало его известие о капитуляции крепости. Третий корабль, направившийся в Порт-Артур с грузом орудий, боеприпасов и продовольствия, повернул назад, получив известие о том, что крепость пала. Единственным судном, которое 12 декабря дошло до Порт-Артура, был британский «King Arthur» (с продовольствием). Через неделю после прибытия ему удалось покинуть крепость.
321 Лебедев, с. 357. В ADJA (т. I, с. 241 и т. II, с. 151) говорится, что «Паллада» затонула 8-го или 9 декабря. 11 декабря внимательно осмотрел потопленные корабли (через оптические приборы?) с вершины Высокой офицер штаба 3-й эскадры, который послал донесение адмиралу Того.
322 Кораблем, на котором везли икону, мог быть норвежский «Peitang».
<< Назад
Вперёд>>
