А. П. Богданов. Естественнонаучные представления в стихах Кариона Истомина
При российском дворе не было официальной должности придворного стихотворца и выступать со своими стихами могли равные люди. Однако хорошо оплачиваемые заказы на «литературное» оформление торжеств давались обычно одному опытному и хорошо зарекомендовавшему себя стихотворцу. У истоков этой традиции, зародившейся во второй половине XVII в., стояли Симеон Полоцкий, его ученик и последователь Сильвестр Медведев. В 1680-х годах эту эстафету принял Карион Истомин (1640-е годы — 1722 г.): крупный русский поэт, писатель, публицист, педагог и общественный деятель1.
Приняв монашество (почти непременный атрибут русского писателя XVII в.), Истомин при поддержке Сильвестра Медведева и Евфимия Чудовского получил должность на Печатном дворе (несколько лет он даже возглавлял его) и стал личным секретарем патриарха Иоакима (впоследствии он служил и у Адриана). Одновременно в начале 1080-х годов он принял от Сильвестра Медведева заботы о стихотворном оформлении придворных праздников. Два последние десятилетия XVII в. бурное время кануна и начала преобразований было и временем творческого взлета Истомина. Он готовил к изданию книги и писал школьные учебники, составлял грамоты для царей и патриархов, писал речи и письма для высших государственных и церковных деятелей, сочинял проповеди и обличения.
Главным наследием Истомина стали сотни его стихотворных произведений самых разных жанров. Здесь мы видим праздничные орации и поэмы «на случай», придворные приветствия и настенные эпиграфы, поздравления и эпитафии, писавшиеся по заказам светских и духовных властей, знати, приказных деятелей, купечества. С именем Истомина связаны преобразования русского стиха. В новых условиях поэт должен был ориентироваться на широкую аудиторию. «Чистая» силлабика в его творчестве уступает место легкому и разнообразному ритмизованному силлабическому стиху. Усложненный язык аллегорий «ученой» поэзии барокко развивается в более понятную аудитории прямую речь, раскрывающую и поясняющую использованные образы.
Стремление Истомина к понятности, к доступности разным кругам своих читателей и слушателей, позволяет использовать его стихотворные сочинения как источник о самых разных, в том числе естественнонаучных представлениях «верхов» Российского государства, представить себе тот минимум знаний, который стал общепринятым.
В области естественных наук Карион Истомин вряд ли был осведомлен много лучше аудитории, к которой обращал свои стихотворные сочинения. Помимо литературы, круг его интересов сосредоточивался главным образом в области школьных «премудростей»: грамматики, синтаксиса, пиитики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии, философии и теологии. Тем более важно отметить, что в многочисленных сочинениях в защиту «свободных мудростей», написанных в связи с борьбой сторонников европейского образования в России и «мудроборцев» во главе с патриархом Иоакимом, Истомин включал естествознание в число необходимых для развития государства наук. Путь познания, по его мнению, пролегает через науки, развивающие способности человека к изучению природы, сознание величия которой в свою очередь, должно служить прославлению ее сверхъестественного «Творца», а полученные в результате этого изучения знания — обеспечить людям и стране в целом изобилие земных благ. Уже в первой редакции «Книги, желательно приветство мудрости» (1682 г.) призывая царя Петра «внити» в Храм Науки, «где правды Солнце сияет и мудрых всех детей озаряет», Истомин обещает ему (1, л. 44; 2, л. 35 об.2):
Тем самаго ся познаешь, Добре во всем обладаешь.
По сем узришь Бога славу, Тело, душу твою здраву.
Во второй редакции «Книги» (1682 г.) говорится о значении науки (2, л. 36 об.):
Мудрости бо несть подобно кое,
Яко гонит лесть и всякое злое,
Камение драго пред нею менш песок,
Понеже тоя чист разум высок,
Мыслити о ней чувство есть свершенно,
Зане ею вся наша извещенно.
В первых сами ся кто есмы взнаваем,
Та же Творца си, и нань уповаем.
Причем это «упование» заключается не в ожидании «божией милости» (2, л. 37), а в использовании самих научных знаний.
«Прежеланно есть где мудрость пасется, — пишет автор там же, — зане чрез тую все добро лиется» (2, л. 37 об.). Изучению природы «школьная премудрость» служит лишь подготовкой, тогда как познание бога ведет к моральному совершенствованию, важность которого автор постоянно подчеркивает. Проблема нравственного единства «народа» и рамках господствующей идеологии абсолютизма, ставшая особенно острой во время и после Московского восстания 1683 г., занимает большое место в рассуждениях Истомина о «премудрости» (наряду с проблемами государственного управления), — однако для нас важнее всего отметить, что блага религиозного и естественнонаучного знания нигде не смешиваются литератором.
Представление о задачах естествознания и его месте среди наук в поэзии Кариона Истомина достаточно отчетливо. Вот, например, перечень «даров», подаваемых людям «премудростью», — текст, написанный во время Московского восстания (2, л. 36 об.):
Она бо учит правде и мужеству,
Наипаче же божию дружеству...
Мудростию бо в си цари царствуют,
И вси велможи добре началствуют.
Мудростию же вси управляются,
И о том люди все утешаются.
Ею здравствуют удобь человецы,
И счисляются времена и вецы.
Ею по морю плавают удобно
Во время люто и зело безгодно...
Ею во мире вся блага бывают,
Разум, богатство люди обретают.
Истомин не забыл среди важнейших наук назвать по крайней мере медицину, хронологию (в дальнейшем увидим, что он имеет в виду математику), астрономию и химико-технологические знания, необходимые для развития ремесел.
В произведениях, пропагандирующих мысль о необходимости распространять в России европейские «свободные мудрости», которую поддерживало подавляющее большинство светских «служивых людей», гостей и значительная часть образованных церковнослужителей, Истомин рассматривал естественные науки с позиций государственной пользы (2, л. 32; ср. л. 37 об.). Благодаря развитию богословия, социальных и естественных наук:
Окрестны страны не имут востати,
Но присно будут в мир твой [царя Петра] притекати.
Враг твоих главы удобь сокрушатся,
Вся же языцы тебе покарятся.
Развитие национальной науки позволило бы, по мнению поэта, на равных общаться с другими государствами (1, л. 44 об. ср. 3, л. 47 об.): «Ею взнавшеся, яко Богу дело, и в чюжеземстве вси глаголют смело». Науки должны прославить Россию. Истомин высказывал подобные мысли и позднее. Обращаясь в 1689 г. к Иоакиму, он писал (6):
Учение зде чрез тя да прострется,
В страны и царства слава да несется,
В нем спасение и полза народа,
Гражданская же в разуме свобода,
Охранство царству и краса наука,
Иноверный нань не востягнет лука,
Злобожнии бо ею победятся
И в веру святу чрез ню обратятся,
В судилах мудрость место заседает,
Неправды и лести всяки истребляет,
Всех невозможно тоя известити,
Добродетелей ныне исчислити.
Боже, утверди науку зде в веки,
Да пребывает в россах с человеки!
Любопытно, что в данном случае автор отодвинул богословие и юриспруденцию на второе и третье место, тогда как «охранство царству и краса», по всей видимости, относятся к практическим естественнонаучным знаниям. Это подтверждается и описанием содержания грядущей деятельности русских ученых в обращении к царю в следующем, 1690 г. (11, л. 223):
Зрителны люди зде в вашей державе,
Ученьми мудрость восприявше здраво,
Не постыдятся будут и телесны,
Свойственны люди, должностью нелестны,
Духовны врачи и ратных навыкнут,
Хитростей дельных и сами воскликнут...
Философию врагом отпор дати,
С тобою царем царство защищати.
Однако в том же стихотворении, «похваляя» науку, он вновь ставит естествознание последним среди разных видов знаний (11, л. 223):
Взводит она люди вечну царству,
Научает же всякому изрядству.
Граждански дела мудростью судимы,
Небо и земля, вся вещи в ней зримы.
Забавлятися сладко той пригоже,
Ничто же бо есть мудрости дороже.
Роль естествознания в представлении Истомина была еще более высока с гносеологической точки зрения. Отдельные мысли по этому поводу рассыпаны по многим стихотворениям и суммированы поэтом в «Приветстве» царице Прасковии Федоровне (1692 г.) (14, л. 162):
Все убо вещи Богом сотворенны
в разсмотрителство людем положенны,
Да благомыслно тыя созерцают,
Всетворца Бога присно восхваляют.
Аггели, небеса, на Земли чудеса,
Моря, реки, воды зри колики роды,
Но паче всего человек избранный
Рукою Бога в жизнь сию созданный!
Здесь уже выделены три направления естественнонаучных исследований — изучение Неба, Земли и человека, микрокосма, объединяющего Небо и Землю (5, лл. 6 об., 7):
Человек мал мир, всю тварь назирает,
Благого Творца гласом восхваляет...
Человек мал мир в твари всей владеет,
Богопоставлен, да благо всем деет.
«Словесноумно человек животно» (10, л. 71), созданное «из персти», «наг, не усброен» (9, л. 263). Другая, «небесная» природа человека выражается в его способности познавать мир.
Вот как характеризует Истомин в поздравительном стихотворении 1691 г. патронального святого своего адресата — Алексия Человека Божия (13, л. 112):
Благородством сей Господу служаше,
Егда три листа в разуме читаше.
Небо - лист первый, слова по нем - звезды,
Солнце и Луна имут своя гнезды.
Солнце - точкою, Луна - запятою
День и нощь делят по своему строю.
Поясов небес дванадесять — строки,
Разумному в тех успешны оброки.
Таким образом, первый «лист» божественной книги мудрости раскрывает астрономия. Между прочим и в характеристике св. Екатерины писатель отмечает сначала, что она «философию уме, риторику, астрономию эллипскаго крику»,— и лишь затем сообщает, что дева «суеты мира прелести попрала, к вере Христовой усердно пристала» (15, л. 114). Такое смешение науки и веры имело особое значение, если учитывать противодействие «мудроборцев», во имя защиты неприкосновенности «греко-кафолической веры» призывавших немедленно и навсегда «угасить» в России «пламень западного зломысленнаго мудрования»3. В этой ситуации придворный поэт избирает, пожалуй, наилучший способ защитить ростки естественнонаучного «мудрования», неизменно толкуя его как своеобразный акт служения божеству; см. например, «Стихи на освящение храма» (1692 г.) (16, л. 233):
В божиих делах кто бы забавлялся,
Но премногу бы в жизни утешался.
Яко от всех ум у нему востекает,
Чудныя вещи сладце разсмотряет.
И более определенно (16, л. 230 об.):
Где ли убо кто обратится в свете, —
Дивны чудеса в временах и лете!
Возрю на небо - ум не постизает,
Славу бо Бога и твердь возвещает!
Смотрю на Землю - ту притупляется,
Яко ни на чем та укрепляется,
По широте ли чий ум понесется,
Бездны Божиих судеб напасется,
Како он всю тварь в себе сам объемлет,
Во славе своей все правя не дремлет!
Второй «лист» прочитанной св. Алексием «книги» — науки о Земле и ее обитателях (13, л. 112):
Вторый лист — Земля, и на ней вся вещы,
Приклады моря во отдел потещы.
Яко писмена — страны, царства, грады,
Точкою — вера права во отрады,
Где злобожство — занято есть людем...
Наконец, третий «лист» — человек, созданный для познания природы и замыкающий в себе «Небо» и «Землю» (13, л. 112. об.):
Трети лист - человек, малый мир зовеся,
Вещь боготворна в нем зренно сомкнеся.
Пo телу - земен, по душе — небесный,
Славою венчан к Богу зритель десный (правый).
Поклонник умный, образом почтенный,
В райской красоте бысть той насажденный.
И поэтических произведениях Истомина естественнонаучные представления использованы лишь в качестве доходчивых литературных аллегорий и аналогий. То, что таких случаев сравнительно много (в сравнении, например, с библейскими и историческими образами), явственно свидетельствует о глубоком проникновении естественнонаучных представлений в среду стоящего у кормила власти служилого сословия, многие представители которого, как известно по другим источникам, в конце XVII в. уже отчетливо понимали государственную важность научного знания.
И третьей части поэтического триптиха для начального образования, в книге «Град царства небесного» (1694 г.), где Карион дает короткие стихотворные характеристики различным «школьным премудростям» и наукам, прежде всего обращают на себя внимание статьи о философии и теологии. Обе науки, по мнению автора, непосредственно вытекают из знания природы (17, л. 17 об.):
Философия зрит вещи:
Любомудрства не отмещи.
По естеству человеку
На вся нравы даст улеку.
Что сотвори Господь в мире
В знанном тя та славит пире.
Злато, камень разны вкусы,
Животных роды, в водах трусы.
Тщися душе разсмотряти,
Имаш небом в век владати.
Почти то же говорится о теологии (17, л. 18):
Землю, небо душа смотря,
В зданстве тварей ум изостря,
Сердцем, умом умудрися,
Зрети Творца во всем тщися.
Здесь же есть специальная статья об астрономии (17, л. 18), которая охарактеризована так:
Астрономии сохранство,
Звездозакониа знанство.
Звездам закон пределися,
По небу зря — всяк дивися,
Како Солнце, Луна ходит,
Действом своим время водит,
Солнце Землю согревает,
Травы, древа изращает.
Всю красоту Бог устроил —
Человек бы небо своил,
Умному се предложенно
Астрономство, в Творце совершенно.
Небесная механика была представлена в сочинениях Истомина довольно многообразно. В рождественской орации 1689 г. он подробно описывает Небо как обитель Бога и ангелов всех чинов, а затем сообщает о его «устройстве» (9, л. 260—260 об.):
Внутрь тое Небо зело дупленато,
В среди ни на чем Землю неподъято.
Солнце по тверди течет непрестанно,
Болши то Земли, светило избранно.
Звезды и Луна текут в своем чине,
Веселятся днесь о Божии Сыне.
Земля, имеющая «шишковидную» форму, находится в центре мировой сферы (9, л. 261):
Среди небесе как точка стоима,
В тягости своей ни ким же держима.
Небо же состоит из 12 сфер (еще в древности разделенных учеными на градусы и зоны, 4, л. 7), по которым движутся Солнце и планеты и к которым в «гнездах» крепятся неподвижные звезды4. Вот как говорит автор о звездной сфере, сообщая легенду о звезде, приведшей к Иисусу волхвов (9, л. 264):
А что ты звезда,
Ступила с гнезда,
По аеру ходишь,
Что днесь в диво родишь?
И далее вновь описывает небесную механику — Творец:
Испестрил небо изрядно звездами,
На дискосе том не движутся сами.
А в его воли и Лунное тело,
Бегает скоро по аеру смело.
Бог установил твердые законы небесного движения еще в день творения; «чудо» вифлеемской звезды как раз и состоит и их нарушении (0, л. 261 об.):
Не во горизонте та звезда ходила,
Но царей в поклон ко Христу водила.
Этот пример показывает, между прочим, что автор признавал возможность «знамений», вера в которые, судя по современным летописям, была весьма распространена в России.
В другой рождественской орации (1695 г.) писатель утверждает связь созвездий с земными делами (18, л. 58):
О сем небеса зело веселятся,
Светила в тверди безмерно светятся.
Животна тамо звезды Зодиаки
Ходы си правят Близнецы и Раки,
Овен и Рыбы, Скорпиа и Стрелец,
Знаки давают Водолей и Телец,
Дева и Весы взирают на лесы,
Козерог и Лев над Вифлиемский хлев.
Звездословов всех они созывают,
Цари всетворца на Земли являют.
В других сочинениях Истомин прямо говорит о предсказаниях по звездам, например, о женитьбе Петра I на Евдокии Федоровне Лопухиной. В книжице с его стихами изображены два человека, глядящих в подзорные трубы на небо:
Астрономы зрят хитростью по небу,
Прознавающе в мире сем потребу.
Потреба царю была в россах ныне.
С царицею жить в любви век едине.
При этом следует обратить внимание на богословское обоснование астрологии: над картинкой приведена цитата из Исайи (Ис. 51): «Воздвигните на небо очи ваши и поглядите по Земли долу». Ниже, на рисунке, написано (5, л. 9): «Яко рука Господня сотвори все сие и святый Исраилев указал есть», — т. е. «богосозданность» небес доказывает благочестивость гадания по небесным телам. Так же и в поздравительном стихотворении на рождение царевича Алексея Петровича (1690 г.) поэт не разделял астрономию и астрологию (10, л. 71 об.):
Астрономы зарят ученьми по небу
Дознавающе в ходе звезд потребу:
Кия случаи имут постигати,
Над коим царством планеты случати.
Среди астрономических аллегорий у Истомина чаще всего встречаются Солнце и Луна, сравнение с которыми было весьма употребительно и в предшествующей литературе. Вот как, например, он славит новобрачных Петра I и Евдокию Федоровну (5, л. 12 об.):
Бог изначала к человечьей требе
Полож светила два велика в небе,
Еже бы всюду пресветло сияли,
Днем и нощию оны обладали.
Равны светила два российску небу
Бог милосердный даровал в потребу
Сияти в царстве: ты нам царю Солнцем
Сияешь в Бозе всех земель концем,
Вторым светилом — царица Луною,
В любви сияти желаем с тобою.
«Солнцем и Луною» автор называет Иерусалимский храм (16, л. 235 об.), российских царей и царицу (2, л. 39; 14, л. 162 об.) и т. п. Вслед за Иоанникием Галятовским и Карионом Заулонским Истомин сравнивает с «империйским небом» и весь царский двор (5, л. 16 об.; ср. 16, л. 232):
Един от кесарь, Коздрой именую,
Име палату в царстве сицевую.
Оную Небом люди нарицаху,
Вся светила в ней яко в небе бяху.
Солнце и Луна светло в той сияли,
С других камней и звезды блистали
И вся обычна течения быша,
Яко и мудри им ся удивиша.
Небом палату в россах нарицаю,
Ибо светила вся в ней усмотряю.
Солнце - вы цари во светлости славны,
Луна - царицы в Христе благонравны,
Звезды прссветлы — царевны сияют,
Премудрым девам во всем подражают...
Беги же планет — люди в службу верны,
Боляре, князив готовность безмерны.
Помимо Земли, Солнца, Луны и знаков Зодиака Карион упоминает еще лишь одно небесное тело — Юпитер (Дий) — в рассказе, возможно, восходящем к астрологической литературе, о нахождении земной середины (2, л. 39):
Егда восхоте Дий в небе планита
Явити мудрость в посред Земли света,
Пустих с Востоку орда единаго,
Такожде паки с Западу втораго.
И тако един к едино парили,
Даже в един хват оба ся скуннили.
Тамо вскоре Дий утвердил бяше
Престол мудрости, тако ж нарицаше.
Географические сведения Истомина также широко представлены в стихах. Земля делится в его представлениях на четыре «страны света» (Восток, Запад, Юг и Север) и четыре «части» — континента (за исключением неоткрытых Австралии и Антарктиды). В двух сочинениях (4 и 17) Истомин приводит развернутое стихотворное описание такого деления земли. Описания эти служат разным целям. В рождественской орации 1088 г. «страны» и «части» света «хвалят» родившегося Христа, тогда как в «Граде царства небесного» они кратко характеризуются сами. В первом сочинении Восток отличается только тем, что эта «страна всеми аз познанна, яко Господем самем есть избранна» (4, л. 3 об.). В Граде стихотворец отмечает, что «От земные зде средины, Восток страна идет в длины». Он делит Землю условно («В слове Восток токмо знаем») от ее «середины» на восход Солнца (17, л. 19 об.). Запад — столь же условная («по словеси») и такая же по величине «страна» на заход Солнца. На Западе находятся «многоязычии человеков роды», «велик град Рим и инии гради» (4, л. 4—4 об.; 17, л. 19 об.). Третья «человеком ображенная» равная «страна» Земли — Юг — идет «с среды Земли»: «От равноденства Юг страна изыде/До Океана, где землю обыде». На Юге «сияние Солнца зелно»:
От жара Солнца бы людем не быти,
Понеже трудно иным тамо жити,
Привыклыя же, они черны ходят,
Обаче век свой до смерти проводят.
На юге находится Иерусалим. Кроме того: «Бисеры драги, камения тамо, злато родится действом Бога само» (4, л. 4 об.; 17, л. 19 об.).
Очевидно, страны света Истомин называет, беря за точку отсчета Россию: Восток, «став посреде, простер руки» на восход Солнца, тогда как «стоя Запад зрит к Востоку, руки простер впрямь от боку» (17, л. 19 об.). При этом автор как бы стоит лицом к карте, ориентированной на север: «Север страна четвертая, воздух (т. е. вверх) земля простертая». Автор дает и некоторое представление о карте, с которой почерпнул свои общие географические представления: «Образ Север хотя жмется», т. е. на карте меньше других «стран», но в действительности он «странам в мере равн имется» (17, л. 19 об.).
Основная характеристика Севера — зимние холода, которым дается точное объяснение (4, л. 5):
Б Зимнем времени леды суть и снеги,
Солнце далече творит своя беги.
Аер студь многу людем содевает,
Того ради всяк шубу одевает.
Северу свойственно особое «благочестие» народов (4, л. 5):
В сей стране царства различны народы,
Цари в России царския породы.
Видимо, «Север» ассоциируется у стихотворца в основном с Россией, которая «доволством всяким... изобилна, в храбрости воин преславна и силна» (4, л. 5—5 об.).
Интересные характеристики даются четырем континентам. Истомин неоднократно подчеркивает, что «части» Земли не совпадают со «странами» света: «Части не от кентра (центра Земли) в предел имут метра»; «Не тако части, яко страны быша, Землю пределы ины разделиша», — «Морями бо и реками разделены царства сами» (4, л. 5 об., 6; 17, л. 20). «Первая» часть Земли — Европа «Делится она от Ассии Доном, и морем же Чермным, и европским звоном». В ней «великие царства многия и грады, царство Российско токмо во отрады».
Христова вера в царстве греков села,
А старый град Рим в единстве имела.
В греках она и ныне держится,
Началством турским весма невредится.
Держит ю крепко царство Всероссийско,
Ратует врагов встающих злодейско...
Поэт продолжает:
Римско началство в ересь уклонися,
С кролевствы многи та (веры) отщетися.
Хотя эти «королевства» и не перечисляются, мы можем утверждать, что расположение европейских государств было известно по крайней мере высшему слою придворных, несколько раз в месяц получавших подробную информацию о европейских делах из Посольского приказа.
Азия была известна поэту и его слушателям, исключая ее южную и восточную часть. В двух относящихся к Азии текстах Истомин констатировал, что это наибольший по размерам континент, отделенный от Африки морем и населенный «злобожниками», в том числе «махометанами»: турками, татарами, арабами и персами (4, л. 6 об.; 17, л. 20). К ней относится множество островов в омывающих материк морях и дальнем Океане. В Азии находятся Иерусалим и... Афины, в древности прославленные своими философами (4, лл. 6 об. — 7). Судя по утверждению, что этот континент «владение бысть царей христианских, по всей части той до вод океанских», — автору не известна была история Центральной и Южной Азии, так же, как и география Юго-Восточной (4, л. 6 об.). Зато он твердо знал о том, что в Азии находится часть территории Российского государства (17, л. 20), а именно — Казанское и Астраханское «царства» (4, л. 6 об.). Но в тексте отсутствует упоминание о «царстве» Сибирском.
В представлении Истомина «Африка — часть Земли к Югу» (17, л. 20). Сравнительно с другими континентами она «пространством не тако велика». «Делится морем Влосским (Средиземным) от полнощи, от полдней — Чермным, в солнечной та мощи» (4, л. 7; ср. 17, л. 20). Среди стран в Африке автор упоминает Египет и Ливию, а из народов, помимо чернокожих «мавров», которые «ходят назии», — еще и «ефиопов, индиян». Последнее помогает понять, почему Индостан отсутствует в истоминской «Ассии». Наконец, в стихах неоднократно говорится о «безверстве», «ересях» и «богомерзких злобах» в африканских религиях, хотя (4, л. 7; 17, л. 20):
Древле в тех странах быша астрономы.
Знали по небу градусы и зоны.
Весьма интересна характеристика Америки, которую следует здесь привести (4, л. 7 об.):
Четверта есть часть Земли Америка,
Не многи сты лет явленна велика,
И тысящми лет бысть она незнанна,
Морем широким зело отлиянна.
Окружность Земли градусы явили,
Что антиподы люди под нас жили,
В той части люди и царства многия
Иноязычни, в жителстве разныя.
Веры в них в Бога правыя не бяше,
В болвохвалстве всяк народ забавляше.
Но племен бысть люд, и правами глупы,
Народ на народ биется во трупы.
Ныне там вера в сотворашаго Бога
Разума римски церкви в ересь злога.
Добро б из россов в ту часть полетела,
Церкве восточны в себе люд имела.
Тщанье имети благо царем росским
Да промысл творят разумом господским!
Немалое место в стихах и придворных орациях Истомина занимали аллегории, построенные на сведениях о хронологии и временах года. Его сочинения отличаются обилием точных дат, указывающих не только год, месяц и день, но и время суток и час того или иного события. Характерна заметка об арифметике в книге «Град царства небесного» (17, л. 17 об.):
Арифметика считает,
Сколко время вещь вращает.
Солнечный круг, дни в месяце,
Часы во дни по лествице.
Колико где чесо будет,
Скорым числом ничто уйдет.
Некоторые строки литератора наводят на мысль, что автор придавал единицам исчисления времени какой-то мистический смысл, например (8, л. 144 об.):
Триста шестьдесят и пять дней числится,
В составах тела орган мудр держится,
Колико бо дней, толико составов
Исполнится той в хвалу благих нравов.
Время и смена сезонов воспринимались им как великое божественное чудо (см. 16, л. 230 об.).
В сжатый перечень «наук» в стихотворном «Граде» Истомин включил отдельные статьи, посвященные «Дню» и «Нощи», отмечающими «течение времени» вслед за движением Солнца, Луны и звезд, а также временам года (17, л. 18 об, 19).
Егда весна наставает,
Всякий птенец воспевает.
Облечется Земля в травы,
Царска весна полна славы.
Люди труды подъимают,
Оря, в землю насевают...
Лето благо во украсе,
В трудех плодех то во гласе.
Цветы травны в нем есть зрети,
Жниво в полях долг имети,
Всяко дело во удобстве,
Ясти плоды, хлеб, в господстве
Царствит лето изобилством...
Осень время совершенно,
В нем сад, поле плод счищенно...
Люди с поля жатву свозят,
Млачением житу грозят.
От древ и трав плод собраша,
Готов овощь, хлеб и каша.
Снижается тогда Солнце,
Виноградов греет гронце.
Интересно и описание зимы.
Всего Земля обнажится,
Трав и древес лист свалится.
В студь и дрова пригодятся,
Седины в мраз появятся.
Для характеристики года в целом автор использует метафору:
Тако люди год писаша:
Змия кругом времен даша.
Въобразиша древлни мужи
Лето весь год в змии ужи.
Год сотворит — и сомкнется,
Паки назад разогнется.
Четыре суть в году времена
Имут своя вси имена.
Круг же лета званство стяжут,
В течение то не свяжут.
Идут лета кругом наша.
В правде святи змий попраша!
Универсальный, «божественный» характер имеет для Кариона не только мера времени, но и мера вещей (7, л. 143).
Всякому делу и время бывает,
Бог всетворивый сие содевает.
Пределы концев Земли знает меру,
Дает живущым в славу его веру.
Хотя геометрия обычно связывалась Истоминым с географическими измерениями («Геометрия явися — землемерие всем ленися», — и т. п.), он довольно точно определяет ее основное значение (17, л. 17 об.):
Без меры несть что на Земли.
Геометрии всяк внемли.
Жителный дом, поля в мере
И моря вся, Богу в вере.
Длина, толща - все делится,
Метром страна и град зрится,
И человочь рост коликий,
Сердце и ум в нем великий.
Среди геофизических явлений стихотворцем упоминается (в качестве божественных «чудес») горообразование, земле- и водотрясения, особенно же — круговорот воды (9, л. 202: ср. 16, л. 237 и др.).
Естество жидко, на склонность лиянно,
Обаче Творцем ни в чем содержано.
Вяжет в облацех воду на воздусе.
Изливает дождь в плоды земли сусе.
Моря велики днесь в Земли держимы.
В глубости бездны никогда же зримы.
Реки вси текут, присно в земли ходят...
Карион употреблял в своих сочинениях гиперболы и аналогии, основанные на знаниях о драгоценных и самоцветных камнях, металлах (золото, серебро), особенностях почв (земля, камень, глина, песок) и др., соответственно с литературной традицией. Химические явления в его произведениях полностью исключаются.
Деревья, травы, злаки «разны виды» нередко упоминались в придворной поэзии, но, как правило, весьма лапидарно: как «сотворенные» богом, расцветающие и увядающие в различные времена года и т. п. Из животного мира в стихах часто встречается орел — разумеется, как символ московского государя. Аналогично лев олицетворяет шведского короля (2, л. 38 об.). Приведу также замечание о миграции птиц (4, л. 5). Зимой в России:
Животны всех род и ти терпят нужды,
Птицы во страны отлетают чужды.
Пожалуй, наибольший интерес вызывает рассуждение о происхождении видов в орациях 1689 и 1692 гг., очевидно противоречащее идее единовременного «творения» (9, л. 262; 16, л. 237 об.):
Реки вси текут, присно в земли ходят,
Животных роды многи в себе плодят,
Звери и рыбы воды изведоша,
Из них и птицы в воздух побегоша.
«Деется сие все Божиим словом». Таким образом, «Творец» — лишь «устроитель» законов природы, это подтверждают и астрономические представления поэта.
В человеке Истомина занимает главным образом его «дух». Однако поскольку признается, что это «животно», пусть и «словесноумно», то автор предполагает наличие у него мыслительного органа. «33 составах тела орган мудр держится»; «Отверзаю днесь орган мой словесный» и т. п., — нередко читаем мы в стихах Истомина. Любопытен рассказ автора о механической голове, созданной древним мастером, которая умела говорить, отвечать на вопросы (16, л. 232—232 об.), а ведь именно «словесность» была в его глазах главным отличием человека от животного.
Примат души над телом, «небесной» природы человека над «земной» обусловил сложное отношение поэта к медицине, за которой он не мог признать главенствующей задачу лечения «тела». Статья о ней есть в стихотворном «Граде» под заглавием: «Врачевство есть душе, телу, Болезньми зде омертвелу». Здесь, как и во многих панегирических стихах, где Истомин предрекал адресату «долготу лет» и даже возвращение молодости за «благочестие», он пишет (17, л. 18):
Тело, душу Бог врачует
Аще ему согласует.
По преступстве болезнь стася,
Человек бо в забыть взяся.
Врач, учитель совершенный,
Существ, естеств наученный,
Каков недуг объявляет,
В Бозе лечбу подавает.
В нем пластырь — покаяние,
Зелий, нищь приимание.
Сотворил все Господь к ползе,
Свята душа живет долзе.
Но автор все-таки не смог полностью отказаться от чисто медицинских методов лечения (которые, судя по материалам Аптекарского приказа, любили в это время испытывать на себе и многие виднейшие бояре). Важно и то, что стихотворец признал преимущественное право «врачевания» не за богословом, а за ученым медиком.
В заключение подчеркну, что поэзия Кариона Истомина позволяет с уверенностью говорить о его высокой оценке государственного и общечеловеческого значения естественных наук, его творчество свидетельствует об интересе к ним со стороны представителей верхушки правящих сословий Российского государства в конце XVII в., о разнообразии бытовавших в этой среде естественнонаучных представлений, особенно в области астрономии и географии (в том числе исторической и политической). Астрономия была еще не вполне отделена в этих представлениях от астрологии, однако, характер использования астрономических представлений в придворной поэзии позволяет утверждать, что существовало ясное сознание незыблемости «изначально» установленных законов небесной механики.
Автор и его слушатели располагали познаниями по крайней мере в области расположения созвездий, орбит планет, связи движения Солнца со сменой времен года и климатическими поясами, об астрономическом делении небесной сферы на «градусы и зоны». Шарообразная и к тому же «шишковидная» Земля представлялась уже как единая система, связанная не только общностью незыблемых геофизических законов, но и мысленным делением ее поверхности (поддающейся количественному исследованию) на «страны света».
Привлекает внимание четкость представлений о взаимном расположении и особенностях четырех известных в то время континентов и месте Российского государства на географической (и историко-политической) карте мира. Стихотворные произведения Истомина отразили интерес к таким проблемам естествознания, как, например, смена дня и ночи, сезонов, годовых погодных циклов, круговороту воды, горо- и мореобразованию и даже к происхождению видов. Упоминаемые точные науки — арифметика и геометрия еще не выделились; они представлены лишь как инструмент естествознания.
Менее всего естественнонаучные представления конца XVII в. затрагивали человека, рассматривавшегося преимущественно с философской и теологической точек зрения. Тем не менее можно отметить зачатки позитивного подхода к природе человека, выражающиеся в намеках на наличие материального носителя его «души» (которая, в свою очередь, трактуется главным образом как мыслительная и познавательная способность), в осторожном признании естественной природы человеческих заболеваний и необходимости рациональной медицины. Наконец, немаловажно отметить отраженное в стихотворных памятниках убеждение в совместимости ортодоксального вероучения и развернутого изучения «чудес» природы, являющегося не только правом, но и основной миссией «человека избранного».
Упоминаемые стихотворные произведения Кариона Истомина:
1. 1682 г., апреля не ранее 27, мая не позднее 23. 1-я редакция «Книги, желательно приветство мудрости». — ГИМ. Чуд. № 100/302. Л. 41-45 об.
2. 1682 г., май. 2-я редакция «Книги, желательно приветство мудрости». - Там же. Л. 29-39.
3. 1683 г., июня к 29. «Книга вразумление царю Петру Алексеевичу». Черновая редакция. - Там же. Л. 45—47 об.
4. 1688 г., декабря к 25. Рождественская орация. — Гос. объединенный Владимиро-Суздальский музей-заповедник. № В-5715. Л. 3-8; см. также: ГИМ. Чуд. № 99/301. Л. 218-219.
5. 1689 г., января к 30. Панегирическая «Книга любве знак в честей брак» царя Петра Алексеевича с Евдокией Федоровной Лопухиной. - ГИМ. Увар. № 908. 18 л.; см. также: ГИМ. Чуд. № 99/301. Л. 249—250 об.; Гос. объединенный Владимиро-Суздальский музей-заповедник. № В-5715. Л. 40-43.
6. 1689 г., марта к 31. Воскресная стихотворная рацея патриарху Иоакиму «О строении школьном». - ГИМ. № 100/302. Л. 114 об.; см. также: ГИМ. Увар. № 73. Л. 139-139 об.
7. 1689 г., июля 25. «Стихи на изъявление крымского похода вкратце». - Там же. Л. 143-144.
8. 1689 г., июля 31. Стихотворное введение в книге-похвале Богородице «Радуйся, благодатная, господь с тобою!» - Там же. Л. 144 об.
9. [1689 г.], декабря к 25. Рождественская орация. - Там же. № 99/301. Л. 259-264 об.; см. также: Гос. объединенный Владимиро-Суздальский музей-заповедник. № В-5715. Л. 8 об.— 12 об.
10. 1690 г., февраля после 19. Стихи на рождение царевича Алексея Петровича. — Там же. № 100/302. Л. 71—72, 116.
11. [1690 г., июня к 29]. Стихотворная рацея царю Петру Алексеевичу к дню ангела с просьбой о заведении мудростной науки в России. - Там же. № 99/301. Л. 223-223 об.
12. 1690-е годы. Стихотворное приветство от царя Петра Алексеевича к царевичу Алексею Петровичу. — ГИМ. Увар. №73. Л. 149-151.
13. 1691 г., марта 17. «Стихословие в краткости о жизни святаго» в день ангела царевича Алексея Петровича. — Там же. Л. 11 об.— 113 об.
14. 1692 г., октября к 14. «Приветство стихотворномерно» царице Прасковии Федоровне в день ангела. — ГИМ. Чуд. № 100/302. Л. 162—162 об. (см. также: ГИМ. Увар. № 73. Л. 117 об.-119).
15. 1692 г., ноября 24. «Краткословие стихотворное о святой великомученице Екатерине. С желанием здравия... царице... Параскевии Федоровне». — ГИМ. Увар. № 73. Л. 113-об.-115.
16. 1692 г., декабря к 13. «Стихи на освящение храма» в Новоиерусалимском монастыре и панегириком царям Алексею, Федору, Иоанну и Петру, царевне Татьяне Михайловне и патриархам Никону, Иоакиму и Адриану. - ГИМ. Чуд. № 100/302. Л. 230/237 об.
17. 1694 г. «Град Царства небеснаго» — стихотворная книга о школьной премудрости из поэтического триптиха Кариона Истомина. - Там же. Л. 26 об., 17-20 об.
18. [1695 г., декабря к 25]. Стихотворная рождественская орация благодетелю. — Там же. Л. 58 об.— 58.
1 Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII в. Литературные панегирики/Подгот. текста, предисл. и коммент. А. П. Богданова. М., 1983; Сазонова Л. И. Карион Истомин //ТОДРЛ. Л., 1985. Т. 39.
2 См. список произведений Истомина, использованных в данной статье, на стр. 278—279.
3 См.: Прибавления к Творениям св. отцов в русском переводе за 1845 г. М., 1845. Ч. 3. С. 163-177 и др.
4 Гелиоцентрическая система по крайней мере во второй половине 1690-х годов была известна Истомину, но была, видимо, внове для него, поскольку стихотворец сделал подробный рисунок такой системы с какого-то западноевропейского сочинения. См.: ГИМ. Чуд. № 100/302, последний (вклеенный) лист авторского сборника.
<< Назад Вперёд>>
