В. К. Былинин. Poesia docta Симеона Полоцкого
В том, что его творчество началось именно с «ученой поэзии», по-видимому, не следует искать каких-то особых, индивидуальных причин. Напротив, еще Лаврентий Корвин, чьи теоретические труды по «изящной литературе» пользовались высоким авторитетом в европейских университетах и академиях XVI-XVII в., в своем трактате «Compendiosa... carminum structura» (1496 г.) называл поэзию истинной наукой, призванной в приятной речевой форме выражать содержание других наук, а поэта - «толкователем всей школьной учености»2. Симеон как раз и был таким толкователем до самых последних дней своей жизни. Однако мы рассмотрим его первые шаги на «поэтический Геликон». Естественнонаучное содержание его ранних стихов мы постараемся показать через призму их жанрово-тематического анализа.
Итак, перед нами две рукописи - ГИМ, Син. № 731 (далее обозначается СО и ЦГАДА, собр. библ-ки Синодальн. типографии, ф. 381, ед. хр. 1800 (далее - С2), содержащие около 50 стихотворных автографов Симеона, из числа которых легко вычленить несколько didascalica opusculi: схолий, медитаций, а также стихотворных наставлений, т. е. произведений, представляющих собой схоластическую поэзию как бы в чистом виде. Таковыми, например, бесспорно являются орнаментальные эпиграммы3 с наставлениями и советами: «Widok zywota ludzkiego» («Образ жития человеческого»4 - C1, л. 142; С2, л. 115) и «Poczаtkowi zabiegaj» («С малого начинается» - С2, л. 112 об.). В первой излагается схема жизни человека, разделенной на пять 16-летиих периодов, и соответственно каждому периоду дается конкретная рекомендация: чем заниматься, о чем думать, к чему стремиться. Во второй эпиграмме проводится подкрепленное многими примерами и сравнениями наставление о необходимости серьезного отношения к начальному обучению и воспитанию детей.
Другая орнаментальная (составная) эпиграмма, развивающая одну из центральных тем «ученой поэзии», озаглавлена «Siedm nauk wyzwalonych» («Семь свободных художеств» - C1, л. 147; С2, л. 116 об.). Это стихотворение весьма примечательно. Охарактеризовав классический «тривиум» (грамматику, риторику и диалектику), Симеон очень лаконично сообщает о науках, составляющих «квадривиум»: арифметика (о ней, между прочим, сказано: «такую мудрость содержит в себе, что о будущем все вкратце поведает тебе»); геометрия («измеряет величину, высоту до самого неба»); астрология («беги небесные отмечает от звезд что случается - отменно толкует»); музыка («разделению голосов учит в приятных мелодиях и сочинению симфоний». Очевидно, под «симфониями» подразумевалась музыкальная имитация «небесной гармонии» - «ангельской музыки космических сфер»). Как видим, арифметика здесь уподоблена предвидению или прогнозированию, что обычно имело место в практике ятроматематиков5. Однако, как справедливо считает Р. А. Симонов, ятроматематика (т. е. врачебная астрология) была только частью общей астрологии. Значит, арифметика, по Симеону, имеет значение прикладной астрологической дисциплины. С небесными измерениями у него связывается и геометрия, фактически принимающая на себя таким образом функцию астрономии6.
Столь тенденциозная трактовка молодым поэтом схоластического «квадривиума» вряд ли может быть названа случайной. Он живо интересуется астральной тематикой и посвящает ей ряд стихотворений. В эпиграмматическом жанре zodiacnm написаны стихи «Miesici 12 nastepuja» («Следуют 12 месяцев» - С2, л. 110), к ним примыкает календарный цикл описательных эмблем7 «Cztery czeci rocu pogody» («Четыре времени года» - С1. л. 142). Кроме того, к жанру horoscopium (поэтическое предсказание по небесным явлениям и светилам) относятся стихотворения «Siedmiu planiet znaki i ich operatie nastepuja» («Семи планет знаки и начало их воздействия» - С1, л. 143; С2, л. 115 об.) и «Cztery przemagajace complexie» («Четыре основных темперамента» - C1, л. 149). Формальная организация стихотворения «о месяцах» - проста. Это 12 зодиакальных эпиграмм, каждая из которых озаглавлена латинским наименованием соответствующего месяца. Например, Ianuaris:
Gdy Wodnik zimne w styczniu wody leje, I g§ste srzeny na ten padol sieje, Ludzie bankiety, pi^tyki stroj§, Przy lutni wdzi§cznej skoczne dumy rojg
(«Когда Водолей в январе хладны воды проливает,/И густыми снегами юдоль земную посыпает, / Люди застолья, разгульное веселье устраивают, / При лютне милой живо думы сменяются»). Но простота целого нередко восполняется включением курьезных поэтических тропов и фигур в контекст отдельных фрагментов цикла.
Уже следующая эпиграмма «Februaris» по тому, как сменяются в ней оттенки лексем, может быть причислена к грифам (разновидности эпиграмматических жанров с использованием luzu verborum - игры слов):
Ryby niebieskie luto sig obchodz^, W lutym, bo Swiatu ci§zkie zimno rodzg. Biegiem sig zagrzej, komu teraz zimno, Usi^dz, staruszku, przy ogniu lub dymno?
(«Рыбы небесные люто обращаются / В лютом (т. е.- в феврале), ибо свирепый холод в мире производят. / Бегом согревайся, кому сейчас холодно; / Присядь, старче, к огню или тебе дымно?»).
Из календарной эмблематики отметим аллегорию Весны. Ее описание дано Симеоном в традиционном, но явно антикизированном варианте - в виде прекрасного юноши-воина или охотника:
Miodzian wesio!y z kolan obnazony, Ptak na r§ce, Juk w drugiej nalozony Obraz jest Wiosny...
(«Юноша веселый с коленом обнаженным, / с птицей в руке и с луком в другую вложенным / - вот образ Весны...» - C1, л. 150 об.; С2, л. 117 об.).
Объединение зодиакальных и календарно-аграрных мотивов - общее место средневековой европейской и древнерусской альманашной литературы. Особое же распространение этот тематический комплекс получает в XVII в., он прочно усваивается и изобразительным искусством. Так, в подволочных росписях, выполненных Симоном Ушаковым в конце 1660-х годов на сюжет «звездотечное движение, двенадцать месяцев и беги небесные» (плафон Коломенского дворца8) можно видеть наглядную иллюстрацию к рассмотренным стихотворениям Симеона Полоцкого, здесь имеются и аллегорические фигуры времен года, и знаки Зодиака, распределенные по дням и месяцам.
В гороскопиуме «Семи планет знаки...» наряду с общими сведениями о небесном устройстве помещены и некоторые общие генетлиакональио-профориентирующие предсказания. Например, сообщив, что луна («месяц») «властвует на первом небесном круге», Симеон тут же добавляет: «Рыбаки и мореплаватели в ее дни рождаются, а также паралитики и те, что около воды ходят» (т. е. сомнамбулы). Затем поэт пишет: «Меркурий планета на втором находится небе, / Под ним рождаются мудрые, счастливые в удовлетворении своих чаяний, / Острые разумом и пытливые, также и математики, / Приятные ликом, белокурые достойные и непьяницы». Далее подобным же порядком объясняется воздействие «бесстыдной Венеры», что на третьем небесном круге (cirkule), «ясного Солнца» - на четвертом, «кровавого Марса» - на пятом. «Шестым небес окружьем правит доблестный Юпитер старейший, / Который правде, дружбе, добросовестности учит; / Благосклонность, любовь, доброжелательность ко всему прочему в себе имеют / Те, кто под ним на свет являются, люди набожные и меру соблюдающие». Наконец, на «седьмом небе» восседает «сыноедец Сатурн». Он «заразу зависти порождает. / Печаль, измены, обжорство, внезапная смерть, болезни, / Змеиный яд ждут тех, кто считает его своим знаком».
Как видим, способность быть математиком как бы уравнена с такими положительными качествами человека, как мудрость, остроумие, пытливость или настойчивость и т. д.
Эпиграмма о темпераментах описывает «четыре преобладающих» психологических типа людей: «полнокровных», «холериков», «меланхоликов», «флегматиков», каковыми они неизбежно становятся уже с момента рождения, в силу определенной «генитуры», т. е. расположения небесных светил (Юпитера и Венеры, Марса, Сатурна, Луны и созвездия Рыб). Ср.: «Юпитер с Венерой полнокровных порождают / Прелестный веселый сын их9 в луга сходит. / Марс холериков господином себя величает, / Беспечно жжет и войны устраивает...» и т. д. Учено-схоластический тон этого произведения не подлежит сомнению. Не исключено, что оно было написано в связи с выполнением «оккупаций) (домашних заданий) в то время, когда Симеон слушал лекции по психологии (они читались в Киево-Могилянском коллегиуме по программе метафизики и после - в философском курсе10).
Интересно, что психологические свойства человека Симеон обусловливает причинами высшего порядка, выделяя «математику» (астрологическую прогностику) среди других естественных наук. Похоже, что мы имеем дело даже не с случайным юношеским увлечением Симеона, но с важным моментом в его духовном развитии. Это полезно помнить и при рассмотрении некоторых стихотворных произведений, относящихся уже к московскому периоду его жизни, к иным идеологическим и культурным условиям. Например, в известном стихотворении «Звезда», которое вошло в поэтический фолиант Полоцкого «Вертоград многоцветный», говорится:
Звезды во человецех воли не вреждают,
Токмо страстми плоти нечто преклоняют.
Тем же на звезды вины несть леть возлагати,
Егда кто зло некое обыче деяти11.
Обычно исследователи привлекают это стихотворение для доказательства отрицательного отношения поэта к астрологии. Конечно же, это недоразумение. Здесь, наоборот, мы видим характерное для схоластической науки XVII в. истолкование небесных явлений в связи с их воздействием на человеческую природу и судьбу. Что же касается «воли», то она и не могла включаться академической астрологией в сферу объектов, подверженных воздействию звезд и планет, поскольку, согласно христианской доктрине, «воля» есть свобода, полученная человеком от бога, в выборе между добром и злом, «раем» и «адом»12.
Во втором стихотворении из цикла «Воля» («Вертоград многоцветный») Симеон замечает:
Самоволен человек, богом сотворенный,
И никогда от него бывает нужденный.
Огнь и вода пред лицем нашим положиться,
Что ти годе явися, к тому обратися13.
Сходные рассуждения имеются и в стихотворении «Звезда», где говорится о неподверженности никаким внешним факторам воли человека. В его поздних «Виршах на рождение Петра I», поднесенных им отцу Петра, царю Алексею Михайловичу в день крещения новорожденного - 29 июня 1672 г., в частности, есть такие строки:
Петр есть камень счастия и камень бесценный,
во утверждение церкви богом водруженный.
И ты, плането Аррис и Зевес, веселися,
во паше бо сияние царевич родися.
Четвероугольный аспекут произыде,
царевич царствовати во вся прииде.
Четвероконечпый знамя проявляет,
яко четырми частьми мира обладает.
От бога сей планете естество дадеся,
лучши бо прочих планет в действе обретеся14.
Приверженность поэта к астрологии, полученная еще в ученические годы, сказалась и в зодиакальных циклах в «Орле российском» и «Приветствии» Федору Алексеевичу, в статье Симеона «Беседы со планиты»15. Рано обозначился в творчестве Симеона интерес к цифири, к числовой герменевтике и символике, к многозначным числовым подборкам и комбинациям, относящимся к области арифмологии16. В ранней польскоязычной поэзии Полоцкого очень много стихотворных числовых подборок; причем, как правило, число выносилось в заглавие произведений. Ср.: «Cztery czgsci dnia», «Cztery czgsci rocu po- gody», «Cztery swiata wiekn», «Cztery rzeczy namocniejsze», «CzLery zywioly i skutki onych», «Cztery przemogaj^ce coinplexie», «Pi§c smystow naslgpujq», «Szesc czistosci stro- zow», «Siedmiu pJaniet znaki...», «Osiem dziwow swiata», «Miesigci 12 nastppuj^».
Видимо, таким образом преследовалась цель подчеркнуть их научный, удобный для запоминания, справочно-дидактический характер и, в то же время, подчеркнуть истинность, справедливость заключенной в них информации. В XVII в. еще прочно бытовало убеждение, восходящее к патриотической философии и, глубже, к учению пифагорийцев и акусматиков, согласно которому число по своей сути лишено лжи, оно - всегда истинно17. Можно утверждать, что эта концепция явилась идейно-эстетическим фундаментом арифмологии как таковой18. В рамках арифмологической эстетики могли возникать устойчивые литературные формы. Например, в польской барочной поэзии широко фигурировали так называемые «Czwarteki» («Четвертаки») - комплексы афористических фраз, имевшие трех или четырехчастное строение. Они напоминали популярные в немецкой литературе XV-XVII вв. наборы приамелей и шпрухов19. Вполне вероятно, что стихотворные тетрады Полоцкого предназначались для объединения в такой обобщающий «Czwartek» (тем более, что соблюдать тематическое единство для этого совсем не требовалось).
К эпиграмме о четырех темпераментах тематически приближается стихотворение «Pi§c zmuslow nastgpuj^» («Пять чувств проявляются» - C1, л. 147). Правда, смысловой акцент здесь перенесен на проблему плотско-«тварной» природы человеческого естества. (Подобные вопросы должны были серьезно привлекать внимание нашего ученого стихотворца, особенно после его вступления в латино-униатский монашеский орден базилиан.) Поэт прибегает к эмблематически образным сентенциям по поводу сходства «внешних чувств» (sensus exteriores) у людей и у животных. «Малое око всех вещей образы собирает; / Орел сквозь солнце, зоркий, и сквозь стены взором проникает / Олень, слухом достойный, тянется к лютнисту, / Чья мелодия радует уши слушателя» и т. д. Одним словом образные описания «чувств» при ближайшем рассмотрении оказываются размещенными по строго иерархическому принципу: на нервом месте - зрение, затем - слух, обоняние, вкус и завершается этот ряд носящим наиболее «телесный» характер осязанием.
Откуда заимствована данная схема, гадать не приходится, - ее использование Симеоном свидетельствует о его хорошем знакомстве с философским учением Фомы Аквинского20 (а возможно, и с «Источником знания» Иоанна Дамаскина21). В этой связи хотелось бы еще отметить, что вообще сенситивная тематика активно разрабатывалась и всячески обыгрывалась барочной поэзией. Один из виднейших ее мастеров, ее патриарх - Джамбаттиста Марино - был прямо назван «поэтом пяти чувств»22. Действительно, в его произведениях «тают грани между чувствами и ощущениями человека и природой»23. В отличие же от Марино, Симеон не стремится выразить свои чувства в творчестве, а как типичный сторонник схоластической теории ratio scripta («писанного разума») лишь констатирует наличие таковых в человеческой природе, показывая их «субординацию».
Студенческие занятия «метафизикой» и «физикой» нашли отражение и в медитациях Симеона о быстроте и цикличности времени (ср.: «Время днем и ночью по кругу всегда ходит...» - C1, л. 151 об.; С2, л. 118; «Округлое небо по кругу катится, время крылатое днём и ночью за ним поспевает...» - C1, л. 152; С2, л. 118 об.; «Время быстролетное быстрее оленя днем и ночью бежит...» - C1, л. 152 об.; «Все на свете конец завершает, один лишь Христос вечно триумфует...» - там же; «Вращение небес часы располагает, таким образом часовой циферблат образуется...» - С2, л. 121), та же тема в стихах о первоначалах вещей -космических стихиях. Одно произведение так и названо: «Cztery zywioly i skntki onych» - «Четыре стихии и последствия их проявления» (C1, л. 149 об.):
Земля тяжелая всячески двигает себя, - Древес, цветов, животных красотою упещренная, -
Всех вещей мать, все она рождает, Но и пожирает то, что наплодит.
Благодаря воде низины, леса, травы зеленеют,
Мореплаватель добывает славу, если не ленится,
В ней балены живут, страшные рыбищи,
И другие морские звери.
Все что только земля может породить,
То без моей ласки никогда не созреет.
Я воздух - всем жизнь даю,
Когда ветры пускаю во все концы света.
Все бы безвременпо погибнуть могло,
Если бы от меня моей ласки не испытывало,
Я - огонь, утвержденный аж па самом небе,
Тепло раздаю ко всеобщей потребе.
Это орнаментальная «активная» эпиграмма, в которой авторская речь сочетается с прямой речью олицетворяемых неодушевленных предметов, в данном случае - природных стихий24. Содержание ее вряд ли требует подробных комментариев, кроме, разве что, начальной фразы - «земля тяжелая двигает себя». Видимо, здесь подразумеваются не столько сейсмические явления, сколько естественное вращение Земли. Следовательно, Симеон выступает сторонником гелиоцентрической системы устройства мира. В этой связи есть основание полагать, что он был знаком с «небесной механикой» Н. Коперника. Космологическое учение Коперпика в XVII в. уже не так рьяно отвергалось различными учеными-схоластами, оно свободно излагалось с кафедр многих европейских учебных заведений, в том числе, вероятно, и в Киево-Могилянском коллегиуме. Недаром его профессор, Епифаний Славинецкий, прибыв по приглашению царского правительства в Москву (в 1649 г.) с целью наладить в русской столице общеобразовательный институт, перевел среди прочих ученых книг «Географию» Блеу, в которой он также изложил суть гелиоцентрической системы Коперника25.
В средневековой монастырской школе заметное место отводилось изучению «полезных» ремесел. В свою очередь, и высшая школа, готовившая «дидаскалов» (учителей) для подобных заведений, была вынуждена знакомить студентов с ремесленным делом. Происходило это, как правило, факультативно или сочеталось с преподаванием других учебных предметов. Например, в классе пиитики тема «полезные ремесла» служила мотивом для отработки техники стихотворной интерпретации. К такого рода опытам относится стихотворение Симеона «BzemiosJa zrz^dne, a uczciwe» («Ремесла ворчливы, но добросовестны» - С1, л. 148; С2, л. 16 об.). Это аллегорическая картина, где персонажи римской мифологии26 олицетворяют ремесла, занятия, профессии человека. Образ богини Опы Сеятельницы - земледелие, образ древнеиталийской богини Палес - скотоводство, лидийка Арахне, о споре которой с богиней ремесел Афиной Палладой рассказывает в «Метаморфозах» Овидий (гл. VI, стих V-145), знаменует ткачество, Ларунда - архитектуру:
Архитектонов матерью наречена
Ларунда, в пекло Юпитером была брошена.
От Меркурия она близнецов имела,
Через которых миру свою пауку передала.
О Дориде, дочери Океана и Фетиды, олицетворяющей мореплавание и корабельное дело, породившей нимф и муз, покровительниц «семи свободных художеств», в стихотворении сказано:
Серьезная Дорида, жопа Нерея,
Нимф породив, высоко прославленная
Корабль изобрела, море парусами измерила,
В Индию и к арабам дороги показала.
Кузнечное дело олицетворяет Вулкан со своими слугами, циклонами Бронтом, Стеропом и Пирацменом; Марс и Беллона - военное искусство. Практическую медицину у Симеона символизирует Панацея: она «о здоровье человека заботится, знает, чем ему когда помочь, боли усмиряет, лечит все болезни, лекарства готовит для скрытой печени»27. И завершается эта процессия «живых» профессий Политикой, окруженной Честью, Хвалой, Достоинствами и лаврами.
Представление об «ученой поэзии» Полоцкого было бы не полным, если бы мы не коснулись и других произведений писателя. Стихотворение «Nowoznaleziona rzeczy» («Новооткрытия» - С2, лл. 121-121 об.) написано им в популярном жанре «новин». Во времена Полоцкого новины могли быть способом изящного и вполне серьезного сообщения о различных новостях: о находках редкостей, об удивительных событиях, происшедших в мире, о новых научных идеях, гипотезах и открытиях; но подчас превращались в пародии на подобные описания. Получив распространение в стихотворной практике совизжалов, новины-пародии скоро стали достоянием и неофициальной схоластической поэзии28. «Новооткрытия» Симеона не являются прямой пародией, иногда речь поэта приобретает здесь серьезный дидактический топ, по все же стихотворение в целом выдержано в шутливо-гротескном стиле «bernesco», - в нем о вещах высоких п низменных говорится одинаково, почти высокопарным слоuом.
Страна Америка и камень под названном
Полярис (магнит. – В. Б.) недавно на свете обнаружены.
Типография, ружье и часы...
Шелковый червяк, седло со стременами
Новооткрыты мудрых острым разумом.
В одном ряду этого стихотворного реестра оказываются открытие устройства компаса, целебного сока гиацинтового дерева, водки, «которая людям пользу приносит» (!), водяной мельницы, сахара, краски для волос, очков, зеркальной обработки железа, гравирования на меди, маяка и т. д. и т. п. Воздается хвала Америго Веспуччи, Кристофу Колумбу, Фердинанду Магеллану, которые уравниваются в подвигах и славе с библейским царем Давидом, Александром Македонским и Юлием Цезарем, а также с «мужественными христианами», героями «Освобожденного Иерусалима» Тассо - королем Артуром и Готфридом Бульонским. Даются советы о том, как избавиться от болезней, приобретенных от «злой Венеры». И тут же замечания типа:
Знай всяк свое место: молится Сим,
Плуг дан Хаму, а меч Иафету...
Паши, сей, коси, боронуй - твое право, Хам,
Только не садись к папам, не шути со мною.
Теме раритетов и «чудес» (mirabilium), столь традиционной для школьной эпиграмматической поэзии29, Симеон отдал дань также в своем цикле эпиграмм «Osicm dziwow swiata» («Восемь чудес света» - С2, л. 120 об.). Каждая из восьми эпиграмм цикла - как бы сжатая аннотация к одному из грандиозных сооружений, называемых «чудесами света». Читателю сообщается о возникновении и назначении египетских пирамид, что «в Мемфисе построены в виде | каменных возвышений для погребения | королей, высотою огня небесного достигающих». Описаны Фарос-Пирг, поставленный в устье Нила «Птоломеем египетским господином»; огромный горельеф с изображением Юпитера, «Фидиевой приписываемый работе». Четвертым «чудом» поэт называет Родосского колосса, который был изваян из меди «в честь солнца». Пятое «чудо» - храм в Эфесе, созданный амазонкой Делией (Артемиды храм30). Шестое - гробница Маузола (т. е. Мавзолей). Седьмое - «сады Семирамиды, жены ассирийского короля Нина, в Вавилоне». Завершается стихотворение эпиграммой «Amphitheatmm» - о римском Колизее. Через несколько лет, весной 1671 г. Полоцкий переложит эти стихи па русский язык и почти целиком включит их в торжественное «Приветство... царю и вел. кн. Алексею Михайловичи)... о вселении его благополучном в дом, велним иждевением, предивною хитростию, пречюдною красотою в сели Коломенском новосозданный»31 (однако вместо римского Колизея восьмым чудом света будет провозглашен Коломенский дворец - гордость «Третьего Рима»).
Мы вынесли за пределы данной работы подробности художественного анализа «ученой поэзии» молодого Симеона Полоцкого и постарались сосредоточить больше внимания на ее жанровой тематике, на самих объектах изображения. Безусловно прав Л. М. Панченко, полагая, что Полоцкий в европейской литературе XVII в. занял место среди решительно отвергавших идеи картезианства «барочных филологов и историков, среди «полигисторов», считавших себя единственными наследниками гуманистов, а на самом деле превративших учение гуманистов в догму ... Картезианцы отрицали традицию и главным орудием исследования мира и человека считали естествознание, опыт; барочные филологи и поэты опирались на «писанный разум» ... - отчасти Библию, главным же образом на творения отцов церкви («предание») и античное наследие». Они не искали истину, но проповедовали ее, «считая ее обладателем того, кто хорошо знал богословие, умел читать классические тексты, кто изучил логику и диалектику, риторику и поэтику»32.
Симеон Полоцкий освоил жанры studia humanitatis. Его схоластическая ученость обладала энциклопедической широтой, что для развития русского просвещения, русской литературы «переходной эпохи» оказалось чрезвычайно полезным и важным. Многое из того, о чем вещал в своих ученых виршах Симеон, в России знали и раньше (например, о семи свободных художествах, об астрологических прогнозах, знаках Зодиака и прочем, не говоря уже о часах и огнестрельном оружии), но многое прозвучало впервые, «по-новому», удивляя его московских учеников, возбуждая в них интерес к различным наукам. Новые веяния в русской культуре и общественной жизни привели к основанию первой русской Славяно-греко-латинской академии33.
Свою европейскую схоластическую ученость Симеон легко приспособил к русским традициям, уважая приверженность «старинному благочестию». Вот почему сложно сказать, какой эффект возымели бы его усилия, будь он убежденным сторонником декартовского дуализма, смелым научным экспериментатором и естествоиспытателем. Были бы эти усилия поняты и поддержаны кем-то из русских современников поэта или нет, получил бы этот «начальный импульс» положительное целенаправленное продолжение в отмеченных историко-культурных условиях...
Как бы то ни было, сам Симеон прекрасно знал правило классической риторики - «хорошо то, что к месту и ко времени» - и, бесспорно, всегда руководствовался им как в жизни, так и в своем творчестве.
1См.: Конон Ул. М. На скрыжаваннях братнiх культур//Beсцi АН БССР. Miнск, 1981. С. 139-141. (Сер. Грамадскiх навук; № 2).
2Ertner H. Zum Dichtungsbegriff des deutschen Humanismus // Grundpositionen der deutschen Literatur in 16. Jahrhunder. В., 1972. S. 362-363, 370.
3Жанровые определения даются в соответствии с терминологией, которая была принята в курсах школьной поэтики в XVII в. См.: Крекотень В. I. Киiвська поетика 1637 року // Лiтературна спадщина Киiвськоi Pyci i украiнська лiтература XVI-XVIII ст. Киiв, 1981. С. 135-154. См. также: Lewin P. Poetyka moskiewska z roku 1722 // Slavia Orientalis. Rocz. XVI (1967). N 4. S. 381-390.
4Здесь и в дальнейшем перевод с польского - В. Былинина.
5См.: Симонов Р. А. Российские придворные «математики» XVI- XVII вв. // Вопр. истории. 1986. № 1.
6Интересный образчик подобных «геометрических» расчетов Симеон привел значительно позднее, в своем богословском трактате «Венец веры кафолической» (ок. 1670 г.). Cм.: Пыпин А. //. История русской литературы. СПб., 1902. Т. II. С. 332.
7Об описательной эмблематике в школьной барочной поэзии см.: Софронова Л. А. Некоторые проблемы поэтики польского барокко //Сов. славяноведение. 1974. № 1 С. 76-77.
8См.: Ровинский Д. Л. Русские народные картинки. СПб., 1900. Т. 1. Ил. V. Ср. также: Такташова Л. Новое о Прокопии Чирине // Художник. 1983. № 3. С. 60.
9Видимо, Купидон.
10См.: Пелех П. М. Психология в Киево-Могилянской коллегии XVII века. Киев, 1949. С. 3-8 и след.
11Цитируется по беловому списку ГИМ. Син. Да 288. Л. 194 об. (то же: БАН. 31.7.3. Л. 185. См. также: Вирши. Л., 1935).
12См.: Августин. О свободной воле, III. 2-3 // Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. М., 1979. С. 321-322.
13Цитируется по списку ГИМ. Син. № 288. Л. 104.
14Стихи написаны Симеоном совместно с Епифанием Славинецким 30 мая 1672 г. См.: Голубев И. Ф. Забытые вирши Симеона Полоцкого // ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 254-259.
15Все три произведения находятся в составе «Рифмологиона»: ГИМ. Син. № 287. Л. 439-465, 299-301, 432 об.- 433.
16Яркое представление об этом роде схоластической учености дает трактат «Арифмология, сиречь числословие, всех яже нас учити могут числом объемлемое», написанный Николаем Спафарием в середине 1670-х годов для царя Алексея Михайловича. См.: Николай Спафарий. Эстетические трактаты/Подгот. текста и вступ. ст. О. А. Белобровой. Л., 1978. С. 87-124.
17См.: Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. М., 1972. С. 159-163.
18См.: Там же. С. 164.
19См.: Николаев С. И. Произведения Яна Жабчица в русских переводах XVII в. //ТОДРЛ. 1981. Т. 36. С. 177, 179.
20См.: Фома Аквинский. Сумма теологии. I, q. 12-76. См.: Соколов В. В. Средневековая философия. М., 1979, С. 367-368.
21См.: Точное изложение православной веры. Творение св. Иоанна Дамаскина/Вступ. ст., пер. и коммент. А. Бронзова. СПб., 1894.
22Calcatera С. Il Parnaso in rivolta. Milano, 1940. P. 13.
23Голенищев-Кутузов И. H. Романские литературы. М., 1975. С. 251.
24Об «активных» эпиграммах см.: Крекотень В. И. Киевская поэтика 1637 г. С. 136; см. также: Сазонова Л. И. "Украинские старопечатные предисловия копия XVI-первой половины XVII в. (особенности литературном формы) //Тематика и стилистика предисловий и послесловии. М., 1981. С. 182 к др.
25См.: Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII вв. Библиографические материалы. СПб., 1903. Однако заслуживает внимания тот факт, что в русской переработке этого стихотворения, получившей название «Стихии четыре», Полоцкий выражает вполне ортодоксальную точку зрения на устройство мира. Он пишет (ГИМ. Син. 288. Л. 456):
Четыре богом стихии созданы,
земля, вода, огнь и воздух пространный.
Земля во жилище людем сготовася, и зверем, всех же нижше основася.
26Весь набор мифологических образов Симеон мог заимствовать из популярных в XVII в. школьных пособий типа «Subsidiis роёseos» («Пособий поэзии»). См.: Петров Н. И. Очерки из истории украинской литературы XVII и XVIII веков: (Киевская искусственная литература XVII-XVIII вв., преимущественно драматическая). Киев, 1911. С. 72.
27С этим органом средневековья медицина связывала многие жизненные функции человека. См.: Ковнер С. Г. История средневековой медицины. Киев, 1893.
28См.: Hernas Cz. Barok. Warszawa, 1080. S. 61, 131-133.
29Ср.: Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972. С. 186 и др.
30Ср. о том же в «Арифмологии» Николая Спафария // Эстетические трактаты. Л., 1978. С. 89.
31ГИМ. Син. № 287 («Рифмологион»). Л. 382 об.
32Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII в. Л., 1973. С. 167-168.
33Об этом см.: Смирнов С. История Славяно-греко-латинской академии. М., 1855; Рогов А. И. Школа и просвещение // Очерки русской культуры XVII в. М., 1979. Ч. II. С. 150-153.
<< Назад Вперёд>>
