Л. У. Звонарева. Натурфилософские представления Симеона Полоцкого
Симеон Полоцкий (до принятия монашества в 1656 г. Самуил Гаврилович Петровский-Ситнианович) закончил Киево-Могилянскую коллегию, где прослушал курс «натурфилософии» профессора Иннокентия Гизеля, ректора коллегии, «вкусившего учености» в Замойской академии и университетах Англии1. Высокообразованный эрудит, Гизель в своих лекциях касался многих натурфилософских проблем. Не случайно именно он вплотную подошел к осознанию закона сохранения материи и движения, научно сформулировать который суждено было М. В. Ломоносову. Еще в 1645 г. Гизель убеждал своих учеников: «Материя есть в одинаковом количестве и к тому же того же самого вида, какого была в теле дерева, а потом пребывает в теле огня, который возник из этого дерева»2. В этой связи нелишне вспомнить, что М. В. Ломоносов во время обучения в Славяно-греко-латинской академии приезжал в Киев и в течение четырех месяцев штудировал рукописные курсы философии3.
В своих лекциях И. Гизель в нарушение ортодоксально-христианских представлений утверждал: «Существуют три творца, а именно: бог, природа, искусство»4. Профессор Иннокентий Гизель стремился научить своих слушателей главному - мыслить. Потому он саркастически замечал, рассуждая о приливах и отливах моря: «Многие философы приписывали это колебание моря ангелу, подобно как и движение звезд. Так решать этот вопрос действительно легко, но прибегать к этому стыдно для философа, которому надлежит объяснять, насколько это возможно, природные следствия природными же причинами»5.
После окончания Киевской коллегии, Симеон Полоцкий едет учиться в виленскую иезуитскую академию. Кафедры собственно естественных наук здесь отсутствовали, но определенная сумма сведений из области географии, ботаники, анатомии, астрономии входила в большинство курсов натуральной философии (физики - по терминологии того времени). Уже в первой половине XVII в. для описания движения небесных тел здесь широко применялись различные схемы, чертежи. В составе библиотеки виленского бургомистра униата Степана Лебедича (а круг читателей подобных книжных хранилищ был тогда достаточно широк) в эти годы (инвентарь составлен в 1649 г.) встречаем книгу, очевидно, известную студентам и преподавателям виленской академии - «Руководство к пользованию астролябией»6. В лекциях по натурфилософии звучали имена астрономов XVI-XVII вв. - Тихо Браге, Кеплера, Галилея, Коперника и др., излагались их воззрения. В этих курсах заметно влияние аристотелевских книг по естествознанию; так, сведения по минералогии, географии, астрономии излагались в разделе «О небе и земле», принципы становления природных тел рассматривались в разделе «О возникновении и уничтожении», антропология и психология входили в раздел «О душе». Насколько внимателен ко всякой естественнонаучной информации был сам Симеон Полоцкий видно уже из того, что спустя годы в проекте первой русской академии он особо отмечал необходимость изучения «философии естественной»7. Вслед за своими учителями Симеон Полоцкий разделял философию на «разумительную» (логику), «естественную» (физику) и «правную» (этику).
Профессор Гизель, объясняя те или иные природные явления, стремился дать полезные советы, которые, по его мнению, могли бы помочь практическому использованию сил природы или содействовать правильному поведению человека в окружающем его мире8. Как и его наставник, Симеон Полоцкий был убеждён, что главная задача философии - помочь человеку познавать «естество», ибо только с помощью науки люди могут лучше использовать данное природой, осмысливая прошедшее, определяя настоящее, предвидя будущее.
Симеон Полоцкий оставил огромное литературное наследие. Его рукописные монументальные сборники стихотворений «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион» содержат по 1200 страниц каждый. Около пятидесяти стихотворений естественно-познавательного содержания украинский академик А. И. Белецкий выделил в энциклопедическом «Вертограде». К анализу природных явлений обращался Симеон Полоцкий и в своих богословских сочинениях. В теологическом трактате «Венец веры кафолическия» (1670) дана развернутая картина Вселенной. Снабжал различными натурфилософскими «эрудициями» Симеон и свои проповеди, собранные в два обширных сборника «Вечеря душевная» и «Обед душевный». Так, в «Слове первом Христове в день святыя пасхи» высокообразованный автор считает нужным использовать следующее сравнение: «Как магнит притягивает железо, так и Христос - мысленный магнит»9. В этом он следовал наставлениям профессора Киевской коллегии И. Галятовского, который утверждал, что необходимо постоянно демонстрировать широкую образованность духовного пастыря.
Симеон Полоцкий использовал в стихах и проповедях цитаты из таких популярных «естествословцев», как Плиний или Аристотель. В то же время не следует преувеличивать влияние авторитетов на прогрессивных деятелей XVII в. Гизель прямо оговаривал в своих лекциях: «Во время диспута следует обращаться не столько к авторитетам, сколько к доводам разума... Человеческий авторитет ничего не доказывает... Не надо никого любить так, чтобы из-за любви к нему пренебрегать правдой»10.
Известно, что круг чтения Симеона Полоцкого включал книги на латинском и польском языках, которых, судя по его завещанию, было немало в библиотеке просветителя. Напомним: в Москве до конца XVII в. не было напечатано ни одной книги естественнонаучного содержания, а в весьма популярных у грамотного демократического читателя азбуковниках утверждалось, что небесные светила движутся непосредственно ангелами. Подобные представления об устройстве мироздания попали в азбуковники из Толковой Палеи, книги Козьмы Индикоплова.
В основе этой космологии (ранняя византийская традиция, - по классификации Б. Е. Райкова) лежит библейское представление о плоской Земле с распростертым над нею неподвижным небом - шатром, под которым ходят небесные светила, направляемые волею ангелов. Этот мир окружен со всех сторон высокими стенами, наподобие обширной тюрьмы. В нем нет места законам природы, все управляется непосредственным действием бога и подчиненных ему сил, причем божество находится вне и выше этой мировой «комары» - замкнутого мира-ящика11.
Симеон Полоцкий был сторонником другой, западно-латинской традиции, известной на Руси лишь с XVI в., в основе которой лежала натурфилософия Аристотеля. Опираясь на трактат Симеона «Венец веры кафолическия», можно реконструировать его космографию. По мнению ученого монаха, существует три неба: эмпирейское, неподвижное, самое высшее, кристальное, движущееся с неизреченною скоростию, и твердь, разделяющаяся на два пояса, первый - звезд неподвижных, второй - планет. Планетное небо разделяется на семь кругов или поясов по числу планет, известных в то время (Крон - Сатурн, Дей - Юпитер, Ар - Марс, Солнце, Афродита - Венера, Ермий - Меркурий, Луна). Симеон Полоцкий указывает расстояния от каждой планеты до другой. Планеты по местоположению ниже звезд. Иногда они ходят по одному пути со звездами, а иногда по противоположному. Самая малая звезда в 80 раз больше Земли, а следующая по величине звезда превосходит пространство Земли в 170 раз. Солнце в 166 раз больше Земли (по современным данным, напомним - в 110 раз по диаметру), Луна же в 30 раз меньше. Всякий час Солнце совершает 7 160 миль, из которых каждая требует человеческой ходьбы два часа. Земля представляется круглою, черною, тяжелою, холодною, она - центр всего мира и содержит в себе ад. Землетрясения происходят от терзания заключенных в ее недре духов.
Отметим эклектичность представлений Симеона Полоцкого о Земле и космосе. Он отстаивал более прогрессивную традицию, утверждающую шарообразность Земли, сферическое строение неба и принимавшую семь планет античной астрономии. В то же время относительно причин, рождающих землетрясения, писатель придерживался давно устаревших взглядов (естественными процессами объяснял землетрясения еще Аристотель в своей «Метеорологии»).
В этом теологическом трактате заметно стремление Симеона Полоцкого объяснить мироздание понятно и доступно самым малообразованным читателям. Эту просветительскую тенденцию своего сочинения он особо подчеркивает, заявляя: «Ведения ради, а не верения предлагаю читателям»12.
Был ли знаком Симеон Полоцкий с учением Коперника? Очевидно, был. Историки науки утверждают, что труд Николая Коперника «Об обращении небесных кругов», изданный в 1543 г., знали в братских школах Украины и Белоруссии13. Более того, все тот же И. Гизель в лекциях, прочитанных в Киевской коллегии в те годы, когда Симеон проходил там курс наук (1645-1647 гг.), излагал как одну из новых гипотез учение Коперника, утверждающего, что «Солнце - планета, пребывающая в центре других планет и как бы восседающая на королевском троне... Солнце как сердце небес вливает свою силу в изменяющуюся природу»14. Так же, как и Коперник, Гизель считал Солнце «душою мира»: «Как в теле животного сердце является животворным источником... наделяющим члены силой, так и Солнце, как будто сердце неба, рассылает свою силу по всей природе»15. В этом подчеркивании роли Солнца в мире ощутимо приближение к гелиоцентризму.
А как относился Симеон Полоцкий к астрологии? В Московской Руси во второй половине XVII в. астрология была в известной степени положительным явлением, ибо «она давала людям повод мыслить о космических зависимостях..., вносила более близкие к действительности представления о форме и размерах земного шара и расчищала дорогу к научному познанию природы»16. Из поздравительных виршей, преподнесенных Симеоном в день крещения юного Петра I (29 июня 1672 г.), можно сделать вывод, что придворный поэт был сторонником особого жанра прогностической поэзии, создавая вирши по образцу гороскопа для царственного младенца. Здесь Симеон Полоцкий не был одинок, - астрология входила в то время в круг общих представлений таких выдающихся людей, как Кеплер, Тихо Браге, Бэкон, Рабле и др.
Симеон Полоцкий, еще будучи совсем молодым поэтом, уделял астролого-астрономической тематике большое внимание. Она нашла отражение в таких его ранних стихах, как «Знаки семи планет и характер их воздействия», «Следуют двенадцать месяцев», «Четыре преобладающих темперамента». Немало и у зрелого Симеона виршей типично астрологического характера, утверждающих, что звезды не влияют всецело на волю, а только предопределяют наклонности личности, оставляя за человеком право выбора между добром и злом, а за божественными силами - право высшего суда за совершенное. Очевидно, Симеон Полоцкий и здесь был последователем И. Гизеля. В своих лекциях профессор Гизель особо отмечал: «Звезды не являются единственной причиной темперамента, ибо (на его формирование) в наибольшей степени влияют естественные способности родителей и местные условия... И хотя темперамент определен, по нему нельзя заранее судить о будущих чертах характера ребенка, так как человек может улучшить или испортить естественные склонности привычками, ибо он свободен»17.
И. Гизель считал, что небесные тела по-разному влияют на поднебесные. Они, по его мнению, причастны к образованию в мире земной природы минералов, драгоценных камней и металлов, «ведь золото, созданное естественным путем, есть не что иное, как материя, состоящая из живого серебра и серы, сплавленных между собой соответственным образом при помощи солнечного тепла»18. На определяющее значение Солнца, вызывающего к жизни «всякие плоды земли», а из ее недр - золото и серебро, вслед за И. Гизелем указывал и Симеон Полоцкий: «Се еже благо зде и красно зрится, солнца то действом в мир изводится»19.
Обратимся к познаниям Симеона в области, близкой к минералогии. В одном из стихотворений сборника «Вертоград многоцветный» Симеон Полоцкий сообщал читателям способ очищения серебра и золота от легких примесей породы: «Огнь полящ злато и сребро чищает»20. Это свойство благородных металлов отмечал еще Плиний, писавший: «Чем чаще бывает оно (золото. - Л. 3.) в огне, тем более приобретает доброты»21. В XVI в. об этом говорил и ученый Парацельс, основоположник химической фармакологии, чьи труды были известны в виленской иезуитской коллегии. Парацельс указывал, что огонь изменяет металлы несовершенные, уничтожая их. Металлы же совершенные - серебро и золото - от огня, по его мнению, не изменяются22.
Встречается в «Вертограде многоцветном» и несколько стихотворений о магните. Писатель говорит о свойствах магнита вполне конкретно:
Железо к магниту скоро ся вращает, сродство в нем некое к себе обретает23.
Напоминает Симеон читателям и о свойствах кремния, столь активно использовавшегося в то время в качестве огнива и в кремневых пищалях. Он замечает:
Кремень аще железом ударен бывает, светлые огня искры из себе пущает24.
Отметим также, что за фантастическими с точки зрения современного исследователя утверждениями Симеона Полоцкого порой стоят научные гипотезы, признававшиеся передовыми учеными в XVII в. Так, например, писатель в одном из стихотворений «Вертограда многоцветного» излагает следующую гипотезу происхождения хрусталя изо льда:
Многовременным хладом лед ся утверждает,
даже во тверды кристаль преложен бывает25.
Поясним: под термином «кристалл» в научной и художественной литературе вплоть до конца XVIII в. подразумевался кварц - горный хрусталь. Приписываемая Аристотелю, эта гипотеза признавалась не только античными, но и средневековыми учеными. Лишь в конце XVII в. англичанин Роберт Бойль (1627-1691) измерил удельный вес кварца и льда и доказал ошибочность гипотезы, столь долгое время державшейся в науке благодаря авторитету Аристотеля и Плиния Старшего. Симеон Полоцкий был знаком с гипотезой, очевидно, из «Естественной истории» Плиния Старшего (ссылки на эту книгу нередко встреча-ются на полях его рукописей). «Кристалл, - писал Плиний Старший, - образуется действием сильнаго холода. По крайней мере оный там только находится, где наиболее смерзается зимних снегов»26.
Ссылки на «Естественную историю» Плиния Старшего особенно знаменательны для Симеона Полоцкого, который, согласно справедливому утверждению А. М. Панченко, в отличие от картезианцев, стремившихся к получению опытных знаний, к подтверждению научных сведений результатами экспериментов, придерживался последователей «писанного разума». Иными словами, писатель был сторонником распространенной среди барочных филологов идеи, что абсолютный источник любых знаний - Книга. Истину не надо искать, ее можно вычитать27.
Симеон Полоцкий был, очевидно, одним из первых, кто стал популяризировать эту точку зрения на происхождение хрусталя в России. Спустя же четыре года его ученик и последователь Сильвестр Медведев будет излагать эту гипотезу в панегирике царевне Софье: «Кристалль же бывает от леда и снега, иже на высочайших горах множеством времена тако тверду является, яко и во камень претворитися сему»28. Насколько острой в России конца XVII в. стала нужда в любой природоведческой информации, что подобные фрагменты познавательного характера стали появляться даже в панегириках! На полях рукописи Медведев дает прямую ссылку на книгу Плиния: «Плениуш, кн. 37, гл. 22».
Приведем еще одно упоминание в виршах «Вертограда» минерала, ранее считавшегося фантастическим:
Камень фирреос, егда цел хранится, плавает верху вод, а не грузится.
Той же, на части малы сокрушенный, во воде тонет, аки отягченный29.
Есть основания предполагать, что под названием «фирреос» Симеон Полоцкий имел в виду или вулканическую серу (ближе по названию) или вулканическую пемзу, которая была хорошо известна в России, ибо ей приписывались лечебные свойства. Именно эти вулканические породы, богатые газами, не тонут в воде, представленные целым камнем. Если раскрошить такой камень на отдельные кусочки, газ выйдет из породы и они потонут, оседая на дно. О загадочном «фирреосе» Симеон Полоцкий, возможно, также узнал из книги Плиния, где упоминается «плавучий камень» с острова Сцироса, который «плавает, когда он цельный, но тонет, когда его раскрошат»30.
В нескольких своих виршах («Глава медная глаголавшая» и др.) Симеон упоминает знаменитого алхимика Альберта. Очевидно, был знаком Симеон и с появившимся в 1670 г. в Москве переводом одной из самых известных в Европе медицинских книг, авторство которой традиционно приписывалось Альберту Великому, ученому монаху XIII в., под заглавием: «Сия книга Альбертус преудивительная таинств женских, еще о силах трав, каменей, зверей, птиц и рыб. В Амстердаме у Юкона Юншониа лета 1648. Приведенная же слова от слова с латинска на словенской, а написана лета Господня 1670 от создания же мира 7178». Сочинение это посвящено анатомии и физиологии женщин, содержит и перечень действительных и мистических лечебных свойств трав, животных, минералов. Книга эта, появившаяся в западной Европе еще в XIII в., распространялась сперва в рукописных списках, а затем с изобретением книгопечатания и в многочисленных печатных изданиях, как и в латинском оригинале, так и в переводах на все почти европейские языки31.
Исследователи творчества Симеона Полоцкого подчеркивают прогрессивность позиции писателя, многократно выступавшего против народных суеверий. Обличению их просветитель посвятил немало стихотворений и особую проповедь «Поучение против суеверий», опубликованную в сборнике «Вечеря душевная». Но, думается, столь энергичное высмеивание Симеоном в виршах и проповедях чародейства, знахарства и народных суеверий связано не только с мировоззрением самого писателя, натурфилософские познания которого находились, как мы пытаемся доказать, на уровне университетского образования того времени. К первым годам царствования Алексея Михайловича относится строгое гонение на разные народные потехи, на пение мирских песен, пляски и игры, и в том числе на ворожбу и чародейство. Собор 1666-1667 гг. возобновил осуждение этих народных забав и суеверий. И Симеон Полоцкий в своих поучениях и виршах осуждает и высмеивает не только знахарей, чародеев, но и скоморохов- «кощунников», народные игрища, хороводы.
В то же время, обличая чародеев и знахарей, Симеон Полоцкий пытался реабилитировать в глазах современников само понятие «врача», ученого лекаря. Оно было в значительной степени скомпрометировано в глазах русских людей XVI-XVII вв. деятельностью некоторых иноземных придворных врачей, порой активно участвовавших в дворцовых интригах (например, Елисей Бомелий), применявших отравление вместо лечения и подозреваемых в колдовстве. К иностранцам «еретикам» и к врачам в особенности в Москве на протяжение всего XVII в. относились подозрительно. В 60-е годы XVII в. всех иностранцев, проживающих в столице, выселили за город в «Немецкую слободу», а патриарх, серьезно заболевший в 1690 г., не пустил к себе врачей иностранцев, явившихся к нему по царскому повелению. Он отверг их врачебную помощь и «никакоже даде себя врачевати, иже суща верою неедина мышления»32.
Заметим, что в отличие от России, в Белоруссии уже в XVI в. к медицине благодаря просветительской деятельности братств относились с большим доверием. Как правило, при каждом братстве создавался приют с больничными койками, так называемый «шпиталь». В Минске он существовал при Петропавловском братстве33. В Слуцке уже в конце XVI в. заболевшие горожане могли прибегнуть к услугам четырех врачей34. В братских школах учащиеся получали определенные навыки в искусстве врачевания, некоторые из воспитанников специально готовились для работы в «шпиталях» - больницах. В XVI в. в Белоруссии, как доказывают документальные источники, профессия врача считалась одной из наиболее престижных, наряду с ксендзом и правоведом35.
Переехав в Москву из Полоцка, Симеон в своих стихах и проповедях попытался освободить понятие «врач» от мрачновато-зловещего ореола. Он видел в ученом враче соратника, считая, что учитель-проповедник занимается тем же - излечением, только врачи лечат тело человека, а учитель-философ - душу, «нравы онех исправляти». Впервые «душеспасительным врачом», который лечит страшные болезни нравов, в Москве назвал философа-проповедника Максим Грек36, воспринявший идеи итальянских гуманистов, учившийся у Саванароллы.
Как отмечает JI. И. Сазонова37, топос: книга - «недугом душевым врачество» - восходит к латинской литературе раннего христианства, к сочинениям Аврелия Августина. Для украинских книжников XVII в., подчеркивает исследовательница, метафора книга-врачебница, аптека, располагающая исцелительными лекарствами на «харобы душ людских», книга - «врач премудрый», избавляющий от всякого недуга душевного и телесного, является уже общим местом в многочисленных предисловиях и послесловиях. Но уже в ранних стихах Симеона Полоцкого эта метафора переосмысляется и, получая развитие, реализуется с почти натуралистической конкретикой в таких его стихотворениях, написанных еще в Белоруссии, как «Старайся пресечь в начале», «Новооткрытая», «Ремесла строптивы, но достойны уважения», «Песенка о смерти». Во многих стихотворениях из сборника «Вертоград многоцветный» героями поэта также будут ученые лекари и их искусство (вирши «Закон», «Чародейство», «Лакомство», «Философия»).
Естественно предположить, что и сборник виршей «Вертоград многоцветный» получил свое название по аналогии с популярными лечебниками и травниками «Прохладными вертоградами». И это еще раз свидетельствует о том, что интерес писателя к естествознанию, его симпатии к врачам (в том числе и сам факт обучения у Симеона латинскому и польскому языкам сына придворного врача Стефана фон Гадена Гавриила38) получали постоянно самое непосредственное отражение в его творчестве на разных уровнях - от сюжетно-тематического до жанрового (астролого-прогностический характер отдельных его стихов).
Отметим один из важных доводов просветителя, приводимый им в защиту профессиональных врачей. Они, по его словам, посещают больных не как «рабы», а из самых благородных побуждений, стремясь отдать все силы для того, чтобы вылечить человека. По мнению писателя, врачи заслуживают глубокого доверия и самых высоких похвал. Эти выступления Симеона Полоцкого вполне соответствовали прогрессивным тенденциям времени. Ведь именно в середине XVII в. была открыта первая в Москве школа по подготовке врачей и фельдшеров, написан ряд учебников по медицине, создан Аптекарский приказ, организована медицинская служба в армии39.
В стихотворении «Фебра» Симеон Полоцкий даст иносказательное описание мук больного от лихорадки. Фебра здесь - персонифицированное олицетворение лихорадки. Писатель так изображает ощущения больного.
Фебра его же держит мужа, искушает
да хладною водою «жажду утоляет.
Гда же он испиет, огнь велий родится,
им же люте недужный человек дручится40.
Думается, так отозвалось в стихах просветителя убеждение И. Гизеля, что человек содержит в себе огонь не актуально, а в потенции, но именно это и обеспечивает ему нормальную жизнедеятельность и оберегает от смерти41.
Определенными знаниями в области фармакологии Симеон также, очевидно, обладал. Его указания на способ лечения порой весьма конкретны даже в стихах: «Зерно горушно тело согревает». В этом же стихотворении писатель подробно останавливается на лечебных свойствах горчичных зерен:
Зерно горушно мало в себе телом,
но есть в елико довле силы делом,
Вначале мало, худо и презренно,
обоняния и вкуса лишенно.
Но возраст вземше, елма ся стирает,
абие воню из себе пущает,
Острую горесть, пламени подобну
горячесть родит, но зело угодно.
Яще во хладе тело согревает,
и влаги его силпо изсушает,
Греет внутрняя огня неимуще,
теплоту родит из вне хладно суще42.
Приведенный отрывок убеждает в том, что Симеон был знаком с учением знаменитого античного медика Галена (II в. н. э.) о «градусах лекарств» (недаром Симеон Полоцкий упоминает Галена в своих сочинениях). Напомним, эти мысли Галена послужили основой для дальнейшей разработки врачами и фармакологами классификации веществ по их «согревающим» и «охлаждающим» свойствам, способствовали зарождению первых попыток вычисления температуры смесей или сложных лекарств.
Ренессансное отношение к плоти человеческой оборачивалось у просветителей XVI-XVII вв. особым вниманием к медицине, ятроматематике (врачебной астрологии) и анатомии. Потому столь существенным показалось для Игнатия Иевлевича, одного из наставников и друзей Симеона по Полоцкому Богоявленскому монастырю, то, что в юные годы в Замойской академии он изучал умозрительную медицину с анатомией «по восьмидесяти таблицам», о чем он не забыл сообщить в своей довольно краткой и сдержанной автобиографии43. Знаменательно, что Симеон Полоцкий также собирался издать в своей Верхней типографии некии «таблицы» - первый в России анатомический атлас, «азбуку искусства, которая включает все части человеческого тела, которые в разных случаях требуются в искусстве»44.
В «Слове к люботщателыюму иконного писания» Симон Ушаков и Симеон Полоцкий говорят об «Алфавите художеств», в котором «изображены все члены тела человеческого на медных дщицах для пользы и помощи всем люботщателем»45. Предполагалось, что альбом не был издан, но В. Г. Брюсова считает, что найденные ею вирши Ушакову свидетельствуют о выходе такого атласа в свет46.
Многие вирши поэта позволяют утверждать, что Симеон Полоцкий признавал «учение о влагах», иначе называемое «гуморальной теорией». Первым популяризатором этого учения на Руси был, по-видимому, Максим Грек. Следуя Галену и Гиппократу, Грек утверждал, что в организме четыре стихии принимают вид мокрот (крови, флегмы, черной и красной желчи), от неблагоприятного сочетания которых и происходят телесные недуги47. В Европе это учение было популярно уже в XIII-XIV вв., его развивал и знаменитый салерпский врач Арнольд из Виллановы в своем трактате «Салернский кодекс здоровья»48. Симеон Полоцкий же, возможно, впервые услышал о «гуморальной теории» от профессора философии И. Гизеля.
За время своего бытования эта эклектическая теория, соединившая библейские представления о душе, элементы аристотелизма и современные естественнонаучные взгляды, пережила определенные изменения. Так, в лекциях И. Гизеля указывалось, что в теле животных и человека изначально существует некая «праосновная жидкость», из нее в печени вырабатываются четыре главные жидкости организма: кровь, желтая желчь, черная желчь и слизь. Переработанные в сердце под влиянием этого жара, эти жидкости воспроизводят столь нежное вещество, что оно близко к «спиритальному» и потому называют его «жизненными духами». Это вещество, распространяемое кровью по всему организму, и является основой всех жизненных функций. С гуморальной теорией связывает Гизель и темперамент человека и характер его сновидений49.
Учение о четырех стихиях стало предметом нескольких ранних стихотворений Симеона Полоцкого («Четыре стихии и их действия» и др.). Античное учение о четырех «мировых стихиях» было воспринято европейской схоластикой в основном через различные толкования «Физики» Аристотеля. Особым признанием мотивы с аллегориями стихий пользовались у барочных писателей и художников.
Знакомство с учением о четырех стихиях Симеон Полоцкий считал, очевидно, необходимым для каждого образованного человека. Не случайно именно к обсуждению сути этого учения попытался просветитель свести уже самое начало встречи ведущих московских богословов и ученых (кроме Симеона в ней принимали участие Епифаний Славинецкий и Паисий Лигарид) с Николаем Спафарием. Беседа эта носила во многом экзаменационный характер. Озябший от ноябрьского холода и затем согревшийся Спафарий заметил: «Движение творит теплоту». Симеон: «Не во всех», - рече. Николай рече: «Не самим движением, но сопритрением единого ко другому. Сия же суть от четырех стихий. Того ради имут огнь в себе». Николай рече: «Векую железо хладно, аще ради имут огнь в себе». Николай рече: «Векую железо хладно, аще имать огнь в себе?» Симеон рече отвеща: «Яко в нем стихия хладная преобладает»50.
Симеон Полоцкий убеждал читателей в силе человеческого разума. Как же представлял oн себе сам процесс познания? В этом вопросе он также был верным последователем своих киевских учителей. И. Кононович-Горбацкий и И. Гизель были убеждены в том, что содержание мышления формируется из данных, полученных от ощущений. Ощущения оценивались киевскими мыслителями как важнейший этап познания. Без ощущений, по их мнению, невозможно никакое знание о внешнем мире. За этими взглядами ученых монахов не следует усматривать сенсуализм в современном понимании этого слова. У истоков данной позиции стояли Дионисий Ареонагит, Иоанн Дамаскин («Источник знания»), а позднее - в XIII в. - основоположник второй схоластики Фома Аквинский. Симеон Полоцкий всегда отдавал предпочтение разуму и, касаясь темы чувственной иерархии человека, не выходил за пределы задачи приблизительного ознакомления читателей с таковой иерархией. Хоть и обращался Симеон Полоцкий к поэтической форме, а по существу остался дидаскалом.
Наиболее совершенным из всех ощущений преподаватели коллегии считали зрение. Изучая его, И. Гизель и некоторые другие профессора даже пытались объяснить такие сложные явления, как бинокулярное зрение и зрительная адаптация. И Симеон Полоцкий, без сомнения, разделял мнение Гизеля: «...всякое рациональное знание... предполагает некоторое познание, при помощи какого-то внешнего органа, ибо ничего нет в разуме, чего бы не было в органе чувств»51. «Чувства» расположены писателем по строгой иерархии: на нервом месте - зрение, затем - слух, обоняние, вкус и завершается этот ряд носящим наиболее телесный характер осязанием. Это стихотворение также говорит о хорошем звании поэтом фило-софии Фомы Аквинского52, а значит, могло быть написано не раньше того времени, когда Симеон завершил свое образование в Киево-Могилянском коллегиуме.
В своих виршах Симеон Полоцкий уподоблял человека городу, закрытому со всех сторон и имевшему пять входных ворот - по числу органов чувств. Через эти ворота человек получает знания об окружающем мире. Считая ощущения, воспринимаемые органами чувств, началом познания, Симеон Полоцкий часто и подробно в виршах и проповедях останавливается на описании органов чувств и их функций. Рассуждая о значении ощущений для человека, еще до Симеона Полоцкого этот образ использовал Максим Грек. Он писал о «пятичисленных дверях», через которые в дом души проникают звуки, запахи, свет, вся информация о внешнем мире. Через «двери наша, сиречь чювствии», по мнению Грека, человек воспринимает и узнает мир53. Как и Симеон, Максим Грек особо подчеркивал направляющую силу интеллектуального начала в человеке.
От теории - познания человека и мира - Симеон в своих стихах легко переходил к весьма конкретным рекомендациям. В отдельных проповедях подкупает искренность заботы Симеона, болеющего не только о душевном, но и о телесном здравии прихожан. В «Слове о седма гресех смертных» он не советует злоупотреблять «солнцезрением» - длительным созерцанием сверкающего в лучах светила, ибо «егда излишне присмотрятеся солнцу, от великого действа лучес его зрение повредится, ибо излишне чювствуемое вредит чювство...»54.
Считая, что еда оказывает значительное влияние на психологическое состояние человека и его темперамент, Симеон нередко в стихах обсуждает вопросы гигиены питания. Он не советует употреблять в еде масло и жир, которые, по его мнению, «похоть умножают». Рекомендации же не есть чеснок, который «смрадно пахнет», связаны, очевидно, с начавшими утверждать себя требованиями политеса.
Советы Симеона Полоцкого относительно гигиены питания касаются и напитков. Так, по мнению Симеона, вино, употребляемое в меру, «сердца утверждает и возвеселяет». Напомним, что вино в то время использовалось как основа при приготовлении многих лекарств. В одном из стихотворений просветитель осуждает чрезмерное воздержание в пище (очевидно, при постах), ибо оно, по его мнению, серьезно вредит здоровью - «плоти бо изнемогшей ум не добр бывает». На Руси такая оценка воздержания была весьма нетрадиционной. Максим Грек, например, считал его основой всех добродетелей. Симеон же, пренебрегая конкретными установками относительно важности исполнения многочисленных постов, рекомендует «мерно во вся дни вкушати»55.
Важно, что просветитель не ограничивался только «естествословными» уподоблениями и примерами, встречаем мы в его литературном наследии и вирши собственно познавательного содержания, каких не найдешь у приказных стихотворцев, предшественников писателя. Дидактическая нагрузки виршей заметно возросла: в стихотворении «Земля», например, конкретно отозвалось знание писателем дробей:
Земли три части мокнут под водами,
Четверта токмо суха под ногами,
Всех есть ходящих и разум имущих и зверей сущих56.
Объясняя разнообразные природные явления, Симеон Полоцкий вслед за Гизелем связывает их с существованием элементарных качеств, выделявшихся еще Аристотелем, - теплота, холод, сухость, влажность. Потому причина определенного соотношении суши и воды на Земле получает у Гизеля и Симеона Полоцкого телеологическое обоснование: через необходимость сохранения жизнеспособности живых существ57.
Мы коснулись лишь познаний Симеона в областях, близких астрономии, психологии, геологии и медицине. Географические, зоологические и биологические представления писателя могут стать предметом особого исследования. Но уже проанализированный материал, думается, дает все основания к тому, чтобы считать Симеона Полоцкого одним из первых популяризаторов натурфилософских представлений на Руси, родоначальником той линии, которую впоследствии блестяще разовьет М. В. Ломоносов, создав знаменитое «Письмо о пользе стекла». Не случайно М. В. Ломоносов в числе трех книг, ставших для него «вратами учёности», называл и «Псалтырь рифмотворную» Симеона Полоцкого.
Ученый монах, приехавший в Москву в 1663 г. из Полоцка, не совершил открытий и переворотов в естествознании. И все же его эклектичная концепция мира и человека не совпадала с традиционными представлениями, веками господствовавшими на Руси, и во многом была прогрессивной для своего времени. Писатель смог в доступной, художественной форме представить те знания, которыми обладал. Естественнонаучные сведения использовались Симеоном в двух основных направлениях: либо в ряду раритетов, традиционных для стиля барокко украшений, вырастающих в целые каталоги всевозможных экзотических вещей, либо они имели откровенно дидактическое назначение - служили цели элементарного просвещения читателей.
Не было Симеону Полоцкому покоя и после смерти. Спустя десять лет после торжественного захоронения, в 1690 г., его многочисленные труды были признаны еретическими и само имя предано анафеме с кафедры церковного собора.
Итак, наука, весь эклектический комплекс натурфилософских представлений выполняли очень важную идейно-эстетическую функцию в творчестве писателя. XVII век - это век наступления науки. И если на Западе это ощущалось достаточно мощно, то в России наука пыталась делать только робкие шаги. Сделав науку важным объектом художественного осмысления, Симеон Полоцкий реально стимулировал рост духовной зрелости русского общества.
«Мир есть книга», утверждал писатель, чьи просветительские устремления коснулись в известной степени и естественных наук, и в меру своих сил он учил окружающих разбирать ее непростые письмена.
1См.: Хижняк 3. I. Киэво-Могилянська академiя. 2-е изд. Киiв, 1981. С. 70.
2Ничик В. М. Из истории отечественной философии конца XVII- начала XVIII века. Киев, 1978. С. 43.
3См.: Чеканал В. Л. Забута свiчення сучасника про вiдвiдання Ломоносовым Украiнi // Нариси з icтopii технiки i природознавства. Киiв, 1966. Вып. VII. С. 96; Моисеева Г. П. О пребывании М. В. Ломоносова в Киеве // Проблемы истории науки и техники. Киев, 1963. С. 134-136.
4Ничик В. М. Указ. соч. С. 17.
5Там же. С. 18
6Евженко И. Е. Белорусский читатель и книга (по опубликованным источникам XVI-XVIII вв.) //История книги, книжного дела и библиографии в Белоруссии. Минск, 1986. С. 125.
7Древняя Российская Вивлиофика/Изд. Н. Н. Новиковым. 2-е изд. М., 1788. Ч. 6. С. 393.
8См.: Стратий Я. М. Проблемы натурфилософии в философской мысли Украины XVII в. Киев, 1981. С. 47.
9Симеон Полоцкий. Обед душевный. М., 1680. Л. 12.
10Цит. по: Стратий Я. Ж. Указ. соч. С. 82.
11См.: Райков Б. Е. Очерки по истории гелиоцентрического мировоззрения в России. 2-е изд. М.; Л., 1947. С. 105.
12Симеон Полоцкий. Венец веры кафолическия. Рукопись//ГИМ. Син. № 396. Л. 27 об.
13См.: История естествознания в России. М., 1957. Т. I, ч. 1. С. 65.
14Ничик В. М., Рогович М. Д. Изучение системы Коперника в Киево-Могилянской академии//Николай Коперник. К 500-летию со дня рождения, 1473-1973. М., 1973. С. 136.
15Цит. по кн: Стратий Я. М. Указ. соч. С. 44.
16Райков Б. Е. Указ. соч. С. 95.
17Цит. по кн.: Стратий Я. М. Указ. соч. С. 131.
18Там же. С. 168.
19Симеон Полоцкий Избр. соч. М.; Л., 1955. С. 124.
20Симеон Полоцкий. Вертоград многоцветный//ГИМ. Сип. № 288. Л. 57 об.
21Кай Плиний Секунд. Естественная история. СПб., 1879. С. 55.
22Симеон Полоцкий. Вертоград многоцветный//ГИМ. Сип. № 288. Л. 57 об.
23Симеон Полоцкий. Вертоград многоцветный. Л. 125 об.
24Там же. Л. 123.
25Там же. Л. 128.
26Кай Плиний Секунд. Указ. соч. С. 115.
27Панченко Л. М. Русская стихотворная культура XVII века. Л., 1972. С. 220.
28Цит. по ст.: Богданов А. П. Сильвестра Медведева панегирик царевне Софье 1682 г.//Памятники культуры. Новые открытия. Л., 1984. С. 50.
29Из истории философской и общественно-политической мысли Белоруссии. Минск, 1962. С. 242.
30Кай Плиний Секунд. Указ. соч. С. 137.
31См.: Колосов М. А. Альбертус - книга преудивительная таинств женских // Труды акушерско-гинекологического общества при 1-м МГУ. 1926. Вып. XXXII. С. 326.
32Барсуков Н. П. Житие и завещание патриарха Иоакима. СПб., 1879. С. 121.
33См.: История Минска. Минск, 1957. С. 74.
34См.: Грицкевич А. П. Слуцк. Минск, I960. С. 12.
35См.: Евженко И. Е. Указ. соч. С. 125.
36См.: Максим Грек. Соч. Казань, 1860. Т. 2. С. 72-73.
37См.: Сазонова Л. И. Украинские старопечатные предисловия конца XVI - первой половины XVII ст. (борьба за национальное единство)//Русская старопечатная литература, XVI - 1-я четверть XVIII в.: Тематика и стилистика предисловий и послесловий. М., 1981. С. 149.
38См. подпись к одному из стихотворений «Рифмологиона»: «глаголаше сие Гавриил Стефанов, сын докторов». (Татарский И. К. Симеон Полоцкий (его жизнь и деятельность): Опыт исследования из истории просвещения и внутренней церковной жизни во второй половине XVII в. М., 1886. И. 15).
39См.: Лохтева Г. Н. Материалы Аптекарского приказа - важный источник по истории медицины в России XVII в.//Естественнонаучные знания в древней Руси. М., 1980. С. 140.
40Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. Л., 1970. С. 161.
41См.: Стратий Я. М. Указ. соч. С. 45.
42Симеон Полоцкий. Вертоград многоцветный. Л. 116 об.
43См.: Голубев С. Т. История Киевской духовной академии. Приложение//Университетские известия. 1886. № 5. С. 74-79.
44Леонов А. Симон Ушаков. М., 1945. С. 9.
45Филимонов Г. Слово к люботщательному иконного писания// Вестник ОДРИ. М., 1874. Вып. 2/3. Ст. II. С. 24.
46См.: Брюсова В. Г. Вирши Симону Ушакову//Памятники культуры. Новые открытия. М., 1977. С. 28-34.
47См.: Громов М. Н. Максим Грек. М., 1983. С. 150.
48См.: Рабинович В. Л. Указ. соч. С. 223.
49См.: Нариси з icтopii вiтчизняноi психологii XVII-XVIII ст. Киiв, 1952. С. 33.
50Голубев И. Ф. Встреча Симеона Полоцкого, Епифания Славинецкого и Паисия Лигарида с Николаем Спафарием и их беседа // ТОДРЛ. Л.. 1971. Т. 26. С. 298.
51Ничик В. М. Указ. соч. С. 99.
52См.: Соколов В. В. Средневековая философия. М., 1979. С, 70.
53См.: Громов М. Я. Указ. соч. С. 153.
54Симеон Полоцкий. Вечеря душевная. М., 1683. С. 560-566 об.
55Симеон Полоцкий. Избр. соч. С. 78.
56Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. С. 150.Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. С. 150.
57См.: Стратий Я. М. Указ. соч. С. 46.
<< Назад Вперёд>>
