Л. Ю. Астахина. Русские посевные, ужинные, умолотные книги XVI-XVII вв. как источник по истории сельского хозяйства
В фондах Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА), Государственного Исторического музея, Рукописного отдела Государственной библиотеки им. В. И. Ленина и Государственного архива Владимирской области нами обнаружено 390 таких книг. Лишь незначительная часть их известна исследователям: опубликованы 34 книги и из трех представлены отрывки.
Одной из ранних является публикация И. Е. Забелина в 1850 г. тринадцати посевных, ужинных и умолотных книг из нижегородских и арзамасских вотчин «большого боярина» Б. И. Морозова, относящихся к 1657—1662 гг.1 На две самые ранние книги (1572 и 1586 гг.) указал Д. Я. Самоквасов2. 19 книг Кирйлло-Белозерского монастыря 1604—1625 гг. опубликовал Н. К. Никольский в приложении к своему исследованию об этом монастыре3. Крупнейший советский историк Б. Д. Греков приводит отрывки из трех «засевных» и «замолотных» книг 1604— 1605 гг. новгородского Софийского Дома в исследовании
о монастырском хозяйстве XVI—XVII вв.4
Самые ранние книги, относящиеся к 70—80-м годам XVI в., составлялись в новгородских погостах при отказе или отписке имений на государя. Эти источники хранятся в фонде Вотчинной конторы Поместного приказа ЦГАДА в составе сборников отказных, обыскных, отписных и других книг. В книге 1572 г. села Моравска Бежецкой пятины сообщается о том, что сын боярский Григорий Денисьев сын Титова приехал по грамоте великого князя всея Руси Ивана Васильевича в село Моравско, принадлежавшее Воину Моклокову, ужал 14 копен сотных ржи и, обмолотив их, отдал новому помещику Алексею Загряскому. Далее указывается: «Сеяно было тое ржи пол 4 четверти, а (у) ужину были и (у) умолоту Пречистенский поп Федор Мартынов з Белой, да Никольской поп Иван Федоров Шереховской, да того ж погоста староста Нечай Иванов, да пятдесяцкой Стеш Насонов Никитин к(рестьянин) Раткова, да Руда Филипов Сулешев крестьянин) Семичева»5. Таких книг не много. Основная масса сельскохозяйственных книг носит иной характер и входит в состав монастырских фондов XVII в.
В конце XVI—начале XVII в. развивались и укреплялись не только помещичьи хозяйства, но и монастырские. Монастыри уже давно возникали как определенные хозяйственные единицы. Они владели землей наряду с вотчинниками. Раньше землю отдавали в пользование, получая оброк, что обычно фиксировалось в приходо-расходных книгах. Во второй половине XVI в. писцовые книги свидетельствуют о появлении боярской и монастырской запашки. Определялось количество десятин, урожай с которых крестьяне должны были отдавать землевладельцу. Известный советский историк Г. Е. Кочин писал: «Обрабатываемая десятинная пашня была на общей площади крестьянских полей; крестьяне пахали, засевали эту землю и осенью свозили готовый хлеб (и солому) в житницы монастыря... Десятинная пашня заменила основной оброк»6
Если раньше в приходо-расходных книгах записывалось, сколько посеяно и собрано зерна, то теперь эти книги видоизменяются в так называемые «посевные», «засевные», «ужинные», «опытные», «умолотные», «замолотные», «семенные» и др. В них указываются сроки посевов и жатвы, не только количество, но и качество высеянного и собранного зерна, размеры и состояние посевных площадей, а также кто и на каких условиях обрабатывал эти участки.
Сельскохозяйственные книги вели старосты, целовальники, посельские старцы, монастырские порядчики, датировавшие их годом, месяцем, а иногда и днем. В некоторых монастырях, например в Иосифо-Волоколамском, вели три книги в год: первая содержала сведения об ужине, умолоте и высеве монастырской ржи, во второй сообщалось о посеве яровых хлебов, а третья заключала в себе данные о сборе урожая яровых культур. В других монастырях, в частности в Кирилло-Белозерском, нередко ограничивались двумя книгами: вели, отдельно «ржаную» и «яровую», т. е. книги, содержащие сведения о весенних работах (о посевах яровых) и об осенних (о сборе урожая яровых и ржи и о посеве ржи). А в Троицко-Гледенском монастыре (близ Устюга Великого), одном из самых крупных на Севере, велась всего одна книга в год. Земельные владения этого монастыря состояли из черных земель, полученных по купчим или закладным грамотам, поэтому собственных крестьян монастырь не мог иметь, а должен был привлекать наймитов: «Пашут де у них... монастырские земли исполу по уговору, половники и наемные люди»7. Половники — это государственные крестьяне, рядившиеся обрабатывать монастырские земли на условиях, записываемых в порядных. Они получали пахотные земли (а также пожни, покосы, огороды), вспахивали их, засевали монастырскими семенами и отдавали монастырю определенную долю урожая, нередко составлявшую больше половины8. В ежегодных книгах этого монастыря по деревням записывались посевы каждого половника и приподон — монастырская доля урожая — в каждой деревне.
Сельскохозяйственные книги разнообразны как но форме, так и по содержанию. По форме эти книги в четвертку листа, написаны скорописью XVI—XVII вв. Объем их колеблется от 1 до 100 и более листов. Наименование «книга» или «тетрадь» не определяется их содержанием, одна и та же рукопись может быть названа и книгой и тетрадью. Так, в книге 1676 г. Кирилло-Белозерского монастыря на л. 9 читаем: «Тетрат(ь) Кирилова монастыря житенные службы болшаго житника старца Аверкия Захарьина»; а на обороте этого же листа: «Книги Кирилова мнстря житенные службы болшаго житника старца Аверкия Захарьина».
Книги, учтенные в различных хранилищах, относятся к северно- и средневеликорусским территориям. Это книги и тетради Кирилло-Белозерского монастыря, Троицко-Гледенского, Спасо-Прилуцкого (близ Вологды), Белогостицкого Георгиевского (близ Ростова), Медведевой пустыни (близ Дмитрова), новгородского Софийского Дома, Иосифо-Волоколамского, московского Знаменского и суздальского Покровского монастырей. Кроме того, выявлены книги нижегородских и арзамасских вотчин Б. И. Морозова и подмосковного дворцового села Измайлова. В центральные учреждения представлялись только книги села Измайлова, о чем говорят записи на страницах этих книг: «199 г(ода) августа в И де(нь) таковы книги посланы в Приказ Большого дворца с Ываном Брыкиным»; помета на них дьяка Григоря Посникова: «199 г августа в 11 де взять в Хлебной стол и выписать» и отданы подьячему Василью Петрову». Да боярин Морозов нередко требовал от приказчиков и старост: «Тому хлебу ужинные и умолотные книги прислать ко мне к Москве»9.
В большинстве случаев сельскохозяйственные книги служили для местного учета, поэтому общерусского формуляра в XVI—XVII вв. так и не сложилось, хотя в каждом монастыре и вотчинном хозяйстве эти книги отличались определенным единообразием. В этом они составляют прямую противоположность вкладным, отказным, обыскным, отписным, приходо-расходным, писцовым и другим книгам, которые составлялись по единому формуляру на всех территориях.
М. Н. Тихомиров, знакомившийся с книгами конца XVI в. Иосифо-Волоколамского монастыря, считал, что «ужинно-умолотные книги» — это книги, «в которых обычно записывалось, какие производились полевые работы»10, и указывал, что они составлялись наряду с приходо-расходными. Действительно, эти книги связаны с полеводством, но в них получило отражение не только собственно полеводство, но и некоторые стороны сельскохозяйственного производства, определенная культура земледелия на Руси.
В 1973 г. в Москве была издана рукопись XVI в. «Книга глаголемая назиратель сиречь уряд домовных детель» (сокращенно— «Назиратель»). Эта своеобразная практическая энциклопедия по вопросам сельскохозяйственного труда и быта на русской почве представляет собой единственный памятник и первое по времени появления произведение такого рода11. Это перевод латинского сочинения П. Кресценция (ок. 1233—1321), популярного в Европе в XV—XVI вв. Практические советы по возделыванщо пашни, огорода, сада, виноградников, по выращиванию разнообразных сельскохозяйственных культур, а также по устройству дома, двора, усадебных построек — вот содержание этой книги. Отсутствие других русских списков этого произведения говорит о том, что оно было неизвестно на Руси в XVI—XVII вв. Однако Россия всегда славилась хорошим хлебом на внешних рынках, что говорит о достаточно высокой культуре земледелия в стране. Сохранившиеся сельскохозяйственные книги XVI—XVII вв. дают некоторые сведения об этом.
Основной культурой в России в то время была рожь, ее сеяли во всех хозяйствах, а в некоторых вели специальные «ржаные» книги: «167 году книги государя нашего Бориса Ивановича [Морозова] села Бурцова ржаному хлебу ужину и умолоту, которая рожь была посеяна при [приказчике] Алексее Мещеринове»; «184 году августа въ ... д(е)нь книги Кирилова мнстря житенные службы болшаго житника старца Аверкия Захарьина, а в них записано ржаной сев против отписок посельских старцов в н(ы)нешном во 184-м году ко 185-му году».
Нашли в книгах отражение и сведения о яровых культурах. Так, наряду с записями об овсе, ячмене, пшенице, горохе зафиксированы данные о конопле — в книгах Троицко-Гледенского монастыря, об овыди — в ранних новгородских книгах, о гречихе — в книгах московского Знаменского, Иосифо-Волоколамского и суздальского Покровского монастырей, о льне —в книгах суздальского Покровского монастыря, о горохе грецком — в книгах села Измайлова. В записи 1689 г. читаем: «На тридцати десятинах посеяно гороху грецкого сорок пять четей, на десятину по четверти с осьминою», в записи 1690 г.: «Посеяно на семи десятинах гороху грецкого одиннадцать, четей с осьминою». Какую культуру называли горохом грецкцм? В картотеке Древнерусского словаря Института русского языка АН СССР зарегистрировано два упоминания о горохе грецком: в росписи онежского Крестного монастыря второй половины XVII в., где горох грецкий перечисляется в ряду семян огородных культур, которые предполагалось купить в Вологде12, и в записках А. Т. Болотова 1738—1795 гг.: «Порошка сего нет нужды класть на нож более количества против грецкой горошины»13. Приходная книга 1701 г. сохранила сведения об урожае «гороха грецкого и полевого» в селе Измайлове14. В «Ботаническом словаре» Н. И. Анненкова воложским, греческим, грецким горохом назван горох турецкий Cicer arietinum15. В современной сельскохозяйственной литературе о горохе грецком не сообщается, но в «Сельскохозяйственной энциклопедии» турецким горохом назван нут, требующий для своего созревания много света и тепла и высеваемый обычно в южных районах16. В книгах села Измайлова находим сведения о значительных посевах и урожаях гороха грецкого в XVII в. под Москвой. Возможно, речь идет об экспериментах в опытном хозяйстве дворцового села.
Данные о сборе метлики отмечаются в книгах 1691 г. суздальского Покровского монастыря: «Ужато ... сто шестнадцать сотниц с метликою ржи»; «Ужато [ржи] тритцеть сотниц с метликою да на тех же десятинах метлики нажато дватцеть сотниц». Иногда урожай метлики учитывали отдельно: «Да на тех же десятинах метлики нажато пятнадцать сотниц»; «Нажато тритцеть сотниц метлики и та метлика складена в одоньях, а опыту ей чинить нельзе...» Так, к перечню культур, известных в XVII в. во Владимиро-Суздальском ополье, прибавляется метлика. Заметим, что в Словаре В. И. Даля под этим названием известны три сорных растения: Арега spica — пух, костра, Deschampsia caespitosa — луговая щучка и Bromus — костер, дырса, овесец17.
Естественны в книгах сведения о сроках посевов и жатвы, так как книги датированы не только годом, но месяцем и даже в некоторых случаях днем. В книге Кирилло-Белозерского монастыря 1626 г. находим: «Лета 7134 июля в 26 де(нь) высеяно в подмнстрное поле и во все подманастырные службы ржи ко 135 году при житнике чернце Юрье Кирилова мнстря. В село на Маурине высеяно на крестьянские десятины и на згон ржи 21 четь»; далее следуют записи о посевах во всех монастырских владениях. Аналогично отражены и сроки умолота, например, в книге 1675 г. того же монастыря: «Августа в 5 де(нь) з дву овинов ржы умолотили 10 четей с полуосьминою, августа ж в 27 де(нь) з дву овинов умолочено ржы 11 четей». Прямые свидетельства о сроках посевов и жатвы озимых и яровых культур за последовательные годы в различных местах определяют оптимальное время сельскохозяйственных работ в том или ином году.
Иногда выясняются и причины отступления от принятого порядка чередования культур на полях, когда, например, в ржаное поле весной высевают овес или ячмень. Названия участков указывают на неблагоприятные погодные условия: вымочки, зябли и т. д. Так, в книге 1679 г. порядчика Матфея Троицко-Гледенского монастыря говорится о «вымочках» и «вытопках»: «Прокопей Осетров, сеял на вымочке две меры овса»; «На вытопки Константин сеял меру овса, Иван ситиво сиял овса на вытопки». В книге 1674 г. порядчика Нифонта сообщается, что озимые посевы уничтожил «червь»: «Иван посеял на червоедину овса 7 м(ер)». А в засевной книге 1604 г. Полянской волости новгородского Софийского Дома отмечаются «зябли»: «Высияли... в оржаном поли на зяблях пшеницы 23 четверти».
Иногда о погодных условиях свидетельствуют определения качества зерна. В 1692 г. в селе Дубенка суздальского Покровского монастыря было «ужато шесть сотниц ржи неградобойной, да градобойной нажато на тех же десятинах двести дватцеть две сотницы, да леглой нажато тритцеть две сотницы». А год назад в Новоселке Нерльской было «вымолочено семенной гречи десять четвертей без полуосьмины и всыпана в монастырскую житницу, а чистой гречи не было, побило морозом». В книге келаря Моисея за 1604 г. записано, что в селе Веине Иосифо-Волоколамского монастыря «даван морозобитной овес на прокормку 69 четвертей»; «морозобитного жита взято с заволостных людей 40 четвертей»; «а не взято со крестьян морозобитново жита 30 четвертей для их скудости».
Прямые сообщения о недороде дополняют грустную картину крестьянского быта. В книге 1698 г. целовальника Сидора Григорьева указывается, что в селе Бережок Шиловского двора Покровского суздальского монастыря «ячмени обмолочено четыре овина небольших, а молочен тот ячмень в оторею, для того что в снопы вязать за недородом не дался».
Источниками для изучения названий посевных площадей до сих пор являлись писцовые книги. Раз в 10— 20 лет на места выезжали из Москвы писцы и заносили в специальные книги, кто какими землями владеет, где проходят границы владений, каковы участки по качеству (добрая, средняя или худая земля), где какие пустоши, леса, покосы и т. д. Делалось это в целях государственного налогообложения тяглого населения. От одной переписи до другой, в течение 10—20 лет, качество участка считалось постоянным. А ведь ситуация могла измениться неоднократно за это время. Скажем, распахали и засеяли пустошь — увеличилась посевная площадь; не сошла весной вода с заливного луга, образовалась старица — на несколько десятин уменьшилась площадь покосов, а значит количество заготовленного сена. В ежегодных сельскохозяйственных книгах учитывалось состояние посевных площадей в момент составления книги. И названия участки получали в зависимости от агробиологического состояния их в самом недалеком прошлом. «Вымочки», «вытопки», «червоедина», «зябли» упоминались выше. О «новине», «дербе», «перелоге» говорится в записях о посевах почти каждого половника Троицко-Гледенского монастыря: «П(оловник) Федор п(осеял) ржи 16 м(ер), в новину пол 2 м(еры), в перелог м(еру)»; «П(оловник) Гаврило п(осеял) ржи пол 7 м(еры), в новину пол 2 м(еры), в перелог м(еру)»; «Зотик ... в дербу посеял 2 насыпки, в новину посеял 1 м(еру)».В книгах Кирилло-Белозерского монастыря упоминаются еще и «пустошь», «паль», «нива», «подсека»: «Ячмени в полях, и в нивах, и в подсеках высеяно 24 чети» (1664); «В поле и в пали и в дерби высеяно ржи 34 чети» (1675); «На п(устоши) Чижеве в подсеку ржи высеяно 3 ч(етверика)» (1690).
«Паль», «подсека», «дерба», «новина», «нива» — это северновеликорусские названия вновь расчищаемых из-под ласа и кустарника площадей. В новгородских книгах такие площади именуются «суками»: «Фетки Воробью дано на суки жыта полосьмины» (1605); «У софийских бобылей взято четвертаго снопа жыта ув Огафонка да у Киселя с суков три четверики асминных» (1605). В суздальских книгах вновь распахиваемые площади именовались «новочистыо», «поворосчистными землями», в отличие от «старой пашни»: «Высеяно [ржи] в селе Хрепилеве на мнстрской жеребей на старопашенную и на новоросчистную землю на тритцеть на пол пяты десятины воловым севом шестьдесят три четверти с осьминою без верхов» (1698). Надо учитывать, что не всегда расчистка новых земель означала расширение пахотной площади: ведь нередко старые, истощенные участки забрасывались на несколько лет. Однако факты посевов в «дербу», «паль», «подсеку», «ниву» говорят о сохранении в терминологии полеводства на Севере следов подсечно-огневого земледелия. Возможно, данные сельскохозяйственных книг будут способствовать выяснению вопроса о преобладающей системе земледелия в России в XVI—XVII вв.
Названия участкам «присваивались» и в зависимости от того, кто обычно или в этом году обрабатывал их. Такова «детенышева» или «детина пашня» в книгах Иосифо-Волоколамского монастыря: «Рожь высеяли на десятинах и на детиной пашне» (1600); «Высеяно в селах и на детенышеву пахоту тридцать четей ржи» (1684). Детенышами назывались дети крестьян находившихся порой в кабальной зависимости от монастыря. Детеныши своей пашни не имели, а занимались ремеслами, получая жалованье от монастыря, или пахали монастырскую землю.
О применении наемного труда говорит и название «казачьи пашни» в книгах Кирилло-Белозерского монастыря 1626 г.: «Высеяно... на крестьянские десятины и на згон и по пустошам на казачью пашню овса и ячмени», «В селе Новой Ерге сияно было... на монастырскую казачью пашню ржи 23 чети» (1604). В Словаре В.И.Даля находим: «Казак, казачиха сев., нвг. батрак, годовой наемный работник, не поденщик»18.
Вывод об определенной зависимости крестьян, обрабатывающих монастырскую землю, можно сделать, встречая такие названия полевых участков, как «изорные десятины», «изоры», «изорницы», в книгах и памятях суздальского Покровского монастыря. Они образованы от того же корня, что слова «изорьник», «изорьничь» в Псковской судной грамоте — памятнике русского права XIV—XV вв.»19 Ни в каких иных памятниках эти слова не отмечались, хотя со времени открытия и первой публикации Псковской судной грамоты прошло более 120 лет. Касаясь слова «изорник», С. Г. Капралова пишет: «Состоящее из приставки из-, корня -ор- и суффикса -ник, это слово не отмечено ни в одном русском говоре и не зафиксировано ни одним словарем для русских говоров»20. Б. Д. Греков считал, что «изорник» — это «бывший недавний смерд, сейчас, лишенный средств производства и тем самым своего звания. Это разновидность той группы сельского населения, которая широко, в разных местах Руси известна под разными терминами людей похожих, серебренников, рядовых, юрьевских, половников и др.»21. В. И. Даль в своем Словаре приводит выражение «Изорать поле — взорать все, вспахать или испахать... быть изорану»22. Обращаясь к славянским соответствиям, полагаем: правы исследователи23, которые связывали «изорьник», «изорьничь» с общеславянским глаголом «орати» — пахать землю.
Доктор филологических наук С. И. Котков в материалах суздальского Покровского монастыря, хранящихся в Государственном архиве Владимирской области, обнаружил название «изорные десятины» в ужинной опытной книге села Шипова 1692 г.: «Ужато на крестьянской пахоте на монастырском жеребью на взгоне и на изорных на пятидесяти на девяти десятинах без четверти десятины двести пятьдесят шесть сотниц ржи» 24. В аналогичных книгах нами выявлено около сотни случаев употребления тех же названий. О том, что они тогда были привычными, обыкновенными в этих местах, можно судить по таким примерам: «Молодили овес села Шипова, села Слободки, села Глядкова крестьяне... с их крестьянских пахотных изорных десятин» (1659); «Ужато... с их крестьянских изорных десятин со взгонного жеребью шиповского поля шестьдесят три сотницы овса» (1659); «В селе Слободке в монастырском гумне скирд ржи с их поля крестьянских пахотных изорных десятин» (1661); «Ужато в селе Сельце на монастырском жеребью на взгоне и на изорных десятинах села Обакумлева ржи...» (1684).
В памятях и списках того же фонда в составе «Материалов монастырского хозяйства» 30-х годов XVII в. находим названия с тем же корнем «изоры» и «изорницы»: «Сеяли рожь на монастырские изоры в селе Новоселке» (Память старосты И. Семенова об ужине, умолоте и посеве ржи, 1632 г.); «Высеяно овса на монастырские изоры шестьдесят четвертей» (Память старосте села Новоселки Нерльской Т. Заплатину о высеве овса, гороха, гречи, 1633 г.); «Привезли со крестьянских изорниц сорок шесть сотниц» (Память села Сельца о привозе ржи, 1621 г.); «Всего монастырского овса с монастырского жеребья и со крестьянских изорниц и выдельного овса сто восемьдесят сотниц» (Память села Сельца о привозе овса, 1621г.).
Близость рассмотренных элементов псковской и владимиро-суздальской лексики, по-видимому, можно объяснить тем, что именно во владимирские и муромские места были переселены многие новгородские и псковские семьи в конце XV—начале XVI в., после присоединения Новгорода и Пскова к Москве.
Способы учета и хранения сжатого хлеба в различных местах получили отражение в сельскохозяйственных книгах. Так, в новгородских поместьях сжатый хлеб учитывали «копнами сотными»: «И всего на тех пустошах ужато государева отписного хлеба семь копен сотных ржи, да четыре копны сотных жита, да три копны овса» (1572). «Копна сотная» — основная единица и в волостях новгородского Софийского Дома: «В селе Полянах на усадиской пашни ужато ржы софейских симян 81 копна сотная и 65 снопов» (1604). В селах Иосифо-Волоколамского монастыря молотили хлеб «на опыт», т. е. по умолоту из определенного количества снопов узнавали урожай, а хранили хлеб в основном немолочеиым х в «скирдах», «одоньях», «кладях»: «Тое ж ржи склали скирд 35 сотниц, а по опыту будет 52 чети с осьминою; да одонейцо 19 сотниц, а по опыту будет 28 четей с осьминою» (1600); «И те старые клади игумен Васиян и соборные старцы приговорили велели их... половину молотить на чистай овес, а другую имать невеем на конской корм» (1600). А материалы суздальского Покровского монастыря, где известны и «опытные» книги, сохранили наряду со «скирдами», «одоньями» и «кладями» такие названия укладок сжатого хлеба, как «стоиши»: «Обмолочено скирд овса да шестнадцать стошков, а в стошках и в скирде положено было 163 сотницы». Если же сообщалось о горохе или гречихе, то во всех случаях упоминались «ометы», «ометцы»: «Укошен ометец гороху» (1692); «На пяти десятинах укошено ометец гречи» (1692).
Хотя большие укладки хлеба были разными, сопоставлять урожаи на различных территориях позволяет употребление «сотницы», включавшей сто снопов и известной повсеместно. Село Измайлово: «Овса ужато восемьсот двадцать восемь сотниц»; село Бурцово, вотчина Морозова: «Ужато ржи сто двадцать сотниц»; село Спасское Иосифо-Волоколамского монастыря: «В гумне в копнах стоит 15 сотниц той ржи».
Исследуемые книги содержат некоторые свидетельства о способах молотьбы, распространенных в тех или иных местностях. Способ обмолачивания «сыромолотом», «сыробоем», сохранившийся во владимирских местах до начала XX в., был известен и в XVII в. Ударяя о стойку неразвязанными снопами, получали зерно для посева, так как из колосьев прежде всего выпадали наиболее зрелые и тяжелые зерна. В. Н. Татищев писал: «Опыт и примечания доказывают, что молоченной сыромолоткою семенной хлеб гораздо лучше и для посева удобнее, нежели сушенный на овинах»25.
Обмолоченные таким способом, но неразвязанные снопы назывались «околотками». Их домолачивали иначе, например «колосовали», т. е. молотили «не цепами, а лошадьми или телегами, валом и пр.» 26.
Термин «пукать» применительно к молотьбе зафиксирован в книгах 1604 г. Иосифо-Волоколамского монастыря: «Как пукали с овинов невеиную рожь и упукалось ржи 22 четверти, а выпукано 86 четвертей».
Разнообразны метрологические данные сельскохозяйственных книг. Это в основном меры зерна. Наряду с известными («четверть», «четверик», «осьмина») употреблялись и местные меры. Особенное разнообразие местных названий мер наблюдается в книгах Троицко-Гледенского монастыря: здесь и «насыпка», и «кадка» («кадулька»), и «сито» («ситиво»), и «лукошко», и «решето», и «чаша», и «ковш», и «ставец». Наибольшей единицей измерения зерна здесь были «мера» и ее доли: «Гороху две трети полумеры» (1674); «Всего [собрано] хлеба 249 мер с полумерою» (1678); «Семяни конопляного три четверти полумеры» (1679).
Доктор филологических наук Ю. И. Чайкина приравнивает белозерский «четверик» к устюжской «мере»: «В то время, когда в Белозерье активно используются два слова для обозначения меры объема, равной пуду (четверик, маленка), в крупных торговых центрах, поддерживающих тесные связи с московским рынком, все большую активность получает слово «мера» с тем же значением»27. При этом исследование опирается на материалы приходо-расходных книг начала XVII в. Кирилло-Белозерского монастыря и таможенных книг Устюга Великого середины XVII в. Сельскохозяйственные книги Троицко-Гледенского монастыря позволяют установить, что словом мера в XVII в. в устюжских местах не могли называть величину, равную общепринятому «четверику», и в частности белозерскому. Общей мерой в устюжских и белозерских селениях был «четверик». По установившемуся порядку, записывали сначала большую меру, затем меньшую. По данным сельскохозяйственных книг, «четверик» в устюжских местах был меньше «меры»: «Ржи 8 м(ер) с четвериком»; «Гороху м(ера) с четвериком»; «Ржи пол 8 м(еры) с четвериком» (1674); «Симяни конопляново 3 м(еры) без четверика» (1678); «Сиял И мер ржи 3 четверика» (1679). В кирилло-белозерских сельскохозяйственных книгах слово «мера» не встречается, а данные устюжских сельскохозяйственных книг не позволяют считать слова «мера» и «четверик» имеющими одно и то же значение. Скорее правы те исследователи, которые полагают, что «устюжская мера равнялась половине московской четверти, т. е. была не чем иным, как московской осьминой, и в середине XVII в. вмещала в себя три пуда ржи или два с половиной пуда ржаной муки»28. «Мера» в устюжских селениях, принадлежавших Троицко-Гледенскому монастырю, как и московская «осьмина», делилась на четыре «четверика»: в сельскохозяйственных книгах в сочетании с «мерой» более трех «четвериков» не записывается: «Сиял ржи 1-5 м(ер) 3 четверика»; «Ржи 9 мер 3 четверика»; «Гороху три меры три четверика» (1679). Не встретилось в сочетании с мерой и двух «четвериков»; писали обычно слово «полмеры»: «Гороху полм(еры)» (1675); «Овса посеял 38 м(ер) без полумеры» (1678), «Овса 43 м(еры) с полумерою» (1679); «Симяни и пшеницы по полмеры» (1679).
Как видим, прав был академик Л. В. Черепнин, когда еще в 1944 г. указывал, что «на местах в течение всего XVII в. продолжали жить свои местные меры, главным образом сыпучих тел. Иногда их отличие простиралось так далеко, что на местах были свои меры — иные и по названию и по содержанию»29. Но в отдельных случаях данные, извлеченные из сельскохозяйственных книг, позволяют довольно точно определить соотношение местных единиц с общепринятыми. Так, в книгах Кирилло-Белозерского монастыря обычным является такое название меры зерна, как «черпок» и его доли: «Пшеницы осмина без получерпка, ржи осмина с черпком» (1604); «Обоей ржи приполонной и четвертной 49 четей с полуосминою и с черпком и треть черпка» (1675); «Сверх семян приполону 300 четей с тремя черпки» (1677); «Посеяно ржи в поле 8 четвертей с полуторым черпком» (1678). В значении меры «черпок» в словарях не отмечен. Для определения величины «черпка» обратимся к записи 1677 г.: «Гороху выимано пол 2 черпка. Умолочено осмина. Приполону бог дал полтретия четверика». Зная, что «приполоном» назывался урожай за вычетом семян, произведем подсчет: от «осьмины» отнимем пол второго «черпка», получается пол третьего «четверика». Осьмина равна
4 четверикам. Вычтем из 4 четвериков 1,5 черпка и получим 2,5 четверика. Обнаруживаем равенство метрологических значений слов «четверик» и «черпок».
Таким образом, сельскохозяйственные книги XVI— XVII вв. отражают определенный уровень земледелия в России, позволяют проследить отдельные черты сельскохозяйственного производства, а также дают дополнительные сведения относительно бытования и значения некоторых полеводческих терминов.
1 Книги посевные, ужинные, умолотные в имении Морозова.— «Временник Общества истории и древностей российских». М.Р 1850, кн. 7, Материалы, с. 1—20.
2 Самоквасов Д. Я. Архивный материал, т. 2. М., 1909, с. 512—513.
3 Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство, т. I, вып. II. СПб., 1910. Приложение, с. O1—OXLIV.
4 Греков Б. Д. Монастырское хозяйство XVI—XVII вв. Л., 1924, с. 129—134.
5 Тексты XVI—XVII вв. передаем средствами современной орфографии. В круглых скобках восстанавливаем сокращенные части рукописей, в квадратных даем необходимые пояснения, без которых текст был бы неясен.
6 Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. Конец XIII—начало XVI в. М.—Л., 1965, с. 350.
7 Русская историческая библиотека, т. 12. СПб., 1890, с. 201.
8 Подробно о половничестве см. кн.: Огризко 3. А. Из истории крестьянства на севере феодальной России. (Особые формы крепостной зависимости). М., 1968.
9 Забелин И. Е. Большой боярин в своем хозяйстве. — «Вестник Европы», февраль 1871, т. I, с. 466.
10 Тихомиров М. Н. Российское государство XV—XVII вв. М., 1973г с. 378.
11 См.: Назиратель. М., «Наука», 1973, с. 7.
12 «Гороху гретцкого 3 фунта». ЦГАДА, ф. 1195, оп. 3, № 335, л. 1.
13 Записки Андрея Тимофеевича Болотова, 1738—1795 гг. Т. I. Изд. 3-е. СПб., 1875, с. 403.
14 Снегирев И. Дворцовое царское село Измайлово, родовая вотчина Романовых. М., 1866, с. 13.
15 См.: Анненков Н. И. Ботанический словарь. Справочная книга
для ботаников, сельских хозяев, садоводов, лесоводов, фармацевтов, врачей, дрогистов, путешественников по России и вообще сельских жителей. СПб., 1878, с. 97.
16 Сельскохозяйственная энциклопедия, т. 4. М., 1973, с. 274.
17 См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. II. М., 1955, с. 322 (далее — Даль В. И. Словарь).
18 Даль В. И. Словарь, т. II, с. 73.
19 См. изоръникъ в ст. 42, 44, 51, 63, 75, 76, 84—86; изорьничь — в ст. 84—86.
20 Капралова С. Г. Из наблюдений над словарным составом Псковской судной грамоты. — «Учеп. зап. МГПИ им. В. П. Потемкина», 1954, т. 33, с. 178
21 Греков. Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в., ч. 1. М., 1952, с. 439.
22 Даль В. И. Словарь, т. И, с. 32..
23 "Различные точки зрения на происхождение и значение слова «изорьник» рассматриваются в статье О. С. Мжельской «К вопросу о словарном составе диалекта периода феодальной раздробленности (на материале псковской деловой письменности XIV—XV вв.)» («Учен. зап. I ЛГПИИЯ. Новая серия», 1955, вып. II) и в книге П. А. Аргунова «Крестьянин и землевладелец в эпоху Псковской судной грамоты» (Саратов, 1925. Отд. оттиск.).
24 Котков С. И., Савченко Н. Ф. Монастырские фонды рукописей во Владимирском областном архиве XVII—начала XVIII в.— В кн.: Изучение русского языка и источниковедение. М., 1969, с. 217.
25 Татищев В. Н. Краткие экономические, до деревни следующие записки. — «Временник Общества истории и древностей российских», кн. 12. М., 1852, с. 15.
26 Даль В. Я. Словарь, т. II, с. 141.
27 Чайкина Ю. И. Из наблюдений над формированием метрологической лексики Белозерья. — XII научно-методическая конференция Северо-Западного зонального объединения кафедр русского языка. Программа и краткое содержание докладов 26—31 января 1970 г. Л:, 1970, с. 97—98.
28 Каменцева Е. И, Устюгов Н. В. Русская метрология. М., 1975, с. 117.
29 Черепнин Л. В. Русская метрология. М., 1944, с. 28.
<< Назад Вперёд>>
