Л.В. Волков. О переводчиках научной литературы
К сожалению, мы очень мало знаем о тех людях, которые переводили научные труды в Древней Руси. Между тем в эпоху, когда не сложилась еще научная терминология на русском языке, труд переводчика был в некоторой мере сродни труду ученого. Переводчики вносили вклад в разработку такой терминологии, способствуя тем самым созданию условий для развития науки в России.

Кто же были эти люди, переводившие на Руси естественнонаучные книги до второй половины XVII в., когда в качестве переводчика наиболее значительных трудов выступал видный белорусский ученый Епифаний Славинецкий? В настоящее время мы имеем сведения главным образом об одном из них — Иване Фомиче Алманзенове, который известен в литературе под фамилией Фомина, образованной от отчества.

Мы знаем, что Фомин-Алманзенов вместе с другим переводчиком Посольского приказа, Михаилом Юрьевым, в 1607 г. частично перевел большую компилятивную работу «Воинская книга» («Kriegsbuch») немца Леонарда Фронспергера, опубликованную в Германии во второй половине XVI в. В этой книге отразились достижения науки эпохи Возрождения. (В ней приводились, например, сведения о траектории полета ядер, давалось представление об удельном весе веществ.) Онисим Михайлов, составивший в 1621 г. «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки», пользовался, очевидно, не только самой книгой Фронспергера, но и переводом Юрьева и Фомина. Филолог А. И. Соболевский сопоставил некоторые куски текста «Устава» Михайлова, «Воинской книги» Юрьева и Фомина и сочинения Фронспергера и пришел к выводу, что «Онисим Михайлов, по-видимому, имел в руках труд Юрьева и Фомина, но, пользуясь им... постоянно справлялся с немецким оригиналом»1 В отличие от труда первых переводчиков, оставшегося в рукописных списках (их известно всего лишь два), «Устав» Михайлова был напечатан как исторический источник еще во второй половине XVIII в. В связи с этим Т. Райнов в своей монографии «Наука в России XI—XVII вв.», первом обобщающем труде по истории научных знаний в допетровской Руси, подробно рассмотрел лишь «Устав» Михайлова, а не «Воинскую книгу» Юрьева и Фомина: исследователь не пользовался архивными материалами, стремясь на склоне лет побыстрее завершить важный труд. Райнов выяснил, что «Устав» Михайлова не был простым переводом, что Михайлов пересистематизировал материал и сделал некоторые добавления к нему (например, дал «терминологические разъяснения по химическим вопросам»)2. Опираясь на суждение Соболевского о соотношении между «Воинской книгой» и «Уставом», ученый высказал предположение, что «и «Воинская книга» — не простой перевод»3.

О Михаиле Юрьеве, который в сообщении о переводе «Воинской книги» назван первым из двух переводчиков как старший, известно только, что он был сыном боярским4 и в 1603 г. направлялся за границу в качестве гонца (дипломатического представителя низшего ранга)5. В списке переводчиков, работавших в Посольском приказе в 1613 г., Юрьев не значится. Можно предположить, что к этому времени он уже умер. Что касается Онисима Михайлова, то о нем мы вообще не имеем никаких сведений.

Деятельности же Фомина-Алманзенова несколько страниц посвятил С. М. Соловьев в своей «Истории России». Он рассказал о выполнении переводчиком важных дипломатических поручений в Вене и Копенгагене при царе Михаиле Федоровиче (1614 и 1640 гг.). Соловьев называет Фомина иностранцем6, модернизируя древнерусский термин «иноземец». Известно, что в Древней Руси «иноземцами» именовали и русских подданных, если они были иностранного происхождения.

Большое внимание Фомину-Алманзенову как личности было уделено в упоминавшейся уже монографии Т. Райнова. Исследователь сосредоточил внимание на данных об Алманзенове, имеющихся в «Истории» Соловьева. В связи с тем что эти данные довольно скудны, Райнов высказал ряд предположений, касающихся происхождения и судьбы Фомина-Алманзенова. Ученый полагал, что в 1640 г., когда Алманзенов ездил в Копенгаген, ему «едва ли могло быть более 60—65 лет», поскольку «русские люди в старину» якобы «не сохраняли активности до глубокой старости». Следовательно, в 1606 г., когда Алманзенову было поручено перевести «Воинскую книгу», ему, с точки зрения Райнова, «вряд ли было больше 25 лет». Далее Райнов пишет: «Чтобы стать переводчиком в 25 лет, Фомин должен был быть смолоду знаком с обоими языками (русским и немецким. — Л. В.) и где-то приглядеться к военно-техническому делу. Это заставляет предположить, что он происходил откуда-нибудь из Белоруссии или, может быть, скорее, из Лифляндии, где русский язык мог быть известен еще со времен Ливонской войны. Не был ли он пленным, добровольно перешедшим на русскую службу?»7. Райнов предположил, что Фомин-Алманзенов был православного вероисповедания; он даже утверждает, что Фомин поссорился «в Вене с кардиналом Клезелем на церковной почве»8. В действительности же, как увидим ниже, «ссора» Алманзенова с кардиналом произошла вовсе не «на церковной почве».

Такова основная литература, посвященная Алманзенову. Архивных же источников о его жизни и деятельности, которые еще не привлекались исследователями, довольно много. Они хранятся в Центральном государственном архиве древних актов. Это прежде всего дела по челобитным Алманзенова об определении или прибавке ему жалованья, в которых имеются сведения о его происхождении и службе. Выясняется, что Алманзенов по национальности англичанин, в 80-х годах XVI в. он был толмачом (переводчиком, который делал лишь устный перевод) при английском докторе Роберте Якобе, лейб-медике королевы Елизаветы (в русских источниках Якоб известен как доктор Роман. Впервые в Московское государство он приехал в 1581 г. при Ивапе Грозном). Настоящая фамилия переводчика — Элмстон. Но он русифицировал ее. Так поступали в допетровские времена некоторые иностранцы, решившие прочно обосноваться в России. В своей челобитной 1632 г. Алманзенов (в этой челобитной переводчик так именует себя сам) указывает, что он служит «у государевых дел больше пятидесят лет». Видимо, Алманзенов приехал в Россию в 1581 г. вместе с доктором Р. Якобом, будучи совсем юным человеком. Во всяком случае, не подтверждаются предположения Райнова не только о происхождении, но и о возрасте Алманзенова. Каким же образом он изучил русский язык, остается неизвестным.

Доктор Якоб, как свидетельствуют историки, занимался не столько медициной, сколько дипломатической деятельностью. Работа Алманзенова толмачом при нем могла подготовить его к дипломатической карьере.

К 1589 г. Алманзенов уже служил толмачом и переводчиком (в Древней Руси переводчиками называли тех, кто осуществлял письменный перевод) в Посольском приказе. В своей челобитной 1589 г. Алманзенов указывал, что он «умеет русской грамоте и агленской грамоте и другую немецкую (т. е. западноевропейскую. — Л. В.) грамоту». Следовательно, он знал уже несколько иностранных языков. В связи с подачей названной челобитной, в которой содержалась просьба об определении денежного жалованья и о предоставлении поместья, было приказано дать Алманзенову поместье размером 200 четвертей (около 100 га) земли.

Алманзенов был не только переводчиком и дипломатом, но и военным человеком, который участвовал во многих сражениях. В челобитной 1632 г. он пишет, что, «когда приходил под Москву крымский царь», он, Алманзенов, был «на деле» (т.-е. в сражении) дважды ранен. Имеется в виду приход под Москву крымского хана Казы-Гирея в 1591 г. Из литературы известно, что тогда крупных сражений с татарами не было, но русские воины вместе с «литовскими и немецкими людьми», служившими в России, «травились», как говорится в источнике, с крымцами. Среди «немецких людей» (т. е. западноевропейцев), «травившихся» с крымцами, был и Алманзенов. Через 15 лет, в конце 1606 г., ему пришлось уже участвовать в бою под Москвой с. восставшими крестьянами, холопами и мелкими служилыми людьми, которые под предводительством Болотникова осаждали Москву; он снова был ранен. Таким образом, у Алманзенова был боевой опыт, в связи с чем ему, очевидно, и был поручен перевод «Воинской книги». В своей челобитной Алманзенов также пишет, что при Василии Шуйском и Михаиле Федоровиче он в Москве «в обех осадех сидел и с людишками своими на карауле у Устретенских (Сретенских. — Л. В.) ворот был неотступно». Очевидно, имеется в виду осада Москвы тушинцами в 1608—1609 гг. и поляками в 1618 г.

Во время польско-шведской интервенции Алманзенов участвовал в обороне и другого русского города — Холмогор. Из литературы известно, что в декабре 1613 г. Холмогоры осаждали отряды запорожских казаков — наемников шведских интервентов. По словам Алманзенова, в то время, когда запорожцы пытались взять штурмом город, он «прибрал... иноземцев» и имел свое особое знамя, «на выласку ходил, с воры черкасы (т. е. с запорожцами. — Л. В.) бился яственно».

Здесь следует подчеркнуть верность Алманзенова России в то время, когда наемники-иностранцы сплошь и рядом становились изменниками. Алманзенов не чувствовал себя наемником. Он прочно связал свою судьбу с Россией.

В 1614 г., как уже отмечалось, Алманзенов был послан с важным поручением в Вену. Здесь в качестве гонца он вел трудные переговоры о правильном адресовании (царю) грамот, направляемых в Москву, и правильном написании в них титула русского царя. Дело в том, что австрийский император не признавал только что избранного царем Михаила Федоровича правителем Русского государства.. В Вене Алманзенов активно отстаивал интересы России. Он, в частности, протестовал против нарушения австрийским императором правил дипломатического этикета (тот не встал, как было положено, при произнесении имени русского царя). «Ссора» же гонца с кардиналом произошла в связи с тем, что Алманзенов отказался встречаться с ним, не побывав у австрийского императора9. Твердость и упорство дипломата привели к тому, что он вынужден был, по его словам, в течение трех лет находиться в заключении в Вене.

В 1621 г. Алманзенов в составе посольства князя А. М. Львова побывал в Дании. Львов должен был добиться согласия датского короля выдать замуж за Михаила Федоровича датскую принцессу (этого сделать не удалось). Из Дании Алманзенов вместе с переводчиком Борисом Борисовым выезжал в вольные города Гамбург и Любек и некоторые другие мелкие немецкие государства.

В 20-х годах XVII в. Алманзенов был самым высокооплачиваемым переводчиком Посольского приказа. Вместе с другими наиболее опытными переводчиками он проверял знание языков у тех, кто поступал в Посольский приказ в качестве толмачей и переводчиков.

Алманзенов доказал верность русскому царю и своими двумя доносами на переводчиков Еремея Вестермана и Елисея Павлова, которых он обвинил «в измене» в связи с тем, что они отвозили письма от «московского торгового немчина» Декира и его жены к их сыну, жившему в Швеции, и от того — к родителям. Однако следствие установило, что обвинение было несправедливым. Интересно, что Алманзенов был близок с Елисеем Павловым. Когда он в начале 1621 г. уезжал за границу, то просил, чтобы причитающиеся ему поденные деньги передавали Елисею Павлову и чтобы тот отдавал их его семье.

К 1632 г. Алманзенов, по его свидетельству, делал переводы с немецкого, английского и «шкотского» (шотландского) языков не только в Посольском, но и в Разрядном (ведал военным делом) и Иноземном (ведал иностранцами, служившими в России) приказах. В челобитной 1632 г. он просил, чтобы ему был прибавлен поденный «корм» (в XVII в. это была прежде всего денежная плата, но иногда также определенное натуральное обеспечение). Просьба Алманзенова была выполнена, как говорилось в царском «приговоре», «за его прежнюю службу и за правду и за старость». Кроме 25 копеек, Алманзенов должен был ежедневно получать 5 чарок вина, 2 кружки меда и 2 кружки пива. Любопытно, что патриарх Филарет (отец царя Михаила, наиболее влиятельный человек в государстве) по своей инициативе еще увеличил поденный «корм» Алманзенова (до 30 копеек и 6 чарок вина).

Данных о деятельности Алманзенова в 30-х годах очень мало. Он оставался самым высокооплачиваемым переводчиком Посольского приказа, однако с 1637—1638 гг. ему перестали давать вино, пиво и мед.

В 1640 г. Алманзенов снова ездил в Данию (теперь в качестве гонца) с весьма деликатным поручением. Он должен был «проведать допряма», что представляет собой датский королевич Вольдемар, которого прочили в женихи дочери Михаила Федоровича — Ирине. Гонец успешно выполнил это поручение10. В это время Алманзенову было не 60—65 лет, как полагал Райнов, а значительно больше, потому что к 1640 г. он прослужил уже около 60 лет.

В дальнейшем, денежный поденный «корм» престарелого Алманзенова сокращался. С 1645—1646 гг. он стал уже получать 20 копеек в день — столько же, сколько до 1632 г. Однако Алманзенов в течение ряда лет продолжал службу и при Алексее Михайловиче (вступил на престол в 1645 г.). Несколько раз он был «у руки» царя на пасху. Алманзенов служил переводчиком Посольского приказа еще в конце 1652 г. К этому времени относится свидетельство, что он «не крещен в православную веру», т. е. не принял православия. Таким образом, не подтверждается предположение Райнова и о вероисповедании Алманзенова.

Нет точных данных о том, когда умер Алманзенов. В списке переводчиков Посольского приказа, относящемся к 1655 г., он уже не значится. Можно предположить, что переводчик умер в 1654 г., во время чумы. Она унесла жизнь многих переводчиков Посольского приказа: к 1655 г. их осталось всего 5 человек, в то время как в 1652 г. было 15.

Интересная судьба была и у сына И. Ф. Алманзенова — Ивана Ивановича. Он в 1617 г. выехал в Англию для изучения медицины. Но прежде чем непосредственно заняться изучением медицины, он должен был получить среднее образование, что в России в начале XVII в. было невозможно сделать. На это ушли многие годы, в течение которых И. И. Алманзенов обучался не только в Англии, но и во Франции и Италии. Все это время его содержал отец. В 1630 г. И. Ф. Алманзенов в своей челобитной писал, что в связи с этим он «одолжал великим долгом», и просил направить английскому королю Карлу I грамоту о том, чтобы Иван Иванович содержался за счет английской казны. Это было исполнено, и в 1631 г. английский король «повелел» обучать Алманзепова-младшего медицине в Кембриджском университете и предоставить ему «подходящее содержание». Интересно, что в Англии И. И. Алманзенов изучал среди других дисциплин английский язык. Очевидно, в семье Алманзеновых говорили на русском языке. Это еще одно свидетельство того, что Иван Фомич очень сильно обрусел.

Алманзенов-младший один из первых среди детей русских подданных иностранного происхождения получил диплом доктора медицины. В грамоте английского короля русскому царю от 1642 г., которую переводил Иван Фомич, сообщается, что сын его выехал в Россию, чтобы работать там придворным врачом. Однако нет никаких следов его врачебной деятельности в России. Видимо, Алманзенов-младший в Россию не вернулся. Можно предположить, что это произошло в связи с тем, что Англия, где он прожил много лет, стала для него родной страной.

Как видим, судьбы отца и сына сложились по-разному. Для Алманзенова-старшего Россия сделалась родиной. Он неплохо послужил ей и как дипломат, и как воин, боровшийся с иноземными захватчиками, и как человек, распространявший естественнонаучные знания эпохи Возрождения. Люди, подобные Алманзенову, своей деятельностью создавали предпосылки того перелома в развитии русской культуры, который произошел в эпоху Петра I.




1 Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV—XVII вв. Библиографические материалы. СПб., 1903, с. 106.
2 Райнов Т. И. Наука в России XI—XVII вв. М.—Л, 1940, с. 349.
3 Там же, с. 344.
4 Дети боярские — низший чин сословия служилых людей «по отечеству» (по наследству). Как правило, дети боярские были мелкими феодалами.
5 См.: Соболевский А. Я. Указ. соч., с. 103.
6 См.: Соловьев С, М. История России с древнейших времен, кн. V. М., 1961, с. 229—230.
7 Райнов Т. Указ. соч., с. 334.
8 Там же, с. 336.
9 См.: Соловьев С. М. Указ. соч., с. 59—60.
10 См.: Соловьев С. М. Указ. соч., с. 230.

<< Назад   Вперёд>>