П. Фадеев. Персидская революция270-271
Эта дивизия, по желанию шаха из династии Каджаров, называлась казачьей, потому что шах в 1913 году, будучи в Петербурге, видел казачьи формы, джигитовку и выразил свое желание организовать персидскую армию на манер казачьих частей с формой и названием Персидского казачьего войска. Служба в Персии была выгодной (двойное жалованье), но офицеров-казаков там не было, а среди офицеров-инструкторов были капитан фон Кноре, ротмистр Шатилов, корнет князь Церетелли и др. Поэтому понятно, что «персидские казаки» не джигитовали и казачьих навыков к войне не имели.
В описываемую эпоху, к весне 1920 года, в Гилянской провинции имелся претендент на персидский престол Кучук-Хан, не признававший власти шаха Ахмед-Каджара. В других провинциях также было неспокойно. Порты восточного берега Каспийского моря, кроме Красноводска, были заняты англичанами. Два судна русского торгового флота, «Опыт» и «Милютин», о которых упоминалось выше, после боя под Фортом Александровским отошли к Энзели, где и были интернированы англичанами. Войсковое серебро, что было на них, было разграблено их командами, так же как и частное имущество беженцев. Остальное было взято английскими властями — когда мы прибыли в Тегеран, на базаре уже открыто продавались серебряные рубли и серебряная посуда уральских беженцев.
В мае этого же года большевики, атаковав Энзели, выбили оттуда англичан. Заняв остальные порты Каспия, они некоторое время в глубь страны не продвигались. Такое положение вызвало опасение англичан за свое влияние в южной части Персии. Адмирал Норрис, помимо предложения нашему атаману генералу Толстову272 формировать дивизию, предлагал персидскому шаху, на неизвестных автору условиях, прямую непосредственную помощь английского правительства для защиты страны от красных, а шах Ахмед-Каджар раздумывал со своим парламентом, не решаясь принять окончательного решения.
В конце августа 1920 года красные, выйдя из Энзели, легко заняли Решт в 12—15 км на восток по шоссейной дороге на Тегеран. Шах все еще не мог принять решения. Все, что было свободное в Тегеране, и отряды из провинций были брошены на фронт. С Кучук-Ханом было достигнуто соглашение о совместной защите от общего врага. Большевики, заняв Решт, почему-то остановили свое наступление, а персидская армия, получив подкрепление, перешла в наступление. Решт был ею занят, и там захвачено много оружия и военного материала. Красные отошли обратно в Энзели под прикрытие морской артиллерии. Персы обложили Энзели. Этот временный успех поднял дух персидской армии и внушил какие-то надежды персидскому правительству, но... адмирал Норрис, вместо письменного предложения от своего правительства генералу Толстову о формировании дивизии из шахсевенов, предложил ему вместе с отрядом уральцев покинуть Тегеран. Стараниями английской военной миссии он должен был быть отправлен в Месопотамию, в существовавший там уже лагерь русских беженцев.
Но в то же время Персидская казачья Его Величества Шаха дивизия для усиления своих кадров стала принимать в свой состав русских офицеров, оказавшихся в Тегеране. Перспектива очутиться в лагерях Месопотамии в качестве беженца меня нисколько не устраивала, и я поэтому на коне ротмистра Вербы отправился на дачу полковника Старосельского с рапортом о зачислении меня в «дивизию». Войсковые старшины Климов273 и Мезинцев также просили меня выяснить условия зачисления. Репутация наша, как командного состава «легендарного похода», сделала свое дело: я немедленно был зачислен в Тегеранский конный полк, а Климов и Мезинцев — в Хорасанский отряд, готовый к отправке на фронт. По причинам ли бедности персидской казны, или по иным соображениям, все вновь зачисленные офицеры были приняты в «дивизию» на условиях исключительных: 1. Для уравнения в чинах должны носить погоны и называться капитанами. 2. На окладах младших инструкторов, то есть втрое меньше, чем обычные офицеры-инструкторы, но с надеждой быть принятыми в настоящие кадры со всеми вытекающими из этого последствиями. Вопрос платы нас не интересовал исключительно, и условия нами были приняты. Нам, уральцам, было дано исключительное право взять с собой по два казака из отряда, как было принято в казачьих частях, — денщика и вестового.
Мой постоянный «спутник» Иван Павлович Фофонов был даже недовольно удивлен, когда я ему предложил выбор идти со мной на новые авантюры или остаться в отряде. «Будет, что будет! На все воля Божья, говорит, а я «не изменщик» и от вас не отстану...» «Холодный вахмистр» Иван Завалов, несмотря на свой «чин», настоял, чтобы я его взял вестовым. Оба Ивана были большими друзьями, несмотря на разницу их характеров: насколько Павлыч Фофонов был молчалив, настолько Панкратыч Завалов был говорлив. Имея таких испытанных компаньонов и в силу своего постоянного оптимизма молодости, я смотрел спокойно и даже весело на предстоящую службу Его Величеству Шаху Персии. «Холодными» уральские казаки называли вахмистров и урядников, не окончивших учебных команд. Всех приказных (ефрейторов) называли «барсучиными вахмистрами».
В весельи ли, в удали уральские казаки не знали границ, но также и в злобе, «в горячке, в сердцах». Будучи в массе глубоко верующими, с двухперстным крестом, а не никониянской «щепотью», в сердцах доходили до искажения веры, граничащего с языческим пониманием «богов». Вот примеры: казак собирается на сенокос «ударом» (кто сколько сумеет накосить), торопится, уже сидит в телеге, вдруг вспоминает, что что-то забыл. Обращается к жене: «Васюничка, положила ли ты Николу?» — то есть образ святого Николая Чудотворца. «Нет, — отвечает жена и добавляет: — И зачем тебе Никола нужен на сенокосе?» Следует ответ: «Дура ты! А на хомут, что ли, я буду молиться Богу?» Или: на рыболовстве неводами («ярычами») артели нет удачи, несмотря на долгие молитвы Николе и на обеты благодарственного молебна, «обеты» многих свечей и т. д., — рыбы нет... После нескольких таких неудачных дней старший артели утром «в сердцах» приказывает: «Привязать моего Николу к нижней подворе (веревке) невода...»
Мне было приказано с Хорсанским отрядом достичь города Решта и там присоединиться к своей части. Еще поход, еще одна (уже 3-я) война!.. О нашем выходе из уральского отряда войсковому атаману было доложено после приказа о нашем зачислении в «дивизию».
Железных дорог в Персии того времени не было, и расстояние примерно в 250 км от Тегерана до Решта мы должны были пройти походным порядком. Пехота с полными ранцами и оружием шла пешим порядком, имущество везлось завьюченным на мулах. Погода была еще жаркая, и движение шло медленно. По пути движения к Решту нам попадались бивачные расположения английских частей. Будучи снабжены и оборудованы к ведению колониальных войн, англичане никогда не располагались в селениях у обывателей. В память войны 1914— 1918 годов они очень тепло и дружески относились к русским офицерам. При приближении нашего отряда к их расположению, как правило, офицеры бивака выходили на дорогу, становились поперек ее и, смеясь и шутя, ни за что не соглашались пропустить отряд, настаивая сделать привал, а русским офицерам посетить их удобные палатки, где были уже приготовлены закуски, пиво и в изобилии виски с прохладной содовой водой. Английские части состояли преимущественно из индусов с командным кадром из англичан.
К организации Персидской казачьей дивизии следует добавить, что все офицеры-инструкторы считались как откомандированные от своих полков и носили погоны своих частей с указанием чина, полагаемого каждому за выслугу лет и за отличия, полученные на войне. Для военных субординации по Персидской армии они числились почти все генералами, ибо командиры полков, офицеры-персы, тоже были в генеральских чинах. Вообще организация этой «дивизии» была необычной и не совсем приятной для национальных чувств персов, которые по привычке относились к сему «пассивно», оказывая полное послушание заведенному порядку.
Среди офицеров-персов к тому времени было немало таких, которые кончили свое образование в России, Франции или Германии. В Тегеране был Кадетский корпус, из которого молодые люди выходили офицерами, пополняя кадры дивизии. Были и офицеры, произведенные за выслуги лет и отличия. Для младшего командного состава были учебные команды.
При движении на Решт наш отряд останавливался на ночлег по деревням, и староста размещал «казаков» и офицеров по обывательским домам. Начальник отряда — русский офицер — пользовался «высшей властью» над гражданскими чинами, не исключая и губернаторов провинций. В Реште, куда наконец прибыл наш отряд, находился штаб фронта, операциями руководил начальник штаба «дивизии» Генштаба полковник Филиппов. Полковник Старосельский находился преимущественно в Тегеране. После двух дней отдыха в Реште я, со своими казаками и с проводником-офицером, отправился на правый фланг фронта, который охранял Тегеранский конный полк, целиком расположенный в одном селении в 10 км от моря, отделенного от него рисовыми полями. К берегу моря высылались лишь посты для наблюдения. После сдачи Решта и отхода в Ензели красные долгое время не проявляли никакой активности. Персидская же армия, обложив Энзели, не рисковала атаковать укрепленную красную базу, находившуюся под защитой морской артиллерии.
Ротмистр Трофимов — инструктор полка — был человек приятный, размещение в доме губернатора с его прислугой было удобно, и около 10 дней, проведенных в его обществе, прошли незаметно. Только один раз, и то по своей охоте, я поехал посмотреть на «свое казачье море Хвалынское» под предлогом ознакомления с расположением постов и с целью обмена бутылки коньяка и килограмма сахара на банку икры и тешку балыка по пути, на рыбных промыслах Леонозова. Эта «операция» делалась по совету ротмистра Трофимова, так как управляющий промыслами брать деньги за икру отказывался.
Через неделю из штаба фронта я получил приказание отправиться на левый фланг в непосредственное распоряжение полковника Хабарова, начальника Тегеранского отряда. Это был самый сильный отряд по вооружению и численности. Состоял он из одного пехотного полка (4 батальона), кавалерийского полка (6 эскадронов), одной батареи 3-дюймовых орудий и нескольких других разнокалиберных пушек и пулеметной команды. Штаб полка находился в местечке Пир-Базар в 3—4 км от залива Мурдаб под Энзели. Полковник Хабаров встретил меня довольно сухо. Причиной тому, как я узнал позже, было мое вынужденное появление там в форме Уральского войска, с погонами войскового старшины. Теперь признаю полностью, что это было большим промахом с моей стороны и нарушением условий службы. Вместо выцветшей добела малиновой фуражки, я имел на голове папаху-кубанку. За спешностью отправления на фронт и отсутствием средств я не мог приобрести в Тегеране требуемую форму. Даже поиски погон капитана не увенчались успехом. Мое равнодушное отношение к «опасному» местонахождению штаба, наличие при мне двух (настоящих) казаков вызвало также у него некоторую неприязнь. При полковнике Хабарове в роли адъютанта с погонами капитана я встретил полковника Бондырева Донского войска.
Позицию по заливу Мурдаб, имевшую целью защиту левого фланга фронта, занимал батальон Тегеранского полка с 2 орудиями и 3 пулеметами. Левее позиции было устье большой реки Сифид-Руд, а за ней непроходимые болота и рисовые поля. На другой день я был послан командовать этим отрядом. В Пир-Базаре был, собственно говоря, лишь резерв (1 батальон), а остальные части Тегеранского отряда занимали позиции по главному направлению левее шоссейной дороги Ензели—Решт—Тегеран. До отъезда на позицию мне было необходимо познакомиться и повидаться с командиром Тегеранского пехотного полка, а именно с тем самым Реза-Ханом Пехлеви, исторической личностью, который сыграл такую крупную роль в судьбах Персии. В то время мне казалось, что ему было за 50 лет, и указание французского историка, что он родился в 1878 году, — то есть в 1920 году ему должно было быть 42 года, — считаю сомнительным. Роста он был большого, весьма представительной наружности, с сединой в висках. Спокойный, приветливый, он хорошо говорил по-русски. Из дальнейшего с ним знакомства и из рассказов офицеров, служивших долго в Персидской армии, стало известно, что он прибыл в Персию из провинции Пехлеви, граничащей с Кавказом, поступил в Персидскую армию, как и все, вольнонаемным простым «казаком». С этого момента и началась «сказка из 1001 ночи». Происхождения он, как и герой сказки, очень скромного. Приставки к именам «хан», «ага», «али» и прочие, обычные для Персии, не означают еще высокого происхождения. Все рядовые «казаки»-персы имели такие приставки. Вскоре он стал вестовым у одного из русских офицеров-инструкторов. Возможно, что уже тогда он говорил по-русски, но, будучи вестовым, усовершенствовался в русском языке, научился читать и писать. Затем, кончив учебную команду, молодой, красивый и ловкий физически Реза вернулся в строй. В провинциях в то время происходили постоянные стычки с недовольными, «вечная война». Реза отличается, производится в офицеры и к 50 годам своей жизни он, генералом, командует самым большим и лучшим Тегеранским полком.
Батальон, занимавший позицию, из-за частых разливов реки Сефид, с пулеметами был расположен на большой барже. Орудия стояли сзади нее на возвышенности. Залив Мурдаб — очень мелкий, и большие суда с орудиями входить в него не могут. Красные катера, появлявшиеся перед позициями, легко разгонялись огнем пулеметов, а в случае их настойчивого желания приблизиться к позициям — огнем из орудий. В такой обстановке протекали дни. От бездействия мы с Фофоновым ловили сомов, которых в реке было неисчислимое количество.
В конце сентября 1920 года красные, выйдя из Энзели, атаковали персидскую армию на главном направлении, откуда нам хорошо слышна была артиллерийская стрельба. В заливе Мурдаб появились красные катера. В первом же наступлении большевики заняли Решт со стороны Пир-Базара, высадив там десант. К 10 часам утра полковник Бондырев передал мне по телефону: «Начальник отряда приказал: орудия, тяжелые пулеметы направить на шоссейную дорогу выше Пир-Базара, как и все тяжелое имущество батальона. Ждать второго вызова!..» Перед отправкой орудий им было приказано разогнать наседающую флотилию катеров красных, после чего все было отправлено согласно полученному приказанию, а я перешел на баржу. За несколько дней до этого моего испытанного Фофонова заменил вестовой Завялов, претендуя, что он должен находиться при мне «в боях», а Фофонову нужно оставаться сзади...
Прошло добрых полчаса. Вызова никакого нет, а артиллерийская стрельба слышна уже далеко сзади нас, под Рештом. С командиром батальона, хорошо говорившим по-русски, мы решили, не дожидаясь вызова, отойти на Пир-Базар. Правый берег реки Сефид — низкий, со многими ериками, заполненными водой, но, к счастью, не глубокими. Перед самым Пир-Базаром широкая низина была вся залита водой. Персы боятся идти в воду, нам же это дело знакомое. «Завялов, покажи дорогу!» Завялов идет вперед, винтовку, патронташ держит над головой. «Батальон, за мной!» Вода достигает лишь первой пуговицы у гимнастерки, и батальон без потерь вместе с пулеметом Льюиса пересек низину.
В Пир-Базаре полковника Хабарова уже не было. Приказ об отходе по телефону будто был мне дан. Два взвода пехоты, 10 конных с конями для меня, Завялова и командира батальона ожидали нас вместе с приказанием спешно отходить. Отходить можно только через Решт, а до него нужно пересечь речку с мостом. По лесу к дороге уже слышна ружейная стрельба. Чтобы не быть отрезанным от Решта, я с конными скачу к мосту, приказав батальону бегом двигаться за мной. Стрельба приближалась, но нам удалось пройти по мосту до занятия его красными и двинуться на Решт по проселочной дороге, правее шоссейной, по которой отходили главные силы. Заняв окраину Решта, я выслал конный разъезд на шоссе для осведомления, а в ожидании результатов командир батальона наводил справки о пути на юг от Решта. Прошло добрых полчаса — разъезда все нет. Жители этой окраины не знали, что происходит на другом конце города. Обязав жителей в случае возвращения разъезда направить его за нами, но допуская и возможности, что он целиком попал в плен, батальон направился к выходу из Решта на его юго-восточную окраину. Карт этого района у нас не было. Я предполагал, отойдя от Решта на десяток километров, повернуть на восток и параллельными дорогами по лесам обойти фронт, зная по опыту нашей войны, что большевики в подобных случаях далеко в стороны «не распространяются».
По выходе из Решта сделали привал. Разъезд не возвращался, и батальон двинулся дальше. Начинало уже темнеть. В селении, где, по моему плану, батальон должен был повернуть на восток, находилась большая группа партизан Кучук-Хана, от которых стало известно, что по этой же дороге на юго-восток прошла часть Тегеранского отряда с полковником Хабаровым и генералом Реза-Ханом за 2—3 часа до нашего прихода. План обхода фронта лесами был оставлен, и после хорошего отдыха было решено двигаться дальше ночью для соединения с отрядом. С проводниками от партизан мы целую ночь усиленным маршем двигались вперед. По пути попадались селения, бесчисленное количество речек, ручейков без мостов... Дорога чаще шла лесом. Встречавшиеся группы партизан информировали нас о движении Тегеранского отряда. В этом марше «казаки» персидской армии показали свою необыкновенную выносливость и... послушание.
Лишь к утру мы нагнали Тегеранский отряд, расположенный в одном из селений для ночлега. Полковник Хабаров отказывался верить мне, что батальон прошел через Решт. По его словам, он оставил Пир-Базар на два часа раньше меня (приказание мне об отходе будто было мне дано по телефону) и через Решт пройти уже не мог, так как он был занят красными. Не доходя до Решта, он с отрядом повернул вправо и через рисовые поля и болота, утопив два мула с пулеметами, смог выйти на шоссе. Полковник Бондырев с артиллерией и обозами успел пересечь Решт до занятия его красными. С ним был и мой Фофанов. Во время этих разговоров пришел Реза-Хан, подтвердивший мой доклад на основании донесения командира батальона. И этому не поверил полковник Хабаров. Был вызван командир батальона — в результате полковник Хабаров был сильно смущен.
После одного дня марша Тегеранский отряд догнал есаула Ходолицкого с его Тавризским отрядом, очутившимся там по неизвестным мне причинам и двигавшимся на селение Массула, находившееся в горах, под снежным перевалом того же названия. Есаул Ходолицкий предполагал от Массулы до пересечения перевала повернуть на Тавриз. Хабаров решил вместе с Тавризским отрядом подняться на Массулу, но пересечь снежный перевал и восточным его склоном спуститься в тылу фронта. Никакой связи с фронтом у нас тогда не было. На мое предложение (вторичное) приблизиться к фронту, как я предполагал сделать с батальоном, обойдя его лесными дорогами, полковник Хабаров ответил отказом.
От последнего селения на равнине в горы вела узкая тропа с выдолбленными копытами мулов в течение веков ямками. Только пользуясь ими, ставя ноги из одной в другую, мулы и кони, по одному, могли подняться в гору. Подъем до Массулы был очень утомительным и занял целый день. Много коней и мулов сбили свои подковы, «казаки»-персы за день истрепали вконец свою немудреную обувь, состоявшую из туфель (чорохи) с парусиновым верхом и с подошвами из прессованного с клеем тряпья. Селение Массула было особенным. Жилые помещения были высечены в скалах и этажами, так что потолок одной скалы служил полом другой. Жители его — полудикий народ — занимались разведением мулов и разбоями. Для Кучук-Хана Массула была как бы убежищем от преследований правительства шаха.
В Массуле, уже с участием Ходолицкого и Реза-Хана, вновь поднялся вопрос, что делать дальше Тегеранскому отряду. Полковник Хабаров, видя снежные вершины, решил спуститься с гор, приблизиться к шоссе Решт—Тегеран и присоединиться к главным силам — тем способом, что предлагал я. Спуск с гор был еще более труден и занял также целый день. Другой день ушел на приближение к фронту. В тылу и на флангах все было спокойно, и отряд повернул направо по хорошей проселочной дороге. Все шло хорошо, но полковник Хабаров был хмур и плохо настроен. И нужно было, чтобы к вечеру этого дня при приближении к одному селению (я и Реза-Хан ехали впереди вместе с полковником Хабаровым) черная кошка, именно черная, пересекла нашу дорогу!.. Полковник Хабаров немедленно приказал отряду идти обратно на Массулу, несмотря на наши с Реза-Ханом уговоры и на мое предложение с конной группой заставой идти впереди отряда. Мы не имели ни малейшего понятия, где установился фронт, но через жителей мы могли это выяснить и установить связь с ним, но полковник
Хабаров приказал вновь идти на Массулу. Еще с большими трудностями, чем в первый раз, только поздним вечером мы добрались до нее, так как и люди, и мулы, и кони были сильно переутомлены. Снежная линия вершин, к счастью, была не широка, и мы ее пересекли без особых трудностей, но для спуска с гор по их восточному, крутому склону дорог не было, склон был каменистый и с колючей травой и очень редко населен. Большая половина «казаков» шла босыми. Первую ночь отряд остановился на ночлег в поле около одного ручья. Полковник Хабаров был очень хмур, со мной почти не разговаривал, но в то же время, боясь измены со стороны партизан Кучук-Хана, меня просил (приказывал) на ночлег останавливаться вместе с ним и чтобы Завялов был бы непременно с нами.
На этом же ночлеге Реза-Хан пригласил меня зайти к нему. Мой конь окончательно сбил подковы и захромал, что не мог не заметить генерал. Оставив меня на «стакан чая», он мне предложил заводного коня. Во время этого блуждания по горам я не раз пользовался его любезностью, так как из Пир-Базара я вышел без своего вьюка и в том, в чем был на постах. Ниже гор поселения были более частыми, ночлеги более удобными, так же как и питание. Только на 16-й день отряд вышел на шоссейную дорогу главного управления, сзади установившегося фронта, около селения Мын-Жиль.
На другой день со стороны Тегерана из города Казвина прибывший на автомобиле поручик русской службы Пупейко привез приказание: «Полковнику Хабарову и капитану Фадееву немедля прибыть в город Казвин. Генералу Реза-Хану с частями присоединиться в тылу (указано место) к дивизии и принять командование ею». Уже по пути туда от поручика Пупейко стало известно, что фронт занимают английские части, а русские офицеры-инструкторы освобождены от службы в персидской армии, будут заменены англичанами и должны покинуть Персию. Эти изменения были следствием принятия шахом Ахмед-Каджаром всех условий английского правительства, к чему он был вынужден последними неудачами персидской армии.
Дальнейшие события развертывались быстро: русские офицеры получили расчет жалованьем за 6 месяцев вперед (и за 4 месяца те, кто пробыл в дивизии меньше 6 месяцев), каждому было дано письменное обязательство от имени английского правительства доставить каждого в любую страну с содержанием в пути согласно его положению. Первым этапом был указан Бомбей, через Багдад. Все свои обязательства английские власти выполнили даже с избытком.
У шаха другого выхода не было, но национальное чувство персов не было удовлетворено, ибо это соглашение перемещало их из одной зависимости в другую. При том же большевики, зная хорошо настроения в Персии, не дремали и через головы англичан связались с национальными кругами персов, предлагая им полную независимость ценой освобождения страны от англичан и их сторонника, шаха Ахмед-Каджара. Во главе этой национальной группы оказался генерал Реза-Хан Пехлеви. Не успели англичане укомплектовать своими инструкторами персидские войска и усилить свои части, как были атакованы с фронта Красной армией, а с тыла Персидской, Реза-Хана. Им ничего не оставалось, как разоружиться и покинуть поначалу пределы Северной Персии. Реза-Хан, уже в роли председателя национального движения, совместно с частями Красной армии занял Тегеран. Шах Ахмед-Каджар был своевременно отправлен в Англию, и Реза-Хан без осложнений создал свое правительство. Расширив конституцию, данную еще Ахмед-Каджаром, усилив и вооружив армию, Реза-Хан привел к послушанию всех непокорных или пытавшихся отделиться по этому случаю провинций, как Гилян, шейхов Азербейджана и др. Рядом социальных законов, практических мер улучшения экономического положения страны, ее финансов Реза-Хан привел Персию в порядок, дав населению полное удовлетворение и успокоение. Будучи полным хозяином в стране, в 1925 году Реза-Хан объявил себя шахом Персии и занял персидский престол, подобно Наполеону во Франции. В 1941 году он добровольно уступил престол своему сыну, теперешнему императору Ирана Магомет-Реза-Пехлеви.
270 Фадеев Павел Андреевич, р. в 1893 г. Из казаков ст. Илецкой Уральского казачьего войска. Сотник Уральского казачьего войска. В белых войсках Восточного фронта в Уральской отдельной армии; командир 2-й Илецкой сотни Уральского сводного полка. В бою 26 октября 1919 г. лично зарубил 30 человек, за что награжден орд. Св. Архистратига Михаила. С 24 ноября 1919 г. командовал двумя Партизанскими сотнями из остатков 1-го и 2-го Партизанских полков, в марте 1920 г. есаул, командир 2-го полка в Форте Александровском, затем командир взвода во время похода в Иран, с июня 1920 г. в Персидской казачьей дивизии. Войсковой старшина. В эмиграции во Франции, к 1963 г. заместитель Уральского атамана. Умер 8 января 1977 г. в Париже.
271 Впервые опубликовано: Родимый Край. № 89.
272 Толстов Владимир Сергеевич, р. 7 июля 1884 г. Из дворян, сын генерала, казак ст. Гурьевской Уральского казачьего войска. Николаевское кавалерийское училище (1905). Полковник, командир 6-го Уральского казачьего полка. В белых войсках Восточного фронта; 23 марта 1919 г. избран войсковым атаманом Уральского казачьего войска с неограниченной властью в соответствии с приговорами станиц и остатков строевых частей армии. Генерал-майор. С 21 апреля 1919-го по январь 1920 г. командующий Уральской отдельной армией. 20 декабря 1919 г. сложил с себя обязанности войскового атамана и передал власть «Комитету Спасения Войска», оставаясь командующим Уральской отдельной армией. 5 апреля 1920 г. ушел из Форта Александровского с отрядом офицеров и казаков из 214 человек (пересекли границу Ирана 4 июня 163 человека). К 16 мая 1921 г. в лагере в Басре (Месопотамия). С 1921 г. член Русского Совета генерала Врангеля, с августа 1922 г. председатель правления казачьих войск и помощник правителя по казачьим войскам. Генерал-лейтенант. В эмиграции с 1923 г. (с 1942 г.) в Австралии. Умер в 1956 г. в Сиднее,
273 Климов Иван Иванович. Из казаков ст. Глининской Уральского казачьего войска. Произведен в офицеры из вахмистров за боевое отличие в 1915 г. Сотник (1916). В белых войсках Восточного фронта; есаул, помощник войскового атамана Уральского казачьего войска, в начале 1919 г. член Уральского правительства. В декабре 1919 г. командир Гурьевского конного дивизиона, с марта 1920 г. командир 1-го полка Уральского казачьего войска, затем командир взвода в походе в Иран. Войсковой старшина. С июня 1920 г. в Персидской казачьей дивизии, затем начальник персидской кавалерии. В эмиграции в Чехословакии и Франции. Умер 4 сентября 1930 г. в Ницце (Франция).
<< Назад Вперёд>>
