В. Витковский. Пребывание Русской армии в Болгарии и коммунистическое движение в 1922-1923 годах63-64
Главнокомандующим, генералом бароном П.Н. Врангелем, было достигнуто соглашение с французским правительством, по которому Франция приняла под свое покровительство русских, эвакуированных из Крыма, и в обеспечение своих расходов получила в залог наш военный и торговый флот.
Вскоре, с декабря месяца, начались всевозможные затруднения и трения с французскими властями, которые хотели как можно скорее распылить армию и расселить людей на постоянное жительство в разные страны, включая и возвращение в СССР.
Генерал Врангель решил обратиться к славянским странам, к Болгарии и Сербии, чтобы расселить там нашу армию. В это время там существовали наши русские посольства. В Болгарии посланником был A.M. Петряев. В Софии было управление нашего военного представителя. Представителями были сперва генерал штаба генерал-майор Романовский, а затем генерал штаба генерал-лейтенант Вязмитинов. Задача была весьма трудная, ибо много было препятствий как политического, так и финансового характера. В составлении договора с болгарским правительством с нашей стороны принял участие и начальник штаба Главнокомандующего, генерал П.Н. Шатилов.
Ниже приводится текст документа, подписанного в 1921 году.
«ВЫПИСКА ИЗ ДОГОВОРА О ПРИЕМЕ РУССКИХ ВОЙСК В БОЛГАРИЮ
РАЗДЕЛ 1. Прием, распределение и размещение.
А. Прием. Болгарское правительство изъявляет согласие на прием: 1) Не отдельных людей, но только вполне организованных частей, имеющих полную воинскую организацию, с командным составом по назначению Главнокомандующего Русской Армией. 2) При обязательном условии, что части назначаются исключительно по выбору и указанию Главнокомандующего Русской Армией. 3) При ручательстве Главного командования Русской Армии, что части эти вполне дисциплинированы и что во время пребывания их на Болгарской территории добропорядочность их поведения и полная внутренняя дисциплина будут поддерживаться русским командным составом, для чего ему, последнему, предоставляется право осуществлять необходимые дисциплинарные меры.
Б. Распределение. 4) Прибывающие части направляются на порты Бургас или Варну по указанию Штаба Болгарской Армии, в зависимости от пунктов размещения предназначенных стоянок, по соглашению Штаба Болгарской Армии с Военным Представителем Главнокомандующего Русской Армией в Болгарии. 5) В указанных портах распоряжением Штаба Болгарской Армии подготовляются приемно-питательные пункты для размещения и довольствия прибывающих частей впредь до отправления их по пунктам размещения. Вся распорядительная часть возлагается в этих пунктах на особо назначенных Штабом Болгарской Армии лиц. Для облегчения связи и сношения с прибывающими частями от Русского Военного Представителя в этих пунктах назначаются на время пребывания частей особые уполномоченные. 6) Необходимые карантинно-дезинфекционные меры упрощаются до возможного минимума при засвидетельствовании судовым врачом санитарного благополучия в пути.
В. Размещение. 7) По выполнении всех формальностей приема в порту части по возможности без замедления, обеспечиваясь довольствием по расчету на все время пути — плюс однодневный запас, направляются распоряжением Штаба Болгарской Армии в указанные им пункты стоянок, каковыми предположительно намечаются: а) Орхание, б) Ловеч, в) Севлиево, г) Никополь, д) Новая Загора, е) Тырново-Сеймен, ж) Казанлык, з) Карлово, и) Кызыл-Агач, к) Берковица и л) Ески-Джумая. 8) В указанных пунктах распоряжением Штаба Болгарской Армии назначаются особые приемщики-квартирьеры — офицеры, которые указывают командирам прибывающих русских частей предназначенные для них помещения и сдают им таковые по заранее приготовленным описям, с необходимым казарменным инвентарем. 9) Русские части размещаются в указанных казармах с уплотнением намеченной для мирного времени нормы не менее 25%, например: Орхание в мирное время — 4 роты, на 500 человек — размещается не менее 625 человек. 10) Для обеспечения немедленного довольствия частей по прибытии их в указанные места там должно быть подготовлено распоряжением Штаба Болгарской Армии соответствующее количество хлеба и провианта, а равно обеспечена возможность приготовления горячей пищи и кипятку на прибывающих людей. 11) Русским частям предоставляется право пользоваться в пунктах их расположения банями на общих основаниях с чинами Болгарской Армии. Очередь устанавливается Начальником Гарнизона.
РАЗДЕЛ 2. Довольствие.
12) До прибытия и размещения по пунктам стоянок, а равно и первые несколько дней по прибытии, части обеспечиваются, где это возможно, горячей пищей и кипятком, распоряжением Штаба Болгарской Армии, а где невозможно, сразу становятся на собственное артельное довольствие. 13) Довольствие производится по обыкновенным кормовым окладам и по нормам продовольственного пайка, установленного для Болгарских войск. Эти нормы пайка и кормовых окладов сообщаются Штабом Болгарской Армии Русскому Военному Представителю для объявления частям отряда и к руководству. 14) Довольствие части ведут собственным попечением, получая авансы в месячном размере и производя закупки провианта. 15) Ввиду возможности недостатка у прибывающих частей котлов, ведер, черпаков, вилок и других подобных принадлежностей для приготовления и раздачи пищи, Штаб Болгарской Армии, в пределах возможности, снабжает части названным имуществом во временное пользование, выдавая таковые по описям и по просьбам командиров частей. 16) Для выдачи людям на руки денег на личные расходы (табак, мойка белья и пр. мелкие расходы) распоряжением Штаба Болгарской Армии отпускается ежемесячно, в начале каждого месяца, по письменным требованиям командиров частей о числе состоящих в части людей, аванс в размере 100 левов в месяц на каждого, состоящего в списках части чина. 17) Вся денежная отчетность частей производится приказами по частям и контролируется на общих основаниях поверочными комиссиями и Представителем Государственного Русского Контроля. 18) Все расчеты с Болгарскими довольствующими учреждениями производятся по соглашению Штаба Болгарской Армии с Русским Военным Представителем, на основании письменных документов и приказов по частям. 18) Всякого рода могущие быть недоразумения по вопросам довольствия или пожелания, не имеющие основных положений, разрешаются соглашением Начальника Штаба Болгарской Армии и Военного представителя Русской Армии с дополнительным объявлением такового болгарским и русским чинам.
РАЗДЕЛ 3. Применение к работам.
20) Русские части принимаются на территорию Болгарии на содержание за счет русских средств согласно вышеуказанного основного договора о порядке оплаты расходов — могут быть привлекаемы Болгарским Правительством в порядке особых частных соглашений с Военным Представителем Русской Армии, на неопасные для жизни и здоровья людей правительственные работы, с оплатой труда по средней рыночной рабочей цене, с выдачей одной половины заработной платы работающим и с зачислением другой половины заработной платы в основной фонд, на содержание людей. 21) Болгарское Правительство считает допустимым на указанных в п. 20 основаниях участие частей и отдельных команд на работах у населения в пределах районов стоянок частей, по обоюдному соглашению работодателя и командира части, с письменного разрешения Русского Военного Представителя. 22) В случае общественных бедствий (пожары, обвалы, наводнения) русские части на общегуманитарных началах принимают участие в оказании помощи населению по первому зову Болгарских военных властей безвозмездно.
Примечание: Русские части не могут принимать никакого участия во внутренних делах страны или в ее внешних недоразумениях, равно как и не могут быть привлекаемы в таких случаях кем бы то ни было».
Только осенью 1921 года, то есть почти через год после оставления нами Крыма, части армии стали покидать лагеря — Галлиполи, Лемнос, Чаталджи — и переселяться в Болгарию и Сербию. Перевозка закончилась в январе 1922 года.
В Болгарию прибыли: 1-й армейский корпус, под начальством генерала А.П. Кутепова, и Донской корпус, под начальством генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова. Из состава этих корпусов, из 1-го армейского — Кавалерийская дивизия и из Донского корпуса — Кубанская дивизия были направлены в Сербию.
Расположение в Болгарии было следующее.
Штаб 1-го армейского корпуса — город Велико-Тырново. Штаб 1-го пех. дивизии — город Свищов. Штаб Донского корпуса — город Старая Загора. Части корпусов были расположены по городам, в казармах, причем 1-го корпуса — преимущественно в Северной Болгарии, а Донского — в Южной.
Необходимо указать, что со времени оставления нами Крыма советская власть неизменно принимала все меры к тому, чтобы ухудшить положение нашей армии, внести разложение в воинскую среду и добиться возвращения в СССР возможно большего числа ее чинов.
Не достигнув желаемых результатов во время пребывания армии в Галлиполи и на Лемносе, большевики обратили особое внимание на Болгарию, куда прибыла наибольшая часть Русской Армии и где они считали более подходящими условия возможности воздействовать на болгарское правительство, развить коммунистическую пропаганду в стране и вместе с тем добиваться разложения частей Русской Армии. Для достижения своих гнусных целей большевики не стеснялись в деньгах и применении обычных для них средств — обмана, клеветы, подкупа и т. п.
Уже через несколько месяцев нашего пребывания в Болгарии, с весны 1922 года, стали сказываться результаты большевистской работы — начались всякого рода недоразумения, осложнения и придирки со стороны болгарских властей. Я постараюсь, по возможности в хронологическом порядке, отметить то, что нам пришлось испытывать и переживать под все усиливающимся влиянием большевистской деятельности.
На 2 апреля в штабе корпуса (Велико-Тырново) генерал Кутепов назначил съезд старших начальников. Предварительно некоторые из них прибыли ко мне в Свищов, и мы вместе выехали в Тырново. Со мною были: генерал-майоры Фок65, Буров66, Зинкевич67, Ползиков68, Баркалов69, Пешня, Скоблин70, Туркул71, Бредов и полковник Христофоров72. На рассвете 2 апреля, когда поезд наш приближался к станции Павлекени, произошло крушение поезда, вследствие того что были развинчены рельсы. Дело это было рук коммунистов, узнавших о поездке русских начальствующих лиц. К счастью, никто из нас не пострадал. В течение апреля мне, как заместителю генерала Кутепова, пришлось быть в Тырнове еще два раза, вследствие все осложнявшейся для нас обстановки.
В первых числах мая в Софии был произведен обыск у полковника Самохвалова, состоявшего в управлении нашего военного представителя, и затем последовал его арест. При этом обращение с ним было возмутительное, и он подвергался даже побоям.
12 мая генерал Кутепов был вызван болгарскими властями в Софию. Прибыв в военное министерство, к начальнику штаба Болгарской армии Генерального штаба полковнику Топалджикову (окончил в России Академию Генерального штаба), генерал Кутепов оказался арестованным. 14 мая туда же был вызван генерал Шатилов, также там арестованный.
15 мая я прибыл в штаб 1-го армейского корпуса (Велико-Тырново) и вступил во временное командование корпусом.
16 мая генералы Кутепов, Шатилов и наш военный представитель генерал-лейтенант Вязмитинов были высланы из Болгарии. Военным представителем был назначен военно-судебного ведомства генерал-лейтенант И.А. Ронжин.
15 мая болгары оцепили расположение Корниловского полка в Горно-Паничереве, произведя обыск. 16-го они произвели обыск в аптечном складе в Тырнове и в корпусном лазарете в Арбанасе.
Со всех концов Болгарии стали поступать донесения о всевозможных трениях, обысках и арестах. Затем последовало распоряжение болгарских властей о воспрещении чинам Русской Армии проезда по железной дороге без особого на то разрешения властей.
19 июня было получено распоряжение генерала Врангеля о принятии мер к постановке чинов нашей армии на частные работы ввиду материальных затруднений командования.
23 июня заболел начальник штаба корпуса Генерального штаба генерал-майор Штейфон73 и был отправлен в госпиталь на Шипку. Врид начальника штаба я назначил Генштаба генерал-майора Бредова, который прибыл из Свищова 26 июня.
3 июля был произведен обыск в Горной Джумае в Корниловском военном училище, и затем были арестованы и высланы из Болгарии начальник училища Генштаба генерал-майор Георгиевич со старшими чинами училища, в числе 7 человек.
4 июля я выезжал в Софию, где совместно с генералом Е.К. Миллером, командированным туда генералом Врангелем, нашим посланником A.M. Петряевым и генералом Ронжиным нами принимались меры к прекращению творившегося произвола и насилий. К сожалению, наши усилия не имели успеха.
6 июля обыск в городе Белоградчике, в Марковском полку, арест и высылка командира полка генерал-майора Пешни с 12 старшими офицерами. По донесению вступившего во временное командование полковника Емельянова, население города Белоградчика отнеслось очень сочувственно к нам, пыталось даже протестовать, а провожая наших арестованных на вокзале, бросало им цветы.
16 июля в Тырнове болгарские жандармы напали на группу юнкеров Сергиевского артиллерийского училища. В результате нападения юнкер Лабода был убит и 4 юнкера было ранено.
В таких тяжелых условиях приходилось проводить устройство наших чинов на частные работы. Чины корпуса устраивались главным образом на тяжелые работы, преимущественно на шахты, наибольшая из которых была угольная шахта «Мина Перник» к югу от Софии.
Нельзя не отметить, что дисциплина и поведение наших воинских чинов оставались на высоте. Связь со всеми частями корпуса поддерживалась, несмотря на трудности, всевозможными средствами. Для сохранения организационных начал и связи повсеместно образовывались партии отдельных войсковых частей и группы корпуса, со старшими партий и начальниками групп, по назначению.
Отношение к нам болгарского населения в массе оставалось все время хорошее, и только власти на местах, исполняя распоряжения свыше, создавали чрезвычайно тяжелое для нас положение.
Большевикам удалось очень быстро подкупить власть имущих, во главе с премьер-министром Стамболийским, доказательства чего были обнаружены и подтверждены последующим болгарским правительством, сменившим коммунистов 12 июня 1923 года.
Произвол и насилия продолжались и увеличивались. 24 августа было получено донесение от Корниловского полка (Горно-Паничерево) и от Технического батальона (Шумен) о требовании снять форму. 31 августа в Нова-Загоре были избиты 9 молодых офицеров Николаевского инженерного училища. В начале сентября были случаи задержания выдачи корреспонденции, адресованной штабу корпуса.
2 сентября в Велико-Тырнове был арестован инспектор классов Сергиевского артиллерийского училища, полковник Безак74, с несколькими офицерами, без предъявления какого-либо обвинения, и все были отправлены в Варну.
6 сентября днем, когда я находился в штабе корпуса, расположенном в болгарских казармах в Велико-Тырнове, внезапно явился вооруженный отряд болгарской полиции, арестовал меня и всех чинов штаба и опечатал помещение штаба.
7 и 8 сентября я находился под домашним арестом, у себя на квартире, где у меня был произведен обыск, причем были взяты все находившиеся у меня бумаги и сложены в один общий пакет. 9-го я был переведен под стражей в жандармерию, а с вечерним поездом меня и чинов штаба, в числе 45, отправили в Софию. Ко мне был приставлен болгарский офицер, подпоручик Балабанский.
В Софию мы прибыли 10 сентября утром. С вокзала, по указанию болгарского офицера, вместе с ним я отправился в военное министерство. У подпоручика Балабанского был с собой опечатанный пакет взятых у меня бумаг. По прибытии в военное министерство пришлось некоторое время ждать, а затем меня провели к начальнику штаба Болгарской армии Генштаба полковнику Топалджикову, причем я сразу обратил внимание на то, что на письменном столе последнего находился пакет с моими бумагами, уже распечатанный. Встретил меня полковник Топалджиков довольно сухо и затем, перебирая мои бумаги, задал мне вопрос: «Что это опять у вас?» — на что я ответил, что не у нас, а у них происходит что-то совершенно непонятное, и высказал свое возмущение действиями болгарских властей. Полковник сказал мне, что имеются документы, доказывающие наше участие во внутренних делах Болгарии, и при этом показал мне две бумаги из числа взятых у меня при обыске. На одной была подпись генерала Шатилова и печать штаба Главнокомандующего, на другой подпись генерал-майора Бредова, и на них значилась моя пометка в виде буквы «В». Прочитав содержание этих бумаг, совершенно бессмысленных с нашей точки зрения, и увидев скверно подделанное мое «В», я сразу понял, что это были фальшивые бумаги с подделанными подписями и печатью, подсунутые во взятые у меня при обыске бумаги. Я сейчас же с возмущением сказал об этом полковнику Топалджикову. После некоторых дополнительных объяснений между нами полковник стал несколько сдавать свои позиции, я же настаивал на производстве расследования по этому делу. Затем мне было сказано, что все мы, прибывшие из Велико-Тырнова, освобождаемся, но на условиях оставаться в Софии без права выезда, впредь до особого распоряжения. Будучи на свободе, я в тот же день посетил нашего посланника Петряева и генералов Миллера и Ронжина. Решено было действовать.
11 сентября я был у главного секретаря Министерства внутренних дел Коссовского, которого поставил в известность о происшедшем. Затем посетил полковника Топалджикова и секретаря премьер-министра Кисинова.
12 сентября я подал официальное заявление министру правосудия о производстве расследования. В тот же день я, вместе с генералом Ронжиным, был вызван в военное министерство, где полковник Топалджиков объявил нам, что Высший административный Совет решил выслать из Болгарии меня и некоторых старших чинов штаба корпуса, но время высылки не было указано.
Днем, когда я находился в ресторане «Шишман», куда был приглашен председателем Всероссийского Земского Союза А.С. Хрипуновым, приехавшим из Парижа, мне было подано письмо от Щеглова, офицера, исключенного из армии по суду, с просьбой принять его по весьма важному делу. Щеглов ожидал моего ответа при входе в ресторан. Я вышел к нему, но, не находя возможным вести с ним разговор в такой обстановке, назначил ему свидание у себя в гостинице в 7 часов вечера. В назначенное время Щеглов прибыл. На мой вопрос, какое же у него важное дело, Щеглов ответил, что он уполномочен советской властью предложить мне, как командующему в настоящее время 1-м армейским корпусом, перейти со всем корпусом к ним, причем советская власть гарантирует оставление в неприкосновенности всей организации и состава корпуса, во главе со мною и всеми начальствующими лицами. Подобная наглость, естественно, вызвала желание выгнать этого предателя, ибо в наших условиях большего сделать было нельзя. Но тут же у меня явилась мысль попробовать добыть от Щеглова некоторые сведения, могущие быть нам полезными. Я стал задавать ему вопросы. Прежде всего — как советская власть может распоряжаться в чужой стране, в Болгарии? На что Щеглов ответил: «Болгарское правительство у нас в руках». Затем он признался, что это советская организация в Болгарии сфабриковала все фальшивые документы и потребовала нашего ареста. Учитывая важность этих признаний, в особенности если бы их мог услышать представитель болгарского правительства, я сказал Щеглову, что сразу не могу дать ему ответа на сделанное предложение, и просил его прибыть ко мне на следующий день, то есть 14 сентября, в 6 часов вечера, на что он, видимо с радостью, согласился.
План мой был следующий: с утра 14-го повидать полковника Топалджикова, рассказать ему о своей беседе со Щегловым и постараться затем официально зафиксировать признания Щеглова. Для этой цели снять соседний номер гостиницы, в котором ко времени прихода ко мне Щеглова должны будут находиться два офицера, от нас и от болгар, которые, слыша весь мой разговор со Щегловым через приоткрытую задрапированную дверь между номерами, должны будут записать и подписать слышанное, что и явится документом, свидетельствующим признания Щеглова — что болгарское правительство в руках советской власти и что все так называемые документы, якобы найденные у нас, поддельные.
14 сентября утром я отправился в военное министерство, к полковнику Топалджикову, чтобы приступить к выполнению намеченного плана. Полковник Топалджиков выразил большое удивление по поводу признания Щеглова, но после некоторого колебания все же согласился с моим предложением, назначив от себя полковника Генштаба Радева (русской Академии Генштаба), я же назначил полковника Генштаба Зайцова75. К 6 часам вечера полковник Зайцов уже находился в соседнем номере, ожидая полковника Радева. В 6 часов прибыл ко мне Щеглов, а Радев так и не явился. Полковник Топалджиков обманул меня, видимо, не в интересах болгарского правительства были признания большевистского агента. Мой план не удался, а следовательно, терялась и цель разговора со Щегловым. Я перешел в наступление, высказал ему свое глубокое возмущение его изменой и предательством, посоветовал ему раскаяться в своих преступлениях, на чем и закончились эти чрезвычайно неприятные переговоры.
Последующие дни проходили в хлопотах о прекращении гонений, о возможности вернуться в Велико-Тырново, о возвращении нам опечатанного имущества и т. д. Одновременно нужно было хлопотать и об улучшении тяжелого положения наших чинов, работавших на Мине Перник, в особенности в отношении жилищных условий.
Желая осуществить давно задуманную поездку на Мину Перник с целью ознакомления с условиями быта и нужд наших рабочих, 27 сентября утром я с уполномоченным Красного Креста А.Е. Фельдманом отправился на автомобиле на Перник, куда и прибыл в 10.5 часов. Дабы избежать излишней огласки и считая свою поездку неофициальной, я не посетил дирекцию рудника, а прямо направился к питательному пункту Красного Креста, куда и вызвал начальника группы корпуса полковника Дядюру76. Решив на месте вопрос о расширении питательного пункта и устройства при нем амбулатории, я в сопровождении полковника Дядюры обошел некоторые рудники и осмотрел бараки, где помещались наши рабочие. При обходе помещений я беседовал с нашими, расспрашивал их о нуждах и отвечал на их вопросы. Около 15 часов я прибыл в комнату полковника Дядюры, жившего в здании Кметства (общинское управление). Туда же стали приходить старшие партий частей корпуса. Я ознакомил их с текущими новостями, организацией починочной мастерской, чайной, читальной и амбулатории на Пернике, а также с распределением белья и обмундирования, которым я располагал. При этом передо мною на столе лежала памятная записка и листки с разными справками. Когда наша беседа подходила к концу, внезапно вошли кмет (староста) и рабочий, видимо коммунист, ибо в петлице у него была красная звезда. Кмет в резкой форме спросил, что у нас за собрание? Я ответил, что воспользовался случаем, прибыв из Софии, побеседовать со своими соотечественниками. Кмет схватил лежавшие передо мною записки и, сочтя их за какие-то «документы», объявил, что он всех нас арестовывает за устройство неразрешенного собрания, после чего вышел, приставив к дверям одного из служащих кметства.
Считая обвинение кмета неправильным, самый арест самочинным и не желая подчиниться произволу, я вышел из помещения, не обращая внимания на караульного, и направился к питательному пункту Красного Креста. Там в 16.5 часов мы должны были встретиться с Фельдманом, чтобы вернуться в Софию. Однако в назначенное время Фельдман не прибыл, и я остался поджидать его. Минут через 10 подошли болгары, вместе с коммунистом с красной звездой, сопровождавшим кмета, которые вновь объявили меня арестованным и в грубой форме потребовали моего возвращения в Кметство. Кроме меня, арестованы были: полковник Дядюра, генерал-майор Мельницкий77, полковники Солонина, Михайлов, Ершевский78 и Ульянов, капитаны Уранов, Немудрый, Боанэ79 и Кречетов80. Здесь были уже вооруженные стражники и к дверям был приставлен часовой. Коммунист с красной звездой, по фамилии Миленов, приступил к грубому личному обыску и отобрал у нас находившиеся при нас бумаги.
Через некоторое время появился кондуктор Рафалович с полицейским приставом. Рафалович принес мне от имени дирекции извинение за происшедшее и отправился в Кметство для присутствия при осмотре отобранной переписки и документов. Затем туда провели и меня. При переводе Рафаловичем отобранных у меня бумаг у болгар-коммунистов, во главе которых находился Миленов, возникло подозрение в неправильности перевода, вследствие непонимания ими значения слова «организация» в применении его к Земскому Союзу и Красному Кресту. Рафалович был взят под подозрение, и перевод бумаг был поручен другому лицу.
Ввиду прибытия к этому времени на Перник в дирекцию агента Общественной безопасности, меня под конвоем, в сопровождении пристава и Рафаловича, повели в дирекцию. По пути я видел в стороне от дороги значительную толпу рабочих. Это происходил митинг коммунистов.
В дирекции разговор, в присутствии чинов администрации и прибывшего агента Общественной безопасности, сперва носил мирный характер, и, убедившись, после просмотра отобранной переписки, в совершенно невинном ее характере, чины полиции были склонны признать все происшедшее недоразумением. Однако тем временем, под влиянием принятых на митинге решений, значительная толпа болгарских рабочих, в сильно возбужденном состоянии, с угрожающими выкриками подошла к дирекции и частью вломилась в ее помещение. Вмешательство толпы резко изменило мирный характер улаживания инцидента, и как полиция, так и дирекция, опасаясь тысячной толпы, решили продлить наш арест до утра следующего дня, а затем отправить всех арестованных в Софию. Настроение толпы все более повышалось, и к требованиям ареста присоединились требования «народного суда» надо мною, с угрозами дирекции, и требование ареста и Рафаловича. Последнее было сейчас же удовлетворено.
Вскоре, несмотря на возбужденное состояние толпы, пристав распорядился отвести меня и Рафаловича, под конвоем 4 стражников, обратно в Кметство, где оставались остальные арестованные. При проходе сквозь враждебную толпу более тысячи болгарских рабочих, распропагандированных коммунистами, мне пришлось подвергнуться оскорблениям в виде брани, плевков и пинков, не перешедших лишь случайно и благодаря вооруженному конвою в настоящее избиение. В кметстве все мы, арестованные, провели ночь на голом полу. За ночь, по требованию коммунистов, отправка нас была отложена до полудня, дабы последние могли проверить отправку арестованных под конвоем в Софию.
Около полудня 28 сентября у кметства снова собралась толпа болгарских рабочих. Вдали виднелась небольшая группа наших рабочих. Все арестованные под конвоем были отведены на станцию железной дороги, где пришлось около часа ожидать поезда. Тем временем вокруг нас стала собираться толпа коммунистов, оттеснившая группу наших рабочих.
По прибытии поезда нас погрузили на открытую угольную площадку, под вызывающие крики и угрозы болгарской толпы, из которой некоторые даже вскочили на буфера площадки, угрожая расправой. В это время наши рабочие, в числе около 100 человек, стали приближаться к поезду. Видя это, коммунисты ринулись в сторону наших рабочих и напали на них. Этой минутой воспользовались, и поезд был отправлен, под гром ругательств коммунистов и крики «Ура!» наших, спасших таким образом нас от озверевшей толпы. Из числа наших рабочих пострадало 9 человек, получивших увечья.
По прибытии в Софию все арестованные со мною были под конвоем пешком отведены в управление околийского начальника на улице Позитано, где нас заперли в арестном помещении. Примерно часа через два нас под конвоем пешим порядком через весь город повели в Министерство внутренних дел, в Управление общественной безопасности. Здесь я увидел начальника Административно-Полицейского отделения господина Стоянова, который, после просмотра привезенных с нами отобранных у нас бумаг, согласился отпустить меня и остальных арестованных, под мое поручительство, с обязательством являться по первому его требованию.
30 сентября мне сообщили, что Высший Административный Совет постановил выслать меня из пределов Болгарии. Я тотчас же приступил к энергичным хлопотам об отмене этого постановления. Я говорил в отдельности почти со всеми членами Высшего Административного Совета, причем мой разговор сводился к следующему: каждому должно быть понятно, что после всего пережитого здесь, в Болгарии, и особенно в последние дни в Пернике, можно только радоваться случаю покинуть эту страну, но у меня прежде всего есть чувство долга перед моими соратниками. И вот это чувство долга, несмотря на все перенесенные оскорбления, заставляет меня все же просить об оставлении меня в Болгарии. Я указывал, что путь уступок коммунистам, на который встала болгарская власть, кончится очень печально, и ссылался на пример «керенщины».
Конечно, наш посланник и военный представитель также принимали все возможные меры к отмене высылки начальствующих лиц и прекращению враждебных действий против нас, создававшихся под влиянием коммунистов. Насколько это влияние было велико и какими провокационными методами действовали коммунисты, может служить газетная статья (см. Приложение 1).
Прошло еще несколько дней в хлопотах и ожидании. 10 октября, около полудня, когда я находился в управлении военного представителя на Регентской улице, туда прибыл агент сыскной полиции и предъявил мне требование помощника софийского градоначальника Трифонова в тот же день покинуть пределы Болгарии, угрожая в противном случае арестом. В сопровождении поручика Кордуньяна и полицейского агента, который меня уже не оставлял, я сейчас же отправился в наше посольство, чтобы поставить в известность посланника и просить о срочном получении визы в Сербию. После этого мы втроем прибыли в градоначальство, где Трифонов подтвердил требование выехать в тот же день с поездом, отходящим в 15 часов в направлении пограничной станции Драгоман. Дальнейшее сопротивление было уже невозможно.
Времени оставалось очень мало. Проезжая по пути к вокзалу мимо гостиницы, мне удалось распорядиться о своих вещах. Поезд опаздывал, что дало возможность унтер-офицеру Козлову успеть прибыть с вещами на вокзал. Около 16 часов поезд отошел, полицейский агент продолжал следовать со мной. На станции Драгоман пришлось пробыть два дня в ожидании паспорта и визы. 12 октября был доставлен мой паспорт с въездной сербской визой, и с вечерним поездом я покинул пределы Болгарии. После соблюдения обычных формальностей на соседней сербской пограничной станции Цареброд поезд отбыл в Белград, куда я прибыл утром 13 октября.
После моего подробного доклада генералу Врангелю о положении в Болгарии и последних событиях генерал Врангель поручил профессору А.А. Башмакову составить соответствующую книгу, издать ее на французском языке и затем использовать в дипломатических сферах, дабы наглядно показать вредную и опасную работу коммунистов. Профессору Башмакову я передал много материала, собранного мною, и имел с ним продолжительные беседы. Книга была издана под заглавием «Memoire sur le Mouvement Communiste en Bulgarie, durant annees 1922-2. A.A.B. 1923».
Нельзя не упомянуть о том хорошем впечатлении, которое произвело на меня отношение к нашей армии со стороны короля Александра, его правительства и сербского народа. Это хорошее, братское отношение к нам неизменно проявлялось во всех областях жизни.
Из Болгарии продолжали поступать донесения о работе коммунистических деятелей, но сплоченность и дисциплина помогали нам и в этом трудном положении. Все могущие работать прилагали усилия, чтобы встать на работы, хотя бы и тяжелые, и тем самым облегчить материальное положение нашего командования.
Генерал Врангель со своим штабом продолжал напряженную работу по сохранению нашей воинской организации и облегчению тяжелого положения ее чинов.
11 июня 1923 года пришло сообщение, что в Болгарии в ночь с 8-го на 9-е произошел переворот. Арестованы все министры во главе со Стамболийским, и образовано новое, антикоммунистическое правительство. Вскоре из Болгарии получены были известия, что в стране спокойно и жизнь начинает принимать нормальный характер. Положение наших стало улучшаться.
Главнокомандующий приступил к хлопотам о возможности возвращения высланных из Болгарии начальствующих лиц, и в конце июня было получено соответствующее разрешение. В июле уже началось возвращение начальников к своим частям. Генерал Кутепов вскоре по при
бытии в Сербию был назначен в распоряжение Великого князя Николая Николаевича и уже не числился командиром 1-го армейского корпуса.
По приказанию генерала Врангеля я выехал в Болгарию 26 июля и прибыл в Софию 27-го, где и обосновал штаб корпуса. Начали налаживаться отношения с новой болгарской властью. Я был принят министром внутренних дел, генералом Русевым, оказавшим мне весьма любезный прием. Затем в том же министерстве я давал показания о действиях прежнего правительства в отношении нас, русских.
Несомненно, что упорная коммунистическая пропаганда оказывала свое вредное влияние на болгар, ибо с середины сентября начали вспыхивать в разных местах Болгарии восстания коммунистов, и новому правительству пришлось принимать энергичные меры к их ликвидации. В Софии был введен полицейский час — 20 часов, после которого, до утра, движение по городу прекращалось. Пришлось и нам принять меры предосторожности и отдать распоряжение на случай восстания коммунистов. В конце сентября в стране было объявлено военное положение, введены военно-полевые суды, объявлен призыв запасных и прекращен прием частных телеграмм. Быстрые и решительные меры со стороны правительства способствовали восстановлению порядка в стране.
В связи с материальными затруднениями нашего командования необходимо было ускорить постановку на работы всех трудоспособных, включая и начальствующих лиц. По распоряжению генерала Врангеля, с начала 1924 года были приняты меры к отправкам наших чинов на работы во Францию и Бельгию. Весной эти отправки начались.
1 сентября 1924 года генерал Врангель объявил Приказ № 35 — об образовании Русского Обще-Воинского Союза. В Русский Обще-Воинский Союз включались все воинские части и воинские союзы и общества всех белых армий, боровшиеся на разных фронтах и рассеянные по всем странам зарубежья, а также и те, которые в будущем пожелали бы присоединиться к объединению. Внутренняя жизнь, регламентируемая уставом отдельных обществ и союзов, сохранялась в силе. В своем административном управлении Русский Обще-Воинский Союз делился на отделы, а отделы — на отделения. В созданном Русском Обще-Воинском Союзе генерал Врангель стремился объединить всех, кто оставался верным Родине — России.
16 ноября 1924 года Великий князь Николай Николаевич принял на себя Верховное возглавление Русского Зарубежного Воинства.
С разрешения генерала Врангеля, оставаясь во главе 1-го армейского корпуса, 6 июня 1926 года я отбыл из Болгарии во Францию. Начальником группы 1-го армейского корпуса в Болгарии я назначил генерал-майора Генштаба Зинкевича.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 1
Статья в выдержках болгарской газеты коммунистического толка от 29 сентября 1922 года. В переводе.
Подготовлявшийся военный контрреволюционный переворот на Мине Перник.
Тайное «созаклятническо» собрание врангелевских генералов в Общинном Управлении. — Власть бездействует. — Арест генералов и захват всего их архива рабочими. — Рабочая демонстрация и митинг перед дирекцией шахт. — Рабочие шахтеры защищают свою правду и свободу под знаменем коммунистической партии. — Дирекция шахт провоцирует рабочих.
В течение лета дирекция шахт разместила около 2000 врангелевцев в шахтерских казармах и бараках при шахтах. Еще тогда мы писали на этом месте, что «дружбашкото» правительство и его перниковская дирекция размещают военные врангелевские части и их штабы и обращают шахты Перника в контрреволюционный военный лагерь против работающих на шахтах и всего рабочего и малоимущего класса в стране.
Вопреки много раз объявленным союзом работающих на шахтах фактам, напечатанным в рабочем вестнике, что в шахтах помещаются явно военные врангелевские части, правительство, дирекция и «блок» публично заявили, что это не военные части, а обыкновенные рабочие шахтеры.
Эти ложные, преступные заявления не помешали дирекции шахт назначить многих генералов и других офицеров на работу в шахты, с тем что они никогда не пойдут на работу, а под прикрытием шахтеров совершают свободно свою военную контрреволюционную и организационную работу по перевороту на Пернике.
С начала сентября штабы разных полков сильно разрослись и наняли несколько частных помещений под клубы для своих штабов под разными названиями — «Русский Красный Крест», «Русская столовая», «Русская лавка» и другие подобные заведения. А перниковские хозяева перед призраком коммунистического революционного движения рабочих и малоимущих с большим удовольствием предлагали и давали свои дома разным врангелевским штабам, генералам и другим офицерам.
Партийная организация, местный комитет и все рабочие бодрствовали и проникли в штабы и их заведения.
27 сентября узнали, что в самом Общинном Управлении в нижнем этаже состоится заседание штабных генералов, полковников и других офицеров во главе с генералом Вл. Витковским из Велико-Тырнова, приехавшим для инспекции своей армии на Пернике.
Др. Александр Миленов, как коммунистический обіцинский советник, заявил городскому голове, что тот допускает в самом помещении Общинного Управления заседание военного штаба Врангеля для конспирации и организации контрреволюционного нападения на рабочих и малоимущих.
На это заявление и протест городской голова сначала не обратил никакого внимания, и только когда ему объяснили его большую ответственность за кровавые последствия и что если он будет продолжать бездействовать, то для самозащиты шахтеры Перника и малоимущие крестьяне сами будут действовать и разгонят контрреволюционный военный штаб, только тогда он был вынужден спуститься вместе с др. Ал. Миленовым в комнату, где заседал врангелевский штаб.
На заседании присутствовали 21 офицер и 3 часовых у внешних дверей. При входе др. Миленов им заявил, что они арестованы, но, пока городской голова поставил стражу, 6 человек бежало вместе с генералом Вл. Витковским в русский Красный Крест. Др. Миленов с 4 рабочими нашел их там с готовым уже для побега автомобилем с охраной 15 других офицеров, арестовал генерала Вл. Витковского и агронома Успенского и отвез их в Общинное Управление. При обыске были захвачены все документы и бумаги всей военной организации, из которых самые важные были зашифрованы.
Весть о захвате контрреволюционного штаба моментально распространилась по району шахт, и рабочие собрались перед шахтерским домом в числе более 2000 рабочих. Им были показаны захваченные документы врангелевского штаба и его организации. Это вызвало сильное возмущение среди собравшихся, и все единодушно решили устроить демонстрацию перед управлением шахт и требовать немедленного интернирования и высылки всех военных начальников с шахт.
Тысячное собрание тотчас развернулось в демонстрацию, стройными рядами по 4 в ряд и при полной дисциплине, во главе с местным комитетом и избранной собранием рабочей комиссией, и направилось к управлению шахт. Там образовался большой 3000-ный митинг, на котором власть была вынуждена объявить, что не освободит арестованных и их вышлет из Мины Перник, ибо в противном случае сами рабочие на другой день их арестуют и связанными отправят правительству, чтобы последнее видело своих «обыкновенных мирных рабочих» — генералов и других офицеров-врангелистов.
Избранная рабочая комиссия, с одобрения собрания, решила явиться к министрам и предъявить требования всей шахтерской массы.
Каков будет ответ гг. министров — неизвестно, но дирекция шахт, которая защищает предательские врангелевские штабы, играет с огнем.
Рудничар
ПРИЛОЖЕНИЕ № 2
Газета «Демократический Сговор» № 1055 от 30 апреля 1927 года.
Статья Г. Добриновича в переводе и выдержках «Из Анкетного Дела о «Дружбашских» злодеяниях».
Среди многих злодеяний, сотворенных «дружбашами» за время их власти, есть и следующее, малоизвестное болгарскому обществу.
В августе 1921 года правительство Стамболийского по договору разместило в Болгарии часть Русской Врангелевской Армии и получило от русского представительства в Париже 100 миллионов левов для поддержания этой части врангелевского войска.
Советское правительство, опасаясь врангелевской армии, хотело ее разложить. Для этой цели были посланы в Болгарию агенты: генерал Комиссаров, Чайкин и др. Они договорились с «дружбашскими» 'сановниками, тогдашними министрами: Ал. Стамболийским, Райко Даскаловым и председателем Народного Собрания Неделко Атанасовым, чтобы разложить упомянутую армию. Исполнение этого было возложено на тогдашнего помощника градоначальника Станчо Трифонова, который вместе с большевистскими агентами должен был выполнить эти планы. Начались шпионство, подкупы и агитация между врангелевскими солдатами, но результат не был достигнут. Болгарские коммунисты, прилагая все усилия, действовали для достижения той же цели, теми же средствами, под руководством указанных большевистских агентов.
Весной 1922 года помощник градоначальника Трифонов с большевистскими агентами Комиссаровым и Чайкиным написали фальшивые письма и приказы, как бы исходящие от генерала Врангеля полковнику Самохвалову, который был офицером для особых поручений. Содержание фальшивых писем и приказов заключало заговор против Болгарии. Трифонов отмычкой открыл комнату Самохвалова, положив эти письма и приказы в бумаги и объявив Самохвалова заговорщиком, взял у него два револьвера, пишущую машинку и присвоил их, а его деньги, 12 000 левов, поделил со своими агентами. Самохвалова держали 12 дней арестованным при 6-м участке, нанесли ему при участии начальника участка Христова сильные побои и выслали его из Болгарии, без отдачи под суд. «Документы», сфотографированные, были напечатаны в «дружбашских» и коммунистических газетах с лозунгами: «Конспирация врангелевских офицеров против Болгарии», «Гоните их вон из Болгарии!».
Прибывает еще множество большевистских агентов, которых назначают агентами в градоначальство и общественную безопасность. Они становятся распорядителями, вместе с болгарским коммунистом Мулетаровым. В этих учреждениях начались сильные гонения против офицеров врангелевской армии в Болгарии. Для обезглавления этой армии большевистские агенты составляют планы, а Райко Даскалов распоряжается, как министр внутренних дел, об их исполнении. Высылается много офицеров врангелевской армии, но она все еще остается неразложенной.
В течение августа месяца 1922 года Трифонов с большевистскими агентами Комиссаровым, Чайкиным, Анисимовым (большевистский полковник) и Володей (каллиграф-художник) составили вторую серию фальшивых документов, содержащих заговор против «дружбашских» министров, исходящих от того же генерала Врангеля к командиру корпуса в Тырнове — генералу Витковскому, генералу Ронжину в Софии и другим офицерам той же армии. Документы были написаны на бланках с оттиснутой печатью, выкраденной из штаба генерала Врангеля, подделывается его подпись и подпись генерала Шатилова как начальника штаба. Фальсификатором подписей является каллиграф Володя. Эти «документы» Трифонов при произведенном им обыске в Тырнове в штабе и на квартире генерала Витковского прятал в рукаве, незаметно всунул их между бумагами генерала Витковского, которые собрал в один мешок, запечатал и передал его в Министерство внутренних дел. То же самое он произвел и в Софии, в доме генерала Ронжина. Сразу началось гонение против офицеров врангелевской армии и массовая высылка их из Болгарии. Никакие оправдания не помогли генералу Витковскому. Один из большевистских агентов, который ему предлагал объявить себя большевистским генералом, сообщил ему, как были подделаны документы. Генерал Витковский потребовал установить это, ссылаясь на факты, перед начальником штаба полковником Топалджиковым и министром Даскаловым, но те ему отказали.
При «дружбашской» власти в течение этого же, 1922 года большевистские агенты были почти хозяевами положения в Болгарии. Комиссаров стал близким приятелем тогдашнего начальника жандармерии Мустакова, он же и начальник общественной безопасности, с которым много раз вместе кутили. Госпожа Комиссарова неоднократно ночевала в доме Мустакова. Новоприехавший большевистский агент Борис Николаевич Краснославский, который располагал большими суммами, тоже стал близким приятелем Мустакова и однажды вечером, когда вместе кутили в его доме, пришел по службе начальник 4-го участка Митович, и при уходе Краснославский догнал его во дворе и совал ему в карманы около 20 тысяч левов, крупными банкнотами. Митович возмутился, вернул их и с трудом отделался от непрошеного доброжелателя.
Вскоре Комиссаров с двумя своими приятелями и Трифоновым ночью бросили через забор во двор русского посольства десяток ружей с целью обвинить представителя Петряева в заговоре против «дружбашских» министров. Митович открыл истину и доложил министру Ласкало ву. Последний не пожелал его выслушать.
Комиссаров начал шпионить и доносить французской разведке фальшивые сведения о нашем оружии и военных материалах с целью ухудшить положение Болгарии. Об этом узнали наши власти и хотели арестовать его, но Трифонов и другие снабдили Комиссарова фальшивым польским паспортом на имя Хриктера и выслали из Болгарии, чтобы не был арестован.
В Софии основалась большевистская Чека под руководством большевистского агента с кличкой Граф Душель и членами Чайкиным и Озолом (последний убийца незабвенного болгарского генерала Радко Димитриева). «Дружбашские» руководители не могли не знать этого, но не беспокоили убийцу. Еще больше, Душель ездил даже в Чам Корню для свидания со Стамболийским. Эта Чека издавала смертные приговоры. Она осудила одного из деятельных против советского режима беженца генерала Покровского к смерти. Большевистский агент Краснославский дал Трифонову особое вознаграждение — 50 тысяч левов, и тот с большевистскими агентами-исполнителями поехал в Кюстендил как с чинами софийского градоначальства. Завязывается перестрелка с Покровским, ранят его, затем переносят на окраину города и убивают. Другие такие приговоры исполнялись в Софии.
Трифонов получал от большевистских агентов по 10 тысяч левов в месяц плюс особую награду в 50 тысяч левов и золотой портсигар с драгоценными камнями, подаренный ему на банкете этими же большевистскими агентами. Если так щедро эти агенты платили Трифонову, можно себе представить, сколько давали они более высоким сановникам.
Изложенное и много других преступлений, совершенных «дружбашами», должны оставаться незабываемыми памятниками их злодейств, но некоторые руководители партий с короткой памятью, обещающие законность и порядок, выбранные к власти и руководству, целуются с ними, не стыдясь того, что в рядах «дружбашей» имеется множество патентованных предателей Болгарии, преступников, мошенников и вообще способных на всякие злодеяния и мерзости.
Г. Добринович
63 Витковский Владимир Константинович, р. 21 апреля 1885 г. в Пскове. Из дворян Санкт-Петербургской губ. 1-й кадетский корпус (1903), Павловское военное училище (1905). Полковник л.-гв. Кексгольмского полка, командир 199-го пехотного полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии; с весны 1918 г. в отряде полковника Дроздовского, летом 1918 г. командир Солдатского батальона (затем Самурского полка), с 24 июня 1918 г. командир 2-го офицерского (Дроздовского) стрелкового полка, с 24 ноября 1918 г. командир бригады 3-й дивизии, с 18 декабря 1918 г. генерал-майор, с февраля 1919 г. начальник 3-й (затем Дроздовской) дивизии. В Русской Армии с 2 августа 1920 г. командир 2-го армейского корпуса, с 2 октября 1920 г. командующий 2-й армией. Генерал-лейтенант (с апреля 1920 г.). На 28 декабря 1920 г. начальник 1-й пехотной дивизии и заместитель генерала Кутепова в Галлиполи. В эмиграции на 1 июля 1925 г. в Софии, на декабрь 1924 г. председатель объединения л.-гв. Кексгольмского полка, к 1931 г. председатель объединения 1-го армейского корпуса и Общества галлиполийцев в Ницце (Франция), на 1 мая 1938 г., 12 августа 1940 г., 1958—1960 гг. в Париже, председатель полкового объединения, на ноябрь 1951 г. представитель объединения л.-гв. Кексгольмского полка в США, в 1960 г. член правления ПРЭ. Умер 18 января 1978 г. в Пало-Альто (США).
64 Впервые опубликовано: Витковский В.К. В борьбе за Россию: Воспоминания. Сан-Франциско, 1963.
65 Фок Анатолий Владимирович, р. 3 июля 1879 г. в Оренбурге. Из дворян Новгородской губ. Псковский кадетский корпус (1897), Константиновское артиллерийское училище (1900). Полковник Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, командир 51-го тяжелого артиллерийского дивизиона. В Добровольческой армии с 4 июня 1918 г. рядовым в конно-горной батарее 3-й дивизии, с 2 июня 1918 г. командир 2-й конно-горной батареи, затем командир 1-го конно-горного артиллерийского дивизиона, с сентября 1918 г. командир артиллерийского дивизиона 1-й конной дивизии, с 25 декабря 1918 г. инспектор артиллерии 1-го Кубанского корпуса и командир 2-го конно-артиллерийского дивизиона, с 10 ноября 1919 г. командир Кавказской стрелковой артиллерийской бригады, с 18 ноября 1919 г. начальник тыла Кавказской армии, с марта 1920 г. снова командир Кавказской стрелковой артиллерийской бригады (с весны 1920 г. — Отдельного сводно-артиллерийского дивизиона), с апреля 1920 г. командующий артиллерией Перекопского укрепленного района, затем командир 6-й артиллерийской бригады, с октября 1920 г. инспектор артиллерии 2-го армейского корпуса до эвакуации Крыма. Генерал-майор (19 августа 1919 г.). Галлиполиец. В эмиграции в Болгарии и Франции, в 1931 г. возглавлял группу 1-го армейского корпуса в Париже. Окончил курсы Генерального штаба в Париже. Доброволец армии генерала Франко, подпоручик испанской армии. Убит 4—6 сентября 1937 г. в Кинто-де-Эбро под Сарагоссой.
66 Буров Петр Никитич, р. в 1872 г. в Костроме. Из дворян (потомок Ивана Сусанина). Владимирское военное училище (1894), академия Генштаба (1902). Генерал-майор, начальник штаба Особой армии. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР с начала осени 1919 г. (перешел от красных), в декабре 1919 г. на бронепоезде «Мстислав Удалой». В Русской Армии до эвакуации Крыма. Генерал-майор. Эвакуирован на о. Проти на корабле «Кизил Ермак». Галлиполиец, с апреля 1922 г. в Болгарии, начальник Александровского военного училища, в 1922 г. выслан из Болгарии. Осенью 1925 г. в составе училища во Франции, председатель Общества Галлиполийцев, с 1930 г. возглавлял группу РОВС и 1-го армейского корпуса в Нильванже. После 1945 г. в Париже, с 1952 г. в США, председатель Общества Галлиполийцев. Умер 2 ноября 1954 г. в Балтиморе (США).
67 Зинкевич Михаил Михайлович, р. в 1883 г. Сын генерал-майора. Киевский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище (1902), академия Генштаба (1910). Полковник, начальник штаба Сибирской казачьей бригады. В Добровольческой армии и ВСЮР; летом—осенью 1918 г. помощник командира Партизанского полка, в 1920 г. помощник начальника Алексеевской дивизии. В Русской Армии до эвакуации Крыма, в 1920 г. начальник Корниловского военного училища. Генерал-майор. Галлиполиец. В 1922 г. выслан из Болгарии. Осенью 1925 г., на 1930 г. командир Алексеевскою полка в Болгарии. В эмиграции там же, в 1931 г. возглавлял группу 1-го армейского корпуса и Алексеевского полка в Болгарии (Перник), в 1935 г. в Софии. Служил в Русском Корпусе (командир батальона). Убит 24 декабря 1944 г. у Бусовачи.
68 Ползиков Михаил Николаевич, р. в 1875 г. Из дворян. Орловский кадетский корпус, Павловское военное училище (1895). Полковник, командир артиллерийского дивизиона. Георгиевский кавалер. Участник похода Яссы— Дон, командир легкой батареи. В Добровольческой армии и ВСЮР в 3-м легком артиллерийском дивизионе (27 января 1919 г. установлено старшинство в чине), затем командир дивизиона в Дроздовской артиллерийской бригаде. В Русской Армии командир Дроздовской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма. Генерал-майор. Галлиполиец. В эмиграции с апреля 1922 г. в Болгарии. Умер 6 июня 1938 г. в Вассербилинге (Люксембург).
69 Баркалов Владимир Павлович. Академия Генштаба. Подполковник артиллерии. Участник октябрьских боев с большевиками в Москве. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, начальник разведывательного отдела штаба армии. Во ВСЮР и Русской Армии в бронепоездных частях: на бронепоезде «Князь Пожарский», с 6 августа 1919 г. командир бронепоезда «Грозный», с 19 сентября 1919 г., с декабря 1919 г. командир 6-го бронепоездного дивизиона, с 17 мая 1920 г. до эвакуации Крыма командир 2-го бронепоездного дивизиона. Галлиполиец. На 30 декабря 1920 г. командир 6-го артдивизиона (полковник). В апреле 1922 г. в Болгарии, осенью 1925 г. во Франции. Генерал-майор.
70 Скоблин Николай Владимирович, р. в 1894 г. Сын коллежского асессора. Штабс-капитан 1-го Ударного отряда и Корниловского ударного полка. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. с полком. Капитан. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, помощник командира полка, капитан. С 1 ноября 1918 г. командир Корниловского полка, с 12 ноября 1918 г. полковник, с 26 марта 1920 г. начальник Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 26 марта 1920 г.). На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи. В эмиграции во Франции, в 1930 г. завербован ГПУ и участвовал в похищении генерала Миллера; в 1937 г. бежал в Испанию. Умер в 1938 г.
71 Туркул Антон Васильевич, р. в 1892 г. в Тирасполе. Из дворян Бессарабской губ. Тираспольское реальное училище. Прапорщик запаса. Штабс-капитан 75-го пехотного полка. Участник похода Яссы—Дон, с апреля 1918 г. командир офицерской роты. В Добровольческой армии и ВСЮР; с января 1919 г. командир офицерского батальона 2-го Офицерского (Дроздовского) стрелкового полка, с октября 1919 г. командир 1-го Дроздовского полка. В Русской Армии с 6 августа 1920 г. начальник Дроздовской дивизии. Генерал-майор (с апреля 1920 г.). Галлиполиец. В эмиграции издатель и редактор журнала «Доброволец», с 1935 г. организатор и глава Русского Национального Союза участников войны, в 1945 г. начальник управления формирования частей РОА и командир добровольческой бригады в Австрии. После 1945 г. в Германии, председатель Комитета русских невозвращенцев. Умер 20 августа (14 сентября) 1957 г. в Мюнхене.
72 Христофоров Евгений Ильич, р. в 1879 г. Из дворян. В службе с 1897 г., офицером с 1899 г. Полковник л.-гв. Павловского полка. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии; до 20 августа 1920 г. командир 2-го сводно-гвардейского полка. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Гвардейского отряда в Болгарии. Служил в Русском Корпусе (командир батальона). После 1945 г. в Англии. Умер в начале 1956 г. в Лондоне.
73 Штейфон Борис Александрович, р. в 1881 г. в Харькове. Из мещан. Харьковское реальное училище, Чугуевское военное училище (1902), академия Генштаба (1911). Георгиевский кавалер. Полковник, штаб-офицер для поручений штаба Кавказского фронта. С 5 апреля 1918 г. в Харьковском центре Добровольческой армии (утвержден 2 февраля 1919 г.), летом 1918 г. начальник штаба Южной армии. Осенью 1918 г. начальник штаба 3-й пехотной дивизии, затем, в начале 1919 г., командир Белозерского и Архангелогородского полков, начальник штаба Полтавского отряда, с декабря 1919 г. начальник штаба 7-й пехотной дивизии. Участник Бредовского похода. Эвакуирован. 30 мая 1920 г. возвратился в Русскую Армию в Крым (Севастополь) на корабле «Поти». В Русской Армии в штабе 3-й армии и в отделе генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 1920 г.). Эвакуирован на корабле «Сцегед». Галлиполиец, комендант города и лагеря Русской Армии. Генерал-лейтенант. В эмиграции в Югославии, начальник штаба и командир Русского Корпуса. Умер 30 апреля 1945 г. в Загребе (Югославия).
74 Безак Николай Александрович, р. в 1880 г. Полковник гвардейской артиллерии. С 1918 г. в гетманской армии; с 29 ноября 1918 г. назначен (с 1 ноября 1918 г.) помощником инспектора классов Одесской артиллерийской школы. В Вооруженных силах Юга России. На май 1920 г. в Югославии. С 29 апреля 1920 г. по 7 июля 1920 г. преподаватель Первого Русского кадетского корпуса, в Русской Армии до эвакуации Крыма. Эвакуирован в Катарро (Югославия) на корабле «Истерн-Виктор». Галлиполиец, с сентября 1922 г. инспектор классов Сергиевского артиллерийского училища. Осенью 1925 г. последний начальник Сергиевского артиллерийского училища в Болгарии.
75 Зайцов (Зайцев) Арсений Александрович, р. в 1889 г. Пажеский корпус (1906) (общие классы), Николаевское инженерное училище (1909), академия Генштаба. Полковник л.-гв. Семеновского полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; с апреля 1919 г. начальник боевого участка Сводно-гвардейского батальона на Акманайских позициях, с 1919 г. командир роты в Сводно-гвардейском полку, в январе—феврале 1919 г. начальник штаба гвардейского отряда, с 8 июля 1919 г. командир 1-го батальона, осенью 1919 г. командир батальона л.-гв. Семеновского полка в 1-м сводно-гвардейском полку, с января 1920 г. командир сводного батальона 1-й гвардейской пехотной дивизии. Участник Бредовского похода. 20 июля 1920 г. эвакуирован в Югославию. Возвратился в Крым. В Русской Армии на штабных должностях до эвакуации Крыма. В эмиграции в Чаталдже, Лемносе, с сентября 1922 г. в Болгарии (начальник штаба Донского корпуса). Осенью 1925 г. в прикомандировании к 1-й Галлиполийской роте в Болгарии. Окончил курсы Генерального штаба в Белграде. В эмиграции в Париже, в 1931 г. помощник по учебной части и член учебного комитета Высших военно-научных курсов в Париже, в 1938 г. руководитель (помощник руководителя) тех же курсов, защитил диссертацию, профессор. Член полкового объединения. Умер 2 апреля 1954 г. в Париже.
76 Дядюра Владимир Яковлевич. Подполковник, командир роты 3-й Киевской школы прапорщиков. В Добровольческой армии с ноября 1917 г., начальник 3-й Киевской школы прапорщиков, командир отряда юнкеров. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Партизанском полку. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Полковник. Галлиполиец. В сентябре 1922 г. в Болгарии, осенью 1925 г. в составе Алексеевского полка во Франции. В эмиграции во Франции. Умер 14 января 1926 г. в санатории Берк-Пляж (Франция).
77 Мельницкий Дмитрий Петрович, р. в 1883 г. Полоцкий кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище (1905). Подполковник. В Донской армии; полковник, инспектор артиллерии 6-й Донской казачьей дивизии, с весны 1920 г. в резерве Донской артиллерии, с апреля, в июле—октябре 1920 г. прикомандирован к штабу ВВД. Галлиполиец. В сентябре 1922 г. в Болгарии. Осенью 1925 г. в составе Алексеевского артдивизиона во Франции. Генерал-майор. В эмиграции во Франции, в 1931 г. возглавлял группу РОВС в Лионе.
78 Ершевский Алексей Иванович, р. в 1878 г. в Екатеринославской губ. Одесское пехотное юнкерское училище (1897). Полковник, командир пехотного полка. В Добровольческой армии и ВСЮР командир стрелкового полка Терской конной дивизии, в Русской Армии врид начальника Черкесской конной дивизии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. В сентябре 1922 г. в Болгарии, осенью 1925 г. в составе Алексеевского полка во Франции. В эмиграции там же, в 1931 г. возглавлял группу Алексеевского полка в Курбевуа. Умер 6 ноября 1930 г. в Париже.
79 Боане Михаил Сергеевич. Офицер. Во ВСЮР и Русской Армии в бронепоездных частях до эвакуации Крыма. На 30 декабря 1920 г. в 1-й батарее 6-го артиллерийского дивизиона. Поручик. Осенью 1925 г. в составе 6-го артдивизиона во Франции. Капитан. В эмиграции во Франции, с 1934 г. член правления Общества Галлиполийцев в Париже. Умер 1 марта 1962 г. в Кормей-ан-Паризи (Франция).
80 Кречетов Лев Александрович. Офицер. Участник похода Яссы—Дон. В Добровольческой армии во 2-м Офицерском (Дроздовском) стрелковом полку; с апреля 1920 г. адъютант генерала Витковского. В Русской Армии в Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Капитан. Галлиполиец. В сентябре 1922 г., осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Болгарии. В эмиграции во Франции. Умер 13 ноября 1935 г. в Азиль-де-Виль-Эврар (Франция).
<< Назад Вперёд>>
