Антинорманизм в сборнике РИО
Пять статей этого раздела представляют собой историографически-критические описания норманизма, выдержанные в очень агрессивном, публицистическом и запальчивом ключе. Это А. Н. Сахаров «Рюрик, варяги и судьбы российской государственности»; В. В. Фомин «Кривые зеркала норманизма» и «Варяжский вопрос: его состояние и пути разрешения на современном этапе»; М. Каратеев «Норманнская болезнь в русской истории»; А. Г. Кузьмин «Облик современного норманизма».
В небольшой статье Сахарова никаких новых аргументов не содержится, пересказываются старые. Единственный смысл помещения этой статьи заключается в том, чтобы поразить «норманистов» весом автора (он членкор РАН и глава Института российской истории РАН), а единственная изюминка состоит в грубом шельмовании оппонентов с высоты административного поста. В любом цивилизованном государстве, директор института, позволивший себе так клеймить оппонентов, назавтра же должен был подать в отставку. А у нас подобные барские забавы (традиционные для советского времени) сходят с рук.
Статья доктора химических наук и эмигрантского писателя-романиста М. Д. Каратеева, тоже небольшая, перепечатана из журнала «Слово» за 1990 г. Соль этой статьи в том, что «норманнская теория» объявляется в ней построенной на «русофобском фундаменте», а русофобия приписывается всему русскому дворянству (все они любили выводить свой род из-за рубежа). Каратееву будто невдомек, что выведение родословных из-за рубежа — общая идея знати во всех странах (тем самым подчеркивается необычность, редкостность рода). Историки же, продолжает Каратеев, из карьерных соображений угождали этому поветрию. Даже Иловайский лишь в частных работах отстаивал антинорманистскую истину, а в учебниках писал, «как надо». У нас эмигрантам всегда предоставляли лучшие места, а за границей нашим знатным и ученым эмигрантам приходилось работать таксистами. Причину Каратеев, сам эмигрант, видит в норманизме.
В небольшой статье «Варяжский вопрос» В. В. Фомин дает краткое изложение калининградской конференции 2002 г. о Рюриковичах и русской государственеости. В другой, более пространной статье В. В. Фомин подробно излагает прегрешения всех, кто признает варягов норманнами: историков, исчисляющих варяжские войска многими тысячами, иностранных ученых, пишущих о «Великой Швеции» на Востоке. С особым гневом воспринимает Фомин предложение Д. С. Лихачева именовать нашу территорию тех времен «Скандославией».
Чтобы немного умерить его гнев, уточню, что предложение акад. Лихачева было направлено против именования нашей страны «Евразией» и планирования для нее некоего особого пути развития (обычно совпадающего с азиатским). Он отстаивал для страны путь европейской цивилизации (Лихачев 2004). А под «Великой Швецией» у Туре Арне и других имелось в виду не расширение границ Шведского государства до размеров огромной империи, а гипотеза о шведских поселениях вне первоначального очага — на манер именования Великой Грецией греческих поселений в Италии в античное время. Поэтому «Великая Швеция» на Востоке противопоставлялась «Малой Швеции» в Скандинавии.
Можно спорить о численности скандинавов в восточнославянских землях, о том, были тут поселения их или не было, но если переводить спор на «разоблачения» тайных мотивов оппонентов, то никакой научной дискуссии не получится. Кстати, гораздо проще именно за выкладками антинорманистов увидеть всего лишь национальные амбиции, ведь антинорманизм существует почти исключительно в России, тогда как «норманизм» (т. е. признание места норманнов в истории страны) — и там, и тут. 0 споре Фомина в этой статье с археологами, точнее с археологией, я уже писал в этой книге в другом разделе.
Статья А. Г. Кузьмина — самая большая из перечисленных. В ней покойный историк, перечислив вначале видных современных «норманистов» (а в норманисты у него попадают все, кто признает варягов норманнами, в том числе и те, кого раньше называли антинорманистами), подробно, раздел за разделом рассматривает их позиции, стремясь показать, что все это (филологи, археологи, востоковеды) люди, несведущие в истории. Кто-то из них не заметил такую-то статью в таком-то журнале, кто-то не обратил внимание на такую-то книгу или такого-то автора. Между тем, у Кузьмина речь идет об исторических трактовках фрагментарных и неоднозначных фактов, о гипотезах, выбор которых может быть разным. С исторической наукой этим людям приходится иметь дело всю жизнь, и если они предпочли не ту позицию, на которой стоит А. Г. Кузьмин, то это не по невежеству, а потому, что у этих специалистов, кроме сведений по истории, есть еще и специальные знания фактов и методов своей особой сферы знания, необходимой для решения вопросов о варягах, и эти факты и методы побуждают их не соглашаться с «единственно истинной» трактовкой Кузьмина.
В частности, Кузьмин и все его сторонники всегда исходят из абсурдности идеи о происхождении имени Русь из финского руосси, а того термина — из шведского названия гребцов «роде». Антинорманисты с упоением все снова и снова пишут о трудностях филологического выведения этнонима из шведского (мол, должно получиться «ручь» или «руць», а не «русь», и т. п.). Как пишет Кузьмин, эстонское «роотс» вообще значит «черешок», «стебель». «Между тем, по убеждению Е. А. Мельниковой, именно "гребцы" и "черешки" создали Древнерусское государство» (Кузьмин 2003: 221).
Однако, во-первых, трудности давно преодолены. Есть несколько вариантов безупречного выведения слова «русь» из шведских корней. Во-вторых, как бы ни выводился термин, важно, что у финнов и эстонцев он бытовал. Что они называли так шведов. «Шведы сами себя так не называли», — сразу же вскидываются антинорманисты. Верно, но и немцы себя ни немцами, ни германцами не называли. И венгры себя зовут не венграми, а только мадьярами. А цыгане себя — ромеями. Первоначально термин «русь» вообще не был этнонимом. Он обозначал определеную социальную группу, которая в дальнейшем, захватив власть, стала обозначать государство и народ. «Этноним заимствуется у победителей», — возражают антинорманисты, а тут термин не дали ни победители, ни побежденные, а только соседи. Ничего странного, норманнов восточные славяне узнали впервые от своих северных соседей финнов, которые звали тех руосси. Славяне, по нормам своих языковых отношений с финнами, восприняли это как «русь» и как этноним, еще не ожидая, что это станет впоследствии их собственным самоназванием.
А вот, столь строго подходя к филологическим тонкостям выведения этнонима «русь» из скандинавских корней, свои собственные этнонимические ассоциации антинорманисты совершенно не подвергают филологической проверке. Вагры у Кузьмина равнозначны варягам, рутены и руги — руссам, не говоря уже о росах. Между тем нет никакой возможности превращения рос в русс на славянской почве, хоть эти слова так схоже звучат. Филологически этот вопрос закрыт. Что уж говорить о ваграх и ругах. Вагры столь же чужды варягам, сколь верагры, вардулии, варины, валлоны, вандалы и многие другие ва-. Если рутенов, ругов или ругиев ассоциировать с руссами, то почему не рутулиев, рутиклеев и, конечно, роксоланов?
Для ранних антинорманистов, которых так любят доставать из забвения современные антинорманисты, все это было возможно, нормально, научно (и впрямь почти на уровне науки того времени). Но с тех пор лингвистика выработала множество законов, с которыми приходится считаться при сопоставлениях. Не считаться с ними — сугубый дилетантизм, какими бы титулами авторов это ни было украшено. И каким бы количеством сносок ни сопровождалось (у Кузьмина сносок 112, у Фомина — 259).
Кроме публикации лежавшей с начала ХІХ в. рукописи Ю. И. Венелина (Георгия Гуци) «О происхождении славян» и сопровождающей статьи Ю. В. Кулиненко в сборнике есть и несколько статей по конкретным вопросам темы. В статье, посвященной терминологии летописей, Фомин доказывает, что выражение «за морем» в определении местожительтства варягов, которое обычно понимается как Скандинавия (за Балтийским морем), можно трактовать и более широко: далеко, за рубежом, «за бугром». Можно. Вопрос только в том, как трактовалось в каждом конкретном случае. В статье Кузьмина автор стремится доказать, что не только восточнославянская земля называлась Русией, но и земля западных, южнобалтийских славян и Юго-Восточная Прибалтика: Ругия, Рутения или Русия, которая и есть варяжская Русь. Из путаницы терминов в западных источниках выводится стройная концепция. Но ее стройность наложена на путаницу источников из авторских представлений. Других оснований у нее нет.
В маленькой заметке «Знаки Рюриковичей и символ сокола» 0. М. Рапов представил любопытную генеалогию знаков Рюриковичей, возводящую иконографию знака к изображению сокола вниз головой. Значение этой идеи для антинорманизма, вероятно, в том, что Рюрика антинорманисты связывают с южнобалтийскими славянами, где жили рароги, а рарог — западнославянское обозначение сокола и отдаленно созвучно слову Рюрик. Надо отдать должное Рапову, в его заметке этого «осмысления» нет. Но, если сравнить заметку Рапова с детальными разработкам и С. В. Белецкого (2000,* 2008а,* 2008б), станет ясно, что идею Рапова принять невозможно: она основана на поздних трактовках изображений и случайных деталях. Ранние двузубцы Рюриковичей выглядят иначе и коренятся в еще более ранних хазарских знаках.
Небольшая же заметка В. В. Эрлихмана «Русы и варяги в Восточной Европе (IX—XII вв.)» выдержана в антинорманистском ключе, но написана сдержанно, без запальчивости. Она просто излагает суть возможных решений спорных вопросов с предпочтением антинорманизма.
Особо нужно остановиться на статье шведской исследовательницы Л. Грот, перепечатанной из кировского сборника «Шведы и русский Север» 1997 г. Статья называется «Мифические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории». Эта статья преподносится как коронный аргумент: антинорманизм поддержан шведкой, при том норманисткой! Она лучше нас знает Швецию — и вот же, поддержала истину! По словам Кузьмина (2003: 209, 232), «освежающий ушат», «он буквально утопил наших норманистов в холодных водах Балтики». Что же содержится в этом ушате?
Грот констатирует, что имя Рюрик отсутствует в шведских именословах, а имена Helge (от которого производят имя Олег) и Helga (Ольга) засвидетельствованы только с XIII в. и переводятся «святой», «святая». Поскольку христианизация Швеции произошла в конце XI — начале XII вв., имена от слова «святой» могли появиться у шведов не раньше этого времени. А так как Олег на Руси действовал раньше, в IX — начале X вв., то имя он никак не мог получить от шведских родителей. Наоборот, из славянского мира это имя и поступило к шведам, как позже имя Святополка, внука Ярослава Мудрого, ставшее шведским Svantepolk (из-за того, что дочь Святополка Ингегерд стала шведской королевой). Правда, славянское имя Святополк, хорошо понимаемое славянами, так и осталось в Швеции чужим именем, фонетически не измененным: на шведском оно ничего не значит. А славянское Олег, которое ничего не значит как раз на славянском, почему-то на шведском утратило свое фонетическое звучание и превратилось в сильно измененное Хельге, которое как раз на шведском имеет смысл.
К тому же эта странная гипотеза сразу же наталкивается на зубодробительный факт. В «Еврейско-хазарской переписке X в.», датируемой 940 г., «царь Русии» именуется «Х-л-г», что расшифровывается как «Хелге» или «Хелгу». Это либо тот самый Олег-Хелге, либо его современник и тезка. Стало быть, имя и тут звучало по-скандинавски. Для объяснения этого противоречия Грот придумывает дополнительную гипотезу, и вовсе вычурную: какой-то гот-переводчик из Крыма, знавший славянскую речь, перевел эпитет из титулатуры славянского царя «свет» («светлый»), засвидетельствованный арабоязычным Ибн-Русте (903 г.), на готский для себя, но спутал два близких по звучанию славянских слова «свет» и «свят», потому у него получилось «Хелге». Этим и воспользовались евреи и хазары в своей переписке. Я не антинорманист, поэтому меня эта сложная конструкция не убеждает. Вообще в теории гипотез те гипотезы, для которых нужны вспомогательные гипотезы, считаются слабыми. А тут целый пучок вспомогательных гипотез: гипотеза о крымском готе, переводящем со славянского, гипотеза о «свете» из титулатуры, гипотеза о путанице, гипотеза о хазарских иудеях, общающихся с крымским готом, знающим славянский, но путающим слова...
Видимо, шведские именословы в своей ранней части оказались неполными. К тому же королевские династические имена и вовсе приходится оставить: и Олег, и Ольга не были королевского рода. А слово Helge, как признает и сама Грот, до принятия христианства в шведском, по-видимому, существовало и означало «счастливый», хотя и понятие святости отнюдь не с христианством вошло в обиход — сакральными были и языческие вещи и фигуры.
В таком ушате норманистов не утопить.
<< Назад Вперёд>>
