§ 2. Обсуждение проектов
Как мы отмечали, Канкрин находился в убеждении, что денежная система страны не нуждается в реформировании. Простонародные лажи Канкрин, как известно, предлагал искоренять репрессивными мерами — с помощью полицейского аппарата.

Как на характерный образец подобных мероприятий можно сослаться на Указ от 8 октября 1834 г., которым повелевалось: «Все внутренние денежные обязательства, какого бы рода они ни были, как между частными лицами, так и при казённых подрядах, поставках и заготовлениях, заключать и писать не иначе, как по точным словам закона, российского монетою на ассигнации, медь, золото, или серебро по нарицательному достоинству этих монет, не допуская впредь в них никаких условий о плате по курсу на монету, а обязательства, написанные со включением таких условий, считать недействительными».26 Канкрин был вдохновителем этого закона и оставался при своём убеждении в его достаточности для того, чтобы справиться с негативными последствиями простонародных лажей. Как выяснилось позже, все запреты оказались тщетными и не оправдали возлагавшихся на них надежд. Это обстоятельство не поколебало убеждения министра финансов в своей правоте. Неуспех указа Канкрин объяснял тем, что в нём не был предусмотрен запрет на устные сделки, предусматривавшие платёж с учётом курсовой разницы.

Однако и общественное мнение, и государь Николай I, финансовым образованием которого занимался Канкрин, да и сама должность министра финансов, вынуждали его начать подготовку денежной реформы. Отправной точкой этого процесса можно считать указание императора Николая I, сделанное после прочтения им отчёта курского военного губернатора за 1836 г., в котором тот описывал тяжёлые последствия простонародных лажей. Резолюция монарха гласила: «Сей предмет повсеместной жалобы требует необходимо соображений министра финансов».27 Игнорировать мнение императора было нельзя, и Канкрин вынужден был заняться подготовкой реформы. В результате были составлены две записки на имя царя, в которых Канкрин характеризовал основные контуры предстоящей реформы.

В первой записке Канкрин предлагал репрессивные меры, так как считал, что простонародные лажи проистекают от злых намерений спекулянтов. Министр финансов писал: «1) воспретить употребление во всякие сделки, как письменные, так и словесные, а также при купле и продаже, и вообще при всех платежах, счёт на монету с тем, чтобы они производились на золото, серебро и ассигнации по установленному курсу, а если особого условия не будет сделано — по курсу податному и 2) за нарушение такого запрещения установить карательные меры».28

Вторая записка, с экономической точки зрения, была более содержательна. В ней рассматривался ряд конкретных мер по реформированию денежного обращения в России. В качестве первой меры Канкрин предлагал учредить депозитную кассу при Коммерческом банке «серебряной монеты российского чекана, для принятия её на хранение, с выдачей квитанций на предъявителя на 5, 10, 25, 50 и 100 рублей, под наименованием билетов депозитной кассы».29 В этом банке существовали депозиты для вклада серебра и золота в монетах и слитках. Депозит должен был составлять не менее 500 руб., и за каждые полгода на него начислялось 0,25% стоимости вклада.

Среди населения данный вид вкладов не был популярен, поскольку обывателям деньги нужны были в первую очередь как средство обращения, а не как средство сохранения стоимости. Канкрин это прекрасно понимал.

Далее министр финансов предлагал обеспечить хождение депозитных билетов по всей территории страны наравне с существовавшим серебряным рублем. Он считал, что депозитные билеты необходимо принимать в качестве средств обращения в уплату податей и прочих казённых платежей (за исключением таможенных пошлин) без какого-либо лажа. Для поддержания доверия населения к депозитным билетам при их предъявлении следовало немедленно выдавать соответствующую сумму серебром, без взимания какой-либо платы за хранение.

Записки Канкрина о предстоящей реформе вызвали широкий резонанс в кругах русской политической элиты. Предложения Канкрина обсуждали на различных уровнях и по всем их пунктам. Одним из первых с альтернативным проектом выступил генерал-адъютант П. Д. Киселёв, бывший тогда членом Государственного Совета по департаменту государственной экономии. Он представил свою записку императору в конце августа 1837 г., а уже в декабре того же года стал министром государственных имуществ.

Хотя П. Д. Киселёв был человеком сугубо военным, его проект заслуживает внимания. В начале своей записки Киселёв отмечал, что причины простонародных лажей необходимо различать. Одни он называл «коренными», а другие — «побочными». «К первым принадлежат: 1) недостаток ассигнаций по соразмерности с торговыми оборотами, с платежами податей, капиталов и процентов, принимаемых в кредитные учреждения исключительно ассигнациями, 2) недостаток мелкой серебряной монеты и 3) ввоз большого количества иностранной золотой монеты, которая обращается выше своего достоинства».30 К «побочным» причинам лажей Киселёв относил спекуляцию (отметим, кстати, что спекуляция — это всегда следствие, а не причина). В соответствии с такими представлениями о простонародных лажах Киселёв предлагал: 1) разрешить приём податей по желанию плательщиков монетой или ассигнациями по курсу; 2) производить государственные расходы в монете; 3) увеличить выпуск серебряной монеты; 4) учредить разменные кассы при всех казначействах; 5) воспретить менялам промен денег с лажем.31

В августе того же года записка Е. Ф. Канкрина была обсуждена на заседании Соединенных департаментов экономии и законов и не вызвала замечаний, но породила живой интерес к проблеме простонародных лажей. В итоге состоялись два дополнительных заседания и был подготовлен собственный проект этих департаментов о преобразовании денежной системы. Основную причину лажей высшие чиновники считали более глубокой, чем простое корыстолюбие спекулянтов и невежество народа. Впрочем, видение двумя департаментами причин простонародных лажей и мер борьбы с ними было, по замечанию М. Кашкарова, «тождественно» представлениям Киселёва, их позиции почти полностью совпадали.

Канкрин категорически не согласился с предложениями Киселёва и соединённых ведомств и выразил свои замечания в двух записках. Прежде всего министр финансов категорически не признавал за простонародными лажами их объективной природы, он полагал, что они имеют спекулятивное происхождение. Неудачи в борьбе с лажами репрессивными мерами он объяснял тем, что не были запрещены устные сделки, предусматривающие лаж. Отрицал Канкрин также взаимосвязь между количеством ассигнаций и лажем, лаж, по его словам, существовал одновременно не только на бумажные деньги, но и на серебро. Возражал министр финансов и по поводу нехватки денег в обращении, он считал, что существовавшей на то время денежной массы вполне достаточно для обслуживания товарооборота.

Мнение, сложившееся в обществе относительно засилья иностранной монеты в денежном обращении России, он расценивал как неадекватное реальной ситуации. Канкрин отмечал, что появление иностранной монеты в стране было следствием, а не причиной лажей. По поводу платежей звонкой монетой налогов и других платежей Канкрин приходил к заключению, что этот процесс развивался, хотя и не равномерно по всей территории страны. Наиболее решительно министр финансов возражал против введения разменных касс при казначействах, которые, с его точки зрения, чересчур обременительны для казны. Кроме того, с помощью этой меры, как он полагал, нельзя было регулировать курс ассигнаций и серебра. Что касается фиксации курса ассигнаций относительно серебряного рубля, то в этом Канкрин был особенно непримиримым, считая, что таким способом курс удержать невозможно. Его предложения сводились к тому, чтобы приучить население к устойчивому обмену на серебро через билеты депозитных касс, а уже затем фиксировать курс.32

Анализируя возражения Е. Ф. Канкрина его оппонентам, прежде всего следует учитывать, что свою точку зрения министр финансов считал единственно правильной. На это указывает, кроме прочего, его всегдашнее резюме в конце записки, когда все рассуждения он сводит к дилемме: запретить законом устные сделки с лажем как единственное действенное средство против лажей или лучше ничего не трогать и оставить всё без изменений. Тем не менее министр финансов был вынужден считаться с мнением бюрократической элиты и в какой-то мере его учитывать.

В Государственном Совете будущая реформа, её подготовка и проведение вызвали серьёзные дискуссии, причём особенно много возражений было высказано против канкриновского проекта. Это было единственное публичное обсуждение судьбоносной реформы, поскольку подлинное публичное обсуждение реформ в то время было невозможно по политическим причинам. Хотя, как отмечал В. Т. Судейкин, «публика интересовалась происходящим, но никто не мог высказать печатно или же в совещательном собрании, на каких началах желательно построить реформу денежного обращения».33 Поэтому приходилось довольствоваться таким «ведомственным» обсуждением, которое в общем могло быть и продуктивным. Впрочем, в подобных вопросах демократизм, как иногда считают, бывает даже вреден.

Особенно были недовольны предложениями министра финансов К. Ф. Друцкой-Любецкой и адмирал А. С. Грейг. Канкрин полагал, что реформу следует проводить постепенно путём последовательных мер. В качестве главной меры на подготовительном этапе он считал необходимым организовать так называемые депозитные кассы, чтобы принимать от населения драгоценные металлы в обмен на сохранные расписки. В письме М. М. Сперанскому, с которым Канкрин постоянно советовался по финансовым вопросам, не понимая, почему его осторожные меры вызывают негативную реакцию, он жаловался: «Я предложил депозитные билеты, как невинный и безопасный способ для облегчения оборотов и как приготовительную меру для введения серебряных ассигнаций, если бы рассуждено было впоследствии к тому приступить».34

В чём же заключалась причина неприятия проекта Канкрина Государственным Советом, особенно таким его членом, как адмирал Грейг, наиболее непримиримый противник депозитных касс? Во-первых, Грейг считал, что доводы министра финансов о необходимости ограничения прилива серебра в казну несостоятельны, так как серебряные рубли принимали по завышенному курсу 3 руб. 60 коп. ассигнациями, тогда как рыночный курс, по его сведениям, составлял примерно 3 руб. 52 коп. Другими словами, Грейг придерживался мнения, что если бы не завышенный курс, то у министерства финансов не было бы проблем с серебряной валютой. Вместо депозитных билетов (расписок) Грейг предлагал выдавать ассигнации по рыночному курсу на серебро. Во-вторых, адмирал был решительно не согласен с тем, что кассы нужны для облегчения перевозки золота и серебра по стране, в таком случае депозитные билеты будут выполнять роль аккредитивов. Грейг считал это наивным заблуждением, ведь никто не понесёт деньги в депозит кассы для получения беспроцентных билетов, так как деньги драгоценных металлов выгоднее класть под проценты в банк.

Однако в этом пункте своей критики Грейг был не прав. Он предполагал, вероятно, существования так называемого «принципа ювелира». Этот принцип заключается в том, что люди, сдавшие на хранение под сохранные расписки драгоценные металлы, практически никогда не возвращаются за ними. Впервые на этот интересный факт обратили внимание ювелиры, которым как лицам, связанным по роду своей профессии с золотом и серебром, сдавали па хранение драгоценные металлы нуждавшиеся в деньгах люди. На выкуп своих драгоценностей они не имели денег. Сами же сохранные расписки иногда выступали как полноценные деньги, обеспеченные соответствующим количеством золота или серебра. Именно на эффект «принципа ювелира» и рассчитывал, по-видимому, Е. Ф. Канкрин. Кроме того, Грейг, вероятно не понимал, что население, сдавая серебро в различных его видах в депозитные кассы, избавлялось бы таким образом от этого дешевевшего тогда металла. Не учитывал он и того, что правительство тем самым получало возможность создать в депозитных кассах запас драгоценных металлов, столь необходимый для введения новой полноценной валюты.

А. С. Грейг выдвинул свой план преобразований в денежной сфере, изложенный им в записке, представленной Государственному Совету 9 декабря 1838 г. По проекту адмирала А. С. Грейга, следовало установить в качестве постоянной денежной единицы серебряный рубль, равный одной ассигнации. Для этого нужно было девальвировать серебряный рубль до 400 коп. ассигнациями за счёт увеличения количества бумажных денег в обращении. Биржевой курс рубля в то время доходил до 356 коп. ассигнациями. Грейг считал, что четвёртую часть этого удешевленного рубля и нужно принять за новую денежную единицу. К тому же он предлагал изъять из обращения серебряные рубли и перечеканить их на новые, исходя из предлагавшегося им курсового соотношения 1:4, так чтобы один серебряный рубль соответствовал одному ассигнационному. Грейг считал необходимым перечеканить также и остальные металлические деньги в новом весовом формате и установить плату за перечеканку в 2-5% от номинала монеты.

Этот проект не мог не вызвать возражений Е. Ф. Канкрина и впоследствии был отклонён. По мнению министра финансов, брать за основу неустойчивый биржевой курс ассигнаций, который постоянно менялся до реформы и мог изменяться после неё, неосмотрительно. Как полагал Канкрин, следовало держаться законной единицы - серебра. Изменять весовое содержание серебряного рубля, т.е. масштаб цен, также не нужно было, поскольку это окончательно дезориентировало бы население.

Министр финансов выступал против перерасчёта займов и депозитов, сделанных в серебряной валюте, во вновь созданную ассигнационную. Это, согласно Канкрину, могло бы поколебать государственный кредит и вызвать новые, ещё не проявившееся проблемы. Относительно перечеканки монет он был более категоричен, считая эту затею дорогостоящим мероприятием, к тому же совсем кощунственно было брать за это деньги с населения.

Адмирал А. С. Грейг не принял критику Канкрина, оставаясь при своем мнении: «...при выборе единицы для монетной системы лучше исходить из ассигнационного рубля в 100 копеек, издавна уже называемого русским народом рублем».35 На наш взгляд, позиция Е. Ф. Канкрииа выглядит более убедительной и взвешенной. Необходимо учитывать и то, что всю полноту ответственности за принимаемые решения и их возможные негативные последствия нёс всё-таки исключительно министр финансов, а не его критики и советчики.

Следующим был проект Н. С. Мордвинова, изложенный им в записке, представленной Николаю I в январе 1838 г. В этом проекте для устранения колебаний курса ассигнаций и серебряного рубля предлагалось установить единство монеты. Под единством монеты Н. С. Мордвинов понимал установление фиксированного курса ассигнаций к монетному рублю в пропорции 4:1, т.е. за 1 рубль серебром давать 4 руб. ассигнациями, поскольку именно это соотношение, по его мнению, было истинным соотношением данных разновидностей денег в России. Биржевой курс, существовавший в то время — 3,50 руб. ассигнациями за 1 руб. серебром, Мордвинов считал завышенным, так как этот курс устанавливался исходя из условий в Санкт-Петербурге, где серебро, как он говорил, было слишком дёшево. Мордвинов настаивал, чтобы при приёме платежей обе валюты были полностью равноправны в отличие от современной ситуации. Кроме того, по его представлениям, в стране не хватало ассигнаций и требовалось увеличить их количество на 200 млн рублей, а также увеличить добычу золота. Взамен ассигнаций на заключительном этапе будущей реформы, согласно Мордвинову, следовало ввести разменные на серебро банковские билеты.

Е. Ф. Канкрин на предложения Мордвинова ответил следующими аргументами: добыча золота в стране и так резко возросла, а увеличивать количество ассигнаций недальновидно, так как из-за дополнительной эмиссии их курс понизится. В итоге проект Н. С. Мордвинова был отклонён как не соответствующий поставленным целям и носящий общеэкономический характер. Ещё одной причиной отклонения проекта Мордвинова могла быть личная неприязнь к нему министра финансов. «Мордвинов и Канкрин, приехавший в Россию из Пруссии, были противниками в течение всего времени пребывания последнего на посту министра финансов»,36 — отмечалось в литературе. Впрочем, вряд ли это было ocновной причиной отклонения проекта, хотя подобная точка зрения превалировала в советской историографии, особенно в период борьбы с космополитизмом.

Автор другого проекта — член Государственного Совета К. Ф. Друцкой-Любецкий — представил свои соображения Николаю I в конце апреля 1839 г. Он считал, что все беды российских финансов обусловлены отсутствием необходимого единства в денежном обращении. Это единство, на его взгляд, было нарушено Манифестами 20 июня 1810 г. и 9 апреля 1812 г. Первый манифест хотя и установил серебряный рубль основой денежной системы, но не устранил из обращения монеты прежних чеканов, отличавшиеся пробой и весом от вновь утверждённого рубля. Кроме того, новые серебряные рубли обращались наравне с медными деньгами и ассигнациями согласно биржевому курсу. Именно это обстоятельство, как считал Друцкой-Любецкий порождало и узаконивало простонародные лажи. Второй манифест «уничтожил вновь созданную серебряную единицу, поставив на её место ассигнационный рубль».37 С точки зрения Друцкого-Любецкого, уничтожение 240 млн руб. ассигнациями в период 1817—1823 гг. было ошибочным решением, так как привело к сокращению объёма платёжных средств в народном хозяйстве.

Исходя из своего видения ситуации в денежном хозяйстве страны, Друдкой-Любецкий предлагал следующие меры к её исправлению: 1) признать основной денежной единицей серебряный рубль установленного на тот период весового содержания, прибавив к нему несколько медных монет разных номиналов; 2) все счета, депозиты, налоги пересчитать на серебро по курсу 3 руб. 60 коп. ассигнациями за 1 серебряный рубль. Друцкой-Любецкий считал возможным производить все расчёты и платежи не только в серебре, но и ассигнациями по установленному курсу, предлагая открыть депозитную кассу для обмена серебряных монет на ассигнации; выпустить новые ассигнации с серебряным содержанием и провести ещё ряд мероприятий.

Впрочем, устройство депозитной кассы Друцкой-Любецкий представлял несколько иначе, чем Канкрин. В целом его план соответствовал идеям Канкрина, хотя ряд конкретных положений вызвал возражения министра финансов. В частности, Канкрин не считал, что серебряный рубль когда-либо утрачивал своё значение основы денежной системы страны, а поэтому не существует необходимости вновь это признавать. Был министр финансов и против выпуска новых ассигнаций и фиксации податных платежей в серебре, но особенное неприятие вызвало то, что реформа должна была стать как бы скоротечной, почти внезапной, что неизбежно означало отрицательное отношение к ней в обществе.

Проект М. М. Сперанского в сущности соединял проекты Друцкого-Любецкого и Канкрина и предполагал создание в России устойчивой денежно-кредитной системы, основанной на серебряном монометаллизме и бумажных деньгах, разменных на серебро. Этим проектом предусматривались меры «приуготовительные» и «окончательные».

Первой «приуготовительной» мерой у М. М. Сперанского выступало создание «особых банковых кредитных билетов, основанных на действительном вкладе серебра так, чтобы каждый билет мог быть во всякое время по первому предъявлению разменен на серебро, и обратно, откуда бы оно ни поступило, и на билеты».38 Эти билеты Сперанский предлагал назвать «сохранными билетами». Как и Канкрин, он находил необходимым организовать приём подобных вкладов при посредничестве Коммерческого банка, не употребляя, однако, названия «депозитные кассы». С помощью этой меры, по мнению Сперанского, могло быть стабилизировано денежное обращение в стране: за счёт того, что будет удобней пользоваться серебряной монетой, а также сократится потребность в ассигнациях и не будет расти их биржевой курс.

Вторая «приуготовительная» мера предусматривала отмену «привилегий» для ассигнаций, введенных Манифестом 9 апреля, 1812 г., согласно которому они пользовались приоритетом при приёме в качестве средств платежа по долговым обязательствам перед казной. Плательщикам следовало разрешить самим выбирать, чем им платить налоги и прочие платежи, ассигнациями или серебром. Эта мера должна была привести, по мысли российского реформатора, к расширению сферы обращения серебряной монеты, сократить потребность в ассигнациях и остановить дальнейшее повышение их курса.

После реализации «приуготовительных» мер Сперанский предполагал осуществить меры «окончательные». Реализация подготовительного этапа подразумевала достижение следующих результатов: 1) окончательное внедрение в денежное обращение сохранных билетов; 2) фиксация курса ассигнаций по отношению к серебряному рублю и, естественно, исчезновение по этой причине простонародных лажей. Суть окончательных мер заключалась в «переложении ассигнаций в сохранные билеты, основанные на действительном вкладе серебра».39

Основные черты окончательных мер, по мнению Сперанского, характеризуют следующие моменты: 1) замена ассигнаций на сохранные билеты; 2) создание металлического резерва за счёт внешних и внутренних займов, при этом предполагалось не трогать вклады в сохранных кассах; 3) «размен производить не прямо на монету металлическую, но на сохранные билеты ... ».40

Резюмируя, следует отметить, что, по Сперанскому, переход к новой металлической денежной единице должен быть плавным, постепенным. Такой путь максимально застрахован от возможных неожиданностей, например, нехватки разменного металлического фонда. Поэтому Сперанский настаивал не на прямом обмене ассигнаций на серебро, а на косвенном — через сохранные билеты, которые уже были обеспечены вкладами из драгоценных металлов. Именно такой ход реформы предлагал и Канкрин. Реформа преследовала три основных цели: во-первых, постепенную замену ассигнаций банковскими билетами, во-вторых, достижение единства в денежной системе и, в-третьих, стабильность денежного обращения. Сперанский считал так называемые кредитные деньги более надёжными по сравнению с обычными бумажными деньгами. Главная причина их надёжности виделась ему в обеспеченности банкнот соответствующими резервами, кроме того, «монетная наша система получит свойственное ей единство»,41 а в денежном обращении установится стабильное положение за счёт уничтожения простонародных лажей.

Как видим, позиции М. М. Сперанского и Е. Ф. Канкрина достаточно близки. Их проекты отличаются только частностями и терминологией, в стратегических же вопросах они практически идентичны. Расхождения касаются, например, отношения к внешним займам. Сперанский считал невозможным обойтись без внешних займов, а Канкрин в своем проекте полагался только на внутренние ресурсы. Вообще министр финансов весьма негативно относился к внешним заимствованиям, видя в них угрозу экономической независимости.42 К тому же новая серебряная валюта, как он думал, не должна быть основана на банковском кредите, иначе говоря, новые деньги не должны быть банкнотами. Канкрин был намерен ввести в обращение новое издание ассигнаций, только на сей раз обеспеченное соответствующим серебряными ресурсами.

В результате многочисленных обсуждений и дискуссий наметились контуры будущих преобразований денежной сферы. План будущей реформы Е. Ф. Канкрин представил главе департамента государственной экономии В. В. Левашову. Проект предусматривал четыре этапа проведения реформы: один подготовительный и три исполнительных. В течение подготовительного периода (1839 г.) было необходимо разрешить все законодательные вопросы, связанные с депозитными билетами, а в конце года предполагалось публично объявить об организации депозитных касс. В следующем 1840 г. планировалось ввести в широкое обращение депозитные билеты, установить фиксированный курс для ассигнаций и произвести «переложение» всех казённых расчётов на серебро. В 1841 г. следовало приступить ко второму исполнительному периоду, в течение которого серебро «воцарилось» бы в денежной системе страны, т.е. серебряный рубль превратился в основную валюту, а ассигнации заняли место вспомогательного средства обращения. При этом должен был сохраняться неизменным обменный курс ассигнаций и серебряного рубля. В том же году необходимо было наладить практику серебряного обращения, т. е. определить правила уплаты старых долгов в новой валюте, обнародовать новые таксы и тарифы и т.п. На заключительном этапе — в 1842 г., или, если возникнут трудности, в 1843 г., планировалось выпустить в обращение новые серебряные ассигнации, а затем начать обмен новых ассигиаций на старые.

В целом основные параметры реформы к началу 1839 г. были согласованы, оставалось решить последний вопрос: какой курс ассигнаций по отношению к серебряному рублю следовало зафиксировать? «По существу этот вопрос представлял наиболее затруднений, и понятно поэтому, он возбуждал наиболее опасений», — отмечал В. Т. Судейкин.43 Канкрин находился в больших сомнениях относительно предполагаемого курса, он даже обращался за советом к М. М. Сперанскому. Это обращение за советом к выдающемуся русскому мыслителю было для Канкрина последним, так как Сперанский вскоре скончался.

После долгих раздумий министр финансов решил остановиться на курсе в 350 коп. ассигнациями за 1 рубль серебром, в то время как многие члены Государственного Совета настаивали на курсе в 360 коп. Канкрин обосновывал своё решение тем, что курс в 3 руб. 50 коп. соответствует биржевому и что если установить курс выше рыночного, может возникнуть проблема «несостоятельности казённых кредитных учреждений», поскольку вкладчикам, коль скоро они начнут требовать возврата вкладов, возвращать придётся больше из-за разницы курсов.

Канкрин, таким образом, следуя своей природной осторожности, стремился избежать любых случайностей, которые могли помешать реформе. И поскольку осторожность и скрытность составляли в характере министра нерасторжимое целое, подготовка к реформе велась в строжайшей тайне. Как замечает не без иронии B. Т. Судейкин, «сообразно характеру той эпохи и личным наклонностям, гр. Канкрин вёл дело в большой тайне и сам писал целую массу
сюда относящихся бумаг»,44 неся весьма обременительные для себя издержки тайной подготовки реформы.




26 Полное собрание законов Российской Империи (далее — ПСЗРИ). Собр. 1-е. Т. 9. № 7442. С. 58.
27 Кашкаров М. Денежное обращение в России. СПб., 1898. С. 29.
28 Там же. С. 31.
29 Там же. С. 31.
30 Там же. С. 32.
31 Там же.
32 См: Там же. С. 34.
33 Судейкин В. Т. Восстановление в России металлического обращения. С. 50.
34 Цит. по: Там же. С. 42.
35 Цит. по: Печерин Я. И. Исторический обзор росписей государственных доходов и расходов с 1803 по 1843 год включительно. CПб., 1896. С. 274.
36 Морозов Ф. Н. С. Мордвинов как экономист. Краткие биографические сведения // Мордвинов Н. С. Избранные произведения. М., 1945. С. 31.
37 Цит по: Печерин Я. И. Исторический обзор росписей. .. СПб., 1896. С. 277.
38 Сперанский М. М. О монетном обращении // Сперанский М. М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. С. 551-552.
39 Там же. С. 557.
40 Там же. С. 557-558.
41 Там же. С. 559.
42 Материалы по вопросу об устройстве денежной системы. СПб., 1896. С. 39-50.
43 Судейкин В. Т. Восстановление в России металлического обращения... C. 49.
44 Там же. С. 50-51.

<< Назад   Вперёд>>