Повседневная жизнь в Ливадии
О том, как их величества проводили свои дни, я могу судить только по Ливадии, где мог наблюдать за ними ежедневно.
Царь посвящал утро работе, приступая к ней сразу же после короткой прогулки. Его величество принимал посетителей стоя перед своим столом. Усевшись, он указывал гостю на кресло, и тот мог разложить свои бумаги на столе. Во время беседы царь курил и часто приглашал собеседника присоединиться к нему.
Государь высоко ценил тех людей, которые могли понятно изложить даже очень сложные вещи. Перед тем как выслушать министра, он брал в руки его отчет, просматривал несколько первых строк, чтобы понять, о чем идет речь, а затем внимательно читал последние абзацы, в которых министр излагал свои выводы и предложения. Если они были ему не совсем ясны, то царь читал весь отчет. Государь очень быстро схватывал общую идею документа, но его раздражало, если в нем было слишком много аргументов в защиту точки зрения министра. Генерал Сухомлинов, военный министр, обладал особым даром удерживать интерес царя до самой последней минуты аудиенции, даже если она продолжалась два часа.
Закончив обсуждение отчета, царь подходил к окну и произносил фразу, не относящуюся к делу, – это означало, что аудиенция окончена.
Отчеты чаще всего предоставлялись царю вечером, с четырех до половины седьмого.
Государь никогда не пропускал церковной службы, как бы ни сложились обстоятельства. Служба начиналась сразу же после его прихода и продолжалась около часа.
Царь встречался с семьей только за едой, во время чая и в те вечера, когда срочные дела не призывали его в рабочий кабинет.
Незадолго до окончания завтрака императрица делала знак детям, и они бежали в сад. За ними шел барон Мейендорф, командир царской охраны. Для него это было особой милостью, и он знал, как ею воспользоваться, – из сада сразу слышались смех и крики радости. Мейендорф прекрасно умел забавлять царских детей.
Будучи распорядителем дворцовых балов, барон был любим двумя императрицами за свой веселый нрав и обаяние. Становясь старше, он не потерял своей веселости и завоевал любовь царских детей.
Он был очень смешным, этот бедный барон Мейендорф, которого все любили, но никто не воспринимал всерьез. А в присутствии своей жены он совсем стушевывался. Тетя Вера, как все звали ее, была очень тщеславной и властной особой не без странностей.
Она была президентом Общества защиты животных; энергия, с которой выполняла свои обязанности, служила источником многих неприятностей для правителей Крыма.
Однажды она потребовала, чтобы власти запретили крестьянам носить кур на рынок вниз головой, поскольку бедные куры могут задохнуться. Губернатору Крыма пришлось издать специальный указ на этот счет. Через несколько дней она явилась к нему с жалобой.
– Вы хотите сказать, – произнес губернатор, – что мой указ не выполняется?
– Нет, выполняется, но до тех пор, пока эти подлецы крестьяне не пройдут мимо моей виллы. Я проследила за ними и выяснила, что, как только они заворачивают за угол, бедных кур снова опускают вниз головой.
Но особенно тетя Вера прославилась после истории с красным пуделем. Однажды, выходя из ворот своей виллы, она увидела собаку, выкрашенную в ярко-красный цвет!
Баронесса кинулась ее ловить; сбежалась огромная свора собак самых разнообразных мастей и бросилась вдогонку за пуделем. Тетя Вера бежала за ними, крича:
– Ловите его! Ловите красного пуделя!
Наконец, жандарму удалось поймать несчастное животное в конце набережной. Баронесса велела ему немедленно отнести собаку губернатору. Пылая от гнева, она не отставала от него ни на шаг. Губернатору пришлось ее принять, бросив все свои дела.
– Что у нас за власти? Позор! Над бедным животным издевались. Я надеюсь, вы сурово накажете тех, кто истязал собаку.
– Но простите, баронесса, в чем же состоит истязание? Дамы красят волосы, и все только восхищаются ими.
– А о самолюбии собаки вы подумали?
– О боже, да все псы сбежались, чтобы посмотреть на нее!
– Да, за ней бежала целая свора дворняг. Бедняжка, она так страдала!
– Почему вы так считаете? А может быть, ей, наоборот, льстило, что удалось привлечь внимание всех городских кобелей?
Но тетя Вера настояла на расследовании. Выяснилось, что собаку покрасил один из офицеров ее мужа. Эту историю рассказали царю, и он велел губернатору сообщить баронессе, что виновных найти не удалось…
В конце завтрака царь говорил всем присутствующим со своей обычной простотой:
– Я собираюсь в таком-то часу ехать на прогулку. Кто хочет сопровождать меня, извольте приготовить своих лошадей.
Приводились маленькие лошадки, привыкшие взбираться по крутым склонам. Любителей такого рода прогулок было немного. В конце концов я остался единственным человеком, который сопровождал царя, за исключением, конечно, дежурного адъютанта, у которого выбора не было.
Однажды, недалеко от Массандры, во время сильного дождя царь, как обычно, ехал крупной рысью, не обращая внимания на непогоду. Конь его поскользнулся на мокрой глине, и государь упал и ушиб бок. Он сумел забраться в седло и вернуться в Ливадию, но здесь силы оставили его, и он с трудом поднялся на несколько ступенек и упал.
Императрица была так напугана, что умоляла его больше никогда не ездить верхом. Вскоре после этого появились автомобили, стало интереснее доехать до какого-нибудь малознакомого места на машине, а потом взбираться по крутому склону вверх. Вскоре Дрентельн, генерал-адъютант, стал единственным человеком, который не отставал от царя во время таких походов, которые он обожал. Государь был очень энергичным человеком, вне своего рабочего кабинета он почти никогда не сидел долго на одном месте, и я никогда не видел, чтобы он на что-нибудь опирался. Выносливость его была поразительной.
Прогулки царя были вечной головной болью для тех, кто отвечал за его безопасность. Вдоль дороги, по которой собирался проехать государь, особенно в отдаленных деревнях, размещались сотрудники полиции. Но царь очень сердился, когда замечал их – этих «любителей природы» или «собирателей растений», как он их называл, поскольку они делали вид, что интересуются чем угодно, но только не августейшей особой государя. Ничто не доставляло ему большей радости, как улизнуть от них.
Больно бывало видеть отчаяние начальника дворцовой полиции. Чтобы хоть немного помочь ему, я сообщал обо всех переменах маршрута, которые царь предпринимал во время прогулки. Для этого я посылал одного из ординарцев, сопровождавших нас, позвонить ему в кабинет.
Это позволяло переместить «собирателей растений» в другое место. Они бросали свой прежний пункт наблюдения и бежали, прячась за кустами, поскорее занять новый.
Однажды после такой перестановки царь заметил, как из сакли (татарского жилища) в маленькой деревушке, куда мы только что приехали, выглянула голова начальника полиции. Царь послал за ним и начал допрашивать:
– Я решил изменить маршрут уже после отъезда из дворца, как же вы сумели об этом узнать и оказаться у меня на пути?
Бедный начальник, чтобы не выдать меня, забормотал что-то о предчувствиях и интуиции. Ничего другого ему не оставалось.
После этого был издан еще один указ, впрочем столь же бесполезный, что и предыдущие, чтобы «любители природы» не маячили у дорог, по которым будет проезжать его величество.
После чая царь часто играл в теннис. Он был хорошим игроком, а его противники, офицеры свиты или фрейлины, были гораздо слабее его. Узнав, что у Юсуповых гостит племянник, граф Николай Сумароков-Эльстон, чемпион России по теннису, его величество пригласил его в Ливадию.
Мне рассказывали, что Сумароков, прекрасно игравший левой рукой, выиграл у царя все сеты. После чая царь решил отыграться. После нескольких ударов Сумароков послал мяч, который попал царю в лодыжку. Государь упал и вынужден был три или четыре дня пролежать в постели. Несчастный чемпион был в отчаянии, хотя никто и не думал его винить. Юсуповы его сильно бранили.
Как только император встал с постели, он снова пригласил к себе Сумарокова. Чемпион еще несколько раз сыграл с царем, но тот был еще совсем не в форме.
Совсем немного людей, не входивших в ближайшее окружение их величеств, пили с ними чай. Даже великие княгини могли приходить к императрице только по ее личному приглашению. Ни царь, ни государыня не имели желания расширять круг своего общения.
За все время моей службы при дворе ни один человек не удостоился чести получить приглашение посетить их величеств после обеда. Со своей стороны, царь и царица тоже никогда ни к кому не ходили, за исключением вдовствующей императрицы и великой княгини Ксении. (Было еще одно исключение – черногорские княгини – см. раздел «Спириты».)
Вечера проходили очень спокойно. Сначала императрица оставалась в гостиной, пока царь играл в домино или безик; она могла спеть пару песен. Но по мере того как здоровье ее ухудшалось, она все реже и реже спускалась даже к обеду. Она обедала одна или в обществе царя, «одни вместе», как писалось в знаменитом камер-фурьерском журнале.
Свита играла в бридж. Но игра продолжалась недолго, поскольку императрица вскоре уходила к себе. У меня всегда было очень много дел, и я потихоньку исчезал из гостиной, попросив кого-нибудь предупредить меня, когда наступит время целования руки императрицы.
Получив это известие, я осторожно проникал в комнату, поздравляя себя с тем, что никто не заметил моей хитрости. Но однажды, когда я последним целовал руку ее величества, она сказала мне:
– Вы всегда очень удачно появляетесь к самому моменту прощания.
– Мадам, у меня очень много срочной работы.
– Как и всегда, – ответила она.
– Мадам, я не мог уйти, не поцеловав вам руку.
– Я вас понимаю, – мягко ответила она.
Царь посвящал утро работе, приступая к ней сразу же после короткой прогулки. Его величество принимал посетителей стоя перед своим столом. Усевшись, он указывал гостю на кресло, и тот мог разложить свои бумаги на столе. Во время беседы царь курил и часто приглашал собеседника присоединиться к нему.
Государь высоко ценил тех людей, которые могли понятно изложить даже очень сложные вещи. Перед тем как выслушать министра, он брал в руки его отчет, просматривал несколько первых строк, чтобы понять, о чем идет речь, а затем внимательно читал последние абзацы, в которых министр излагал свои выводы и предложения. Если они были ему не совсем ясны, то царь читал весь отчет. Государь очень быстро схватывал общую идею документа, но его раздражало, если в нем было слишком много аргументов в защиту точки зрения министра. Генерал Сухомлинов, военный министр, обладал особым даром удерживать интерес царя до самой последней минуты аудиенции, даже если она продолжалась два часа.
Закончив обсуждение отчета, царь подходил к окну и произносил фразу, не относящуюся к делу, – это означало, что аудиенция окончена.
Отчеты чаще всего предоставлялись царю вечером, с четырех до половины седьмого.
Государь никогда не пропускал церковной службы, как бы ни сложились обстоятельства. Служба начиналась сразу же после его прихода и продолжалась около часа.
Царь встречался с семьей только за едой, во время чая и в те вечера, когда срочные дела не призывали его в рабочий кабинет.
Незадолго до окончания завтрака императрица делала знак детям, и они бежали в сад. За ними шел барон Мейендорф, командир царской охраны. Для него это было особой милостью, и он знал, как ею воспользоваться, – из сада сразу слышались смех и крики радости. Мейендорф прекрасно умел забавлять царских детей.
Будучи распорядителем дворцовых балов, барон был любим двумя императрицами за свой веселый нрав и обаяние. Становясь старше, он не потерял своей веселости и завоевал любовь царских детей.
Он был очень смешным, этот бедный барон Мейендорф, которого все любили, но никто не воспринимал всерьез. А в присутствии своей жены он совсем стушевывался. Тетя Вера, как все звали ее, была очень тщеславной и властной особой не без странностей.
Она была президентом Общества защиты животных; энергия, с которой выполняла свои обязанности, служила источником многих неприятностей для правителей Крыма.
Однажды она потребовала, чтобы власти запретили крестьянам носить кур на рынок вниз головой, поскольку бедные куры могут задохнуться. Губернатору Крыма пришлось издать специальный указ на этот счет. Через несколько дней она явилась к нему с жалобой.
– Вы хотите сказать, – произнес губернатор, – что мой указ не выполняется?
– Нет, выполняется, но до тех пор, пока эти подлецы крестьяне не пройдут мимо моей виллы. Я проследила за ними и выяснила, что, как только они заворачивают за угол, бедных кур снова опускают вниз головой.
Но особенно тетя Вера прославилась после истории с красным пуделем. Однажды, выходя из ворот своей виллы, она увидела собаку, выкрашенную в ярко-красный цвет!
Баронесса кинулась ее ловить; сбежалась огромная свора собак самых разнообразных мастей и бросилась вдогонку за пуделем. Тетя Вера бежала за ними, крича:
– Ловите его! Ловите красного пуделя!
Наконец, жандарму удалось поймать несчастное животное в конце набережной. Баронесса велела ему немедленно отнести собаку губернатору. Пылая от гнева, она не отставала от него ни на шаг. Губернатору пришлось ее принять, бросив все свои дела.
– Что у нас за власти? Позор! Над бедным животным издевались. Я надеюсь, вы сурово накажете тех, кто истязал собаку.
– Но простите, баронесса, в чем же состоит истязание? Дамы красят волосы, и все только восхищаются ими.
– А о самолюбии собаки вы подумали?
– О боже, да все псы сбежались, чтобы посмотреть на нее!
– Да, за ней бежала целая свора дворняг. Бедняжка, она так страдала!
– Почему вы так считаете? А может быть, ей, наоборот, льстило, что удалось привлечь внимание всех городских кобелей?
Но тетя Вера настояла на расследовании. Выяснилось, что собаку покрасил один из офицеров ее мужа. Эту историю рассказали царю, и он велел губернатору сообщить баронессе, что виновных найти не удалось…
В конце завтрака царь говорил всем присутствующим со своей обычной простотой:
– Я собираюсь в таком-то часу ехать на прогулку. Кто хочет сопровождать меня, извольте приготовить своих лошадей.
Приводились маленькие лошадки, привыкшие взбираться по крутым склонам. Любителей такого рода прогулок было немного. В конце концов я остался единственным человеком, который сопровождал царя, за исключением, конечно, дежурного адъютанта, у которого выбора не было.
Однажды, недалеко от Массандры, во время сильного дождя царь, как обычно, ехал крупной рысью, не обращая внимания на непогоду. Конь его поскользнулся на мокрой глине, и государь упал и ушиб бок. Он сумел забраться в седло и вернуться в Ливадию, но здесь силы оставили его, и он с трудом поднялся на несколько ступенек и упал.
Императрица была так напугана, что умоляла его больше никогда не ездить верхом. Вскоре после этого появились автомобили, стало интереснее доехать до какого-нибудь малознакомого места на машине, а потом взбираться по крутому склону вверх. Вскоре Дрентельн, генерал-адъютант, стал единственным человеком, который не отставал от царя во время таких походов, которые он обожал. Государь был очень энергичным человеком, вне своего рабочего кабинета он почти никогда не сидел долго на одном месте, и я никогда не видел, чтобы он на что-нибудь опирался. Выносливость его была поразительной.
Прогулки царя были вечной головной болью для тех, кто отвечал за его безопасность. Вдоль дороги, по которой собирался проехать государь, особенно в отдаленных деревнях, размещались сотрудники полиции. Но царь очень сердился, когда замечал их – этих «любителей природы» или «собирателей растений», как он их называл, поскольку они делали вид, что интересуются чем угодно, но только не августейшей особой государя. Ничто не доставляло ему большей радости, как улизнуть от них.
Больно бывало видеть отчаяние начальника дворцовой полиции. Чтобы хоть немного помочь ему, я сообщал обо всех переменах маршрута, которые царь предпринимал во время прогулки. Для этого я посылал одного из ординарцев, сопровождавших нас, позвонить ему в кабинет.
Это позволяло переместить «собирателей растений» в другое место. Они бросали свой прежний пункт наблюдения и бежали, прячась за кустами, поскорее занять новый.
Однажды после такой перестановки царь заметил, как из сакли (татарского жилища) в маленькой деревушке, куда мы только что приехали, выглянула голова начальника полиции. Царь послал за ним и начал допрашивать:
– Я решил изменить маршрут уже после отъезда из дворца, как же вы сумели об этом узнать и оказаться у меня на пути?
Бедный начальник, чтобы не выдать меня, забормотал что-то о предчувствиях и интуиции. Ничего другого ему не оставалось.
После этого был издан еще один указ, впрочем столь же бесполезный, что и предыдущие, чтобы «любители природы» не маячили у дорог, по которым будет проезжать его величество.
После чая царь часто играл в теннис. Он был хорошим игроком, а его противники, офицеры свиты или фрейлины, были гораздо слабее его. Узнав, что у Юсуповых гостит племянник, граф Николай Сумароков-Эльстон, чемпион России по теннису, его величество пригласил его в Ливадию.
Мне рассказывали, что Сумароков, прекрасно игравший левой рукой, выиграл у царя все сеты. После чая царь решил отыграться. После нескольких ударов Сумароков послал мяч, который попал царю в лодыжку. Государь упал и вынужден был три или четыре дня пролежать в постели. Несчастный чемпион был в отчаянии, хотя никто и не думал его винить. Юсуповы его сильно бранили.
Как только император встал с постели, он снова пригласил к себе Сумарокова. Чемпион еще несколько раз сыграл с царем, но тот был еще совсем не в форме.
Совсем немного людей, не входивших в ближайшее окружение их величеств, пили с ними чай. Даже великие княгини могли приходить к императрице только по ее личному приглашению. Ни царь, ни государыня не имели желания расширять круг своего общения.
За все время моей службы при дворе ни один человек не удостоился чести получить приглашение посетить их величеств после обеда. Со своей стороны, царь и царица тоже никогда ни к кому не ходили, за исключением вдовствующей императрицы и великой княгини Ксении. (Было еще одно исключение – черногорские княгини – см. раздел «Спириты».)
Вечера проходили очень спокойно. Сначала императрица оставалась в гостиной, пока царь играл в домино или безик; она могла спеть пару песен. Но по мере того как здоровье ее ухудшалось, она все реже и реже спускалась даже к обеду. Она обедала одна или в обществе царя, «одни вместе», как писалось в знаменитом камер-фурьерском журнале.
Свита играла в бридж. Но игра продолжалась недолго, поскольку императрица вскоре уходила к себе. У меня всегда было очень много дел, и я потихоньку исчезал из гостиной, попросив кого-нибудь предупредить меня, когда наступит время целования руки императрицы.
Получив это известие, я осторожно проникал в комнату, поздравляя себя с тем, что никто не заметил моей хитрости. Но однажды, когда я последним целовал руку ее величества, она сказала мне:
– Вы всегда очень удачно появляетесь к самому моменту прощания.
– Мадам, у меня очень много срочной работы.
– Как и всегда, – ответила она.
– Мадам, я не мог уйти, не поцеловав вам руку.
– Я вас понимаю, – мягко ответила она.
<< Назад Вперёд>>
