4. Земельные сделки крестьян
При всей очевидности и бесспорности данного положения мы не всегда должным образом оцениваем его влияние на социальный строй черносошной деревни позднефеодальной эпохи. Возможно, именно потому, что данный тезис не вызывает разноречий в литературе, им нередко оперируют в слишком общей форме. Между тем, пока явление не вполне изучено в конкретно-историческом плане, оно не может занять достойного места в социологическом обобщении. В числе недостаточно разработанных вопросов этой большой темы следует упомянуть о разнообразных проявлениях мобилизации земельных угодий крестьян.
Правительство всегда стремилось контролировать земельные отношения в среде крестьян, а также других групп населения. Однако регулирование землепользования на восточных окраинах было задачей не из легких. Наряду с официальным отводом земель властями действовал принцип свободно-захватного права. Он отчетливо прослеживается с первых шагов русской колонизации. 31 октября 1625 г. в отписке правительству верхотурские воеводы князь Дмитрий Петрович Пожарский и Игнатий Андреевич Уваров сообщали: «А у иных де у служилых и у посадских людей и у пашенных крестьян и у ямских охотников пашенных земель и сенных покосов занято много, не одни заимки. И те де свои лишние земли продают и закладывают, а иные де дают за вклад по душам в монастырь». Такое вольготное положение воеводы объясняли тем, что «заимовали де те лишние земли те люди в те поры, как было на Верхотурье людей мало, а земель было порозжих впусте много». Не привыкшие излишне утруждать себя царские наместники для устройства новоселов пошли по легчайшему пути. Они надеялись, исходя из более или менее постоянных официальных отношений собинных крестьянских земель и десятинной пашни, изъять некоторые площади у хорошо обеспеченных угодьями крестьян. В этих целях была проведена ревизия владельческих прав с представлением в приказную избу соответствующих документов. Тогда-то затея воевод фактически рухнула, так как обладатели «лишних» земель стали предъявлять купчие, закладные и другие акты; иные доказывали, что подняли эти земли «собою». Озадаченные воеводы запросили указа, как им быть. В Москве их рвение несколько охладили. Изымать разрешалось только те «лишние» земли, которые не использовались и представляли собой «дикое поле». К роспашам и сенокосам это не относилось685.
Администрация проводила курс на то, чтобы крестьяне владели землями по отводу властей, оформляя свои права через приказные избы с получением на руки соответствующих документов («данных», «владенных памятей» и т. п.). Однако право свободного захвата «порозжих» земель существовало, и с ним в конце концов мирились власти. Так, при обследовании «лишних» пашен у крестьян Краснопольской слободы во второй половине XVII в. для обложения «выдельным» хлебом выяснилось, что некоторые жители сеяли хлеб «не на данной земле». Кроме выяснения, сколько «сыскано» таких земель и какой размер выдельного сбора, иных последствий эта ситуация для крестьян не имела686.
Нельзя, однако, сказать, что правительство равнодушно взирало на факты отчуждения земель крестьянами посредством различных сделок. Оно не раз в XVII в. пыталось вмешаться в поземельные отношения как Западного, так и Восточного Поморья. М. М. Богословский отмечает разницу в отношении к вопросу об отчуждении крестьянских земель в Западном и Восточном Поморье. Для первого характерно в XVII в. запрещение отчуждать тяглые угодья не только беломестцам, но и в самой крестьянской среде. Для Восточного Поморья, несмотря на некоторые отступления, сохранялась большая свобода распоряжения земельными участками крестьян687. Имеются сведения об указах, запрещающих продажу и заклад тяглых участков на Урале.
Ограничение роста землевладения «беломестцев» Соборным Уложением 1649 г. было продолжено во второй половине столетия и коснулось восточных окраин. В 1688 г. на территории уездов Новгородского приказа, судя по грамоте кунгурскому воеводе Ивану Кологривову, было запрещено посадским и крестьянам продавать или закладывать тяглые земли, а также соляные варницы и другие промышленные и торговые заведения беломестцам. Через два года указ этот был повторен в более строгой и развернутой редакции. В нем расшифровывалось понятие беломестцы, к числу которых отнесли церковных феодалов, монастыри, Строгановых, а также гостей. Запрет сопровождался назиданием площадным подьячим, чтобы те со своей стороны не писали крепостей на тяглые земли, переходящие к беломестцам, и не выступали послухами при таких незаконных сделках. Аналогичные распоряжения были адресованы в Вятку в 1697 г688. Иногда эти указания толковались в плане запрета каких-либо земельных сделок вообще. Влияние такого понимания чуствуется и в акциях западносибирских властей. В тексте данной грамоты 1684 г. на владение землей одному крестьянину Ницынской слободы содержался пункт: «А тех земель и сенных покосов ему, Лучке, не продавать и не заложить, и в монастырь и к церкви не отдать, владеть за десятинное тягло»689. Твердая политика в этом направлении, однако, не прослеживается. Рост денежных и товарных отношений неизбежно вызывал к жизни акты купли-продажи земельных угодий. И власть отступала, де-факто признавая возможность и законность сделок на участки земли и следя лишь за тем, чтобы по мере возможности они не выбывали из тягла. Напомним, что во время сыска беглых ттоморских крестьян 1671 г. предназначенным к отправке восвояси разрешалось вполне официально продавать собинные пашни, сенокосы и дворы. Наряду с продажей как таковой встречались едва завуалированные сделки, суть которых была той же.
Вполне правомерно рассматривать сдачу тягла западносибирскими крестьянами за «наделок» новоприходцам как одну из форм отчуждения недвижимых имуществ, так как в состав «наделка» часто входили земельные угодья из фонда собинных крестьянских пашен и сенокосов.
Факты говорят, что крестьяне Кунгурского уезда довольно беспрепятственно продавали земельные участки друг другу. В 1703 г. крестьянин села Троицкого Филипп Фефилов продал крестьянину д. Опачевки Федоту Павлову «свое посилье» роспашных земель и «чертежей» за 50 коп690. У односельчанина Аврама Трапезникова купил два переезда «насевной озими на заложной земли» за 18 алт. крестьянин с. Никольского-Медянки Федор Яковлев691. Большой земельный участок площадью 10 переездов «да чертеж и подскотинный огород» приобрел в 1706 г. крестьянин Иван Богомягких, уплатив за него и двор «со всем строением» 4 руб. 20 алт692. Тогда же состоялась сделка между крестьянами с. Ильинского, объектом которой были 3 переезда «насевного хлеба озими», а также роспашные земли, чертеж и сенокосы. Сумма сделки составила 70 коп693. В августе 1711 г. крестьянин Торговишского острожка продал крестьянину с. Златоустовского двор, амбар, баню, треть овина, 3 переезда роспаши на Долгом поле, 2 переезда — на Сутяжном поле, 3 переезда — на Малом поле, 7 переездов в скотном выпуске и еще сенокосы. За все это продавец получил 2 руб694. Земельные сделки в этом районе имели место и во втором десятилетии XVIII в695.
Во время составления переписных книг Кунгурского уезда 1703—1704 гг. крестьян опрашивали, на каких основаниях они владеют двором и землей. Очень высоким был процент ответов с указанием на купчие696. В более обжитых уездах Поморья доля покупных земель, находившихся у крестьян, была также значительной и составляла в волости Лузской Пермцы на рубеже 70—80-х годов XVII в. 20,5%697.
Знакомство с документами фонда Грамот Коллегии экономии в ЦГАДА выявляет обилие частных актов, оформлявших продажу и заклад земельных участков крестьян Соликамского, Чердынского и других уездов.
Наличие крестьянских актов в названном фонде чаще всего обозначало, что зафиксированными в них земельными сделками оформлялся переход земель в руки монастырей и церквей (вклады, пожертвования и т. п.). Вмешательство духовенства в поземельные дела крестьянских общин и отдельных семей, о чем будет речь ниже, оказывало тормозящее воздействие на развитие земельной мобилизации у крестьян. Отрицательно сказывалось это и на возможностях накопления для богатой деревенской верхушки. Денежные и земельные вклады «на помин души» — весьма распространенная форма выкачивания соков из крестьянской массы, применявшаяся церковниками. Из сказанного очевидно, что для изучения вопроса о земельных сделках крестьян материалы фонда Грамот Коллегии экономии должны быть сопоставлены с теми частными актами, которые оставались на руках у крестьян, переходя из поколения в поколение, и позже частично попали в архивохранилища. Такие акты — большая редкость, а потому вполне оправданно исследование каждой подобной находки. Не только стихийные бедствия и неумолимое время приводили к исчезновению той части актового материала, которая оставалась на руках у крестьян. Заемные и закладные документы, гарантировавшие интересы заимодавца, условия передачи ему тех или иных земельных угодий, исчезали и другим путем. Их, согласно бытовавшему правилу, уничтожали в момент погашения долга. На этот счет есть прямые ссылки документов. В 1660 г. посадский человек Верхотурья Иван Васильев Панов, торговец и скупщик, стал требовать уплаты долга у крестьянина Ивана Павлова Долгушина. Долгушин возмутился, так как, по его словам, деньги (4 руб.) были уплачены Панову полностью. Заемная кабала, которую дал Долгушин, была «изодрана» Пановым в его присутствии после погашения долга. Однако, жаловался Долгушин, заимодавец эту «плаченую драную кабалу» починил, «драные места... подклеил» и предъявил по ней иск698. Можно полагать, что такой порядок «расправы» с юридически обесцененными частными актами был распространен и в других местностях.
Одним из наиболее верных, но крайне трудных и хлопотливых путей к решению данной задачи является реконструкция частных крестьянских архивов, изучение которых может дать в руки историка богатый по содержанию, динамичный по времени материал. Несомненно, это задача во много раз более сложная, чем выявление документов дворянских и купеческих фамилий. Современный исследователь может воспользоваться «Актами хозяйства боярина Б. И. Морозова», многотомным изданием «Архива князя Воронцова» и другими аналогичными сборниками документов из дворянских частных архивов дореволюционной России.
В конце XIX — начале XX в. некоторыми представителями класса буржуазии предпринимались попытки издания фамильных документов, родословных материалов, что сопровождалось временами специальными разысканиями в государственных архивах. К этим изданиям (обычно малотиражным и имевшим ограниченный круг потребителей из числа родственников и близких) относились издания Крестовниковых, Юдиных и др.
В государственных хранилищах СССР сосредоточено большое количество и неопубликованных документов личных фондов представителей дворянского класса и буржуазии. К ним все чаще обращаются историки. Плодотворность изучения этих компактных собраний документов общеизвестна. В тех случаях, когда исследователю приходится прибегать к восстановлению частного архива того или иного деятеля соответствующей исторической эпохи, по крупицам собирая разрозненные материалы, его труд благодарно окупается достигнутыми результатами. Сошлемся на пример восстановления Н. А. Баклановой архива гостиной сотни К. П. Калмыкова.
Вот почему крайне важно не упускать из виду и возможность собирания воедино письменных источников, относящихся к отдельным крестьянским семьям русского Севера. Эта мысль не является утопичной. В 1901 г. В. И. Срезневский приобрел для Рукописного отдела Библиотеки Академии наук (в Петербурге) коллекцию актов крестьян Цыренниковых, родственников Строгановых. А. А. Введенский в 1927—1928 гг. изучал другую часть этого крестьянского архива в деревне Циренниково, у потомков крестьян XVJ—XVII столетий699.
Особый интерес представляют частные акты, отражающие имущественные и поземельные отношения. Как будет показано ниже, иногда удается собрать подобный материал, относящийся к одной и той же крестьянской фамилии, за довольно длительное время700.
В нашем распоряжении имеется ряд частных актов XVII — начала XVIII в., выявленных нами в архивохранилищах Перми, Кунгура и Москвы (ЦГАДА, Госархив Пермской области, фонды Пермского областного краеведческого музея и Кунгурского краеведческого музея). Эти акты, касающиеся крестьян главным образом Соликамского уезда, представлены в большинстве закладными крепостями на земельные участки.
Существенный недостаток их как источников заключается в том, что они редко содержат сведения количественно сопоставимого характера и отражают разнообразие земельных мер той поры («жеребьи», «гоны», «полосы», «переезды»).
Перейдем к рассмотрению этого материала, отражающего чрезвычайно важные для понимания социальной жизни черносошной деревни молекулярные процессы землевладения. Три акта касаются семьи крестьян Шуковых. Эти документы говорят прежде всего о том, что Родион Семенов Шуков в 40—50-х годах XVII в. владел несколькими земельными участками по рекам Вильве и Инве, обладал свободными денежными средствами, ссужая их под заклад земли, а также покупая пашни и покосы у соседних крестьян.
23 августа 1641 г. крестьяне братья Баяндины заняли у Р. С. Шукова 4 руб., в вере подписав «кошебные места» над р. Вильвой701. Два обстоятельства заставляют серьезно сомневаться в том, что Баяндины уплатили долг. Во-первых, срок займа был весьма коротким — до Покрова дня, 1 октября, т. е. менее двух месяцев, во-вторых, цитированный акт был подарен в 1889 г. Пермской археографической комиссии702, по-видимому, кем-то из потомков Шукова, ибо его контрагентам вряд ли понадобилось хранить этот документ почти двухсот-пятидесятилетней давности. В крестьянской среде потерявшие силу частные акты, как мы об этом упоминали, уничтожались, чтобы не быть в дальнейшем предметом судебных тяжб.
Спустя почти 12 лет, в июне 1653 г., Р. С. Шуков покупает «пашенные земли 6 переезд на Инве» (примерно 3 дес.) за 1 руб. 10 алт. у крестьянина Осипа Ярафеева Голева из деревни Зянымой703. Получив деньги сполна при заключении сделки, Голев даже не стал связывать себя условием о выкупе. Земельная покупка здесь предстает в своем чистом виде. Заметим, что земли по Инве считались в то время не из худших по плодородию, а цена десятины едва приближалась в этой сделке к 44 коп704. Обращает на себя внимание и тот факт, что вновь приобретенный пашенный участок располагался смежно с ранее принадлежавшим здесь Шукову земельным участком, размер которого, к сожалению, не указан.
Еще через пять лет, в июне 1658 г., Р. С. Шуков снова выступает в роли покупателя земли. Правда, это приобретение гораздо более скромное по своим размерам. Крестьянин Яков Артемьев Кетов за 2 гривны продал ему две полосы заброшенной пашни, используемой под сенокос. Надо думать, Кетов решился на этот шаг не от хорошей жизни. Об этом свидетельствуют скупые, но выразительные слова купчей о том, что Я. А. Кетов продал «отца своего благословение статков шутемного места двои гоны»705. И в этом акте мы видим, что покупается земля, соседствующая с участком покупателя. Сельский богатей, которым несомненно можно считать Р. С. Шукова, обладая деньгами (вероятно, он торговал или брал подряды на соляных промыслах), оказывается господином положения в деревне.
Всего два акта, но зато за один 1637 г. мы имеем от Романа Дементьева Немятого. Ему продал за 5 руб. без выкупа «свою половину дубровы своего чертежу» Лука Андреев Самарин. Упоминается, что сам Самарин владел этими пашнями и сенокосами, чистыми и новорасчистными, по купчей. Продавец владел этой землей вместе с другим крестьянином — Ульяном Коньковым706. В том же году к Немятого перешел за 5 руб. земельный участок упомянутого Конькова на тех же условиях и за ту же цену707. «Деловая» на имущество, составленная крестьянами-родственниками в 1647 г., называет покупные покосы708.
В. А. Оборин приводит факты сосредоточения значительных земельных богатств на протяжении XVII в. в руках семейства крестьян Чердынского уезда Могильниковых. Одним из средств для достижения этой цели служила покупка. Писцовые и переписные книги неизменно отмечают у Могильниковых деревни и починки с большим числом половников и подворников709. В дополнение к нашим ранее опубликованным данным о земельных сделках крестьян им же указаны отдельные акты из фондов Чердынского краеведческого музея. Возможно, это и есть те самые «Цыдвинские акты», которые напечатал В. А. Удинцев еще в 1908 г710.
Есть частные акты, показывающие, что для некоторых крестьян земля была всего лишь платежным средством в предпринимательских делах, а главное составляли деньги, которые можно было с барышом поместить в какое-либо предприятие. По самому характеру частные акты этого вида в еще меньшей степени сохранились в наших архивах, тем более если дело идет о последовательном рассмотрении материала, касающегося одной и той же крестьянской «династии». Выгодной сферой приложения денежных средств в изучаемом районе была поставка дров к соляным варницам. Действительно, это занятие привлекало предприимчивых крестьян, которые не останавливались перед ликвидацией своего земледельческого хозяйства, почти целиком переключаясь на торгово-промышленную деятельность.
Среди находящихся в нашем распоряжении источников эта линия наиболее наглядно выявляется применительно к фамилии крестьян Сапегиных. За XVII столетие о них сохранилось не менее десятка актов, причем все эти акты, на первый взгляд, как будто свидетельствуют о неуклонном упадке благосостояния Сапегиных, ибо в них говорится о займах денег и закладе имущества, в том числе земельных угодий. В самом деле, в июле 1647 г. Нефед Семенов Сапегин занял у городищенского крестьянина Спиридона Максимова Плясунова 10 руб. на весьма короткий срок — до Ильина дня (20 июля) того же года, подписав «в вере» доставшиеся ему после отца по закладной кабале «двор со всеми хоромы и с местом дворным», а также «полосу земли своей пашенную»711. В 1650, 1651, 1664 и других годах Сапегиных мы видим опять в роли заимщиков, берущих под заклад земель деньги у крестьянина Кирилла Иванова Иртегова712. Для каких нужд требовались деньги, показывает документ от 19 июня 1653 г., представляющий собой подрядную запись И. С. Сапегина, согласно которой он должен был поставить варничные дрова гостиной сотни торговому человеку А. И. Анофриеву на сумму 15 руб713.
Сопоставление частных актов указывает на то, что упоминаемые ими контрагенты в конечном счете оказываются связанными сложной системой поземельных и денежных отношений, ставших для тамошней деревни нормальным, повседневным явлением. Постепенный подрыв патриархально-натуральных устоев крестьянства чувствуется и в других областях жизни. Получала широкое развитие практика семейных разделов. Более того, близкие родственные связи не мешают в поземельно-имущественных делах блюсти прежде всего денежный интерес.
Один из наиболее ранних актов такого рода по изучаемому краю — раздельная запись крестьян Редикорского погоста Перми Великой братьев Максимовых, датируемая 15 ноября 1573 г. Тимофей Максимов отделился от остальных четырех братьев «полюбовна и по своей по охоте». Родственники на будущее условились, что с выделившимся Тимофеем «вперед нам опять не делитца и ссудою бескабальна не ссужатца». Пожалуй, самым ярким свидетельством решительного размежевания всех имущественных дел было окончание только что цитированного пункта раздельной записи: «...и поклажея братоу брата без опаси не класти, и в том нам межу собою каверз не чинить никоторых». Если кто из братьев «взотчнет опять делитца, и на том пеннаго 30 рублев денег». Должно быть, эта семья была не из бедняков, так как упоминаются «слободы», доставшиеся братьям от отца; кроме того, она рассчитывала получить какие-то долги (не указано, денежные или натуральные)714.
Не далее как в январе 1603 г. Иван Козьмин Речкин продал за 8 руб. своим братьям Степану и Мелентию доставшийся ему после раздела имущества покойного отца «жеребий» пашенных и сенокосных угодий, включая долю «во всех хоромах и с овином с гуменником»715.
К 1607 г. относится новая земельная сделка этих родственников, в которой участвовал в качестве продавца земли Мелентий Речкин, а покупателя — Степан. Цена фигурировавших в данном акте угодий была гораздо значительнее (20 руб.). Примерно в эти же годы Мелентий купил вместе со Степаном земельный участок у другого брата — Третьяка716. А спустя четыре года (в 1611 г.) мы являемся свидетелями того, как Степан Речкин покупает за «полчетверта рубли без гривны» (т. е. за 3 руб. 40 коп.) пашенную землю и «чертеж» у брата Семена в пределах принадлежавшего тому починка717. Все перечисленные сделки заключены между братьями без условия выкупа. Постепенно земля (наследственная и покупная) концентрируется в руках Степана Речкина (известно, что какие-то земли он еще купил у брата Ивана).
Обстоятельно расписано подлежащее разделу имущество в записи 1628 г., составленной крестьянами Богданом и Иваном Корсаковыми718. С условием «не всчинать» новый передел при неустойке в 30 руб. договорились о долях «статков» покойного отца его двое сыновей и дочь, о чем повествует неполностью сохранившаяся запись 1635 г. Здесь же стороны распределили уплату оставшихся от отца долгов719.
Отмечая факты земельной мобилизации у крестьян Соликамского уезда, мы не можем не остановиться и на тех препятствиях, которые мешали этому процессу. Одним из них, как уже говорилось, было вмешательство со стороны церковных феодалов. Расположенные на территории уезда монастыри (Пыскорский Преображенский и Соликамский Вознесенский) проявляли в этом направлении наибольшую активность. Только что мы говорили о земельных приобретениях Степана Козьмина Речкина. Однако, видимо, под старость он значительную часть своих земельных приобретений, а также наследственных угодий пожертвовал в Соликамский Вознесенский монастырь за два вклада (за себя и жену Татьяну), что состоялось в 1628 г720. Уже упоминавшийся ранее крестьянин Роман Немятого в 1639/40 г721. под заем 20 руб. заложил купчие земли Вознесенскому монастырю.
В течение 70 — 80-х годов XVII в. по частным актам прослеживается, как старожилы этих мест, крестьяне деревни Рубцовой (Зачерновской) Влас и Никита Родионовы Рубцовы и Поликарп Архипов Рубцов (каждый порознь), занимали деньги под заклад пашен, сенокосов и «причистей» по речке Суходойке у посадских людей Соли Камской Терентия и Антона Петелиных. В результате эти земли, оцененные закладными в 48 руб. 10 алт., оказались во владении Петелиных722. Но в 1687 и 1688 гг. наследники братьев Петелиных поступились землями, приобретенными у Рубцовых, Вознесенскому монастырю, передав ему вместе с закладными кабалами Рубцовых также закладную крестьянина той же деревни Матфея Мартемьянова Минеева. Тем самым наследники Петелиных обеспечили в монастыре пять вкладов и запись на поминовение и в синодик Терентия Петелина723. Секуляризация церковных имуществ в XVIII в. не могла не отразиться и на земельной мобилизации в среде крестьян черносошных районов, облегчив ее развитие. Но данная тема заслуживает особого внимания и требует специальных изысканий. Здесь лишь сошлемся на пример хорошо изученного Илимского уезда в Сибири, свидетельствующий об ускорении расслоения деревни после проведения секуляризации724.
В Поморье тем временем вводятся законодательные ограничения земельных сделок крестьян.
* * *
Рассмотрение темы о земельных сделках крестьян, приводивших к выделению зажиточного слоя черносошной деревни, мы завершим анализом собранного автором фактического материала о роде крестьян Соликамского уезда Иртеговых. Удалось реконструировать архив Иртеговых почти на протяжении полутора веков (с 20-х годов XVII в. до середины XVIII столетия). В его состав входят частные денежноземельные акты, на сегодня насчитывающие около 60 документов. 4 акта выявлены в ЦГАДА, 4 — в Пермском областном краеведческом музее, 11 — в Госархиве Пермской области, 4 — в Пермской областной библиотеке и самое большое число их (33) хранится в Кунгурском краеведческом музее725. Отличие иртеговского архива от опубликованного Н. П. Воскобойниковой материала яренских крестьян Артемьевых-Хлызовых заключается не только в количестве актов, которых от соликамских крестьян сохранилось вдвое больше (соответственно 25 и 56). Артемьевы-Хлызовы, будучи избираемы на мирские должности, сохранили в своих бумагах некоторые документы, относящиеся к волостному управлению726.
Переплетение личноимущественных (притом немногочисленных) документов с материалами волостного или церковного управления присуще также частным архивам других крестьян русского Севера.
В «Путеводителе» по фондам Архива ЛОИИ отмечены архивы Максима Филиппова Боковникова, крестьянина Пежемской Устьянской волости, земского бурмистра начала XVIII в.727; Чемакиных — крестьян Кушкопольской волости Кеврольского уезда, занимавших разные земские должности в XVII—XVIII вв728. Церковными приказчиками и сборщиками денег были крестьяне того же уезда Ряхины729. Все эти архивы весьма интересны и заслуживают издания.
Преобладающее место в них занимают материалы служебной деятельности; частные акты встречаются гораздо реже. Напротив, служебных документов нет в архиве Иртеговых совсем. Он в еще более чистом виде представляет поземельно-имущественные отношения черносошных крестьян. Земельные сделки Артемьевых-Хлызовых по преимуществу состоят из купчих. У Иртеговых преобладают заемные кабалы под заклад угодий.
По времени материалы архива Иртеговых распределяются так:
| 20-е годы XVII в. | -4 | 70-е " | -9 |
| 30-е " | -5 | 80-е " | -10 |
| 40-е " | -1 | 90-е " | -11 |
| 50-е " | -3 | 1700-1703 гг. | -7 |
| 60-е " | -4 | 1730-1740 гг. | -2 |
Как видим, наибольшее число актов относится ко второй половине XVII —началу XVIII столетия.
По видам документов архив Иртеговых представляет следующую картину:
| Челобитных | -1 | Вкладных | -1 |
| Межевых выписей | -1 | Данных | -1 |
| Описей (в уплате налогов) | -1 | Закладных | -2 |
| Раздельных записей | -3 | Меновных | -1 |
| Расписок | -1 | Подрядных | -3 |
| Купчих | -7 | Заемных закладных | -33 |
| Поступных | -1 |
Итак, свыше половины документов представлено заемными кабалами. Притом в подавляющем большинстве не Иртеговы занимают, а у них берут деньги в долг под заклад имущества.
Иртеговы обосновались в Родниковском селении Соликамского уезда. В 20—30-х годах XVII в. здесь проживали братья Сила и Иван Андреевы Иртеговы. Наиболее заметный след оставило в документах потомство Ивана Иртегова. Оно более других ветвей этого рода преуспевало в земельно-денежных делах. О Силе Иртегове известна немного. В 1633 г. он получил под заклад 2 руб. от Евдокии Алексеевой Тупицыной «четвертой жеребей пожни Пичугинские» с правом в том же году пользоваться этим участком по его собственному усмотрению (пахать или косить). Хотя выкуп был предусмотрен на Семенов день (1 сентября) 1633 г., закладная не исключала и продления действия сделки вплоть до фактической расплаты (Евдокия писала на этот счет: «по коих мест деньгами владею»)730. Насколько проблематичным было на практике право выкупа заложенного участка, ясно свидетельствует дальнейшая судьба «пожни» Е. А. Тупициной. Выкуп не состоялся ни в условленном 1633 г., ни в следующие годы. А в апреле 1640 г. один из наследников к тому времени уже умершего С. А. Иртегова — Илья Иртегов — эту закладную вместе с пожней передал Соликамскому Вознесенскому монастырю, причем условие выкупа сохранилось и здесь, но уже за Иртеговым731. Ясно одно — к прежнему владельцу этот земельный участок не вернулся. В 1637 г. сыновья Силы — Илья и Иван — заняли у церковного старосты на Городище 7 руб. до Филиппова поста, оговорив право выкупа заложенной пожни «в Усольском уезде подле Глотиху»732. Это колено иртеговского рода, судя по актам, едва ли не больше теряло, чем приобретало, чего нельзя сказать о другой ветви рода Иртеговых. Еще был жив Сила, когда на горизонте появился его родной брат Иван Андреев Иртегов. Первый акт, датируемый 1620 г., свидетельствует, что Иван Андреев Иртегов стал владельцем «чертежа» пашенных земель и «шутем» городищенского крестьянина Вахромея Леонтьева Бердюгина, уплатив ему по купчей 10 руб733. И. А. Иртегов (он был грамотен) верховодил над своими братьями. В декабре 1622 г. собственной рукой он составил заемную кабалу «на себя и на свою братью» в том, что крестьяне Соликамского уезда Дементий, Мокей и Иван Никифоровы Булычевы заняли у Иртеговых 5 руб «без росту». «Для веры» они подписали сенные покосы на р. Вильве Иван Иртегов «за рост» получил право косить сено на заложенных землях до уплаты долга (срок истекал на Рождество 1623 г.)734.
Несколько ранее, в апреле того же года, Иван Иртегов приобрел за 5 руб. сенокосный участок у Прокопия Козьмина Жданова, которым тот владел по купчей735. Спустя пять лет И. А. Иртегов оформляет закладную крепость736.
С середины 30-х годов на первый план выдвигается сын И. А. Иртегова Кирилл. Впервые мы с ним как самостоятельным хозяином встречаемся в 1636 г., когда он со своим дядей Дмитрием Андреевым Иртеговым делил наследство И. А. Иртегова. Кирилл получил земельные угодья (пашни и покосы) в разных частях Соликамского уезда, причем основанием владения служили купчие крепости. Не исключено, что покойный Иртегов занимался поставкой дров к соляным варницам (после него осталось 40 саж. дров на 6 руб.)737. Через три года Кирилл Иртегов совершает крупную сделку с Дмитрием Козьминым Широносовым, уездным жителем «с Попова». Широносов занял у Иртегова 30 руб. Гарантией уплаты долга к сроку на Вознесенье 147 г. служили подписанные «в вере» «на Родниках по Своим по купчим» деревня, «одворная» земля, а также две полосы шашни в другом месте и третий пай в поскотине. Сверх того Кириллу Иртегову была отдана закладная брата заимщика Козьмы «для очищенья, по чему я, Дмитрей, владел». Большая сумма денег предполагает значительные земельные угодья, заложенные Иртегову.
От 40-х годов сохранился лишь один акт — межевая запись, указывавшая грани владений К. И. Иртегова и его соседа Тараса Авдеева Козьмина738. В следующем десятилетии контрагентом Кирилла выступает во всех трех случаях знакомая нам из предыдущего изложения семья крестьян Сапегиных. Под 1650 г. значится продажа Нефедом Семеновым Сапегиным за 1 руб. дворового места «на Попове», которым он владел по купчей от Спиридона Плясунова. В документе оговорено, что участок переходит Иртегову «с назьмом», что был на этом месте739. Спустя два года брат предыдущего Сапегина — Иван — занял у Кирилла Иртегова 2 руб. с 15 ноября до Николина дня осеннего 160 г., согласившись в случае просрочки уплаты долга передать во владение Иртегова участок пашенной земли740. В 1658 г. он же позаимствовал на полгода более значительную сумму —6 руб., подписав «в вере» полосу пахотной земли741.
Не обошлись в семье Кирилла без денежно-земельных сделок и в 60-е годы XVII столетия. В 1664 г. хорошо знакомый нам Иван Семенов Сапегин одолжил у Кирилла Иртегова 3 руб. 50 коп. с 3 мая до Рождества этого года. Заклад был представлен двумя паями сенных покосов, которыми заимодавец мог пользоваться до уплаты долга уже в летнее время 1664 г742. И он им пользовался, как явствует из челобитной К. И. Иртегова 1664/65 г., притом ущерб от своза сена был им оценен в 4 руб743. Любопытно, что этот акт сохранился также в списке XVIII в., по-видимому, будучи юридическим основанием владения невыкупленным сенокосом744. Через два года Кирилл Иртегов оформил в Соли Камской заемную кабалу, которую ему дал посадский человек Петр Давыдов Пинегин. Последний писал, что занял у «уездного крестьянина» Кирилла Иванова Иртегова 5 руб. с 4 января 1666 г., обязавшись уплатить долг в том же году. Пинегин подписал «в вере» «землю пашенную и сенные покосы и с причистью». Данный документ интересен в том отношении, что он содержит сжатую, но выразительную справку о предыдущей судьбе подписанных Иртегову земельных угодий. Пинегин получил их от крестьянина Афанасия Иванова Елтышева по закладной. Но и Елтышев не был старинным хозяином этих участков. Оказывается, он стал владеть ими по закладной от городищенского крестьянина Якова Аверкиева Ярасимова. В свою очередь этот последний являлся обладателем земель «по прибытковской купчей»745.
Следовательно, угодья уже давно переходят из рук в руки путем покупки и заклада. Как обычно водилось в таких случаях, Иртегов получил последний по времени акт, удостоверяющий права владения — закладную Елтышева. В том же году Иван Семенов Сапегин одолжил у Кирилла Иртегова круглую сумму — 30 руб., заложив пашни и покосы с причистью «на Попове, против дворов за речкою»746.
На сумму, превышавшую 100 руб., совершил кредитно-ссудные операции (преимущественно под заклад земель) Кирилл Иртегов на протяжении 70-х годов XVII столетия. Из семи актов этого рода четыре касаются земельных дел и связаны с крупными денежными суммами. Чувствуется, что родниковский крестьянин развернулся вовсю, деятельно участвуя в торгово-промышленной жизни края. О состоятельности К. И. Иртегова говорит отпись, выданная ему в 1675/76 г. в уплате «ево дани три рубля на сибирские ямские отпуски и на земские мирские росходы»747.
К его мошне прибегают не только местные крестьяне. Он порой ссужает деньгами очень видных дельцов своего времени. Так, в 1671 г. у Кирилла Иртегова занял 40 руб. гостиной сотни торговый человек Андрей Иванов Анофриев. Тот самый Анофриев, который имел соляные промыслы и считался видным предпринимателем748. Заем был краткосрочным: с 6 февраля по «Великое заговенье» того же года, т. е. не более полутора месяцев. Но и вступая в контакт с человеком, чьи возможности и богатство гарантировала принадлежность к привилегированной корпорации, Кирилл не изменил себе. Все было оформлено в соответствии с бытовавшими порядками посредством закладной кабалы. Анофриев подписал «в вере» третий жребий принадлежавшей ему по купчей деревни. Кстати, он купил эту треть у небезызвестного Нефеда Сапегина, «что ему, Нефеду, от братей с делу досталось»749. К слову заметим, что через два года представитель какой-то боковой ветви рода Сапегиных (Яким Зиновьев) взял в долг у Кирилла Иртегова внушительную сумму — 20 руб., подписав пашни и сенокосы, коими владел по закладной750. Обратились за ссудой к Иртегову также братья Игнатий и Павел Алексеевы Мельковы. Первый занял в июне 1679 г. 10 руб751., второй ту же сумму в августе следующего года752. Оба займа имели короткий срок уплаты, исчислявшийся неделями. Тот и другой закладывали пашенные земли, но с той разницей, что Игнатий ставил на карту угодья, которые достались ему «с делу» от братьев после смерти отца, тогда как Павел мог лишиться приобретенного по закладной участка. В 1673 г. к Кириллу Иртегову с партнером по купчей перешел двор Василия Григорьева Уросова в Соли Камской, проданный за 10 руб753. Тогда же сестра Уросова передала К. И. Иртегову закладную кабалу в 7 руб. «за свой долг» (в подписке был двор на посаде)754.
Гостиной сотни Анофриев и в последующие годы на тех же условиях кредитовался у Кирилла Иртегова. В 1677 г. он занял 10 руб. сроком на месяц и подписал поскотину, что он получил по закладной. Участок был в межах с Елтышевыми и Плясуновыми755. Обращаем внимание на этот факт потому, что имена их нам хорошо известны в числе участников земельных сделок. Круговорот денежно-земельных дел захватывает соседей Иртеговых. Они занимают место как бы концентра этих сделок. Но вернемся к Анофриеву, ибо его отношения с Кириллом Иртеговым прослеживаются также в 80-х годах. 26 июля 1681 г. он берет у последнего 30 руб. под заклад «шутемного» поля, названного, видимо, по имени прежнего владельца «Баженовским Поповым»756. В этом десятилетии активность Кирилла Иртегова не падает, о чем говорят 10 актов на сумму, превышающую 100 руб. Опять-таки средством обеспечения получаемых у Кирилла Иртегова кредитов служит первым долгом земля — пашни, сенные покосы. В одном случае это мельничный амбар «и с местом и з берегами и наволоками», что заложил под заем 10 руб. по указанию хозяина «человек» гостиной сотни Федора Федорова Черкасова — Борис Трофимов757.
Потомки знаменитого «вожа» Сибирской дороги Артемия Бабинова — Матвей и Федор Семеновы Бабиновы — вместе и порознь занимали деньги у крепких родниковских мужиков Иртеговых. В одном случае за 10-рублевый долг Кириллу Иртегову Матвей отдал лошадь758. К 1684 г. относится сделка, вновь показывающая, насколько проблематичным был для крестьян выкуп заложенных земель. Кирилл Иртегов ссудил односельчанина Афанасия Тимофеева Перминова 9 рублями с 21 апреля по «Николин день вешний» того же года. Перминов заложил «в вере» третий пай доставшихся ему «с делу» от братьев пашенных земель к сенных покосов. Присутствовала тут обычная формула о переходе угодий к заимодавцу, если платеж просрочен. На обороте этого акта имеется следующая запись, не требующая пояснений и датированная 2 июня 1684 г.: стольник и воевода Назарий Петрович Мельницкий «велел по сей закладной кабале и по допросным речам заимщика Афоньки Перминова подписку ево, Афонькину, что в сей закладной кабале написано, у Соли Камской в приказной избе в книги записать за Кирюшкою Иртеговым, потому что он, Афонька, тое свою подписку прострочил»759. Итак, публичная власть утвердила переход земель к Иртегову. К нему же перешли угодья Якима Зиновьева Сапегина, что тот подтвердил особой «памятью»760. Заняв 4 руб., подписал Кириллу Иртегову в 1687 г. 5 переездов «сороковых» пахотной земли Афанасий Иванов Елтышев, который промышлял поставкой дров к варницам761. Один из самых крупных займов 80-х годов XVII в. у К. И. Иртегова сделал Корнил Григорьев Неклюдов (14 руб.). Залогом служила как земля (пашни, поскотина), так и двор, а кроме того — гумно762.
В эту постоянно звучащую мелодию неусыпного стяжания, идущего по восходящей линии, диссонирующей нотой врывается акт 1686 г. Он принадлежит брату Кирилла — Конону Иванову Иртегову. Документ напоминает, что, пока идет накопление земельных участков в руках Кирилла и звенят отсчитываемые при сделках монеты, его родной брат не слишком преуспевает. Конон занял у крестьянина тех же мест Ивана Ефремова Резвухина 40 руб. и «в вере» подписал большой сенной покос, примыкающий к владениям Кирилла763. От 1677 г. сохранилась купчая, согласно которой некие Тимофей Семенов и Андрей Иевлев Иртеговы-Зыряновы продали за 2 руб. Ивану Сергееву Суровцеву «место варнишное и с росолом в меньшем колодезе» у Соли Камской764. Степень их родства с Кириллом Иртеговым остается неясной.
Свыше полувека подвизался этот предприимчивый крестьянин на поприще операций с деньгами и землей. Но позже 1687 г. мы уже не встречаемся с ним. Точно неизвестно, когда он умер. Должно быть, в 1692 г., так как раздельная запись 11 июня 1692 г. его сыновей упоминает о «статках и благословенье» отца. Детям он оставил крепкое хозяйство, в котором значились многочисленные «полосы» пашенной земли, «чертежи», «займища», огородцы, сенные покосы в разных местах. Каждому из трех сыновей (Василию, Ивану и Леонтию) достались также и жилые постройки, и житницы. Поделили братья и заемные кабалы765. Богатство покойного Кирилла Иртегова делили в присутствии пяти площадных подьячих Соли Камской в качестве послухов, что само по себе указывает на значимость и особый вес имени Иртеговых не только в сельской округе.
Первым выделился брат Василий. Но до выдела, еще в 1690 г., он и Леонтий провели небезвыгодную операцию с полученным по закладной В. Уросова двором (вернее, дворовым местом) на посаде Соли Камской. Братья продали дворовое место известному солепромышленнику Ивану Иванову Суровцеву за 15 руб766. Леонтий и Иван вели дела на первых порах сообща. Уже в следующем году они показали, что дух наживы они от отца усвоили неплохо. 4 апреля 1693 г. Леонтий и Иван ссудили братьев Бабиновых 8 рублями, приняв в заклад сенокос на р. Яйве с лесом и причистью («пожня словет Остров»)767. Но постепенно первое положение в семье переходит к Леонтию. В том же 1693 г. он один предоставил недельный заем (с 24 мая по 1 июня) на сумму 6 руб. 24 алт. 2 ден. половодовскому попу Иоакиму Стефанову Чечулину. Совершая мирскую сделку, церковнослужитель принимал на себя и все вытекающие из нее обязательства. Они сводились к тому, что в случае просрочки уплаты долга поп отдавал во владение Леонтию Иртегову «сено, свой покос», которым сам владел по закладной Афанасия Елтышева768. В июле 1694 г. Леонтий Иртегов получает поступную гостиной сотни Ивана Андреева Анофриева на закладную кабалу Нефеда Сапегина769. О самостоятельных действиях Ивана Кириллова Иртегова свидетельствует лишь один акт 1695 г., когда он выдал Зотию Иванову Мелкозерову 14 руб. под заклад пашен, сенокоса и двора770. Следующую сделку от 4 ноября 1697 г. он осуществил уже после раздела, купив за 5 руб. пахотный участок родниковского крестьянина Парфена Зиновьева Сапегина771.
Последний раз выступили вместе Леонтий и Иван в 1696 г. по двум очень важным поводам. Во-первых, 12 мая 1696 г. они произвели обмен части своих земель с братьями Иваном и Артемием Никифоровыми Шерстобитовыми. Обмен касался приобретенной еще Кириллом Иртеговым земли под названием «Бердюгинское селище», вместо которой Иртеговы получали «вотчину» Шерстобитовых — сенокосы-наволоки по сибирской дороге на верхотурском волоке по речке Сурмугу «вверх и вниз и поперег всего на версту». Кроме того, им переходил стоявший там двор Шерстобитовых. Сверх обмена Иртеговы заплатили Шерстобитовым 13 руб772. Смысл данной операции можно разгадать. Через верхотурский волок шло оживленное движение. Потребности в лошадях и в корме для них всегда были велики. Надо полагать, Иртеговы решили заняться поставкой сена, делом совсем небезвыгодным.
А 3 сентября 1696 г. состоялся раздел имущества между Леонтием и Иваном. На этот раз документ составили при Покровской церкви. Отец их Кирилл был грамотен, сам прикладывал руку. Здесь за Леонтия подпись поставил поп Михаил773.
Разумеется, дробление хозяйства путем разделов понижает его мощность, до известной степени подрывает десятилетиями протекавший процесс накопления земельных и денежных богатств. Но в данном случае Леонтий продолжал играть ту же роль, что и его отец. Сменялись поколения, уходили из жизни вчерашние должники Иртеговых, но оставались завязанные ими отношения. За полгода до оформления раздела с Иваном Леонтий провел весьма крупную операцию, которая выразилась в ссуде 25 руб. крестьянину Данилу Игнатьеву Мелькову. В заклад пошла полоса пашенной земли, «что словет Онохинская». «Ся кабала и купчая» — такое условие содержалось в ней на случай просрочки платежа774. Давний заимщик Кирилла Иртегова — Афанасий Тимофеев Перминов — осенью 1699 г. обратился за кредитом к Леонтию, заняв 1 руб. 2 гривны. «В вере» он подписал пашенную землю «з озимью»775. Если этот акт был совершен на площади в Соликамске, то заемную кабалу 1700 г. на братьев Федора и Тимофея Рогальниковых, крестьян Половодовского прихода, писал местный церковный дьячок. Взяв взаймы 15 руб. 13 алт., они подписали вместо поруки свои пашни, сенокосы а также «двор с местом дворовым и поскотину»776. Причетники Покровской церкви участвовали также в составлении закладной на землю под заем 5 руб. Заимщиками у Леонтия Иртегова в январе 1700 г. выступили супруги Бартевы — Василий Андреев и Марина Сафронова777.
1 апреля 1701 г. Рогальниковы упоминаются в несколько иной связи. Они получают от Леонтия Иртегова 15 руб. с обязательством заготовить 50 сажен дров «своих варнишных еловых дубровных большого лесу». Заготовка дров предусматривала их сушку «в кострах» установленного размера, последующий «сгон» их по речке Нерестовице до Усолки. Сделка была заключена в Половодове778. Это прямое свидетельство причастности Иртеговых к обслуживанию солеваренного производства поставкой дров подтверждается другими подрядными документами. В апреле 1702 г. половодовский крестьянин Григорий Петров Зубков нанялся у Леонтия Иртегова на таких условиях: «Высетчи мне, наемщику, своими топорами и наемными людьми в Усольском уезде, в лесе, ему, Леонтью, 100 сажен дров варнишных». Доставка была также возложена на Зубкова. «А найма себе рядил я, наемщик,— говорится в акте об условиях сделки,— у него, Леонтья, от той дровяной сечки и от воски на своем хлебе и харчю со всякой сажени по 3 алтына». Условленную плату (9 руб.) Зубков полностью получил «вперед»779. Здесь можно предполагать явление, которое позже называли «обзадатчиванием». Насколько увязал в долгах Зубков, показывает другой акт, составленный 28 июня того же года. До 1 сентября 1703 г. он занял у Леонтия Иртегова 10 руб. Гарантией тут служила уже не работа. Зубков заложил Иртегову «двор с хоромы», огордцы (капустник и конопляник), пашни, сенокосы — одним словом, как записано в заемной, «все без остатку»780. Кажется, нелегко более красноречиво выразить положение Зубкова, стоявшего на грани лишения каких-либо средств производства.
Леонтий Иртегов, участвуя в поставке дров к варницам (в этом теперь сомнений нет), не забывает и полевого хозяйства. Своих должников он превращает в полуполовников-полунаймитов. Разобранный выше случай тому наглядное свидетельство. Григорий Зубков на своих лошадях должен был пахать «исполу» те земли, которые подписал Иртегову. Семена предоставлял заимодавец — «меру ржы, а весною к вешнему севу посеять ярового хлеба две меры овса да четверик ячмени»781. Годом ранее испольную запись Леонтию Иртегову дал крестьянин Верхурольского погоста Василий Андреев. В этом случае земля и семена — Иртегова, лошади и работа — Андреева. Последний обязался хлеб с поля снимать «своими работными людьми». При дележе хлеба хозяин получал преимущество «взять любая половина». Срок работы был установлен в 3 года. О прежних отношениях Андреева с Иртеговым говорит следующий пункт акта: «А что заложил я, Василей, ему, Леонтью, селышко шудем, и с тово селышка трава снимать мне, Василью, на себя, по коих мест на него, Леонтья, пополам пашу»782.
Последовательный и почти непрерывный ряд актов архива Иртеговых обрывается на 1703 г. Верхусольский крестьянин Петр Герасимов Мельков занял у Леонтия Иртегова 3 руб. с 4 апреля до Ильина дня 1703 г., заложив до срока огородец-конопляник783. Однако традиции этого крестьянского рода, по-видимому, продолжались и в последующее время. Под 1740 г. значится заемная кабала, которую дала Василию Никонову Иртегову крестьянка деревни Родников Агриппина Степанова Трифановых. Она заложила за 6 руб. «огородец дваровое место свою треть». Безнадежность выкупа выражена одной, как бы между прочим оброненной фразой акта, где огородец вдруг назван «продажным»784. Агриппина имела земли в межах с другими Иртеговыми — Кононом и Павлом. Еще убедительнее в этом смысле звучит другой документ — расписка от 8 февраля 1737 г., которую дал Емельян Леонтьев Иртегов (по всей видимости, сын известного нам Леонтия) своему племяннику Леонтию Алексееву Иртегову. В ней упомянуто семь крепостей, по которым дядя владел различными угодьями785. Как видим, все повторяется, вплоть до имен.
Итак, знакомство с материалами архива крестьян Иртеговых позволяет сказать, что товарно-денежные отношения в деревне Соликамского уезда в XVII — первой половине XVIII в.— обычное явление. Продажа, заклад и другие формы отчуждения земельных угодий в среде крестьян имеют глубокие корни. Влияние крупного солеваренного центра вовлекает в орбиту денежно-земельных сделок различные слои деревни, содействуя выделению предпринимательской верхушки и разоряющейся части сельских жителей. Вряд ли можно сомневаться, сколь был значителен реальный вес таких крепких, прижимистых и оборотистых мужиков, как Иртеговы. Они выступали хозяевами положения в деревне, подчиняя ее своему влиянию. Иртеговы пользуются теми средствами, которые считают вполне приемлемыми для достижения целей наживы. Раздачу денег в долг, ссудные операции они сочетают с приобретением земельных угодий, обеспечением рабочей силой своих подрядных дел и полевого хозяйства. Всюду они пытаются извлечь выгоду, барыш, сколь бы архаичны ни были их методы. Иртеговы являют собой пример того вируса раннебуржуазных отношений, который плодится на ниве патриархальнонатурального уклада жизни крестьянства, разлагая его и создавая условия для новых социальных отношений. Сказать об Иртеговых, что они всего-навсего ростовщики, было бы не совсем верно. Ведь эти крестьяне, используя рычаги ростовщического капитала, не ограничиваются данной сферой. Ссудные операции являются необходимым звеном в их предпринимательской деятельности, имеющей прямое отношение к производству. Хотя концентрируют они в своих руках землю и в немалых для мелкого крестьянского хозяйства масштабах, главный интерес их лежит в другой области. Деньги, деньги и еще раз деньги — вот главное. Иначе говоря, приобретение земли при наличии денег, своего рода «тяга к земле» как наиболее гарантированному от всяких превратностей судьбы приложению капитала, не было единственной тенденцией у зажиточной верхушки черносошной деревни. Характеризуя историческую эволюцию частного землевладения в России, В. И. Ленин кратко резюмировал ее следующими словами: «Убывает власть земли, растет власть денег»786.
Для сравнения положения черносошных и частновладельческих крестьян с точки зрения возможности распоряжения земельными угодьями возьмем более близкий пример — строгановских крестьян. Согласно раздельной записи 1629 г., Андрея, Петра и Ивана Строгановых, братья условились, что «крестьяном нашим дворов своих и лавок, и земли, из трети в треть не продавать в чужую отчину, а кто будет и купит у чюжего крестьянина, и та купля не в куплю»787. Судя по контексту, внутри каждой трети запрещение имущественно-поземельных сделок для крестьян не оговорено. Возможно, они имели место, что отвечало бы до некоторой степени всему социальному окружению строгановских вотчин — черносошной деревне, где свободнее решались такие дела.
Возможность реконструкции архивов родов недворянского происхождения становится вполне реальной, если вспомнить, что еще Г. И. Спасский в середине прошлого века издал «Чердынские юридические памятники с 1606 по 1718 год», среди которых было до двух десятков документов (купчих, закладных, вкладных, платежных отписей, челобитных и др.) семейства Углетцких (Углечаниновых) Поповых788. Недавние генеалогические разыскания Н. Е. Носова о крестьянских династиях Двинского края XVI—XVIII вв. еще более укрепляют уверенность в плодотворности собирания воедино материалов отдельных семей крестьян Поморья789. И, наконец, самый свежий пример: В. А. Оборин обнаружил в фондах Чердынского краеведческого музея документы, относящиеся к двум крестьянским родам конца XVI—XIX столетий — десятки различного рода актов. В дальнейшем было бы целесообразно подготовить издание материалов таких родовых архивов крестьян русского Севера.
***
Общий вывод, который можно сделать на основе рассмотрения особенностей феодализма на Урале и в Западной Сибири XVII—начала XVIII в., состоит в следующем. При сохранении зависимости черносошного крестьянина от крепостнического государства феодальные отношения на восточных окраинах имели смягченный характер. Здесь были слабы позиции крупного феодального землевладения. Оно в это время не поощрялось здесь центральной властью. Крепостничество, захлестнувшее центр Европейской России, прививалось на востоке далеко не в таких масштабах. Сосуществование укладов жизни русского и аборигенного населения открывало возможности для мирного хозяйственного и культурного общения.
Крупными землевладельцами здесь были из частных лиц только Строгановы. Церковно-монастырское землевладение не успело развиться до значительных пределов. Сословные перегородки в этих краях были слабее, чем в других районах страны.
Земельная мобилизация в среде мелких землевладельцев (крестьян и посадских) ускорилась вследствие роста товарно-денежных отношений, приводя к поляризации уральской и западносибирской деревни и возникновению раннебуржуазных отношений. Разорение части крестьян, выделение зажиточного слоя «хозяев деревни» чувствуется сильнее вблизи крупных промышленных центров (например, Соли Камской).
В заключение считаем целесообразным высказаться относительно сути феодальных отношений с того момента, как они включили крепостное право в качестве общегосударственной узаконенной нормы. Автор этих строк не считает возможным рассматривать вторую половину XVII и большую часть XVIII столетий порой высшего расцвета феодальной формации в России, эпохой ее особой прочности и всемогущества. Граничащая с рабством крепостная зависимость крестьян позволила феодальной формации найти новые рычаги выжимания прибавочного труда и прибавочного продукта из крестьянской массы. Но по существу апогей крепостничества выразил глубокие и резко обострившиеся противоречия в феодальном обществе, а следовательно, как справедливо заметила М. В. Нечкина, обозначил «нисходящую» стадию феодализма. Как общественно-экономический организм феодальный строй той эпохи уже не прогрессировал. Развивались отдельные стороны его, лучше приспособившиеся к изменяющимся условиям. Так, горнозаводская промышленность Урала в течение XVIII в. сделала большие успехи на базе в значительной мере крепостного труда. Однако следует напомнить, что продукция уральских заводов охотно приобреталась казной и в широких размерах шла на экспорт. Ей был обеспечен емкий рынок сбыта.
Отмечая особенности феодальных отношений на окраинах, автор не склонен их абсолютизировать. Речь идет не столько о принципиальных различиях, сколько о степени развития, глубине и оттенках изучаемых процессов, общих для России в целом.
684В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII—начале XVIII века. М.—А, 1946, стр. 34—43, 77, 88.
685АИ, т. III, № 138, стр. 225—226.
686Государственный архив Челябинской области, ф. 627 (Музея местного края), оп. 1, д. 187, лл. 1—6.
687М. М. Богословский. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в., т. I. М., 1909, стр. 58—61.
688АИ, т. V, № 174, стр. 305—306; № 198, стр. 345—346; № 264, стр. 481 — 486.
689ВПИ, ОП. 1, стб. 15, Л. 118.
690ЦГАДА, Кунгурская земская изба, д. 2, лл. 651 об.— 652.
691Там же, д. 3, л. 82 об.
692СП, ОП. 5, Д. 893, Л. 13.
693ЦГАДА, Кунгурская земская изба, д. 4, л. 371 об. За 3 руб. продал в том же году свой участок в дер. Таз крестьянин Никита Черепанов (СП, оп. 5, д. 893, л. 10).
694В. Н. Шишонко. Пермская летопись, период пятый, ч. 3, стр. 516—517.
695ЦГАДА, Кунгурская комендантская канцелярия, д. 10, лл. 71—72 об.
696СП, оп. 5, кн. 805 и др.
6973. А. Огризко. К вопросу о собственности черносошных крестьян на землю (XVI—XVII вв.).— «Ежегодник Государственного исторического музея. 1962 год». М., 1964, стр. 212—213.
698ВВИ, карт. 6, № 4, лл. 1—2 об.
699А. А. Введенский. Дом Строгановых в XVI—XVII веках. М., 1962, стр. 13— 14.
700На это обстоятельство автор обратил внимание в статье «О земельных сделках уральских крестьян в XVII в.» («Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран». Сб. статей к 70-летию академика М. Н. Тихомирова. М., 1963, стр. 219—224). Но тогда он, естественно, не мог знать, что спустя год в фонды Кунгурского краеведческого музея поступит богатая коллекция частных актов XVII — начала XVIII в., среди которых находился целый архив крестьянской семьи Иртеговых. Только летом 1967 г. нам удалось познакомиться с этим интереснейшим комплексом документов. Недавно появилась в печати первая специальная публикация крестьянского архива, принадлежавшего семье жителей Яренского уезда Артемьевых-Хлызовых (Н. П. Во~ скобойникова. Родовой архив крестьянской семьи Артемьевых-Хлызовых.— «Археографический ежегодник за 1966 год». М., 1968, стр. 384—406. Подборка включает 25 документов). Чрезвычайно интересную источниковедческую работу в историко-генеалогическом направлении выполнил Н. Е. Носов, который проследил судьбу отдельных крестьянских династий на протяжении XVI—XVIII вв. (Н. Е. Носов. Опыт генеалогических изысканий по истории зарождения крестьянских торгово-промышленных капиталов в России («Лучшие люди» и «торговые мужики» двинских актов XVI в.).— «Вспомогательные исторические дисциплины», т. I. А., 1968, стр. 227—269); он же. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969, стр. 240—284.
701Госархив Пермской области, Коллекция документов XVII в.
702Такие отметки встречаются и на некоторых других привлеченных нами актах из архивохранилищ Перми.
703Госархив Пермской обл., Коллекция документов XVII в.
704В 1688 г. упоминается продажа на Егве 3 переездов пахотной земли за 3 руб., т. е. цена десятины— 1,5 руб. (там же).
705Госархив Пермской области, Коллекция документов XVII в.
706ЦГАДА, ГКЭ, оп. 17. Соликамский уезд, № 11286, л. 1.
707Там же, № 11287, л. 1.
708Там же, № 11330, л. 1.
709В. А. Оборин. К истории крестьянской колонизации Верхнего Прикамья в XVI — первой половине XVII в.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1964 год». Кишинев, 1966, стр. 109—11О.
710Вс. Удинцев. История займа в России. Киев, 1908, Приложения. Еще один акт цыдвинской группы выявлен в ЦГАДА (Чердынская приказная изба, д. 4, л. 1).
711Госархив Пермской области, Коллекция документов XVII в.
712Об Иртеговых и их контрагентах см. ниже.
713ПОКМ, Коллекция 11101, № 123.
714ЦГДДА, Государственные и частные акты поместно-вотчинных архивов XVI—XIX вв., оп. 2, разд. Разные акты, 1573 г., № 1, л. 1.
715ЦГАДА, ГКЭ, оп. 17. Соликамский уезд, № 11154, л. 1.
716Там же, № 11160, лл. 1—2.
717Там же, № 11178, л. 1.
718ПОКМ. Коллекция 11101, № 143.
719Госархив Пермской области, Коллекция документов XVII в.
720ЦГАДА, ГКЭ, оп. 17. Соликамский уезд, № 11243, лл. 1—3.
721Там же, № 11310, лл. 1—2.
722Там же, № 11399, 11401, 11402, 11404, 11407, 11416.
723Там же, № 11435, 11437.
724В. Н. Шерстобоев. Илимская пашня, т. II. Иркутск, 1957.
725С копийными материалами Иртеговых из фонда А. А. Дмитриева в Госархиве Пермской области, а также из фонда редкой книги Пермской областной библиотеки им. А. М. Горького меня любезно познакомил В. А. Оборин, которому выражаю свою признательность. Подробнее о судьбе архива Иртеговых см. статьи В. А. Оборина и автора этих строк в «Уральском археографическом ежегоднике за 1970 г.» (Пермь, 1971). В том же издании Е. Н. Полякова опубликовала пять актов Иртеговых из коллекции Кунгурского краеведческого музея. Ей же принадлежит палеографическое описание документов XVII—XVIII вв. этого музея («Ученые записки Пермского университета», т. 137, вып. 1. Пермь, 1965).
726Н. П. Воскобойникова. Родовой архив крестьянской семьи Артемьевых-Хлызовых, стр. 384—406.
727Путеводитель по Архиву Ленинградского отделения Института истории». м.—Л., 1958, стр. 260—261.
728Там же, стр. 333—334.
729Там же, стр. 320—321.
730ЦГАДА, ГКЭ, оп. 17. Соликамский ve3fl, № 11266, л. 1.
731Там же, № 11304, л. 1.
732Там же, № 11314, л. 1.
733Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л 22 об.
734Кунгурский краеведческий музей (далее — ККМ), Коллекция рукописей, № 52. «Уральский археографический ежегодник за 1970 г.», стр. 244.
735Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 11 об.
736ЦГАДА, ГКЭ, ОП. 20, № 14403, л. 1.
737ПОКМ, Коллекция 11101, № 131.
738ККМ, Коллекция рукописей, № 66 (далее указания на эту коллекцию в ссылках опускаются, приводится только номер единицы хранения).
739ККМ, №67.
740Там же, № 61.
741Там же, № 49.
742ПОКМ, Коллекция 11101, № 123.
743Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 24.
744ККМ, № 55.
745Там же, № 80.
746Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 19.
747Там же, л. 25.
748Н. В. Устюгов. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII веке, стр. 65 и др.
749ККМ, № 65.
750ККМ, № 19.
751Там же, № 17.
752Там же, № 82.
753Пермская обл. библиотека им. А. М. Горького, фонд редкой книги, д. 61593, л. 45—45 об.
754Там же, л. 46 об.
755ККМ, № 57.
756Там же, № 8; «Уральский археографический ежегодник за 1970 г.», стр. 245.
757ККМ, № 82.
758Там же, № 51.
759Там же, № 73.
760Там же, № 36. Ср. Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 17 об.— закладная Я. 3. Сапегина в 20 руб.
761ККМ, № 29, 76. Он занимал деньги также у крестьянина Петра Анисимова Мелькова (там же, № 54).
762Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 19 об.
763ККМ, № 74.
764Пермская областная библиотека, фонд редкой книги, д. 61593, лл. 5 об.— 6.
765ККМ, № 31; «Уральский археографический ежегодник за 1970 г.», стр. 247—250.
766Пермская областная библиотека, фонд редкой книги, д. 61593, лл. 42—43 об.
767ККМ, № 48.
768Там же, № 60.
769Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л. 17.
770Там же, л. 21—21 об.
771Там же, л. 25.
772ККМ, № 72. Ср. «Уральский археографический ежегодник за 1970 г.», стр. 251.
773ПОКМ, Коллекция 11101, № 127.
774ККМ, № 59.
775Там же, № 69.
776ККМ, № 26.
777Госархив Пермской обл., ф. А. А. Дмитриева, д. 33, л 21.
778ККМ, № 44.
779Там же, № 53.
780Там же, № 68.
781Там же.
782Там же, № 37.
783Там же, № 45.
784Там же, № 18.
785ПОКМ, Коллекция 11101, № 129.
786В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 61.
787ДАИ, т. II, № 56, стр. 95—96.
788«Временник МОИДР», кн. 25. М., 1857, отд. II, стр. 113—118 (предисловие), 119—154 (тексты).
789Н. Е. Носов. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969, стр. 240—284.
<< Назад Вперёд>>
