2. Простая капиталистическая кооперация
На важность конкретно-исторического исследования вопроса о простой капиталистической кооперации справедливо указывалось в монографии А. М. Панкратовой835, а также при обсуждении коллективного доклада группы историков «Переход от феодализма к капитализму в России»836. Некоторый материал в этом направлении был под углом зрения генезиса капитализма обобщен другой группой исследователей837. Но совершенно очевидно, что это лишь начало большой работы по сбору и изучению материала, относящегося к простой кооперации в XVII столетии. Для избранного предметом изучения района мы также попытаемся рассмотреть данную тему.
Понятно, что генетическая связь очагов мелкого товарного производства838 с простой кооперацией почти безошибочно может указать географию и отрасли хозяйства, где эта форма получила распространение.
Если взять металлургию, то здесь обнаруживается, что мелкие предприятия типа кузниц, домниц и плавильных горнов не исчерпывали всех видов производства. Там, где существовали вододействующие устройства, они требовали для своего обслуживания нескольких человек, равным образом, как и укрупненная мастерская с однородным оборудованием. Водяное колесо, пест «для тянутия железа» и прочие железоделательные снасти были у крестьянина Ивана Порошина в начале XVIII в839. Предполагать здесь непременно семейную кооперацию (хотя она в определенных условиях может быть зародышем кооперации капиталистической) вовсе необязательно.
Семейная кооперация, без сомнения, была у посадского человека Соли Камской Андрея Простокиши. Как доносили в приказную избу зимой 1659 г. власти Пыскорского монастыря, Простокиша с детьми «вверх по Лысьве речке на левой стороне на монастырской земле руду железную крадом копали и леса секли и жгли, и вотчину монастырскую пустошили»840. В следствии по этому делу ответчик нигде не назван кузнецом, что позволяет думать о специализации Простокиши на выплавке железа без обработки его в кузнице. О наемных людях источники в данном случае ничего не говорят. Но вот крестьянин уральской деревни Советной Иван Немтиных нанимал работников для рудокопного дела и углежжения. Сам он торговал железом собственного производства841.
Раскопки Орла-городка в вотчинах Строгановых показали, что там существовала довольно крупная мастерская по выработке глиняной посуды, изразцов, игрушек, черепицы, где было занято не менее 4 мастеров842.
В строительном деле практика подрядных работ внедрилась во второй половине XVII — начале XVIII столетия почти повсюду. Наемных работников при возведении церковных зданий использовал подрядчик — ярославский крестьянин князя С. Ф. Борятинского. Он заключил письменные договоры с четырьмя работными — «кирпищиками», обязавшись поставить 300 тыс. штук кирпича. Кроме того, подрядчик должен был нанять людей для заготовки дров и землекопов843. В 1698 г. наряду с большими казенными работами по строительству каменных сооружений в Верхотурье, к которому привлекли каменщиков и кирпичников из Москвы и местных жителей (стрелецких и крестьянских детей), действовали частные кирпичные подрядчики В. Резанцев и Лев Петелин. От них казна получила 200 тыс. штук кирпича844.
Впрочем, и московские мастера (их было 23 человека) прибыли в Верхотурье не совсем на правах записных ремесленников. Их старший — Тимофей Гусев — назван так: «Каменного, известного, кирпишного и черепишного дела подрятчик и подмастерье». В Сибирском приказе с ними заключили договор, условия которого не всегда выполнялись на месте. Гусев «с товарищи» не раз бил челом о выплате денег за работу. Уговорное жалованье составляло в год на человека 15 руб. денег, 4 чети муки ржаной; круп, толокна и солода по осьмине, по пуду соли и по 200 язей. Наверное, московские мастера прокляли этих самых язей, так как деньги им в Верхотурье кое-как выплачивали, а за отсутствием в казне язей и прочей рыбы долгое время тянули с денежной компенсацией.
Для работ по выделке кирпича, извести, а также в кузницах использовались кроме крестьянских и стрелецких детей заключенные в тюрьме колодники — «посидельцы», в том числе двое присланных из Москвы. По уровню оплаты они не отличались от стрелецких и крестьянских детей — в среднем 3 ден. человеку в день. Для поощрения «прилежания» власти имели право платить «смотря по работе». Для не вышедших на работу по болезни, при отлучке без спроса и т. п. (уважительность причины во внимание не принималась) существовали вычеты за прогульные дни845. 8 октября 1699 г. поступила жалоба, которую подали «верхотурские работные люди наемщики» Петр Сибиркин и другие от имени всех работных людей на сына боярского Максима Чернышева. Помимо злоупотреблений должностных его упрекали в том, что он «пил и ел их, работных людей, хлеб и соль, а в артиль в харч ничего не клал»846.
В том же году крестьянин Арамашевской слободы Малыгин взялся за подряд на поставку извести-«кипелки». Он привлек «известного подмастерья» — жителя Невьянского Богоявленского монастыря Андрея Васильева, который должен был «скласть вверх Турыреки каменную известную печь... И зделав тое каменную печь ...выжечь из моего (Малыгина.— А. П) готового камени. А выжечь тое известную печь наготово добрую, кипелку, чтоб на каменное строение та известь была годна»847. Видимо, Васильев являлся субподрядчиком. Нет данных о числе наемных работников на этом предприятии, но по аналогии с казенным «известным делом», где было 30 работных, также можно предполагать наличие не одного десятка людей848.
В феврале 1697 г. конный казак Дмитрий Иванов Ожегин и ямской охотник Федор Павлов Соколов приняли на себя подряд, связанный с переустройством торговых помещений в Тюмени. За крупную сумму 120 руб. они обязались построить 21 лавку и починить 9 погребов. Казна снимала с себя заботы о материале и его доставке. Аванс составил 70 руб849.
Согласно подрядным записям начала XVIII в. по Тюмени, можно сказать, что некоторые работы по значительности объема и краткости сроков, без сомнения, требовали кооперированного труда.
С 18 июня по 1 августа 1712 г. для приказной избы должны были изготовить «своею работою, из своего лесу и лубья 60 саней-пошевней добрым мастерством» посадский Никифор Галкин и оброчные крестьяне Максим Шмурыгин с Антипой Паутовым (сумма подряда, взятая вперед,— 12 руб.)851. В еще более краткие сроки (с 24 июня по 1 августа 1712 г.) обязались трое тюменских жителей изготовить 1200 веревок по 10 аршин каждая852. Достойно внимания, что указанные подряды заключаются в самое горячее для сельского хозяйства время.
Строительство речных судов (дощаников, каюков, лодок, паузков и пр.) привлекало множество плотников и других специалистов на Каме, ее притоках и на Туре. Казна во второй половине XVII в. переходит к подрядному способу организации работ в Верхотурском уезде; повинность по присылке плотников из Поморья отменяется. Теперь администрация ограничивается денежными расчетами с подрядчиками и приемом готовых судов. В договорах равнение идет на суда-дощаники, которые делают для торговых людей; их берут за образец853. В Туринске, согласно отписке тамошнего воеводы, «торговых дощаников не делают»854. Масштабы строительства судов в Верхотурском уезде можно проиллюстрировать следующими показателями. В 1624/25 г. здесь было изготовлено 26 лодей, 21 дощаник, 2 струга, 25 лодок855.
«Судовой отпуск» 1640 г. свидетельствует, что на верхотурском плотбище строили 66 дощаников и 3 лодьи, в Тагильской слободе — 2 дощаника, в Невьянской — 9 дощаников, в Ницынской — 2 и в Ирбитской — 1 дощаник. «А взято... с Верхотурья и из Верхотурского уезду для гребли с торговых людей в прибавку кыногородным и верхотурским служивым людем гулящих и ярыжек 287 человек»856. За 178 (1669/70) г. в расходе было на судовое дело 32 325 штук гвоздей четвертных (в остатке 32 500), скоб — 51 320 (в остатке — 5500), 1270 листов белого железа (остаток 307). На следующий год предполагалось закупить для тех же нужд 67 тыс. скоб судовых и 1300 листов белого железа857.
«Дощаничные уставщики» встречаются в Тюмени как организаторы постройки судов для казны. Они нанимают людей, добывают материалы, ведут денежные расчеты. Власти в целях перестраховки стремятся связать «уставщиков» и дощаничных работников круговой порукой. Такие записи сохранились в делопроизводстве тюменской приказной избы конца XVII в. От 10 до 15 человек включалось в каждую такую запись — один «уставщик», остальные — работники858. Наем плотников для поделки казенных кочей «с карбасами» (каждый из кочей оценивался в 36 руб.), а также дощаников отмечен в Тюмени уже в 1636 г. Тогда здесь строили 12 судов. Лес возили издалека — с Исети859. В 1690 г. уставщики (почти все крестьяне) предъявили к приемке 8 дощаников860.
На Исети в 1693 г. у «барошных плотников», подряжавшихся строить суда казны и частных лиц, были, по их словам, «барошники», «которые у нас в наймах». Между казенным ведомством и частными заказчиками существовала конкуренция, которую власти пытались подавить весьма просто. Распоряжение тобольского разрядного воеводы предписывало «у старост крестьянских подряжатца наперед делать государьские дощаники... и после того подряжались у всяких чинов охочих людей»861. В тюменской книге записи подорожных за 1708 г. есть данные о поездке в слободы дощаничных подрядчиков из Тобольска «для подряду государевых дощаников и лодок в ямышевской отпуск»862.
Ранее упоминалось о значительном судостроении в Прикамье. Занятые здесь на изготовлении казенных судов под соль артели плотников и наемных лодейных работников получали отсрочку от явки в суд по предъявленным им искам863. Коль скоро зашла речь об этом районе, уместно сказать, что вербовка наемных работников для обеспечения строительства судов, заготовки леса, дров для варниц осуществлялась здесь различными путями. Один из них — публичное оглашение через «бирюча». Так поступил в 1685 г. гостиной сотни Владимир Черкасов. Он добился содействия приказной избы «велеть в Чердыни бирючю клич кликать по многие дни, чтоб чердынцы посадцкие и уездные люди ехали в Зырянские усолья к промышленному гостиные сотни к Володимеру Черкасову подряжатца из лесов к варнишным промыслом дров возить». Бирюч должен был объявлять, между прочим, что «о наймех договор с ними (желающими.— А. П.) будет в Зырянских усольях повольными ценами». Для вящего впечатления соответствующее распоряжение приказной избы было закреплено печатью воеводы Назария Петровича Мельницкого864. Что наем совершался не только индивидуальный, на это указывает память соликамской приказной избы от февраля 1699 г., в которой поименованы должники посадского человека Федора Труфанина, не выполнившие дровопоставок865. Их было 14 человек чердынских крестьян.
До сих пор в литературе главное внимание обращалось на организуемые казной почти ежегодные экспедиции «по соль» к Ямышевскому озеру, в которых участвовали десятки и сотни служилых людей866. Добытая соль поступала в распоряжение тобольской приказной избы. Но очень рано (в 1624 г.) упоминаются экспедиции торгово-промышленных людей для добычи самосадочной соли на этом озере. В этом году кроме 19 казенных судов там было 4 судна торговых людей. С них взыскали десятой пошлины 291 пуд соли. Служилые люди кроме нагрузки «государевых» судов урывали время нагрести кое-что и для себя. Это хотя и не поощрялось, но и не преследовалось. Из экспедиций некоторые служилые привозили «собинную соль»867.
К слову сказать, нельзя начисто исключать из поля зрения казенное предпринимательство, ибо и в нем имели место элементы как простой кооперации, так и мануфактуры с применением наемной рабочей силы. Столь же очевидно, что для нас это предпринимательство представляет второстепенный интерес. Но уловить достаточно четкий рубеж, где кончается казенное дело и где начинается частное предпринимательство, не всегда удается. Это и понятно, ибо жизнь вырабатывала некие переходно-смешанные формы, в которых причудливо переплетались крепостнически-принудительные начала с явлениями другого свойства и происхождения. Мы до некоторой степени с подобным положением вещей уже познакомились, когда говорили о строительном деле и сооружении судов. Но и в других отраслях производства это имело место.
Расходные книги верхотурской приказной избы за март — апрель 1628 г. отразили выдачу денег на проведение изыскательских работ по разведке месторождений слюды. К этой операции имело причастность немало людей, связанных на какое-то время одной задачей. Жерноковы Михаил Пряничников и Завьял Кулаков, а также гулящий человек Дунайка Иванов получили «корму» на 7 дней по 6 ден. каждый (в сутки) за то, что «посыланы с Ондреем Перхуровым для слюдново сыску». Казенный четвертак (8 алт. 2 ден.) пошел на сапоги, «что куплены вагулятину Тилянку за то, что он указывал слюду». 8 апреля, тогда же, что и «вагулятину», гулящему человеку Ивану Семенову Двинянину выдали 8 ден.— «что делал в кузнице слудную снасть»868.
А в 1663 г. из Москвы послали в верхотурские края группу стрельцов под началом Ивана Блинова для сыска серебряной руды, по слухам имеющейся близ озера Вагран. С ними из Чердыни был снаряжен серебряник Андрей Вятчанин в сопровождении других «знающих людей», а также шесть человек «работников чердынцов наемных людей» (Мокей Свирепов и др.)869. На иных основаниях приступил к разведке медной руды верхотурский воевода, энтузиаст рудознатного дела Максим Стрешнев в 1645—1646 гг. Не дожидаясь, когда к нему прибудут мастера с Пыскорского медеплавильного завода, Стрешнев нарядил поиски медной руды своими силами. С ним был только «подплавилыцик» Пыскорского завода Данила Володимеров Кашинец, на которого возлагал надежды воевода как на эксперта. Кроме подплавильщика Стрешнев отправил своих сыновей, Григория и Петра, подьячего приказной избы и др. В горе над рекой Тагилом, где ранее были обнаружены признаки медной руды, стали «копать и итти вглубь шахтою». Прошли две сажени «печатных» — наткнулись на «камень крепкой с продушинами, а в продушинах зелень и тот камень с зеленью ж». Однако вследствие отсутствия горных мастеров и малолюдства «пробить того камени было некем». Одновременно велись крепежные работы — шахту «забирали... дранью». Этим занимались мельник казенной мельницы Клим Михайлов и винокур Антон Зиновьев. «А шахту копали люди воеводы Максима Федоровича Стрешнева Офонька Лукьянов да Васька Татарин с товарыщи 10 человек»,— докладывали участники экспедиции. Попытка зайти с другой стороны, где прошли шахту глубиной 3 сажени, окончилась также неудачей: «Дошли до диково камени». Но «опыт» медной руды в приказную избу был привезен для пробы870. В этом случае ни слова о привлечении наемных работников нет. Воевода не пожалел своих «людей», нарядив их на работу. Но, видимо, такой путь «крепостной кооперации» в рудознатном деле был скорее исключением, чем правилом. В 1654/55 г. последовали новые правительственные распоряжения о поисках руд в Сибири. К этому времени относится начало казенного железоделательного производства в Арамашевской слободе, куда высылали для работы десятки гулящих людей, а также кузнецов из слобод, выплачивая им дневное вознаграждение по 8—10 ден871.
Конец 60-х — начало 70-х годов ознаменовались одной из самых внушительных поисково-разведочных экспедиций на Урал, имевшей целью выявление и начало разработки месторождений серебра. Первоначально дело вел московский подьячий Михаил Петрович Селин, которому придали рудознатного мастера Христиана Дробыша «с товарищи». Руководители экспедиции не поладили. Селин обвинял иностранного мастера в нерадении и задержке работ. Рудознатец, погубив в болоте на волоке лошадь, сослался на повреждение ноги и не желал из Верхотурья ехать сухим путем. Чтобы не «сердить» мастера, изрядно художничавшего со своей свитой в русских деревнях (стреляли не только в кур, но и в людей из пищалей, били извозчиков и т. п.), Селин отпустил его в Тобольск, чего тот и добивался872. В 1670/71 г. московский подьячий руководил работами на Уральских горах (кстати, здесь едва ли не раннее название этих гор «Уралкамнем»)873. С ним дела правил небезызвестный сын боярский Сергей Кубасов. На недоуменно-надменный вопрос верхотурского воеводы Федора Григорьевича Хрущева, почему сам Селин не поехал за получением денег для экспедиции, Кубасов ответствовал, что тот «грамоте не умеет»874. Позже во главе экспедиции поставили думного дворянина Якова Тимофеевича Хитрово, наделив его широкими полномочиями. Он одновременно получил воеводский чин, и местные воеводы, не говоря о приказчиках, были обязаны всемерно способствовать рудокопному делу и выполнять связанные с ним требования Хитрово. При нем был подьячий с приписью Еремей Полянский из Приказа Тайных дел, что подчеркивало особую значимость и ответственность порученного экспедиции дела. Работа продолжалась и в 1672—1673 гг. Ее размах иллюстрирует хотя бы тот факт, что в мае 1673 г. только из Верхотурского уезда «к Уральским горам» было наряжено 90 крестьян. Туда же отправили подводы875. В то же время из одной Тюмени в распоряжение Хитрово послали 31 служилого человека. Среди них было несколько детей боярских, неотлучно находившихся у промысла и в 1674 г876. Среди своих служб тюменские рейтары (66 человек) упомянули о посылке «в слободе вверх по Исете реке и на Уральские горы, для серебряные руды»877. Как обычно водилось в то время, обеспечение этой экспедиции рабочей силой осуществлялось за счет привлечения крестьян по разнарядке. Деньги и продовольствие на содержание работников предоставляли крестьянские «миры». Земские старосты, уполномоченные на то крестьянами, производили поборы на оплату новой повинности, следили за периодичностью смены работников на Уральских горах. Денежные расходы «мира» на одного работника выражались в 6—10 руб. за полгода. Кроме выбранных в порядке отбывания повинностей, существовала категория «наемщиков», которые добровольно за уговорное вознаграждение соглашались работать в экспедиции Хитрово. Их было немало. 25 ноября 1672 г. в ирбитской судной избе приказчику Илье Будакову подали сказку тамошние крестьяне Алфер Мелентьев, Павел Кириллов, Иван Никитин и др. «В прошлом в 180-м году,— значилось в сказке,— наймовались они... у прошлово старосты у Онтипы Петрова и у всех ирбитцких крестьян в подводы на Уральские горы на 19 лошадях» — всего 19 человек. Из той же слободы на срок с 20 марта по 20 сентября 1673 г. отправились к Уральским горам 11 крестьян — «а наняты те работники от ирбитцких крестьян ото всего миру...»878.
Расходы крестьянских общин, предназначенные на оплату работников, были огромными. В июне 1673 г. крестьяне восьми волостей Верхотурского уезда выплатили работникам 802 руб. 50 коп. «подмоги и найму» (но не за весь год)879. Работа в экспедиции была нелегкой, почему работники часто бегали; их ловили, наказывали и опять посылали к Уральским горам880. Должно быть, понимая это, правительство приняло некоторые успокоительные меры. 5 апреля 1673 г. пришла в Верхотурье грамота Сибирского приказа, в которой, согласно изложению воеводы, говорилось: «Велено верхотурским и Верхотурского уезду слобод работником, которые были у рудных гор, давать из... великого государя казны корм, как дают иным работником, не описываясь о том к тебе, великому государю, ничем, чтоб им в том оскорбления не было». Однако местные власти оказались более правоверными крепостниками, чем центральное правительство. Воевода Хрущев отписал в Москву, что «с Верхотурья... и Верхотурского уезду из слобод работники в нынешнем во 181-м году посланы ис пашенных и оброчных крестьян выборные, а иные наемные». Работникам «давали подмог крестьяне меж собою по договору, а наемщиком наем», вследствие чего им всем «из ...казны кормовых денег дать не доведетца»881.
Одновременное пребывание множества людей близ Уральских гор на рудных разработках дало повод рассматривать возникшие там временные поселения как «новой Уральской городок»882. Подробное изучение деятельности экспедиции Хитрово могло бы составить предмет особой работы, тем более, что сохранилось большое число документов, относящихся к ней883, а в литературе об экспедиции имеются лишь беглые упоминания.
В конце XVII в. на рынках центральных уездов страны, включая столицу, появилась «многая сибирская слюда... в привозе и в продаже»884. Это вызвало тревогу, так как Сибирский приказ отдал добычу слюды на территории Тобольского разряда подьячему приказной палаты Якову Лапину в монопольное содержание. Предписывалось, чтобы «отнюдь утайкою слюды нихто не промышлял». Лапин жаловался, что в 1694/95 г. крестьяне Новопышминской слободы и прежде всего Роман Хайдуков «с товарыщи» «на приискных ево слюдных местех утайкою слюду промышляли и на Ирбитцкой ярманге продавали». Подьячий уведомлял, что и осенью 1696 г. ожидается повторение самоуправных действий крестьян, прося наложить запрет на продажу и вывоз слюды помимо его промысла. Власти пошли навстречу Лапину и «учинили заказ» в соответствующем духе с угрозой конфискации обнаруженной слюды885.
Промысел Лапина, существовавший с 1691/92 г., был расположен по рекам Ую и Увелке. Он представлял собой крупное предприятие, находившееся на оброчном содержании. Казна получала от Лапина восьмой пуд продукции промысла. В декабре 1695 г. Лапин получил проезжую грамоту до Верхотурья и Соли Камской «для найму к слюдному промыслу промышленников и работных людей»886. Предприниматель имел дозволение эксплуатировать месторождение слюды, где ранее «промышляли слюду на великих государей» и кроме того «вновь слюдных мест приискивать и промышлять своими проторьми и работными людьми». В челобитной 1693 г. Лапин указывал, что «к тем промыслом послал он, Яков, племянника своего Ивашка Коляева да свойственных и работных людей 100 человек». Кроме того, Лапин получил на оброк соседствовавшие с промыслом угожие рыбные и хмелевые места887. Остается неясным, как долго владел Яков Лапин разработками слюды. Возможно, что не позже сентября 1697 г. он по каким-то причинам лишился их. На эту мысль наводит память тобольской приказной палаты в Шадринскую, Барневскую, Окуневскую, Чумляцкую и Красномысскую слободы, в которой заключено предписание старожилам этих слобод ехать «на оброчные угодья, что даны были... подьячему Якову Лапину» и провести под началом сына боярского Ивана Иевлева досмотр, измерение и описание тамошних рыбных и хмелевых мест888. О слюдяных промыслах прямо здесь речи нет, но можно полагать, что их он лишился одновременно с прочими угодьями.
Добыча и обработка точильного камня на Печоре давала на рынки многих пунктов XVII — начала XVIII в. большие партии брусов и точил «печерских». В нашем распоряжении нет прямых сведений об организации труда на этом трудоемком производстве. Однако предположение о наличии здесь кооперации, возможно, возглавляемой представителями торгового капитала, вполне допустимо.
Рыболовецкие и охотничьи артели, как известно, явление давнее. И в условиях патриархально-натурального хозяйства они существовали как его необходимая составная часть. Но вследствие развития товарно-денежных отношений и рынка стародавние формы простой кооперации приобретают черты кооперации капиталистической. К их числу правомерно отнести крупные рыболовные и охотничьи хозяйства изучаемого района, работавшие на рынок.
Источники знают рыболовные неводы очень больших размеров, требующие одновременной занятости немалого числа людей. Так, невод, имеющий в длину 26 сажен (более 50 метров), могла тянуть только целая рыболовецкая артель. Эти факты не единичны. В 1669 г. верхотурский пушкарь пожаловался, что от его невода отрезали 15 сажен «новой дели»889.
Челобитные крестьян и других жителей, ходатайствовавших об отдаче на оброк рыбных ловель, свидетельствуют о товарном характере промысла и о коллективном владении оброчными статьями. В 70-х годах XVII в. шадринский крестьянин Лука Семенов с драгуном Иваном Перфильевым просили на оброк Мыльникову курью, чтобы «промышлять» рыбу. Оброчная сумма была высокой — 2 руб. 1 алт. в год. Через некоторое время Лука Семенов «с товарищем» добивается разрешения «запором рыбы промышлять» выше Мыльниковой курьи, обязуясь платить оброк 10 алт. 4 ден. в год. Крестьяне той же слободы Пахом Казаков и Андрей Клещев получили рыбную ловлю за оброчную плату 4 руб. 19 алт. в год. В компании еще с шестью крестьянами А. Клещев претендовал на другие рыбные угодья. Изрядную сумму (2 руб. 10 алт.) обещал платить в казну поп Далматовского монастыря за дозволение на облюбованном им месте «неводом неводить». Коллективные просьбы об отдаче на оброк рыбных угодий поступали от других местных крестьян и даже из дальней Невьянской слободы890. Известны многие факты широкой промысловой деятельности некоторых верхотурских рыболовов, плативших высокие ставки оброчных сборов, что также выражает наличие кооперации в торговом рыболовстве. Крупные рыболовные хозяйства в Тобольске отметил О. Н. Вилков, указавший также, что в зимнее время промысел в «юровых» («ировых») местах — ямах и глубоких быстринах — производился коллективно, собирая по 7—15 человек891. Без сомнения, такие хозяйства были в Тюмени и ее уезде, а также в других местностях, откуда вывозились огромные партии рыбы на рынки уральско-западносибирского района. Приведем лишь один, может быть, самый выразительный факт: в конце XVII в. три тюменских жителя платили откупные «пролубные деньги»— 46 руб. 8 алт. 2 ден892. В начале XVIII столетия на кунгурский рынок поступали многие тысячи пудов разнообразной рыбы из западносибирских пунктов. Обозы, насчитывавшие десятки возов, доставляли свежую, просольную и сушеную рыбу в Соль Камскую, Верхотурье и другие города. Широкое вовлечение продукции рыболовства в товарный оборот связано с распространением простой капиталистической кооперации в этой отрасли производства.
На пушных промыслах Сибири торговыми людьми и другими предпринимателями организовывались артели «покрученников». Недавно напечатанная П. Н. Павловым покрутная запись 1641 г. подтверждает выводы и наблюдения С. В. Бахрушина об условиях деятельности ватаг покручеников и характере взаимоотношений их с нанимателями. В данном случае нанимателем выступает торговый человек Соли Камской Матвей Федоров Ануфриев893. Несмотря на черты личной зависимости, свойственные архаичным формам договора найма, здесь налицо простая капиталистическая кооперация. Предприниматель ссужает покрученика необходимым охотничьим и иным снаряжением, получает свою долю (две трети) добытой пушнины и сам, видимо, в промысле не участвует (в записи отмечено, что во время промысла хозяин будет «жить в зимовье»)894.
Сведения таможенных явок Обдорской заставы лета 1637 г. дают право утверждать, что «на Русь» вывозятся многочисленные партии пушнины «своего промыслу». Обращает на себя внимание тот факт, что среди явок этого рода преобладают партии, включающие от 2 сороков и более соболей (не считая прочих мехов). Имеются явки по 5—10 и даже более сороков соболей «своего промыслу», что должно свидетельствовать об участии сторонних лиц в добыче зверя, так как одному даже самому удачливому охотнику такой результат был явно не по силам895.
Итак, на основе приведенного выше фактического материала можно заключить, что на Урале и в Западной Сибири XVII — начала XVIII в. некоторые отрасли производства имели своей составной частью различные формы кооперации, в том числе и простую капиталистическую кооперацию. Последняя встречалась в трех основных формах. Первая в наиболее чистом виде являет собой ростки буржуазных отношений — это кооперация, во главе которой стоит предприниматель, эксплуатирующий труд наемных работников и поставляющий продукцию на рынок. Форма вторая представлена теми предприятиями, где наличествует совместное дело на паевых, складнических началах более или менее самостоятельных в хозяйственном отношении лиц (объединения мелких товаропроизводителей). Однако это не исключает главенства в таких объединениях наиболее зажиточных людей. Третья не имеет прямого выхода на рынок, она не носит самостоятельного характера, будучи придатком того или иного казенного предприятия, нередко спорадически возникающего для решения текущих задач (поиски и опытная разработка полезных ископаемых, например). Но, поскольку и тут мы встречаемся с наемным трудом сторонних лиц, получающих заработную плату, выполняющих однородную работу, можно говорить о своеобразной «фальсифицированной» форме кооперации, подчас смыкающейся с крепостническим промышленным предпринимательством.
835А. М. Панкратова. Формирование пролетариата в России (XVII—XVIII вв.). М., 1963, стр. 204—238.
836«Переход от феодализма к капитализму в России». М., 1969.
837«Вопросы истории», 1966, № Ю, стр. 72—73.
838Характеристику очагов мелкого товарного производства см.: О. Н. Вилков. Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII в. М., 1967; В. А. Оборин. Крестьянское ремесло и промыслы в Перми Великой в XVI—XVII вв.— «Исследования по истории Урала», вып. 1. Пермь, 1970, стр. 5—22; А. А. Кондрашенков. Крестьяне Зауралья в XVII—XVIII веках, ч. II. Челябинск, 1969. стр. 134—169.
839ЦГАДА, Кунгурская комендантская канцелярия, д. 33.
840ЦГАДА ГКЭ, оп. 17, Соликамский уезд, № 11350, лл. 1—3.
841«Из истории рабочего класса Урала». Сб. статей. Пермь, 1961, стр. 49.
842«История Урала», т. I. Пермь, 1963, стр. 82; В. А. Оборин. Раскопки Орла-городка на реке Каме.— КСИИМК, вып. 55. М., 1954, стр. 129—138; он же. Орел-городок—«Советская археология», 1957. № 4, стр. 140—152.
843«Кунгурские акты XVII в. (1668—1699)». СПб., 1888, № 77. стр. 287—291.
844ВВИ, карт. 46, № 17, л. 1. В литературе высказано мнение о существовании здесь школы каменщиков (А. С. Терехин, Г. Д. Конторович. Памятники каменной архитектуры XVII—XVIII веков в Соликамске.— «Уральский археографический ежегодник за 1970 год». Пермь, 1971, стр. 49).
845ВПИ, оп. 1. стб. 9, лл. 159—204. Ср. там же, стб. 151, лл. 211—215.
846ВВИ, карт.32, № 47, л. 10.
847Там же, л. 9.
848Там же, лл. 6—8, 10—11.
849Архив ЛОИИ, Тюменская воеводская изба, карт. 6, № 976.
851ГАТОТ, Тюменская воеводская канцелярия, д. 3592, л. 6. Ср. там же, л. 7— подряд на поделку 30 саней.
852Там же, л. 8. Они же подрядились сделать 1200 ужищ (там же, л. 9).
853ВПИ, on. 1, стб. 10, л. 57.
854Там же, л. 52.
855Там же, оп. 4, кн. 5, л. 485.
856СП, стб. 88, лл. 507—510.
857ВПИ, оп. 1, стб. 5, л. 23.
858Архив ЛОИИ, Тюменская воеводская изба, карт. 6, № 977, лл. 1—2, а также № 979, 980, 981, 983, 988; карт. 7, № 1124, лл. 7—8.
859Там же, карт. 1, № 51, лл. 1—3; № 66, лл. 1—2.
860ГАТОТ, Тюменская воеводская канцелярия, д. 249, лл. 1—4.
861Там же, д. 1329, л. 1 об.
862ПОКМ, Коллекция 11101, № 33.
863Архив ЛОИИ, Соликамские акты, карт. 5, № 1389.
864Там же, карт. 6, № 1419.
865Там же, № 1463.
866С. В. Бахрушин. Научные труды, т. III, ч. 1, стр. 256, 270; т. III, ч. 2, стр. 79, 119, 124, 130—131, 166.
867СП, кн. 6, л. 280.
868ВПИ, оп. 4, кн. 5, лл. 257-258.
869В. Н. Берх. Путешествие в города Чердынь и Соликамск. СПб., 1821, стр. 185: Архив ЛОИИ, Соликамские акты, переплет 3, № 937.
870ВПИ, ОП. 2, Д. 36, ЛЛ. 7—8, 9—11.
871Там же, Д. 79, ЛЛ. 1—3, 27—29, 52.
872ВПИ, оп. 1, стб. 152, ч. 1, лл. 180—196.
873Архив ЛОИИ, Тюменская воеводская изба, карт. 2, № 288, л. 1. Со ссылкой на документы верхотурской приказной избы из ЦГАДА, относящиеся к 1673 г.; на это обстоятельство обратил внимание также Е. В. Ястребов (Е. В. Ястребов. История названия «Урал».— «Известия АН СССР. Серия географическая», 1967, № 3, стр. 100—101).
874ВПИ, оп. 1, стб. 5, лл. 4—5.
875Там же, стб. 7, лл. 44—47.
876Архив ЛОИИ, Тюменская воеводская изба, карт. 3, № 412, л. 1; № 429, л. 1.
877ГАТОТ, Тюменская воеводская канцелярия, д. 239, л. 1.
878ВПИ, оп. 1, стб. 5, лл. 124—125.
879Там же, стб. 7, лл. 32—33.
880Там же, стб. 5, лл. 58—60.
881Там же, стб. 7, лл. 30—31.
882ВВИ, карт. 20, № 23, л. 14 и далее.
883Н. Н. Оглоблглн. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа, ч. 3. М., 1900, стр. 350—351—краткое обозрение столбца 881, содержащего материалы по этому вопросу. Кроме того, есть многочисленные данные в делопроизводстве верхотурской приказной избы, лишь частично затронутые нами.
884ВПИ, ОП. 1, стб. 146, Ч. 2, лл. 262—263.
885ВПИ, on. 1, стб. 146, ч. 2, лл. 262—263.
886Там же л. 265.
887ПОКМ, Коллекция 11101, № 66.
888Там же, №71.
889ВПИ, оп. 1, стб. 159, л. 68. О предпринимателях-рыболовах в Верхотурье, связанных с артельной формой работы, см. там же, оп. 4, кн. 2, л. 242—242 об., кн. 5, лл. 66 об., 106, 113 об.; кн. 8, лл. 83, 86 об.
890Госархив Пермской области, Коллекция документов XVII в., № 7. Ср. Я. С. Богословский. Верхотурские царские грамоты (нач. XVII века). Пермь, 1912.
891О. Н. Вилков. Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII веке. М., 1967, стр. 304—309; он же. Рыбная торговля Тобольска XVII в.— «Вопросы истории социально-экономической и культурной жизни Сибири и Дальнего Востока», вып. 1. Новосибирск, 1968, стр. 5—14.
892ГАТОТ, Тюменская воеводская канцелярия, д. 741, л. 272.
893П. Н. Павлов. Покрутная запись на соболиный промысел в XVII веке.— «Советские архивы», 1968, № 5, стр. 55—58.
894Там же, стр. 57.
895СП, кн. 142, лл. 120—247. Этот вопрос детально разработан в докторской диссертации П. Н. Павлова.
<< Назад Вперёд>>
