3. Борьба крестьян против принудительных цен
Отчуждение крестьянами части продуктов земледелия путем рыночной реализации на протяжении XVII столетия для Урала и Западной Сибири стало фактором постоянного порядка. Емкость сельскохозяйственного рынка постепенно увеличивалась. Регулярные закупки в хлебородных уездах производила казна. Но здесь-то и происходило столкновение интересов начинавшего втягиваться в товарное производство крестьянства, главным образом его наиболее зажиточной части, и правительственного режима в области торговли.
Казна прибегала к особенно крупным закупкам хлеба у крестьян Верхотурского уезда. Эти закупки осуществлялись как при посредстве уполномоченных от правительства торговых людей — откупщиков («уговорщиков»), так и местными властями1275. Единовременный размер правительственных закупок выражался иногда внушительными цифрами и превышал 10—13 тыс. четвертей.
Так как основным поставщиком хлеба на продажу было крестьянство, вполне закономерно более пристально рассмотреть вопрос об условиях, в которых протекала крестьянская торговля хлебом, когда на рынке она встречалась с казной. По этому поводу имеется не лишенный интереса материал, относящийся частично к Соликамскому и в большей мере к Верхотурскому уезду. Факты говорят, что феодальное государство умело в отношения купли-продажи, казалось бы целиком относящиеся к свободной игре рыночных сил, вносить изрядную дозу внеэкономического принуждения. Правительство в лице местных администраторов придерживалось на протяжении XVII в. довольно определенных принципов, когда дело касалось взаимоотношений с крестьянами на почве казенных хлебных закупок. При условии совпадения рыночной цены с той, которую давали за хлеб из казны, закупки шли без особых осложнений и только способствовали товаризации земледелия. Однако нередко подобные закупки превращались на практике в насильственное изъятие хлеба у крестьян по заниженным ценам, что вызывало резкое недовольство. Указы из Москвы предостерегали местные власти, чтобы те не нарушали видимости покупки, не забирали хлеб у крестьян даром. Однако неустанные напоминания о «государевой прибыли», которыми сопровождались московские инструкции, открывали самое безбрежное поле деятельности для ретивых исполнителей, развязывая им руки. Местные деятели пропускали мимо ушей лицемерные наставления насчет соблюдения крестьянских интересов при хлебных закупках на государственные нужды.
Возможно, знакомство с правительственными инструкциями о порядке хлебной торговли надоумило пелымского воеводу Ивана Вельяминова. Он в 1625 г., согласно жалобе местных жителей (в том числе крестьян), не отпускал их из Пелыма покупать хлеб в Кошуки, на Кошай и в Верхотурье: «А велит им хлеб покупать у себя, а сказывает, что у него хлеба много. Да их же заставливал на себя хлеба пахать сильно и жать, и молотить, и сена косить, и гумно делать, и овин ставить...»1276.
Чтобы обеспечить монопольное положение казны на хлебном рынке, правительство неоднократно издавало распоряжения о запрещении продавать в Западной Сибири хлеб приезжим людям «с Руси» для отвоза по сю сторону «Камня», а также в «непашениые» уезды Сибири. Особенным гонениям подвергалась частная скупка хлеба в Верхотурском уезде торговцами Европейской России. На этот путь подталкивали правительство служилые люди. «Приезжали с Руси,— писали они в челобитной 1622 г., имея в виду предыдущий трехлетний срок,— в сибирские в пашенные городы на Верхотурье и в Туринской острог и на Тюмень, торговые и промышленные люди, и выкупали в тех городех хлеб дешевою ценою, и отвозили в Монгазею на одном коче четьи по 300 и по 400 на продажу, а не про свою нужду, а им де, служилым людем, хлеба про себя купити негде». Просьба челобитчиков состояла в том, чтобы власти запрещали продавать приезжим людям в одни руки более 2 четей (пятипудовых), а остальной купленный хлеб «велети имати» для нужд служилых по цене 1 руб. четверть. Сообщенная в отписке эта жалоба вызвала неприятную для верхотурских властей реакцию. Из Москвы им отправили грамоту, в коей не без досады было замечено, что «нам то ведомо и без их челобитья». Воеводы получили выговор за неисполнение прежде данных указов о запрещении торговым и промышленным людям покупать в Верхотурье хлеб «в закуп... и в отвоз». Вновь подтверждая этот запрет, грамота, однако, воздержалась от четкой количественной регламентации продажи хлеба в одни руки, ограничившись расплывчатой формулой, «чем сытым быти». Если у кого будет «многой хлеб», излишки указывалось брать в казну, платя по 1 руб. за пятипудовую четверть. За нарушение указа грозила ни много, ни мало смертная казнь1277.
Столь же неодобрительно смотрели в московских приказах на получившую заметное распространение практику, когда представители поморских уездов вместо доставки «сошных запасов» натурой предпочитали приезжать в Верхотурье с наличными деньгами и закупать хлеб на месте1278. В 1621 г. воеводы Перми Великой имели указ из Москвы о приобретении в казну хлеба не дороже 20 алт. за четверть ржи, круп и толокна, даже тогда, когда «торговая цена» стоит выше этого уровня1279. Более дифференцированная оплата была установлена в конце следующего года. Тогда признавалось, что в прошлое время жители Перми Великой от этого испытывали «нужу» вследствие малых цен1280.
Регламентация хлебной торговли шла еще дальше. Основываясь на правительственных указаниях, верхотурский воевода в 1643 г. потребовал у приказчика Ирбитской слободы Василия Муравьева отчета о состоянии частной торговли хлебом в слободе. Как явствует из отписки В. Муравьева, «на Верхотурье ведомо учинилось: приезжают де с Тюмени и ис Туринсково острогу и с Тюменсково и Туринсково уезду из слобод и с Верхотурья торговые и промышленные люди и пашенные крестьяне, покупают де в-Ырбитцкой слободе рожь и всякой много хлеб в закуп, а государю они на Верхотурье о том не бивали челом»1281. Таким образом, даже внутрисибирская хлебная торговля подлежала строгому контролю властей и могла осуществляться только с их разрешения. К таможенным рогаткам добавлялись еще чисто административные. Хотя в своей отписке приказчик и отрицал, что в Ирбитской слободе идет торговля хлебом «в закуп», его аргументация была далеко не безупречной. В. Муравьев счел нужным заметить, что из Чубаровой, Киргинской и других слобод Тобольского уезда «пашенные крестьяне ездят и сами с продажным хлебом на Верхотурье мимо Ирбитскую слободу». Но он оговорился, что не исключены случаи, когда ирбитские крестьяне «утаяся» ездят в Верхотурье продавать рожь. «А опричь тово в закуп на Ирбите марта по 9 число ржи и никакова хлеба не покупывали»,— успокаивал В. Муравье» верхотурское начальство1282.
Царские власти не хотели считаться с тем положением, что деятельность скупщика — неизбежное следствие развития торговли, что попытки удержать торговлю на уровне мелкой, раздробленной купли-продажи не содействуют, а препятствуют экономическому росту далекой «Сибирской землицы». Искусственно созданный режим «огосударствления» скупщика, превращение его в агента правительства по казенным закупкам хлеба тормозили стабилизацию сибирского рынка. 4 принудительные, заведомо заниженные цены на покупаемый у крестьян хлеб очень больно ударяли по крестьянскому хозяйству, особенно малосостоятельному. Отказаться от роли продавца в такой ситуации по существу было равносильно ослушанию властям, за что крестьян ждали наказание и нещадный правеж. Характерно, что подобные навязанные сделки очень часто оформлялись поручными записями по продавцам. Об этом, например, свидетельствует роспись крестьян Невьянской слободы от 1644 г., у которых был закуплен хлеб в казну1283. При этом нередко «уговор» с тем или иным крестьянином о продаже условленного количества зерна происходил еще до снятия и обмолота урожая, так сказать, в кредит.
Описанный выше конфликт ирбитских крестьян с администрацией и различное толкование указов о хлебной торговле были закономерным результатом противоречий в сфере рыночных отношений. Как бы ни пытались верхотурские власти представить крестьян злоумышленными противниками казенных закупок вообще, действительность выглядела иначе. При «торговой цене» продавцы хлеба не разбирались, кто его у них покупает. Но в том-то и суть, что распоряжения воеводской администрации подчас могли быть поняты как запрещения хлебной торговли вообще. Поэтому крестьяне имели основания быть недовольными и протестовать. Такое, например, указание поступило в ноябре 1641 г. приказчику Ирбитской слободы. После протестов крестьян были даны разъяснения, но они только запутали приказчика и жителей слободы1284. В следующие годы, как мы видели, эта неразбериха продолжалась.
Столь неравноправное положение крестьянина, когда он поневоле выступал контрагентом казны, наносило ущерб крестьянскому хозяйству, а для малообеспеченных крестьян грозило даже нарушением простого воспроизводства. Несмотря на грозившие репрессии, крестьяне предпринимали попытки уклониться от невыгодных сделок с казной. В марте 1643 г. ирбитский приказчик В. Муравьев сообщил в Верхотурье, что крестьяне опротестовали назначенную цену (от 40 до 42 коп. за таможенную четверть). «И крестьяне по той цене ржи продавать не хотят, а говорят они: и так де мы продаем рожь дешевою ценою, от неволи»,— невесело рапортовал В. Муравьев, испрашивая дальнейших указаний1285. Последние не замедлили поступить. Отвечая Муравьеву, верхотурская приказная изба с неудовольствием оценивала сообщенные им сведения и считала доводы крестьян, а косвенно и приказчика неосновательными. До 9 марта 1643 г. в Ирбитской слободе было куплено «на государя» 420 четвертей ржи «в казенную меру» по 6 алт. 3 ден. за четверть. «А больши де того крестьяне по той цене ржи не продают, а сказывают, что они продавали рожь дешевою ценою от неволи»,— констатировала «память» неутешительный исход переговоров Муравьева с местными крестьянами. Но далее шла резкая критика этого тезиса. «И то они, ирбитцкие крестьяне, плутают, не хотят на государевы деньги хлеба продать по прямой цене, как они хлеб покупают меж собя, а все наровят хлеб продать приезжим торговым людем на скуп»,— гневались верхотурские власти, уличая ослушников-крестъян. Не осталось без ответа колкое замечание крестьянской сказки о продаже хлеба в казну «из неволи». Со ссылкой на прежние верхотурские памяти о хлебной покупке указывалось, что распоряжения насчет принуждения крестьян не было и нет. «Только в верхотурских памятех написано, чтоб ирбитцкие крестьяне и всякие люди хлебных запасов не продавали на вскуп для указу, никаким людем многих хлебных запасов в закуп покупать не велено. А кому будет ирбитцким пашенным крестьяном лучитца для своей нужи хлеба продать или купить невеликое про себя, а не на скуп, о том в верхотурских памятех заказу нет»,— разъясняла свою позицию воеводская администрация, настаивая на правомерности прежней цены1286. И позже власти Ирбитской слободы получали распоряжения собирать слободских крестьян и уговариваться с ними о ценах на приобретаемые в казну хлебные запасы. Так было и в 1673 г., когда приказчик Илья Будаков доносил, что взял у крестьян сказку «почему у них четь ржи ныне купят и есть ли у кого у крестьян ныне хлеба ржи продать...». Однако крестьяне разочаровали власти, заявив, что хлеб распродан еще «по зимному пути» (дело было в конце мая)1287. В 1682 г. вновь повторено запрещение скупать хлеб1288. Окончательная санкция на покупку по уговорной цене принадлежала воеводе. На важность этого поручения, которое выпало на долю ирбитского приказчика в 1660 г., указывает требование уведомить Верхотурье о результатах «уговора» нарочным ездоком1289. Когда в Ирбитской слободе был собран крестьянский сход по поводу продажи хлеба в казну, то приказчик не получил от крестьян прямого ответа насчет цены. Ему пришлось удовольствоваться весьма туманным заявлением крестьян: «продадим, как цена обдержит»1290. Следовательно, крестьяне выжидали, как сложится рыночная конъюнктура, чтобы выдвинуть свои условия. Разумеется, с этими условиями власти считались очень мало. В сентябре 1661 г. с крестьян Невьянской слободы требовали продажи ржи и овса, несмотря на то, что они хлеб прошлого урожая «весь приели», а хлеб текущего года еще не был убран с полей. К тому же крестьяне заметили, что «и цены, почему взять за осьмипудную четь за рожь и за овес, того ныне не знаем»1291.
Более острый конфликт возник в 1665—1666 гг. Поводом к нем} послужило введение на территорию Верхотурского уезда дополнительных военных сил, что явилось запоздалой реакцией на погром зауральских слобод во время башкирского восстания 1662—1664 гг1292.В уезде были расквартированы солдаты полка Дмитрия Полуектова и рейтары «полуполковника» Василия Блакана. По распоряжению из Тобольска, служилые люди получили разрешение покупать хлеб и другое продовольствие по указным ценам — 2 алт. за пуд ржи, 10 ден. за пуд овса и 10 коп. за пуд круп и толокна1293. Для крестьян же это разрешение было обязательством продавать хлеб по ценам не выше установленного уровня.
Судя по отписке приказчика Тагильской слободы Андрея Вернадского, крестьяне отказались продавать служилым людям продовольствие и фураж. А. Вернадский обвинял местных крестьян и «всяких жилецких людей» в непослушании и писал, что те «огурны» и справиться с ними он не в состоянии. Приказчик просил выслать стрельца из Верхотурья для правежа хлеба на крестьянах. Да, А. Вернадский не оговорился, он именно настаивал на правеже, путем которого рассчитывал воздействовать на крестьян, чтобы те под влиянием палок стали сговорчивее и не отказывались продавать хлеб служилым людям. В верхотурской приказной избе с пониманием отнеслись к отписке приказчика. Резолюция на отписке подтвердила прежнее распоряжение о продаже крестьянами хлеба служилым людям по указным ценам. В том случае, когда крестьяне добровольно не пожелают продавать хлеб, рекомендовалось его брать силой, но не даром, а выплачивая соответствующую сумму из расчета указных цен1294. Оказавшиеся в затруднительном положении служилые люди расквартированных полков со своей стороны выражали резкое неудовольствие, винили местные власти и даже бунтовали. К приказчику А. Вернадскому они «с великим шумом» приходили «невежливо» к судебной избе «у церкви божией» и угрожали ему.
Острота вопроса усугублялась тем, что в ряде слобод Верхотурского уезда в 1665 г. был недород хлеба. Невьянские крестьяне жаловались верхотурскому воеводе Ивану Колтовскому, что с них правят хлебные припасы ратным людям, тогда как «им, крестьяном, тем ратным людем делать круп и толокна продавать нечево». Невьянские крестьяне вследствие «недорода большого» просили освободить их от этой тяжкой обязанности. Верхотурский воевода не рискнул решать данный вопрос самостоятельно и адресовался в свою очередь к разрядному воеводе в Тобольске. Со своей стороны служилые люди обвиняли невьянских крестьян в нежелании продавать хлеб по указанным ценам1295. Крестьянская жалоба так и была, по-видимому, похоронена в «столпах» воеводских канцелярий Верхотурья и Тобольска. Весной 1666 г, невьянцы вновь подали челобитье по тому же вопросу. Выясняется, что с недородом на их пашне власти не посчитались, продолжая взыскивать хлеб на продажу правежом. Крестьяне писали, что покупают рожь и другой хлеб в иных слободах «дорогою ценою», «а отдаем... ратным людям салдатам по указной цене, по 2 алт. пуд». На правеже крестьян нещадно били. «А хлеба нам купить нечем, потому что мы... нужны и бедны, покупаючи хлеб дорогою ценою обнищали и обдолжали великими долги»,— заключали свою челобитную невьянцы1296. Бедственное положение крестьян Невьянской слободы вынуждены были признать и местные администраторы. Верхотурскому воеводе стало известно, что вследствие неурожая «многие де крестьяне меж дворы скитаютца христовым имянем и по другим слободам за поруками кормятца»1297. Но даже в тех случаях, когда властям удавалось выколотить из крестьян какое-то количество хлеба на продажу ратным людям, конфликт далеко не исчерпывался. Ратные люди возмущались, что им продают по указной цене недоброкачественный хлеб. Образец «охульного» хлеба, запечатанный «в плату», по требованию служилых людей был отправлен в Тобольск1298. Привилегированным правом покупки хлеба у крестьян по указным ценам наряду с вновь прибывшими солдатами и рейтарами хотели воспользоваться и сибирские служилые люди, например тюменские конные казаки. Однако крестьяне Верхотурского уезда воспротивились этому, доказывая, что льгота на сибирских служилых людей не распространяется1299.
Неурожаи в ряде слобод, последствия недавнего разорения от башкирских феодалов привели к значительному сужению операций на местном рынке не только хлебом. В 1666 г. приказчик Ирбитской слободы Яков Давыдов не смог выполнить казалось бы очень легкого задания из Верхотурья: купить у местных крестьян по вольной цене 2 пуда сала говяжьего «доброво». Я. Давыдов доносил воеводе, что ирбитский крестьянский староста «приходя не по одно время, сказывал, что де он сала купить у многих крестьян спрашивал и нас просить не мог, потому что в-Ырбитцкой слободе мясников никово нет и скотом от татарского разоренья оскудели. А и достальное де скотишко у крестьян выкупили ратные люди рейтары и солдаты»1300. Не исключейо, что крестьяне, имевшие продажное сало, намеренно скрывали его, опасаясь, что и здесь, как с хлебом, администрация додумается до принудительных цен.
Крестьяне противились нажиму и по другой линии, косвенно также повышавшей хлебные цены, но уже не в пользу их, как потребителей. В 1667 г. была повышена плата за помол зерна, привозимого на казенную Режевскую мельницу (вместо 2 алт. 4 ден. с четверти стали брать 3 алт. 5 ден.). Это привело к тому, что крестьяне отказывались пользоваться казенной мельницей и та была обречена на простои1301.
«Указные цены» пытались установить местные администраторы и на сено. В 1676 г., чтобы устранить конкуренцию казенной продаже сена с «государевых лугов», состоялось запрещение «всяких чинов людям» в Верхотурье сбывать «собинное сено» приезжим людям. Была установлена цена в 2 гривны за полукопну «зимнюю мерную» казенного сена1302.
В Тюмени летом 1672 г. потерпел крах один финансовый эксперимент, предпринятый по указу свыше и имеющий отношение к практике принудительных цен. Присланную туда соль было велено менять на хлеб — «за тюменскую таможенную четь по 4 пуда с полупудом соли, а больши того давать не указано». Эти сделки предполагалось записывать в особые книги. Правивший тогда в Тюмени вместо воеводы сын боярский Ларион Толбузин «велел бирючю клич кликать по многие дни, чтоб тюменские всяких чинов люди меняли за соль рожью по указной цене». Но ожидания не оправдались, и Толбузин сокрушенно доносил в Тобольск: «И на тое соль на Тюмени на мену рожью никого не объявилось, потому что на Тюмени в рядех рожь покупают полосьмины в 10 алт., а соль продают из лавок всякие торговые люди по гривне и по 3 алтына пуд»1303. Нежелание считаться с рыночной конъюнктурой проявилось тут наглядно и обрекло затею казны на полный провал.
Итак, на рынке мы наблюдаем острую борьбу между казной и крестьянством, добивающимся большей свободы в торговых делах. Практика казенных закупок показала, что вольный рынок требует больших затрат, ибо цены на хлеб в это время быстро растут. Требования к местному рынку иногда оказывались чрезмерными1304. Когда же правительство пыталось регулировать хлебные цены в собственных интересах, это приводило к дезорганизации хлебного рынка и усилению недовольства крестьян. Чрезвычайно ярко это недовольство вмешательством феодально-крепостнического государства в крестьянскую хлебную торговлю выразили ирбитские крестьяне. Они в 1643 г. заявили приказчику В. Муравьеву, имея в виду стеснительные для них правительственные меры: «мы стали запертые люди, нельзя де нам стало из воли ни купить, ни продать. И мы де хотя хлебца и упашем, и нам де из воли и продать не дадут и окупу де нам в том не стало»1305.
Попытки феодально-крепостнического государства даже торговлю превратить для крестьян в разновидность тягла, внести свои «поправки» в формирование хлебных цен на рынке противоречили экономическому развитию. Вызывая протест крестьян, эти меры приводили к обострению классовой борьбы и заставляли правительство в своей политике больше учитывать экономический момент.
1275Об организации этих закупок см. В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири, стр. 156, 158—171.
1276СП, кн. 6, лл. 127 об.—128 об.
1277АИ, т. III, № 107, стр. 151.
1278ААЭ, т. II, № 101, стр. 199.
1279АИ, т. III, № 99, стр. 137—138. В 1609 г. еще покупали хлеб «по тамошней цене», «как меж себя купят» (ААЭ, т. II, № 101, стр. 198—199).
1280АИ, т. III, № 115, стр. 168—169.
1281ВВИ, карт. 4, № 2, лл. 7—9.
1282Там же.
1283ВПИ, оп. 2, д. 45, лл. 21—43.
1284Там же, д. 31, лл. 14—15.
1285ВВИ, карт. 4, № 2, л. 9.
1286ВПИ, on. 1, стб. 151, ч. 3, л. 175—175 об. Над этим документом (он сохранился в виде отпуска) изрядно поработали его составители. Пространные рассуждения появились в нем при повторном редактировании.
1287Там же, стб. 5. лл. 153—154.
1288АИ, т. V, № 103, стр. 164.
1289ВВИ, карт. 8, № 7, Л. 8.
1290Там же, № 12, л. 3.
1291Там же, № 35, л. 32.
1292Н. В. Устюгов. Башкирское восстание 1662—1664 гг.— «Исторические записки», т. 24, 1947, стр. 30—110.
1293ВВИ, карт. 10, № 32, л. 1.
1294Там же, №25, л. 14—14 об.
1295Там же, карт. 11, № 9, л. 5; ВПИ, оп. 2, д. 122, лл. 117—119.
1296ВВИ, карт. 11, № 12, лл. 8—9.
1297Там же, лл. 6—7.
1298Там же, л. 6.
1299Там же, лл. 8—9.
1300Там же, № 4, л. 38.
1301ВПИ, оп. 1, стб. 146, ч. 1, л. 130.
1302ВВИ, карт. 23, № 14, л. 6.
1303Ахив ЛОИИ, Тюменская воеводская изба, карт. 2, № 374, лл. 1—3.
1304В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири, стр. 169—170.
1305ВВИ, карт. 4, № 2, л. 9. Вряд ли случайно данный вопрос столь прямо и остро поставили ирбитские крестьяне, если учесть, что здесь росла и крепла Ирбитская ярмарка, оказывавшая большое влияние на экономику соседних районов.
<< Назад Вперёд>>
