Политический кризис 1900 и следующих годов на Дальнем Востоке и экономический кризис тех же лет в России не могли не отразиться на описанной совокупности дальневосточных предприятий, сраставшихся организационно в легко доступный воздействию и руководству министра финансов, комбинат.
К весне 1902 г. дипломатия Витте для всех очевидно «проиграла дело в Маньчжурии», а экономическая и финансовая его политика проигрывала дело, как должно было казаться во дворце, и внутри империи.278 «Система Витте» легко могла быть изображена теперь, как принесение российского самодержавия в жертву интересам интернационального капитала, а на самого Витте открывалось со стороны правых кругов, чем дальше, тем больше, подозрение в вольной или невольной «измене» и, во всяком случае, в «обезличивании самодержавия».279 С этого, правого, феодального фланга можно было ожидать обхода в любой момент.
Но и усилия Витте продолжать и теперь борьбу за рынок вывоза для русского капитала, поскольку они явственно грозили войной, а, если и не войной, то колоссальным ростом расходов на оборону специально на Дальнем Востоке, — становились рискованными с точки зрения и французской биржи. Она озабочена была гораздо больше участью царских финансов в целом, чем проблематическими теперь возможностями для того же Русско-Китайского банка в Маньчжурии.280 Так и с другого фланга — уходила поддержка.
Вероятно, сочетание обоих этих условий, которые оба были результатом затянувшегося экономического кризиса, — сочетание некоторого охлаждения по французской линии и раздуваемого безобразовцами подозрения против Витте относительно правильности курса на союз с интернациональным банковским капиталом — толкнуло Витте летом 1902 г. на образование Маньчжурского горнопромышленного товарищества целиком на средства казны и вне настоящей связи с Русско-Китайским банком (хотя и при фактическом рабочем участии Ротштейна и на основе заинтересования банка в половине прибылей, в обмен на «всякую поддержку как влиянием, так и опытом и персоналом банка»).281
Но еще и раньше, в 1901 г., заметно, что и сам Витте, потерпев некоторую неувязку в своем «тресте», сказавшуюся в рискованном демарше Монголора в направлении на Калган — Пекин, — поддается опасению перед возможными дальнейшими неувязками подобного рода, когда внешняя да и внутренняя обстановка повелительно требовала быть всегда начеку. Хлопоча, например, о монополии для Русско-Китайского банка в Маньчжурии летом 1901 г., Витте готовился, на случай удачи, связать банк строжайше проредактированным договором, лишавшим банк всякой тени самостоятельности по отношению к министру финансов в концессионной политике в Маньчжурии. Та же тенденция сказывается и в том, например, что летом 1902 г. весь третий выпуск акций банка (более 3 000 000 руб.) Витте берет в казну, на случай каких-нибудь дальнейших трений с французами, фактически добиваясь этим преобладающего участия и в капитале банка (более 40%).282 В условиях обоих кризисов, как экономического внутри страны, так и политического в международных отношениях, сохранение руководства сложившимся на Дальнем Востоке комбинатом, отдельные члены которого к тому же явно в данный момент клонились к упадку и краху, требовало усиления и капитальных вложений казны.
Что состояние рынка капиталов теперь станет в резкое несоответствие с масштабами и темпами проводимой им политики, это Витте понимал с самого начала кризиса. Когда, после оккупации Маньчжурии, политически момент представился ему чрезвычайно благоприятным для захвата маньчжурских недр и лесов, он ясно видел, что в России был «недостаток в капиталах даже для эксплоатации ее собственных природных богатств, и потому едва ли найдутся у нас средства для разработки рудных месторождений Китая». Но он был, ведь, оптимистом тогда и был, как помним, «глубоко убежден», что «если мы будем держаться существующей экономической политики, то через года два все опять войдет в норму».283 Года два, следовательно, нужно было теперь продержаться и во внешней политике. А это значило здесь на место отливающего частного капитала выдвигать государственный, политику же вести прежнюю, «мирную», чисто «экономическую».
Не случайно, конечно, что, подготовляя свои концессионные требования в первом туре сепаратных переговоров с Китаем, Витте не колебался сосредоточить все богатства Маньчжурии не в руках частного банка, а в руках казенного общества КВжд. И только во второй раз, когда можно было думать, что отстранение этого казенного предприятия и замена его частным банком (в прибылях которого Китай хоть несколько был заинтересован через внесенный им туда «командитный» капитал в 5 млн руб., который, не давая права голоса, давал право участия в дивиденде) может облегчить сделку, Витте перевел переговоры о промышленной монополии на Русско-Китайский банк. Рассматривал же он его только, как «подставное лицо», которое и шагу не могло делать без указания министра. А когда к осени 1901 г. усилиями русских дипломатических агентов в Маньчжурии две из трех ее провинций (Гириньская и Цицикарская) оказались, применительно к предполагаемым золотоносным площадям, расписанными между десятком русских концессионеров (золотопромышленных компаний и частников-одиночек), Витте просто не верил в серьезность и прочность этой комбинации.284
Неудивительно, что 4 февраля 1902 г., тотчас же после срыва переговоров об общей монополии банка в Пекине, Витте принял свои меры, чтобы на деле обеспечить за русским правительством права на все мыслимые в Маньчжурии промышленные концессии посредством отдельных, совершенно конкретных соглашений Русско-Китайского банка с провинциальными властями. В этих целях он потребовал, чтобы дипломатические агенты в Маньчжурии перестали оказывать поддержку русским «частным предпринимателям», а сосредоточили бы ее исключительно на агентах банка. Сделал он это во избежание того, чтобы «значительная доля участия в капитале и в распоряжении делами при этом не ушла в руки иностранных подданных» и «вообще в нежелательные нам руки», — и угадал: когда подошли сроки для действительных вложений в разработку расписанных концессионных площадей, большинство заявщиков оказалось не в состоянии осуществить свои права. Между тем у него были сведения, что иностранные скупщики китайских концессий в Маньчжурии, еще недавно считавшие свои шансы потерянными, теперь были убеждены, что, «Россия проиграла дело в Маньчжурии», и весною 1902 г. бросятся туда за получением новых концессий. Он торопил теперь своих банковских агентов на месте «возможно энергичнее» заняться скупкою концессий на добывание золота, железа, нефти, никеля и каменного угля, на эксплоатацию лесов по р. Ялу и на «другие крупные предприятия».285
Это явственное недоверие к неорганизованной частно-капиталистической стихии в обстановке кризиса совпало теперь у Витте, повидимому, со специфическим страхом перед давно уже тревожившим его ряженым частником, выступившим день в день с известием об англо-японском союзе, 30 января ст. ст. 1902 г., в лице помянутого выше агента «безобразовской шайки» Матюнина — с претензией на те самые маньчжурские (не корейские) леса по р. Ялу, которые еще раньше Витте имел в виду резервировать за Обществом КВжд, а сейчас — за Русско-Китайским банком. «Безобразовская шайка», как уже рассказывалось, двинула свой проект Восточно-азиатской промышленной компании в момент открытия боксерского восстания, и Витте успел подставить ей тогда ножку только в самую последнюю минуту. После того они не раз повторяли свои попытки, при неизменном сочувствии царя, осуществить этот свой «склад концессий для Дальнего Востока», как называл компанию Безобразов, придавая ей учредительско-посреднический характер. Но каждый раз Витте удавалось, под всякими формальными предлогами, «проваливать» дело и отводить царя от такого прорыва монополии того банковско-железнодорожно-пароходно-горнопромышленного комбината, который Витте строил под своим руководством, т. е. под руководством как-никак министра финансов того же царя. И вот теперь — Матюнин со ссылками на царского зятя и с поощрительными резолюциями царя! Та же шайка возобновляла ту же игру, пока только с пешки. Очевидно, на большее не осмелел еще и Николай. Но с этой лесной площади на р. Ялу начиналась «конфиденциальная», стратегическая («размотать японцев») «идея» первоначального замысла безобразовцев, возникшего в 1897 г.286
Для соотношения сил на самой верхушке царизма характерно, что через 5 дней после этой матюнинской заявки, в число подлежащего скупке агентами банка Витте включил как раз леса по маньчжурскому берегу Ялу.287 Как видно, это соотношение не изменилось еще и весной этого года, когда Николаю пришлось утвердить проект Маньчжурского горнопромышленного товарищества, который, правда, осторожно обходил леса и сосредоточивался исключительно на недрах. Но это, совсем очевидно, был такой же «склад концессий», с учредительскими функциями, какой проектировали и безобразовцы. Весь финансовый риск брало на себя здесь правительство российского самодержца — ссудой товариществу в 1 млн руб. из Государственного Банка. Само же товарищество составилось из трех «товарищей». Из них два были попросту чиновниками министерства финансов, на действительной государственной службе, а третьим оказался... Ротштейн, который и руководил всем делом, приютив «товарищество» у себя в помещении Международного балка — к великой ярости безобразовцев, когда они, наконец, дознались до сути всей этой хитрой комбинации.288
До войны Маньчжурское товарищество Ротштейна успело скупить от банка и частных лиц права на участие в шести «крупных предприятиях» в Маньчжурии. Оно не успело как следует приступить к эксплоатации ни одного из них; по предварительным же подсчетам для постановки работы в трех из них требовался капитал в 10 млн руб. А со дня отставки Витте (16 августа 1903 г.) товарищество окончательно замерло, истратив в счет своего миллиона около 400 тыс. руб., остальные 600 тысяч так из Государственного Банка и не успев выбрать. Впрочем, к тому же времени совсем дышали на ладан и Монголор, спасшийся от ликвидации только благодаря небольшой субсидии от казны, и Российское золотопромышленное общество, искавшее спасения тоже в закладе своих приисков в том же Государственном банке, — и ни о каком привлечении частного капитала к проектированным было Маньчжурским товариществом «дочерним» акционерным обществам и речи в такой обстановке быть немогло.289
Что же касается матюнинского лесного начинания, тесно, усердно бойкотируемое Русско-Китайским банком, никакой концессии в 1902 г. в Маньчжурии не добилось, и имевшиеся 130 тыс. руб. кабинетских денег на это дело прошли незаметно, повидимому, на «организационные» расходы.290
Когда же в начале 1903 г. Безобразов, получив особые полномочия от Николая, в мыслях уже покончившего с Витте, в специальном поезде отправился на Дальний Восток, то он попросту имел в полном своем распоряжении 2 млн руб. казенных денег, выданных ему министром финансов из 10-миллионного фонда по письменному приказанию царя. Они были без остатка и без малейших признаков прибыли (и отчетности) истрачены к ноябрю 1903 г., главным образом, на совершенно безалаберную заготовку леса по обоим берегам р. Ялу. Фиктивное же «Русское лесопромышленное товарищество на Дальнем Востоке», членами которого в мае 1903 г. безденежно была записана вся безобразовская «шайка», числило на себе, уже после окончания войны, несколько сот тысяч неликвидированных долгов. Частный же капитал на деле тут тоже, повидимому, и близко не лежал никогда.291
Единственно, где успели встретиться эти два «склада концессий», — это на богатейших залежах угля в Фушуне близ Мукдена. Но обе половины Фушуня как следует заработали только уже во время войны, взятые в эксплоатацию Обществом КВжд (а после войны безвозвратно ушли, разумеется, в японские руки).292
Таковы были попытки на деле завладеть промышленными объектами в Маньчжурии после неудачи с получением формальной монополии на них по общему договору с пекинским правительством (30 января 1902 г.). Представители обеих политических групп — и «империалистической» и феодальной — хлопотали вокруг этого дела, причем в обоих случаях в это время шла речь о вложениях целиком из средств казны. Дипломатические усилия обеих этих групп были направлены на то, чтобы формально-правовым способом защитить возможность (в будущем, когда все «войдет в норму») взять свое русскому империализму от промышленной эксплоатации Маньчжурии.
Но помимо наличных и перспективных «интересов» частного, банковского и иного капитала, в Маньчжурии в одно железнодорожное строительство к концу 1903 г. было вложено до 400 млн руб. бюджетных, народных денег — и это тоже были реальные «интересы».293 О том. чтобы по-настоящему и четко расчленить вопрос о столь разнородных интересах в дальнейшей дипломатической борьбе — при царизме не приходилось и думать.
278 Напр., падение цен на железо (1899 г. — 2 1/2; руб., 1900 г. — 1.25 руб., 1902 г. — 1.10 руб.), уголь (1900 г. — 12 коп., 1902 г. — 7 коп.), нефть 1900 г. — 17 коп., 1902 г. — 4 коп.), на акции Международного банка — с 597 руб. на 323, Русского для внешней торговли — с 450 руб. на 267, Брянцовских заводов — с 511 руб. на 240, Донецко-Юрьевских — с 680 на 210; то же по чугуну на юге России: в 1899 г. — 177 млн пуд., 48 доменных печей, 64 рудника, в 1903 г. — 149 млн пуд., 23 домны, 40 рудников.
279 Дневник Куропаткина, Кр. архив, т. 2, стр. 60. — Россия в Маньчжурии, стр. 398 сл. и 446.
280 Там же, стр. 476–477.
281 Там же, стр. 377.
282 Там же, стр. 376 и 326.
283 Письмо Витте к Ламсдорфу от 5 декабря 1900 г. в деле № 75, ч. I. — Кр. архив, т. 18, стр. 45, письмо Витте Сипягину от 12 июля 1901 г.
284 Россия в Маньчжурии, стр. 125, 326, 368, 372.
285 Там же. стр. 369 сл.
286 Там же, стр. 383 сл. Ср. выше стр. 80.
287 Там же, стр. 369.
288 Там же, стр. 377 и 396, прим. 3.
289 Там же, стр. 380–383 и 593.
290 Там же, стр. 401–402.
291 Там же, стр. 404, 449 сл.
292 Там же, стр. 451, 548.
293 См. приложение 19. На деле к концу 1914 г. в КВжд было вложено 733294212 руб. бюджетных народных денег (Россия в Маньчжурии, стр. 124).
<< Назад
Вперёд>>
