Постройка дороги на первых же порах пошла такими быстрыми темпами, что весной 1894 г. явилась возможность значительно сократить намеченные ранее сроки. Вместо 1903 г. теперь проектировали уже открыть движение по всей линии к 1901 г., а без амурского участка — даже к 1899 г. Однако «гроза разразилась на Дальнем Востоке раньше, нежели царское правительство успело закончить Сибирскую дорогу и явиться во всеоружии к своим дальневосточным рубежам».39 В тот день, когда принимался в Петербурге этот проект, на юге Корейского полуострова поднялось движение под лозунгом «долой иностранцев», давшее повод ввести в Корею сначала китайские, а затем (автоматически, по договору 1885 г.) японские войска, и использованное японским правительством, после бесплодных переговоров с Китаем, как предлог для открытия войны против Китая, якобы, в защиту независимости Кореи (1 августа 1894 г.).40
Япония шила тут совсем белыми нитками: восстание на юге на первых же порах было подавлено силами самого корейского правительства, и формально японо-китайское дипломатическое препирательство возникло вокруг непринятого Китаем предложения Японии совместно произвести административные реформы в Корее. На деле, как только японцы накопили в Сеуле достаточное количество войск, они «внезапно» арестовали и перевезли в свою миссию корейскую королевскую семью (11–23 июля), в тот же день, не объявляя войны, напали недалеко от Чемульпо на три транспорта с китайскими войсками, захватив один и пустив ко дну остальные, посадили регентом в Сеуле 80-тилетнего старца, отца арестованного короля и заставили его принять на корейскую службу 50 японских «советников», объявить (15–27 июля) от имени Кореи войну Китаю и обратиться к Японии за помощью для изгнания китайских войск. Упорно отклоняя всякие попытки дипломатического вмешательства со стороны европейских держав, японское правительство, очевидно, решило добиться политического оформления завоеваний, которые успел к этому моменту проделать японский капитализм, доведший цифру своих торговых оборотов с Кореей до 6 млн долларов и разбросавший по корейским городам до 20000 своих торговых агентов, заручиться промышленной монополией в Корее и поставить Корею полностью под свой контроль.41
На первых порах в Петербурге и приняли во внимание только вытекавшую отсюда возможную перспективу нарушения «неприкосновенности» и потери «независимости» Кореи в пользу Японии и намечали варианты компенсации, в таком случае, на корейской же территории в пользу России. Но. когда 70-тысячная японская армия (а о такой армии на Дальнем Востоке тогда ни у кого и речи быть не могло), заняв всю Корею, погнала китайские войска по Маньчжурии чуть не до Пекина и заняла порты Вейхайвэй и Артур, залив его кровью мирного китайского населения, и когда затем в мирных переговорах японское правительство потребовало от Китая уступки всего южноманьчжурского побережья и признания «независимости» Кореи, — значение японских побед и дальнейшие перспективы для русского правительства предстали совсем в ином свете. И новое положение вызвало в Петербурге разногласия и колебания, как быть.42
Подписание японо-китайского мирного договора было назначено на 8/20 апреля 1895 г., мирные условия стали известны в Петербурге в середине марта и, при невыясненности позиций Франции и Германии, совсем определилась позиция Англии. С самого начала поведя двусмысленную игру закулисного подстрекательства то одной, то другой стороны, английская буржуазия теперь открыто в своей прессе приветствовала возможность противопоставить России сильную Японию и, разумеется, отклонила русское предложение о вмешательстве в ход японо-китайских переговоров.43 И вот 25 марта князь Лобанов (министр иностранных дел) так поставил вопрос перед Николаем: надо выбирать между Китаем и Японией как возможными союзниками России в будущем, и «если настоящее наше положение на Дальнем Востоке нас удовлетворяет», и если Россия там не будет вести активной политики, то слабый Китай будет лучшим ее союзником. Но если Россия будет искать удовлетворения своих «насущных потребностей» на Дальнем Востоке посредством «наступательных действий», то необходимо соглашение с Японией. Таких «насущных потребностей» Лобанов указал две: 1) приобретение незамерзающего порта в Тихом океане и 2) присоединение части северной Маньчжурии, необходимой для более удобного проведения Сибирской ж. д., — но «у Китая нет порта, который мог бы быть уступлен России», а части Маньчжурии он добровольно не отдаст. Иными словами, Лобанов предлагал отступить перед агрессором и приступить к дележу Китая совместно с Японией на основе полюбовного соглашения. И Николай согласился не требовать изменения японских мирных условий и высказался за приобретение (по соглашению с Японией) незамерзающего порта на юго-востоке Кореи, который соединялся бы с русской территорией «полосой земли».44
Но в ближайшие затем дни положение круто изменилось. Германия, стремясь заручиться русской поддержкой в намеченном ею захвате какого-либо «опорного» пункта в Китае, заявила о своей готовности присоединиться к любому шагу, который Россия сочла бы нужным сделать, чтобы заставить Японию уйти из Маньчжурии. Франция же вызвалась «сообразовать свои действия с нашими». При этих новых данных вопрос о дальнейшем образе действий России перешел (30 марта) на обсуждение Особого совещания царских министров. Решительным противником соглашения с Японией и уступки ей южной Маньчжурии выступил Витте, представлявший буржуазную тенденцию в русском правительстве и искавший развязать и использовать теперь капиталистическую стихию на службе самодержавию, в частности на международной арене империализма на Дальнем Востока.
Он заявил, что настоящая война направлена прямо против России, что «если мы теперь допустим японцев в Маньчжурию, то для охраны наших владений и Сибирской ж. д. потребуются сотни тысяч войск и значительное увеличение нашего флота, так как рано или поздно мы неизбежно придем в столкновение с японцами», — и потребовал предъявления Японии ультиматума об очищении южной Маньчжурии, так как «нам выгоднее решиться на войну теперь, ибо иначе России придется в будущем нести гораздо большие жертвы».
Понятно, что такое убеждение в неизбежности, в будущем, столкновения с Японией делало для Витте неубедительным возражение (в. кн. Алексея Александровича, легендарного по части растрат и взяток, шефа морского ведомства), — что на этом пути Россия наживает себе «вечного врага» и заставляет японцев «силою обстоятельств быть заодно с англичанами». Для Витте вечного врага из японцев делал самый факт постройки дороги к Владивостоку. И в совещании министров Витте настоял на своем, пригрозив, что, «в случае неудачного решения этого вопроса, мы рискуем потерять все, что с таким трудом сделано для упорядочения наших финансов». Но стоило спустя каких-нибудь два дня французскому послу намекнуть на возможное ведь в таком случае и выступление Англии в защиту Японии, — и Николай (вопреки решению особого совещания) еще раз подтвердил, что он против изгнания японцев из Маньчжурии, ради приобретения теперь же незамерзающего порта в Корее. Потребовался личный нажим Витте на царя, чтобы тот, наконец, согласился свернуть с корейского курса на курс маньчжурский и пригрозить Японии войной с соединенными силами русско-франко-германской коалиции.45
Если бы при этом в расчет Витте входило во что бы то ни стало открыть теперь военные действия против Японии и довести дело до такого положения, которое вывело бы ее из игры на все время постройки дороги — это одно. Но расчет строился на то, что до войны-то дело как раз и не дойдет, а Япония откажется от занятия маньчжурской прибрежной полосы — и только. Так оно и случилось, и этот претерпевший жестокое дипломатическое поражение «вечный враг» остался при полной возможности на завтра же пустить в ход свою бешеную программу вооружений против России на колоссальную (для японского бюджета) сумму не менее 500 млн иен, так называемую post-bellum programme («послевоенная программа»), принятую японским парламентом в декабре 1895 г. с расчетом выполнить ее к 1902 г.46
Но и останься тогда Япония при своем маньчжурском захвате, — львиная доля китайской контрибуции, легшей в основу этой программы, была бы вложена немедля в такую железнодорожно-строительную программу на маньчжурско-корейской территории, которая обеспечила бы Японии непрерывное сообщение от Фузана на юге Кореи до самого Пекина и поставила бы японскую «монополию военной силы» в Китае вне конкуренции всех прочих империалистов. Об этом плане проскочили сведения в китайскую прессу накануне подписания первоначальной редакции Симоносекского договора.47
Такова была крупная веха, от которой и пошел уже сплошной, хоть и извилистый, путь подготовки к русско-японской войне. Теперь Япония сосредоточила все свои усилия на практическом осуществлении упомянутой post-bellum programme.
39 История дипломатии, II, стр. 113.
40 Россия в Маньчжурии, стр. 65. — Кр. архив, т. 50–51, «Из эпохи японо-китайской войны 1894–1895 гг.» (где собрана переписка русского министерства ин. дел). — Ср.: Т. Dennett. Roosevelt and the Russo-Japanese War. New York, 1925, стр. 147 (где цитируется следующее сообщение С. A. W. Pownall из «Nineteenth Century and After», March, 1904: «что контроль над Китаем... был издавна целью японцев, доказывается существованием детально разработанной карты, охватывающей весь район Кореи, Маньчжурии и берега Печилийского залива, с отметкой всех дорог, контуров холмов, и всех деталей, карты, которая должна была вызвать тайные съемочные работы самой пытливой расы земного шара за много лет до того, как эта карта была использована японским штабом в войне 1895 г. Копия этой карты была получена пишущим эти строки в то время и находится теперь в его обладании. Она сама по себе является доказательством давно лелеемого намерения вторгнуться в Китай...»
41 Описание Кореи. Изд. Канцелярии министерства финансов, ч. III, приложение, СПб., 1900, стр. 176–179. — Кр. архив, т. 50–51, стр. 11, 34, 48, 51. — F. A. McKenzie. The tragedy of Korea. London, 1908, стр. 49 и 46.
42 Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке. Кр. архив, т. 52. — Россия в Маньчжурии, стр. 66 сл. — Мс Kenzie. The Tragedy of Korea. London, 1908, стр. 44.
43 O. Franke. Die Grossmächte in Ost-Asien. Braunschweig und Hornburg, 1923, стр. 66 cл.
44 Кр. архив., т. 52, стр. 76–77.
45 Там же, стр. 71–79. — Витте, Воспоминания, т. I, стр, 35 сл. — Соответствующие документы: Кр. архив, т. 52.
46 «Имеется значительная вероятность предполагать, что дело не дойдет до войны, когда Япония, а равно и другие державы убедятся, что мы действительно готовы... действовать энергично» (заявление Витте на совещании 30 марта 1895 г.). — Mc Laren. A political history of Japan, стр. 241 сл.
47 The North China Herald, 7/19 апреля 1895 г.
<< Назад
Вперёд>>
