Русское правительство, вовлекая в свои планы интернациональный финансовый капитал и переплетая его с русским, казенным и частным, выходило на восточный империалистический рынок в империалистической облицовке самого новейшего типа. Резко оборвав притязания японского военно-феодального империализма, покусившегося на территориально-политический раздел Китая, самодержавие вместе с европейскими империалистами приступило к экономическому разделу Китая во всеоружии «мирных» методов банковских соглашений и открыто отказавшись от каких-либо территориальных «грубых захватов». Однако, применяя методы финансового закабаления, царское правительство располагало возможностью в любой момент выступить здесь во всей красе своей феодальной природы, используя по смежности границы, наряду с финансовой монополией, и монополию своей военной силы.
Правда, это было время крупных успехов российского капитализма, вступившего в фазу бурного промышленного подъема и на путь структурных изменений империалистического типа. Это было время, когда под аккомпанемент помещичьих ламентаций по поводу безнадежного падения вывозных цен на хлеб, за все предшествующее пятилетие вынувшего из помещичьего кармана ок. 40 млн руб., и по поводу промышленно-покровителъственной тарифной политики министерства финансов, еще при Вышнеградском (1887–1892) ставшего, к великому ужасу русского помещика, «купеческим» органом, — в 1896 г. в дни всероссийской торгово-промышленной выставки в Нижнем-Новгороде газета «Волгарь» похвалялась, что теперь русское «третье сословие» — «единственно сильное в наше время» и что «оно все может».68 Это было время, когда Витте (по оценке одного из крупнейших и влиятельнейших представителей тяжелой промышленности) «начал в 1895 г. выходить на разумный финансовый путь», приступив к введению золотой валюты, и добился в самом начале 1897 г. окончательного решения этого вопроса, несмотря на тихий саботаж правого крыла тогдашнего Государственного Совета, а, наоборот, русские предводители дворянства подавали царю против Витте особую записку.69 Это было время, когда при наличности 11 действовавших механических и металлургических заводов находилось в разгаре постройки еще 14 предприятий того же рода, из них 9 металлургических.70 Тогда же и «Биржевые ведомости» (январь 1896), отмечая «расширение биржевого дела» и «увеличение барышей», банков, «несомненно хорошо» поработавших в 1895 г., подчеркивали, как новость, что банки, «занимавшиеся эмиссионной деятельностью», являются уже «не только восприемниками новых предприятий», а «уже отчасти фигурируют, отчасти еще только собираются фигурировать в роли банкиров вновь создаваемых предприятий».71
В это же время происходила энергичнейшая мобилизация средств в кассах царизма. Он, во-первых, располагал теперь 300 млн вкладов в сберегательных кассах (против 150 млн руб. — в 1891 г.). Он, во-вторых, довел свой бюджет к 1890 г. до полутора миллиардов (против неполного миллиарда в 1891 г.). В-третьих, он дождался, наконец (в 1895 г.), первой чистой прибыли (в 2 млн) от эксплоатации железных дорог, потом возраставшей и дальше (13 млн в 1898 г.). Наконец, он уже начал пожинать первые бюджетные плоды от введения винной монополии, медленным темпом пущенной в ход в 1894 г. Не мудрено, что отмеченная выше пассивная позиция, занятая царизмом в персидских делах в 1890 г., сменилась в 1895 г. приобретением от правительства шаха концессии на учреждение Учетно-ссудного банка Персии, начавшего успешную борьбу с английским Шахиншахским балком (работавшим там с 1889 г.), и от прежних опасений не осталось и следа.72
Правда, вместе с тем надо сказать, что и состояние сухопутных вооруженных сил царизма в данный момент не позволяло особенно выпячивать военно-феодальные его инстинкты в области внешней политики. На сессии 1896/97 г. в Государственном Совете открыто докладывалось о том, что в распоряжении военного ведомства нет еще переносных железных дорог, запасы продовольствия в приграничных местностях не превышали 1/2 всей потребности, запасы консервов были еще только в самом зачатке, походных кухонь не было вовсе, половина армии расположена была вне казарм на частных квартирах, налицо было только 50% необходимого унтер-офицерского состава и на перевооружение артиллерии (к которому на деле еще не было приступлено) требовалось не менее 5–6 лет.73
Все это так. Но дальше — дальше шли уже всякие феодальные «но». Им, разумеется, «несть числа», и они полностью сохраняли свою силу и в данный момент. Из них отметим на выдержку три — из хроники тех же 1895 и 1896 гг.
За это время самодержавие, в лице только что занявшего престол Николая II, успело наглядно продемонстрировать всю свою сущность в двух публичных выступлениях.74 Одно — относится к 17 января 1895 г. Оно произошло на большом приеме в Зимнем дворце, где среди прочих депутаций, собравшихся приветствовать молодого царя, были представители помещичьих земств, причем тверское земство позволило себе в своем адресе сделать совсем робкий намек на конституционные пожелания. Один из присутствовавших провинциальных помещиков так описал поведение царя на этом приеме: «вышел офицерик, в шапке, у него была бумажка; начал он что-то бормотать, поглядывая на эту бумажку, и вдруг вскрикнул: «бессмысленными мечтаниями!». Тут мы поняли, что нас за что-то бранят. Ну, к чему же лаяться». Таково было простецкое впечатление от этой первой речи царя по политическому вопросу, в которой утверждалась незыблемость исконной природы царизма. По-своему ту же позицию заняла на приеме и «молодая императрица»: она «держалась, словно аршин проглотила, и не кланялась депутациям». Если в таком именно виде записан был этот эпизод в дневнике графа Ламсдорфа, давнего служаки царского дипломатического ведомства и будущего (в 1900–1905 гг.) министра иностранных дел того же Николая, то можно думать, что эпизод этот не мог пройти незамеченным и в широком кругу иностранных дипломатических представителей при петербургском дворе. Глядя на все сквозь призму этого круга, Ламсдорф в своих записях болезненно относился ко всякий нарушениям дипломатического приличия.75
Второй раз самодержавие показало себя в более крупном масштабе во время Ходынской катастрофы в майские дни коронационных торжеств 1890 г. в Москве. Задумав отпраздновать коронацию с небывалой помпой и отпустив на это дело 22 млн руб. (вместо 11 миллионов, истраченных на коронацию Александра III в 1883 г.), дворцовая клика пожелала продемонстрировать всему свету преданность «простого народа» своему феодальному владыке — «царю батюшке», «Vaterchen», как иронически постоянно именовал Николая в своих пометах Вильгельм II. Для этого и были стянуты на Ходынское поле тысячные толпы приманкой зрелищ и «царских подарков», причем в образовавшейся давке, за отсутствием какой-либо толковой организации на месте, погибли десятки сотен людей. А когда давка кончилась — полиция ограничила свою задачу вывозом груд трупов полными возами в наскоро вырытые свальные ямы. Ничего не меняя в церемониале, весь царский сонм как ни в чем не бывало с утра присутствовал на ходынском «гулянье», а вечером в тот же день царь танцовал на балу у французского посла. Попытка самодержавия привлечь «массу» обнаружила только глубоко пренебрежительное, барское, крепостническое отношение к ней всей феодальной верхушки и кончилась срамом. В обоих описанных эпизодах «азиатский» стиль российского царизма выступил в неприкрашенном виде.76
Что этот режим, в целях самосохранения, попытается опираться не только на латифундии, но и на экономическую силу передового финансового капитала, этому налицо были признаки, как мы видели, и теперь. Но что он же попытается сохранить за собой, при этом, свободу действий и в традиционном феодально-империалистическом стиле, — и тому были признаки налицо в 1896 г.
В том самом заседании Государственного Совета (1896), где докладывалось о состоянии сухопутных войск, обнаружилось, что морская программа, намеченная еще при Александре III, не только была количественно выполнена, но по некоторым статьям была номинально значительно и перевыполнена. Вместо намеченных к 1896 г. 24 новых судов первых двух рангов, было построено 48 судов и вместо 12 миноносцев — целых 62.77
Такова была морская материальная база царизма в момент, когда осенью 1896 г. «армянская резня» в Константинополе вызвала английское предложение передачи вопроса о реформах в Турции на разрешение конференции послов великих держав в Константинополе. 17 ноября 1896 г. Николай одобрил представленный русским послом Нелидовым проект захвата Босфора соединенными действиями дессанта и флота, как только он, Нелидов, даст о том шифрованную депешу командующему черноморского отряда. Как видим, царизм готов был совершить этот решительный шаг, совершенно не считаясь с одновременно проводившейся громоздкой империалистической комбинацией на Дальнем Востока и вопреки явно выраженному тогда же неодобрению своего французского союзника. II если проект отпал, то дело было тут не только в возражениях, оставшихся лишь «отдельным мнением» Витте, а в технической неготовности морского ведомства к одновременной переброске всего назначенного для операции дессанта в такой срок, чтобы опередить неизбежный контр-маневр со стороны английской средиземноморской эскадры. А рисковало здесь самодержавие не чем-нибудь, а европейской войной.78
При таких условиях и позиция, занятая к этому моменту Россией на Дальнем Востоке, была такова, что никто с уверенностью не мог предсказать (да и в русских правительственных кругах, как увидим, не было четкости в этом вопросе). — на какой грани там остановится Россия в своем движении.
Переход русского капитализма в империалистическую стадию, открывавший, казалось, царизму блестящие перспективы, отмечен грозными для них обоих (капитализма и царизма) первыми победами революционного марксизма под руководством Ленина — организацией славного «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и знаменитым стачечным выступлением 30 000 петербургских рабочих, протекавшим под сильным организационным влиянием «Союза борьбы» и, после Ходынки, на три недели (24 мая — 17 июня) омрачившим политический горизонт самодержавия необычной организованностью и упорством. А дальше, нарастая из года в год, рабочие стачки принимают все более ярко выраженный политический характер.
68 За 1886–1890 гг. из России было вывезено 413.7 млн пудов хлеба на сумму 322 млн руб., за пятилетие 1891–1895 гг. вывезено 441 млн пудов на сумму 296 млн руб. (цифры П. Лященко в его статье о народном хозяйстве России во второй половине XIX — нач. XX ст., в Энциклопед. словаре Граната, т. 36, ч. IV). — По поводу учреждения в составе министерства финансов департамента железнодорожных дел, куда передавалось железнодорожно-тарифное дело в 1889 г., член Государственного Совета В. Мансуров писал в дружеском письме Победоносцеву: «С удовольствием не буду в понедельник в общем собрании. Тарифное дело смущает: подумай, что все дело русского сельского хозяйства всецело отдается в руки В<ышноградского> и ведомства, смотрящего на все с точки зрения ныне купеческой... Поневоле пугаешься» (Победоносцев и его корреспонденты, т. I, 2-й полутом, стр. 922).
69 Дневник Половцова. Кр. архив, т. 46, стр. 111 (запись 21 апреля 1895 г.) — А. В. Богданович. Три последних самодержца. Л., 1924, стр. 206. — Дневник А. С. Суворина. М. — Пгр., 1923, стр. 136.
70 Наша железнодорожная политика по документам архива Комитета министров. Изд. Канцелярии Комитета министров. СПб., 1902, т. IV, стр. 119.
71 Цитату берем у Б. Грановского (Монополистический капитализм в России. Изд. «Прибой», 1929, стр. 19–20).
72 Отчет по делопроизводству Государственного Совета за сессию 1894–1895 г., стр. 701 (вклады в сбер. кассах 1880 г. — 9 млн руб., 1890 г. — 147 млн руб., 1893 г. — 298 млн руб.). — Наша железнодорожная политика, т. III, стр. 183. — Отчет по делопроизводству Государственного Совета за сессию 1894–1895 г., стр. 545 (первый результат винной монополии в опытном районе — 75000 руб. в месяц излишка против акциза). — Царская Россия и Персия в эпоху русско-японской войны. Кр. архив, т. 53, стр. 4, 15, 16 и 17.
73 Отчет по делопроизводству Государственного Совета за сессию 1896–1897 г., стр. 366–367.
74 Николай занял престол 21 октября ст. ст. 1894 г.
75 Дневник В. Н. Ламсдорфа за 1895 г. Кр. Архив, т. 46.
76 А. В. Богданович. Три последних самодержца, стр. 194–193. — А. А. Лопухин, Отрывки из воспоминаний. ГИЗ, 1923, стр. 20 сл. — Витте. Воспоминания, т. I, стр. 58 сл. — А. Н. Крылов. Мои воспоминания. М., 1945, стр. 45.
77 Отчет по делопроизводству Государственного Совета за сессию 1896–1897 г., стр. 358, прим.
78 Документы по вопросу о проекте захвата Босфора в 1896 и 1897 гг. опубликованы в «Красном архиве», т. 47–48, стр. 51, 53, 64–66; — там же, т. 1, стр. 153–162. — Ср.: Витте Воспоминания, т. 1, стр. 80–85.
<< Назад
Вперёд>>
