Встречи хорошего общества
Ассамблеи слово Французское, которого на Русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное; в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава43.
Ассамблеи регулярно устраивались в частных домах (в частности, у канцлера Ф.А. Головина и князя А.Д. Меншикова) и представляли собой вечера с танцами, картами, выпивкой и закуской. По замыслу царя, их должны были посещать все высшие сановники империи, а также офицеры, чиновники, богатые купцы и ремесленники (корабельщики, например) с женами и детьми44. Ассамблеи создавали неизвестную до этого русской элите ситуацию неформального — «светского» — общения, участники которого могли выбирать себе собеседников, приходить и уходить по своему желанию.
Учреждение ассамблей открывает череду преобразований, сформировавших в XVIII веке русскую общественную жизнь. Хотя собрания гостей происходили в домах высшей знати и в допетровские времена (самые известные из них — приемы у кн. В.В. Голицына в конце XVII в.)45, ассамблеи совершенно перевернули старорусские традиции — и именно поэтому понадобился специальный царский указ, подробно определявший порядок проведения таких собраний, состав гостей и формы их поведения46. Новизна ассамблей обусловливалась несколькими факторами. Во-первых, старая московская знать вела жизнь довольно аскетическую и предавалась увеселениям только по случаю семейных торжеств и православных праздников; введенные Петром регулярные вечеринки, сопровождавшиеся светской музыкой и свободным общением, разрушали этот уклад. Во-вторых, непривычным было участие царя в частных приемах. В старые времена цари не посещали обыкновенно своих подданных, а допускали их к себе. Хотя и позднее двор оставался главной целью русского дворянина, пристрастие Петра к ассамблеям существенно увеличивало социальный престиж частных домов, приобретавших в течение XVIII века все больший вес в общественной жизни47. В-третьих, ассамблеи разрушали социальные преграды, не позволявшие боярину позвать в гости ремесленника или купца. В Московской Руси они соприкасались только в рамках ритуализованных церемоний, подчеркивавших и закреплявших существующее неравенство48. Напротив того, в ассамблеях гости, принадлежавшие к разным социальным слоям, оказывались равны, а привычная социальная иерархия релятивизировалась.
Ассамблеи совершили переворот в судьбе русских женщин. До преобразований Петра представительницы высших сословий России были практически полностью изолированы от мира. Их жизнь протекала в основном в теремах, и они почти не имели случаев общаться с мужчинами. Когда они все-таки выезжали на церковную службу и в гости к родственникам мужа или отца, их возили в закрытых каретах и прятали за занавесями. Как пишет авторитетный исследователь, русские женщины «последовательно исключались из общественной жизни» и подвергались «жесточайшим ограничениям». Петр, имея в виду утвердить европейские формы общения и одновременно разрушить старую систему родовых связей, буквально освободил женщин из теремов и вывел их в свет. Этот факт не позволяет согласиться с тем утверждением, что русское просвещенное общество XVIII века не включало в себя женщин. Напротив, введенная Петром модель светского общения, сохранявшая свое влияние на протяжении всего столетия, требовала участия обоих полов49.
Петровское нововведение пало на благодатную почву. Ко второй половине XVIII века дворцы знати в Петербурге и его окрестностях стали центрами оживленной светской жизни. Многие влиятельные аристократы держали так называемые «открытые дома», где один за другим проходили пиры, балы, маскарады и концерты. В столице существовало от 15 до 20 салонов50; вместе с высшей знатью салоны Л.A. Нарышкина и А.С. Строганова, например, посещали актеры и актрисы, художники, музыканты и литераторы51.
Одним из самых оживленных мест такого рода был литературный салон И.И. Шувалова, куда в разные годы наведывались известные писатели и поэты — Сумароков, М.В. Ломоносов, Г.Р Державин и И.Ф. Богданович. Здесь происходили бесконечные литературные дебаты, в том числе знаменитые ссоры (зачастую пьяные) между вечными противниками — Ломоносовым и Сумароковым. В.В. Тузов и В.Г. Рубан, издатели журналов «Поденщина» и «Ни то ни се», вели в гостиной Шувалова споры, начатые на страницах журналов, и выискйвали себе новых подписчиков. Однако у Шувалова бывали не только литераторы; его гостями в разное время были императрицы Елизавета и Екатерина II, император Петр III, княгиня Дашкова (президент Российской академии, директор Российской академии наук и драматург), Н.И. Перепчин (знаменитый покровитель искусств и банкир), Кирилло Каменецкий (личный врач Шувалова и автор популярного гербария). Гости Шувалова играли в карты и обсуждали новости, литературные и политические52.
Известностью пользовался и литературный салон, располагавшийся в доме поэта М.М. Хераскова и его супруги, поэтессы Е.В. Херасковой. Там тоже бывали многочисленные «любители наук» — поэты Богданович, В.И. Майков и А.А. Ржевский, будущий секретарь императрицы Екатерины А.В. Храповицкий и его сестра М.В. Храповицкая-Сушкова. У Херасковых они читали свои сочинения и переводы, которые потом нередко публиковались в журнале «Вечера», издававшемся членами этого кружка. В «Вечерах» появился первый русский перевод «Жалобы, или Ночных мыслей о жизни, смерти и бессмертии» (1746) Э. Юнга, приписываемый Храповицкой-Сушковой и представляющий собой одно из первых произведений русского предромантизма53.
Канцлер А.А. Безбородко собирал у себя на Ново-Исаакиевской улице уважаемых иностранцев, высших сановников империи, знаменитых писателей и ученых. В доме С.В. Салтыкова на Малой Морской каждый вторник проходили «les mardis еuroрeen» — танцевальные вечера, на которых собиралось все высшее общество. На той же улице находился и более демократичный салон отставного генерала А.И. Арбенева, где представители древней знати сталкивались лицом к лицу с людьми самого простого происхождения. Ф.Ф. Вигель вспоминал: «...знатные люди говорят, что ездят в дом Арбенева посмеяться, а если бы сказать правду, то для того, чтобы повеселиться. Радушие в этом доме было старинное, всякий вечер наедет молодежь, дом набьется битком, все засмеется, все запляшет; правда, зажгутся сальные свечи, для прохлады разнесется квас;уж ничего прихотливого не спрашивай в угощении, но зато веселье, самое живое веселье, которое, право, лучше одной роскоши, заменившей его в настоящее время»54.
Мода на танцы, впервые распространившаяся в 1730-е годы, довольно скоро охватила все слои столичного общества. Танцевальные вечера устраивали все — офицеры, разного рода иностранцы, портные и даже лакеи. Они арендовали площадь у богатых господ, нанимали музыкантов и продавали входные билеты. На одних вечерах бывали в основном гвардейские офицеры, на других с офицерами соседствовали купцы и моряки, на танцы к лакеям приходили такие же лакеи. В высшем обществе было принято приезжать на балы по приглашениям; на вечеринки попроще мог прийти любой. Чтобы привлечь побольше женщин, устроители таких вечеринок входную плату взимали только с мужчин — обычно она составляла от 50 копеек до рубля, в зависимости от социального положения посетителей55. К концу века закрепилось разделение танцевальных вечеров на аристократические балы и более свободные «английские» вечеринки, собиравшие смешанную публику из дворян и купцов56.
В Петербурге проходили и публичные концерты. В середине столетия их часто устраивал граф Алексей Разумовский, морганатический муж императрицы Елизаветы. Эти концерты давались в длинном павильоне, находившемся неподалеку от Аничкова дворца. Потом павильон перешел в собственность Григория Потемкина, который тоже любил устраивать концерты и маскарады; так, зимой 1780 года «Санкт-Петербургские ведомости» извещали столичных жителей, что в доме графа Остермана за 5 рублей можно купить билеты на три концерта некоего Лолли, имеющих состояться во дворце Потемкина57. В этом же павильоне музыканты выступали и в 1790-х.
В теплое время года общество любило посещать многочисленные сады и парки, раскиданные по Петербургу и его окрестностям. Чаще всего местами для прогулок и летних празднеств становились императорские сады — Царицын луг (позднее — Марсово поле), Летний сад и сады Екатерингофа. Во время этих мероприятий благородные гости были надежно отделены от любопытствующего простонародья; так, в 1780 году некий г. Кинетти в преддверии фейерверка на Царицыном лугу сообщал «почтеннейшей публике», что билеты на сидячие места «близь большой галереи» продаются по 1 рублю в «кофейном доме, что в Летнем саду, у г. Марсани»58. Социальная дистанция между дворянством и низшими слоями общества получала таким образом действительное и зримое воплощение.
Многие известные хозяева салонов, вроде Строганова и Безбородко, летом открывали для гостей свои сады, и общество собиралось там по праздникам. В один из таких садов, находившийся на Круглом острове, вход был платный — билет на одно посещение стоил 20 копеек, на все лето — 2 руб. 50 копеек. В июне 1759 года в журнале «Праздное время, в пользу употребленное» было помещено объявление, сообщавшее, что по четвергам и воскресеньям сад Кадетского корпуса открыт «всякого чина и достоинства людям, кроме господских служителей в ливрее». В этом саду располагался летний домик, в котором посетитель мог найти русские, немецкие, французские и голландские газеты; там же находились бильярдные столы. Гостям предлагались самые разнообразные угощения: лимонад и кофе, мороженое и сласти, а также обеды, рассчитанные на шесть и более человек и приготовленные корпусным поваром Отто Луко59.
Весной 1793 года барон Эрнест Ванжура, придворный пианист, принимавший участие в управлении императорскими театрами, открыл на Мойке первый общественный увеселительный сад («воксал»), где по средам и воскресеньям происходили маскарады, танцы и т.д. Любой желающий мог, заплатив рубль за вход, потанцевать под музыку одного из двух оркестров, посмотреть представление летнего театра или поглазеть на выставленные в саду диковинки — от силачей и «великанов» до львов и других редких животных60.
Предприятием барона Ванжуры театральная жизнь столицы не ограничивалась. В XVIII веке Петербург переживал подъем театрального искусства. Оно было известно в России и до Петра, однако в то время спектакли ставились только при дворе и в домах некоторых знатнейших бояр. Имея в виду учредить первый публичный театр, Петр I в 1702 году предложил известному актеру Иоганну Кунсту с женой и семью товарищами покинуть Данциг и переехать в Москву. Кунст принял это предложение, приехал в Россию и начал было работу во вновь построенном здании на Красной площади, но вскоре скончался. Его место занял московский немец Отто Фюрст. В первое время спектакли Фюрста пользовались некоторым успехом, однако затем и это предприятие провалилось. В 1706 году театр Фюрста перевели в Кремль, а затем закрыли. Тем не менее вскоре он был возобновлен в подмосковном селе Преображенское младшей сестрой царя, Натальей Алексеевной. По ее воле на подмостках театра игрались религиозные, дидактические и комические пьесы. Через некоторое время театр Натальи Алексеевны переместился в Петербург и там продолжал свою деятельность до смерти царевны в 1716 году61.
Кроме того, при семинариях и духовных академиях существовали так называемые «школьные» театры. В Славяно-греко-латинской академии в Москве спектакли ставились с 1700 года; к 1750 году школьные театры возникли в Ростове, Астрахани, Новгороде, Твери, Тобольске и Петербурге, где представления начались в 1720 году по инициативе Феофана Прокоповича. В школьных пьесах в основном пропагандировались реформы Петра62.
Особенную роль в становлении русского театра сыграл Сухопутный шляхетный корпус, основанный в 1731 году. Его ученики сформировали собственную труппу, дававшую спектакли как в самом корпусе, так и при дворе. До конца 1750-х годов эта труппа с успехом играла пьесы Расина, Мольера, Шекспира и даже одного из выпускников корпуса — Сумарокова, режиссировавшего эти постановки63.
Несмотря на то, что аудитория большинства этих спектаклей была довольно ограничена, к середине XVIII столетия театр не был уже исключительно аристократическим развлечением. В царствование Елизаветы Петровны (1741—1761) «почтенные торговцы» и простые купцы с женами начали посещать оперный театр в Летнем саду, куда до тех пор допускалась только привилегированная публика64. 30 августа 1756 года указом Елизаветы был основан первый постоянный публичный театр в России. Директором его стал Сумароков. Сначала театр располагался в каменном доме графа Головкина на Васильевском острове, а затем переехал в более удобное здание оперы; входные билеты стоили 1 и 2 рубля. Несколькими годами ранее, в 1756 году, на Большой Морской улице открылся и частный немецкий театр65.
При Екатерине II театральная аудитория продолжала расти. По этой причине в 1783 году на окраине города воздвигли Большой каменный театр, превышавший своими размерами все предшествующие сооружения и вмещавший до 2 тыс. зрителей. Существовал и другой театр — «городской», или «деревянный». Во главе его стоял Карл Книпер, немецкий импресарио, подвизавшийся до этого в Москве. Расцвет «деревянного» театра пришелся на 1770—1780-е годы, когда там ставились многочисленные комедии, комические оперы и балеты66.
В последние десятилетия XVIII в. петербургские театры превратились в излюбленное развлечение столичных жителей. Если в 1754 году Елизавета, расстроенная малым количеством зрителей на представлении французской комедии, обязала столичную знать посещать спектакли под страхом штрафов, то в конце 1760-х годов всеобщее пристрастие к театральным зрелищам уже высмеивалось на страницах сатирических журналов67. Несмотря на то, что в театре полагалось смотреть на сцену, многие предпочитали болтать со своими соседями, выспрашивая последние сплетни. В 1770-х годах «Вечера», еженедельник херасковского кружка, поместил разгневанное письмо некоей дамы, осуждавшее нарушителей театральной тишины. Они, по словам анонимного автора, мешают наслаждаться спектаклем и не имеют ни малейшего представления о том, как должно вести себя «в собраниях» и в «обществе»68.
Многочисленная необразованная публика, набивавшаяся в театры и громким разговором фраппировавшая просвещенных зрителей, вызывала всеобщее раздражение69. Следствием этого стало разделение театральной аудитории на хорошее общество, занимавшее ложи, и простонародье, для которого в Большом каменном театре даже построили особый вход, ограждавший «господ» от столкновения с «мужиками»70.
Однако благородное происхождение или высокий чин еще не обеспечивали хороших манер. В том же письме, помещенном в «Вечерах», особенно подчеркивалась неотесанность русских дворян, хотя они, по мнению автора статьи, как раз должны были знать правила хорошего тона. Общая непросвещенность даже благородной публики способствовала возникновению при дворе и во дворцах вельмож закрытых частных театров, подобных Эрмитажному. Собиравшееся там высшее общество было надежно защищено от невежества и грубости более низких сословий71.
Сторонники более интеллектуальных развлечений, чем театр, могли посещать открытые собрания академии, приглашавшей туда всех «любителей полезных наук». Первое такое собрание торжественно открылось в доме дипломата П.П. Шафирова 27 декабря 1725 года и было запротоколировано специальным секретарем. На этом собрании присутствовало около 400 человек. Физик и философ Г.Б. Бюлфингер выступил там с речью в честь создания академии, а Я. Герман рассказывал об успехах математиков в изучении географической долготы. Обе речи произносились на латыни и поэтому были доступны малому числу слушателей. Однако уже к 1750 году академики начали выступать по-русски или раздавать слушателям русские переводы латинских речей, так что аудитория их заметно увеличилась. Со временем расширялся и круг тем, затрагивавшихся в ученых речах; это тоже делалось с целью привлечь побольше слушателей. Так, например, после Лиссабонского землетрясения 1755 года Ломоносов произнес свою «Речь о рождении металлов от трясения земли», а через несколько лет С.Г. Домашнев, будущий директор академии, рассуждал о том, почему XVIII век именуется «философским». Кроме того, сотрудники академии еженедельно читали публичные лекции, объявления о которых печатались в газетах72.
Посетителей также принимали Кунсткамера и Библиотека, одновременно открытые на Васильевском острове осенью 1728 года и находившиеся в ведении академии. Кунсткамера с первых дней своего существования пользовалась такой популярностью, что в 1770-х годах вход в нее сделали платным, чтобы хоть как-то уменьшить приток посетителей. Всех их — людей высшего света, купцов, мелких чиновников и студентов — привлекали диковинные экспонаты Кунсткамеры — восковая фигура Петра Великого в полный рост, тело младенца с шестью пальцами, необычной формы куриное яйцо из г. Соликамска Пермской губернии и т.д.73 Востребованной оказалась и академическая Библиотека — если сначала она работала только два раза в неделю по два часа и обслуживала почти исключительно сотрудников академии, то после 1752 года режим был изменен — по четыре часа каждый будний день. Только так удалось удовлетворить всех читателей, среди которых были придворные, государственные сановники, литераторы, профессора, офицеры, переводчики, академические студенты и, наконец, сами академики74.
Академическая библиотека не осталась единственной в столице. С 1780 года Кадетский корпус открыл свое книжное собрание для «всех ученых и любителей наук» (кроме плохо одетых). В 1756 году публичная библиотека возникла при Вольном экономическом обществе; там устраивались выставки и открытые лекции75. Особенного внимания заслуживают общества чтения и так называемые «кабинеты для чтения», пользовавшиеся популярностью среди духовенства, купцов и мещан. Первым из таких обществ было Немецкое, основанное академиком А.И. Гильденштетом в 1777 году и в середине 1790-х насчитывавшее 60 членов. Они ежегодно платили десятирублевые взносы, тратившиеся на покупку книг. Приобретенные книги затем переходили от одного члена общества к другому, а обойдя всех, снова продавались. Примеру Гильденштета последовали другие. В 1780 году недолго существовало Французское общество, а в 1793 году библиотекарь по имени Бюссе создал Немецко-французское общество для чтения, вскоре разросшееся до 40 человек. Несмотря на названия, все эти общества включали в себя природных русских и распространяли русские книги наряду с немецкими и французскими. Успех обществ для чтения побудил многих книгопродавцев открыть при своих магазинах платные читальни (или, как их именовали в газетных объявлениях, «публичные библиотеки»). В последние десятилетия века таких читален в столице было шесть. Большинство из них принадлежало выходцам из Западной Европы, однако русские торговцы тоже не оставались в стороне. Так, М. Овчинников в 1784—1799 годах содержал при своем книжном магазине платную читальню под названием «Российское заведение для чтения»76.
* * *
Общественная жизнь Москвы немногим уступала столичной77. После того как в 1720-х годах учрежденные Петром ассамблеи получили распространение в Петербурге, Феодосий Яновский, глава Святейшего синода, начал устраивать их в Москве, собирая на вечеринки подчиненное ему духовенство. Со временем для гостей открылись и дома высшей московской знати78. Бесконечные концерты и балы давались зимой и осенью во дворцах Головкиных, Чернышевых и Владимира Орлова на Никитской улице79. После 1750 года по количеству такого рода увеселительных мероприятий Москва превзошла Петербург — в старой столице балы и маскарады ежемесячно устраивались до 50 раз80. В 1775 году вернулась из Петербурга в Москву чета Херасковых; они возобновили свой салон, ставший и здесь средоточием литературной жизни города81. В это же время действовали салоны князя М.М. Щербатова и братьев Юрия и Николая Трубецких, у которых собирались литераторы, художники, путешественники и другие представители хорошего общества82. Обыкновенно в эти дома попадали по личному приглашению хозяев, однако так было не везде. Например, весной 1756 года. «Московские ведомости» известили читателей, что генеральская вдова Лицкина продает билеты, ценой в 1 рубль, на серию концертов, которые состоятся в ее доме в Немецкой слободе83.
Были и более диковинные развлечения. В доме князя Ю.В. Долгорукого на Тверской улице разместился бродячий зверинец, привезенный в Москву «итальянцем Антонио Белли с компанией». За 25 копеек каждый желающий мог увидеть «разных зверей, как то: леопарда самого большого сорту и чрезвычайной красоты, мандрилью с синим лицом ... некоторые птицы и льва набитого»84. В доме купца Телепнева около Никитского монастыря демонстрировался «маленький безногий человек и его искусство с разными удивительными штуками»85.
Особенной популярностью среди московской публики пользовались загородные императорские резиденции (Петровский и Царицын дворцы, Измайлово), а также открытые для посещения поместья аристократов86. Самым знаменитым из них было Кусково — владение рода Шереметевых, в котором регулярно происходили разного рода празднества, роскошные пиры, устраивались потрясающие фейерверки и драматические представления. В Кусково выстроили многочисленные постройки, служившие для увеселения гостей. Бродя по парку, они могли любоваться строениями в китайском, голландском или итальянском стиле и предаваться размышлениям в Храме молчания или Философском домике, где надпись над дверью предлагала всем входящим «обрести покой». Кроме того, в парке находился «воксал», где играла музыка и можно было танцевать. Наконец, каждое лето по четвергам и воскресеньям давал представления кусковский открытый театр.
В Кусково сохранялась традиция старых гуляний — в торжественные дни туда стекалось до 50 тыс. человек, среди которых были представители самых низших общественных слоев. Тем не менее благородная публика не смешивалась с ними. Для знатных гостей, приезжавших к Шереметевым по индивидуальным приглашениям, готовились иные развлечения — если зрелищем фейерверка мог наслаждаться любой, то посетить Храм молчания или Философский домик позволено было только избранным87.
Однако не только имения богатых господ служили местами для общественных увеселений. В конце 1760-х годов антрепренер Мельхиор Гротти открыл первый московский «воксал» около Донского монастыря, в саду, арендованном у князя П.Н. Трубецкого. Через несколько лет, когда началась эпидемия чумы, Гротти и князь Урусов перевели свое предприятие в загородный дом гр. Салтыкова, где все лето дважды в неделю развлекали аристократическую публику балами и драматическими представлениями88. После отъезда Гротти московским «воксалом» заведовал англичанин Майкл Мэддокс89. В 1783 году он приобрел у купца Саввы Яковлева довольно большой участок земли в районе Таганки и разбил там новый увеселительный сад. В саду Мэддокса посетителей ждали обычные для такого рода мест развлечения. Сначала на летнем театре игралась оперетта или одноактная комедия; за представлением следовал бал или маскарад, а затем гости переходили к угощению, если только не было фейерверка, посвященного какому-нибудь торжественному событию. Кроме парка на земле Мэддокса находилась прогулочная галерея, освещавшаяся по ночам, и бильярдная. М.И. Пыляев сообщает, что к середине 1790-х годов «английский воксал» приобрел огромную популярность и зачастую привлекал по несколько тысяч гостей, каждый из которых платил рубль за вход и еще четыре — в том случае, если хотел остаться на ужин90.
Мэддоксу также принадлежал самый большой частный театр в Москве — Петровский91. Он был построен в 1780 году и, в отличие от большинства существовавших театров, рассчитанных на несколько сот человек, вмещал две тысячи зрителей92. Плата за посещение Петровского театра варьировалась от рубля до тысячи — столько стоила годовая аренда самых дорогих лож. Согласно свидетельству одного из посетителей театра, англичанина Вильяма Тука, он был обычно заполнен, даже ложи не пустовали93.
Общедоступность театров вроде Петровского устраивала не всех. Как и в столице, московская аристократическая публика предпочитала закрытые увеселительные мероприятия, огражденные от вторжения черни. По воспоминаниям современницы, «в наше время и не езжали так часто по публичным театрам, как теперь, оттого, что приличнее считалось бывать там, куда хозяин приглашает по знакомству, а не там, где каждый может быть за деньги»94. Мода на закрытые театральные представления и концерты распространилась в ту же эпоху и в Англии и соответствовала некоторым общим тенденциям социальной стратификации в Европе95.
В Петровском театре давались не только спектакли, но также балы и маскарады, для которых были выстроены особые залы. Маскарады проводились в ротонде — роскошном строении, вмещавшем несколько тысяч человек и освещавшемся при помощи сорока с лишним хрустальных канделябров. На Великий пост часто давались концерты, также привлекавшие обширную аудиторию. Билет на маскарад стоил рубль, на концерт — от двух до пяти рублей. Наконец, в помещениях Петровского театра даже читались публичные лекции; так, однажды некий врач Филидор демонстрировал там различные эксперименты96.
Однако в основном научные мероприятия происходили в Московском университете, основанном в 1755 году. Многие из них были открыты для широкой публики и способствовали интеграции университета в общественную жизнь старой столицы97. Университетские мероприятия были двух видов — публичные акты и публичные курсы. С.П. Шевырев в «Истории императорского Московского университета» рассказывает о так называемых «актах»: «Акты в университете совершались с обычною торжественностью ... [торжественные дни] сопровождались актами и публичными диспутами студентов, речами учеников Гимназии на древних и новых языках... Высшее духовенство, знатныя особы Москвы, иностранцы и все образованное общество принимали постоянное участие в этих торжествах... Университет к своим торжествам приглашал ... объявлениями, на больших листах, печатанными по-Латыни и по-Русски»98. Печатные экземпляры речей раздавались посетителям сразу после собрания99. Университетские «акты» не только служили местом встречи высшего общества, но и занимали значительное место в интеллектуальной жизни Москвы. Во время диспутов зачастую обсуждались новейшие идеи; так, гнев митрополита Московского Амвросия вызвало выступление Д.С. Аничкова, публично излагавшего свое «Рассуждение ... о начале и происшествии натурального богопочитания...»100.
Помимо «актов», в университете пять дней в неделю читались публичные лекции. Публика узнавала о них из «Московских ведомостей» и специальных каталогов, издававшихся университетом. Одним из самых популярных лекторов был Иоганн Георг Шварц, профессор философии и видный масон. Его лекции по эстетике привлекали огромное количество слушателей. Благодаря своему успеху Шварц даже смог сформировать группу адептов из числа университетских студентов и влиятельных горожан. По воскресеньям у себя дома он излагал им свою теорию истории и познания. Слухи об этих приватных лекциях возбудили такое любопытство среди московской публики, что Шварц был вынужден перенести их в университет. Эта популярность, впрочем, не оградила ученого масона от зависти его коллег101.
Для публики была открыта и университетская библиотека. «Любители наук» могли пользоваться ее фондами три часа по средам и воскресеньям102. Позже в Москве появились и другие библиотеки. Новиков содержал популярную читальню при своем книжном магазине, а после 1778 года такие читальни начали создавать и французские книгопродавцы103.
* * *
Публичную жизнь, однако, вели не только столичные жители, особенно в последние десятилетия XVIII века. Расширявшийся рынок печатной продукции соединил обе столицы с провинциями, а последние связал между собой. Изданный Петром III «Манифест о вольности дворянской», разрешавший дворянам не служить, и проведенные Екатериной II в 1770—1780-х годах административные реформы способствовали переезду некоторой части дворянства в провинцию. С одной стороны, это привело к быстрому росту провинциальной читающей публики; с другой — к развитию в губернских городах новых форм общения по столичному образцу104.
Екатерининские преобразования сыграли в этом процессе решающую роль. Благодаря им значительно увеличилось количество провинциальных чиновников — если в 1774 году, до начала реформ, местное администрирование в губерниях осуществлялось бюрократическим аппаратом из 12 тыс. человек, то к 1781 году эта цифра поднялась до 22 тыс., а к концу столетия едва не достигла 30 тысяч105 . Новое чиновничество привезло с собой и новые социальные практики. Учреждение каждой новой губернии сопровождалось разного рода праздничными мероприятиями — балами, маскарадами, музыкальными представлениями, оперными спектаклями, фейерверками и публичным чтением стихов106. После этих торжеств светская жизнь в губерниях не заканчивалась, и местное общество съезжалось у губернатора. Каждые три года в губернаторском доме проводились съезды дворянских собраний, учрежденных Екатериной в 1775 году. Съезды эти происходили обычно в декабре или январе и сопровождались чередой балов и банкетов. Молодые люди в гостях у губернатора танцевали, играли в разные игры, флиртовали; дворяне постарше обсуждали литературу, искусство и даже политику. Некоторые губернаторы, располагавшие обширными книжными собраниями, открывали у себя дома род публичной библиотеки. Так поступил, например, Г.Р. Державин. Будучи в 1780-х годах тамбовским губернатором, он устраивал по четвергам концерты, а по воскресеньям — танцевальные вечера. По торжественным дням организовывались театральные постановки. Довольно быстро губернаторские дома перестали быть единственным местом светского общения провинциальной публики, и местная знать также открыла для гостей двери своих домов107.
Как и в столицах, в провинции театр занимал довольно значительное место в общей структуре дворянского досуга. Спектакли в основном игрались у губернатора; актерами были местные дворяне и чиновники. В 1787 году воронежский наместник В.А.Чертков создал театр под руководством князя Ухтомского; роли в этом театре исполняли представители местной знати, в том числе дети губернатора. Вскоре, однако, в Тамбове, Вологде, Калуге, Харькове и других городах любителей сменили профессиональные труппы, игравшие уже не в частных домах, а в специально отстроенных зданиях108. В некоторых местах этот процесс начался еще раньше; так, в Ярославле уже в 1750 году функционировал частный театр Федора Волкова, существовавший только на средства от кассовых сборов. В 1760 году писатель и драматург М.И. Веревкин открыл театр в Казани. Зрительный зал этого театра, хоть и вмещал до 400 человек, зачастую бывал переполнен109.
Несмотря на то что в провинции тогда не существовало ни академий, ни университетов, тамошняя публика не была совсем лишена интеллектуальных развлечений. Во множестве существовавшие семинарии ежегодно или раз в два года устраивали богословские диспуты, на которые съезжалась вся местная знать. Из учебных мероприятий, демонстрировавших выучку семинаристов, эти диспуты превратились в своего рода светские рауты — там читались стихи, исполнялась музыка и подавались угощения110. Кроме того, во второй половине столетия открылись публичные библиотеки в Туле, Калуге и Иркутске. Самой большой из них была иркутская библиотека, созданная в 1782 году на добровольные пожертвования и обслуживавшая посетителей бесплатно111.
43 ПСЗ. Собр. 1. Т. 5. (1713-1719). № 3246. К сожалению, ассамблеи почти не привлекали внимание современных исследователей. Краткую характеристику их см. в кн.: Семенова Л.Н. Очерки истории быта и культурной жизни России. Первая половина XVIII в. Л., 1982. С. 199—206. Мемуарные описания ассамблей см.: Берхгольц Ф.В. Дневник... 1721—1725. М., 1902—1903; Вебер Х. Записки Вебера о Петре Великом и его преобразованиях // Русский архив. 1872. Кн. 1. С. 1057-1168; Кн. 2. С. 1334-1457,1613-1704.
44 ПСЗ. Собр. 1. Т. 5. (1713-1719). № 3246.
45 Кроме того, своего рода салон существовал в доме фаворита Алексея Михайловича Артамона Матвеева и его жены-англичанки. В этот дом съезжались гости обоего пола. См.: Гуревич Л. История русского театрального быта. М.; Л., 1939. Т. 1. С. 10.
46 Царский указ в семи пунктах перечислял то, что должны были совершать участники ассамблеи; эти пункты подлежали неукоснительному исполнению по силе указа до тех пор, пока не войдут в обычай.
47 Семенова Л.Н. Очерки истории быта и культурной жизни России. С. 161-174.
48 См.: Там же. С. 200-201.
49 Kollmann Nancy S. The Seclusion of Elite Muscovite Women // Russian History. 1983. Vol. 10. Pt. 2. P. 170, 174. Вопрос о месте женщины в русском обществе XVIII века затрагивает Виртшафтер в упоминавшейся выше очень важной работе. См.: Wirtschafter Elise К. Op. cit. P. 13—19.
50 См: Haumant Emile. La culture franсaise en Russie. 1700—1900. 2nd ed. Paris, 1913. P 83.
51 См.: Пыляев М.И. Старый Петербург. Л., 1990. С. 410.
52 См.: Там же. С. 168-173.
53 См.: Кулакова Л.И. М.М. Херасков // История русской литературы. М.; Л., 1947. Т. 4. С. 321—322; Западов А.В. Творчество Хераскова // Херасков М.М. Избранные произведения. Л., 1961. С. 9; Берков П.Н. История русской журналистики XVIII века. М.; Л., 1952. С. 291-298.
54 Цит. по: Пыляев М.И. Указ. соч. С. 304.
55 См.: Семенова Л.Н. Указ. соч. С. 205—206. В «Прибавлении к Санкт- Петербургским ведомостям» за 17 апреля 1780 года (с. 419) помещено объявление о маскараде, состоявшемся 22-го числа в доме Вольного экономического общества. Цена за вход составляла рубль с каждой пары гостей.
56 Пыляев М.И. Указ. соч. С. 293—304.
57 См.: Там же. С. 143—145; Санкт-Петербургские ведомости. 1780. № 16. 25 февраля. Прибавление. С. 201; см. также № 21. 13 марта. С. 258—259.
58 Санкт-Петербургские ведомости. 1780. № 42. 26 мая. Прибавление. С. 565.
59 Праздное время в пользу употребленное. 1759. Ч. 1. С. 365—366.
60 Пыляев М.И. Указ. соч. С. 432-435.
61 См.: Гуревич Л. Указ. соч. С. 7—26; Елеонская А.С. Творческие взаимосвязи школьного и придворного театра в России // Пьесы столичных и провинциальных театров первой половины XVIII в. М., 1975. С. 7—14. Собственный театр был в 1713—1723 годах и у царицы Прасковьи Федоровны. Находился он в Измайлово.
62 См.: Гуревич Л. Указ. соч. С. 26—30; Елеонская А.С. Указ. соч. С. 7—11.
63 См.: Асеев Б.Н. Русский драматический театр от его истоков до конца XVIII в. М., 1977. С. 231-232.
64 Прилично одетые русские и иностранные купцы с женами были допущены в театр указом Елизаветы от 15 июня 1751 года. См.: Всеволодский-Гернгросс В.Н. Русский театр от истоков до середины XVIII в. М., 1977. С. 192.
65 См.: Burgess М. Op. cit. Р. 162—163; Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 192, 221-228.
66 См.: Burgess М. Op. cit. Р. 182; Всеволодский-Гернгросс В.Н. История русского драматического театра. Т. 1. От истоков до конца XVIII в. М., 1977. С. 265—267, 277-278.
67 См.: Burgess М. Op. cit. Р. 162; Майков Л.Н. Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий. СПб., 1889. С. 310-313; Varnecke B.V. History of the Russian Theatre. New York, 1951. P. 110.
68 См.: Burgess M. Op. cit. P. 178-179; Майков Л.Н. Указ. соч. С. 315.
69 Ср. сатирическое описание невежественных театралов у Лукина. См.: Burgess М. Op. cit. Р. 177—178.
70 См.: Ibid. Р. 175-178; Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 248,266-267.
71 Майков Л.Н. Указ. соч. С. 315; Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 267-269.
72 История Академии наук СССР. М.; Л., 1958. Т. 1 С. 52, 172-174, 330.
73 Станюкович Г.В. Кунсткамера петербургской Академии наук. М.; Л., 1953. С. 58, 68-73, 162-164, 198-199. Ср.: Материалы для истории Академии наук. СПб., 1885-1900. Т. 1-10.
74 История Библиотеки Академии наук СССР. 1714—1964. М.; Л., 1964. Ч. 1.С. 44-45, 85-86, 117, 157.
75 См.: Зайцева А.А. «Кабинеты для чтения» в Санкт-Петербурге конца XVIII — начала XIX в. // Русские библиотеки и частные книжные собрания XVI—XIX веков. Л., 1979. С. 30; Абрамов К.И. История библиотечного дела в СССР. М., 1970. С. 43. Библиотеки существовали также при Академии художеств, академических гимназиях и при Горном училище. См.: История Библиотеки Академии наук СССР. Ч. 1. С. 128.
76 См.: Зайцева А.А. Указ. соч. С. 30-37, 43-45.
77 О московском обществе XVIII века см.: Забелин И.Е. Хроника общественной жизни в Москве с половины XVIII столетия // Опыты изучения русских древностей и истории. М., 1873. Ч. 2. С. 351—506; Он же. Из хроники общественной жизни в Москве в XVIII столетии // Сб. Общества любителей российской словесности на 1891 г. М., 1891. С. 557—582.
78 Действия Яновского не могли не вызвать нареканий со стороны других представителей духовенства. Семенова приводит язвительные замечания митрополита Киевского Сильвестра Холмского, относящиеся к 1731 году. См.: Семенова Л.Н. Указ. соч. С. 204-205.
79 См.: Старикова Л. Театральная жизнь старинной Москвы: эпоха, быт, нравы. М., 1988. С. 258-263.
80 См.: Burgess М. Op. cit. Р. 168.
81 См.: Пыляев М.И. Старая Москва: Рассказы из былой жизни первопрестольной столицы. М., 1990. С. 40—41.
82 См.: Lentin A. Introduction // Shcherbatov М.М. On the Corruption of Morals in Russia, Cambridge, 1969. P. 40; Лонгинов M.H. Новиков и московские мартинисты. М., 1867. С. 125.
83 См.: Московские ведомости. 1756. № 11. 31 мая; № 16. 18 июня.
84 Цит. по: Старикова Л. Указ. соч. С. 251.
85 Цит. по: Забелин И.Е. Хроника общественной жизни в Москве с половины XVIII столетия. С. 405.
86 См.: Tooke W. History of Russia: From the Foundation of the Monarchy by Riurik to the Accession of Catherine the Second. Vol. 2. L., 1800. P. 430.
87 См.: Пыляев М.И. Указ. соч. С. 125-130.
88 См.: Старикова Л. Указ. соч. С. 252.
89 См. противоречивые сведения о Мэддоксе: Пыляев М.И. Указ. соч. С. 391. Примеч. 23; Tooke W. Op. cit. P. 404; Cross A. By the Banks of the Neva: Chapters in the Lives and Careers of the British in Eighteenth-Century Russia. Cambridge, 1997.
90 См.: Пыляев М.И. Указ. соч. С. 326-327; Tooke W. Op. cit. P. 427-428.
91 См.: Старикова Л. Указ. соч. С. 266—268; Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 278—280. О ранней истории московского театра см. также: Асеев Б.Н. Указ. соч. С. 118—134; Гуревич Л. Указ. соч. С. 7—30.
92 См.: Burgess М. Op. cit. Р. 182.
93 См.: Tooke W. Op. cit. P. 404—406. Объявления о свободных ложах публиковались в «Московских ведомостях» (см.: Пыляев М.И. Указ. соч. С. 103). Премьеры в Петровском театре (как, например, представление «Женитьбы Фигаро» 15 января 1787 г.) вызывали всеобщий интерес; по свидетельству очевидца, в такие дни там «яблоку негде было упасть» {Старикова Л. Указ. соч. С. 268).
94 Благово Д. Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений... СПб., 1885. С. 207.
95 См.: Brewer J. Op. cit. P. 396—400.
96 См.: Tooke W. Op. cit. P. 404-406,451-452; Пыляев М.И. Указ. соч. С. 103-104; Старикова Л. Указ. соч. С. 251-252, 263, 266-278.
97 См.: Шевырев С.П. История императорского Московского университета... 1755-1855. М., 1998. С. 66-67, 568-569.
98 Шевырев С.П. Указ. соч. С. 66-67.
99 История Московского университета. М., 1955. Т. 1. С. 60.
100 См.: Sanders J. Thomas. The Third Opponent: Dissertation Defenses and the Public Profile of Academic Life in Late Imperial Russia // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1993. Bd. 41. H. 2. S. 245—246; Кизеветтер A.A. Московской университет (исторический очерк) // Московский университет. 1755—1930. Юбилейный сборник. Париж, 1930. С. 43—44, 60—61.
101 См.: Кизеветтер А.А. Указ. соч. С. 15, 47—52; История Московского университета. Т. 1. С. 60.
102 См.: Московские ведомости. 1756. № 20. 2 июля. Прибавление. С. 30; История Московского университета. Т. 1. С. 65.
103 Абрамов К.И. Указ. соч. С. 42—43; Marker G. Op. cit. P. 172. Первую русскую публичную библиотеку организовал московский типограф В.В. Киприанов в 1727 году. См.: Абрамов К.И. Указ. соч. С. 33—34. Absolutism and Ruling Class. P. 304.
104 Как пишет Ле Донн, «после 1762 г. для провинциальных жителей открылось две новых сферы деятельности: личное управление крепостными хозяйствами и социальные мероприятия, сопутствовавшие образованию гражданского общества внутри правящего класса» (LeDonne J. Absolutism and Ruling Class. P. 304).
105 См.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 461.
106 См.: LeDonne J. Absolutism and Ruling Class. P. 26—27; Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Изд. 2-е. Киев, 1912. С. 437—454; Roosevelt P. Op. cit. Р. 200.
107 См.: Чечулин Н.Д. Указ. соч. С. 72—76; Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 272-275.
108 Всеволодский-Гернгросс В.Н. Указ. соч. С. 273—274; Varnecke В. V. Op. cit. Р. 96—108; Лазарчук P.M. Из истории провинциального театра (Вологодский публичный театр конца XVIII - начала XIX в.) // XVIII век. Сб. 18. СПб., 1993. С. 156—171; Она же. Из истории провинциального театра (Театральная жизнь Вологды 1780-х гг.) // XVIII век. Сб. 15. Л., 1986. С. 52-69.
109 Всеволодский-Гернгросс В.Н. Русский театр от истоков до середины XVIII в. С. 218-219, 240-241.
110 См.: Freeze Gregory L. The Russian Levites: Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge, Mass., 1977. P. 102. См. в другом месте описания устроенных в Казанской гимназии публичного акта (1759) и публичного торжества (1760), включавшего спуск Меркурия по тонкому канату с вершины искусственной горы: Артемьев А.И. Казанские гимназии в XVIII столетии // Журнал Министерства народного просвещения. 1874. № 173 (май). С. 68—69, 74—76.
111 См.: Абрамов К.И. Указ. соч. С. 42; История Библиотеки Академии наук СССР. С. 128; Marker G. Op. cit. P. 172.
<< Назад Вперёд>>
