Полиция Российской провинции восемнадцатого-начала двадцатого веков (на примере Нижегородской губернии)

Единая система местных полицейских органов в России стала складываться при Екатерине II. В первые годы царствования императрицы компетенция полиции, по сравнению с периодом ее становления во второй трети ХVIII века, изменилась незначительно, а если это и происходило, то без какой-либо системы.

Именным указом от 2 октября 1762 г. вместо сыщиков, вероятно как не справившихся со своими обязанностями, решено было «сделать в губерниях и провинциях благопристойнейшее учреждение, как бы воров и разбойников искоренить». Свои дела сыщики передали в ведомство губернских, провинциальных и воеводских канцелярий, и тем самым правительство вновь возвратилось к старой схеме, поручив губернаторам и воеводам с их товарищами ведать сысками, как когда-то это было определенно «Наказом» 1728 года.

Нижегородская полиция «как фундаментальный подпор человеческой безопасности и надежности» пыталась контролировать и процессы, вроде бы не входившие в их правоохранительную компетенцию. При участии полицмейстера, например, в начале 60-х годов ХVIII века, образовались, так называемые «дольгаузы» или дома умалишенных (на 40-50 человек), которые находились во дворе Ивановского монастыря.

В этот же период для борьбы с грабежами на волжских просторах по просьбе нижегородского губернатора Д.А. Друцкого на базе Троицкого и Ревельского полков создается, так называемая, «команда розыскных дел» как военная сила против преступников. Координацию ее деятельности осуществлялась канцелярией нижегородского губернатора¹.

Однако первые распоряжения Екатерины II не относились к усилению деятельности по обеспечению борьбы с правонарушениями, а касались регламентации азартных игр в карты, запрещении быстрой езды, обязательной регистрации паспортов и пр.

Один из самых значительных документов первых лет царствования - «Наставление губернаторам», в котором говорилось, что руководители губернии «каждый радеет о делах по соблюдению норм указов и узаконений». В отношениях с гражданами рекомендовалось оказывать больше милосердия и увещевания. Пойманных воров и разбойников больше месяца не держать, а дело решать в один месяц с осторожностью, не чинить пыток, а невинных освободить. Приказывалось искоренять становщиков и пристаносодержателей, а «лихоимцам и грабителям чинить погони»².

Стала налаживаться и исполнительская дисциплина в полиции. Так, в 1764 году в Нижегородской губернии был отстранен от должности сыщик премьер-майор Медведецкий, не проведший служебного расследования по делу унтер - лейтенанта Консарова, обвиняемого за разбойные нападения на сельчан. За этот просчет у Медведецкий было конфисковано родовое имение во Владимирской губернии³. Кстати, это произошло во время полицмейстера Александра Бирева (с 1764 по 1767 год). В год приезда в Нижний Новгород Екатерины II, полицмейстер чем - то ей не угодил и был отправлен в отставку. После него должность полицмейстера не была учреждена, а до ХIХ столетия обязанности полицмейстеров выполнялись вновь учрежденными бригадирами и комендантами. В Нижнем Новгороде на этих должностях были: Трофим Иевлев (1767-1772); подполковник и командир гарнизонного батальона Алексей Агеев (1770-1771); поручик нижегородской штатной роты Анисим Смагин (1771-1774); майор гарнизонного батальона Гаврил Борисович Нелидов (1774-1775); полковник, нижегородский комендант Матвей Симонович Белокопытов (1776-1777); полковник, нижегородский комендант Петр Астафьевич Рехенберг (1787-1798); майор, командир гарнизонного батальона Макар Попов (1798-1800)⁴.

Рост городского населения и последующая полицейская практика побудили правительство серьезно заняться городской полицией, тем более, что от горожан все чаще и чаще стали поступать жалобы на ее действия. Челобитчики просили подчинить полицейскую службу городскому самоуправлению или, в крайнем случае, наделить магистрат некоторыми полицейскими функциями. Это отчетливо проявилось в многочисленных наказах, представленных в 1767 году в Уложенную комиссию. Об этом же шла речь и в Наказе Главного магистрата. К примеру, в 1766 году арзамасское и муромское купечество жаловалось на провинциальные канцелярии, что они вопреки указам назначают на полицейские должности офицеров. По утверждению купечества, магистраты исполняли полицейские обязанности «с легкостью» и в этой связи просили Сенат восстановить ранее принадлежащие им функции. Высший правительственный орган согласился с просьбой и 16 октября 1766 года в названных городах передал полицию в ведение магистратов, но под контролем губернаторов⁵.

Еще ранее купечество города Арзамаса обращалось в Главную полицейскую канцелярию с просьбой учредить полицию для организации общественного порядка и осуществления безопасной торговли, подкрепив ссылками на распоряжения, гарантировавшими создание соответствующей структуры, и тем, что администрация нижегородского губернатора не проявляет к этому соответствующей инициативы⁶.

Манифестом от 14 декабря 1766 г. Екатерина II провозгласила выбор депутатов в Комиссию об уложении для выработки нового свода законов. Для руководства работой Комиссии, императрица лично написала Большой наказ, дополнительная XXI глава которого целиком посвящена полиции. Свой взгляд на сущность полиции как органа, служащего «к сохранению благочиния в обществе», она заимствовала из сочинения немецкого полицеиста Бильфельда «Наставления политические». Сообразуясь с воззрением ученого, просвещенная правительница предполагала возложить на полицию профилактические меры по предупреждению преступлений, выявление путем оперативного дознания уже совершенных преступлений и передачи преступников в судебную инстанцию. Полиции же разрешалось лишь рассматривать малозначительные правонарушения. В своей деятельности она должна была руководствоваться не законами, а уставами, т. е. подзаконными актами, исходящими от вышестоящего полицейского управления.

В 1767 императрицей был подготовлен «Наказ», обозначивший направления деятельности на период ее царствования. На следующий год он был дополнен разделами «О благочинии, называемом, однако, полициею». Под полицией подразумевался порядок в обществе. Подтверждалась необходимость создания системы городской и земской полиции, расписывались их функции и компетенции: соблюдение «божеских законов», целомудрие нравов, сохранение здоровья граждан, соблюдение правил охоты и рыбной ловли, безопасность и твердость зданий, борьба с пожарами и кражами, соблюдение мер и весов, борьба с нищенством. Обращалось внимание, что «где пределы власти полиции заканчиваются, там начинается власть правосудия»⁷.

Комиссия по выработке сводных норм благочиния для должностных лиц за три года разработала положения о сотских, пятидесятских, десятских, компетенцию нижнего земского суда, функции бурмистров и старшин.

После подавления восстания Е.И. Пугачева, во время которого власть поняла опасность слабости местного административного аппарата и отсутствия сельской полиции, было задумано проведения существенной реорганизации органов местного управления, в том числе и полиции. В этой связи любопытен «Наказ», данный нижегородцами выбранному 19 января 1775 году в Уложенную комиссию купца Василия Степановича Брызгалова. Первая же статья «Наказа» говорила о городской полиции, что показывает важность поднятой проблемы. Нижегородское купечество «всенижайше требует, чтоб состоящей ныне а Нижнем Новее Граде полицмейстерской конторе, а по силе регламента главного магистрата полицейскую должность определить в ведомство нижегородского губернского магистрата, а отправление по городу той полицейской должности желают нижегородское купечество содержать сами, с прочими живущими всякого звания людьми общательно». Для исправления этой должности дать магистрату инструкцию или наставление, так как нижегородскому купечеству от полицмейстерской конторы «в даче в сотники, пятидесятники и десятники, в квартимейстеры и трубочисты немалое бывает отягощение». К тому же сотские с товарищами через каждое полугодие меняются и переменяются, «и оттого в коммерции их великое препятствие; к тому же и неуравнительными постоями бывают обижены»⁸. Как видим, жители Нижнего Новгорода, исходя из практики деятельности местной полиции, предложили подчинить ее себе, т.е. Городскому магистрату и отрегулировать выборы низшего звена полицейского аппарата.

В том же году 7 ноября 1775 года выходит "Учреждение для управления губернией", предусматривавшее, в том числе, и создание сельской полиции в виде так называемого нижнего земского суда, состоящего, как правило, из четырех - пяти человек.

Нижнему земскому суду передавалась в подчинение земская полиция или благочиние во главе с капитаном-исправником, выбираемого дворянством уезда на три года, с последующим утверждением в должности губернатором или, впоследствии, наместником. Земскому начальству поручалось отправлять службу «с доброхотством и человеколюбием к народу, с осторожною кротостию без ослабления во всех делах и с непрестанным бдением, дабы везде установленный порядок всеми и каждым в уезде сохранен был в целости». Капитан-исправнику конкретно предписывалось особо проявлять бдительность за тем, «дабы никто в противность подданического долга и послушания, в уезде ничего не предпринимал и не учинил», а в уезде никто бы «беглых людей не принимал, не держал и не укрывал». Он обязывался уведомлять начальство о воровских скопищах, не теряя времени прикладывать «все возможное старание воров имать», а крестьян-ослушников приводить «в послушание».

В то же время земский исправник должен был всякому обиженному давать «судейское покровительство», самочинно не налагая «пени или наказания», действуя исключительно через нижний земский суд. Последний являлся в уезде не только исполнителем распоряжений высших властей и судебных инстанций, но и сам мог проводить по уголовным делам предварительное следствие и вообще «иметь бдение, дабы в уезде сохранены были благочиние, добронравие и порядок».

Опорой исправников были десятские, пятидесятские и сотские, выбираемые крестьянскими обществами, и это считалось их полицейской повинностью. Однако не все крестьяне не с должным уважением относились к этому, не желая исполнять данную повинность. Их строптивость доходила до того, что они не только не собирались на сход по предписанию исправника, но и противились, как доносил семеновский исправник Бухвалов, в селе Никольском Погосте Заусольской волости и слушать не хотели о выбирах сотских и пятидесятских. Наместническое правление приказало исправнику главных виновников, «сделавших непослушание и возмущение», арестовать и поступить с ними «по всей строгости законов», отослав в земскую расправу⁹.

На уездные суды и исправников налагались и другие полицейские функции. По санитарной части они должны были иметь «смотрение за болезнями», возникновением язв и в случае их распространения, оказывать «попечение и старание о излечении и сохранении человеческого рода». Они обязаны были неусыпно смотреть за исполнением дорожной повинности, противопожарной безопасностью, заботиться о хлебных запасах и прокормлении нищих. До нас дошло одно возмутительное событие, повествующее о том, к каким мерам прибегали некоторые исправники для принуждения крестьян исполнять его приказания. К примеру, починковский исправник Волков «за имеющуюся на улицах нечистоту» привязал приказчика, старосту и сотского к оглобле своего экипажа и «гонял вместе с лошадьми по улице села», а других крестьян бил палкой и плетьми. Была подана жалоба, но, видимо, испугавшись, крестьяне отказались в уездном суде от обвинения¹⁰.

В уездных городах полицейские функции, аналогичные функциям земских исправников, возлагались на городничих, которые назначались Сенатом по представлению наместнического правления. Его функции определялись специальной инструкцией, во многом аналогичной инструкции капитану – исправнику. Городничему подчинялась «городская полиция, или благочиние». Его обязывали: во - первых, «иметь бдение, дабы в городе сохранены были благочиние, добронравие и порядок; во - вторых, «чтобы предписанное законами полезное в городах исполняемо и сохраняемо было». В случае же нарушения этого, он должен был, «несмотря ни на какое лицо», всякому напомнить «о исполнении предписанного законом», о непослушании сообщать «судебному месту для суждения виновного». И, в третьих, городничий получил право «привести в действие повеление правления, решения палат и прочих судов». В помощь городничему придавалась штатная команда, которая несла службу «при разных караулах присутственных мест, или при должностях»¹¹. По Табели о рангах, должность городничего относилась к VIII классу (коллежский асессор) и давало право на получение потомственного дворянства.

В губернских центрах вводилась должность обер-полицмейстера, но ни капитан-исправник как руководитель сельской полиции, ни городничий не подчинялись ему. Специализированного органа управления полицией в масштабе губернии не существовало¹².

Решить эту проблему был призван «Устав Благочиния, или полицейский». Согласно церковной терминологии XVI-XVIII веков, слово «благочиние» означало строгий порядок, принятые правила поведения, благопристойное поведение. Истинно русское слово - «благочиние» в Уставе сочеталось с западно-европейским «полиция», которое в тогдашней российской действительности ассоциировалось с соответствующим государственным органом управления.

Новый закон устанавливал во всех городах единый полицейский орган - Управы благочиния, которые пришли на смену полицмейстерским канцеляриям и конторам, а также другим полицейским подразделениям при местном управлении. Управы как коллегиальный орган возглавлялись городничими (в столицах — полицмейстерами) с двумя приставами по уголовным и по гражданским делам, двумя ратманами (советниками) и подчинялись губернским правлениям.

В отличие от других полицейских чинов, в Уставе не говорится о порядке определения и правовом статусе ратманов, избираемых мещанами и купцами на три года с оплатой из городского бюджета.

Порядок деятельности Управы благочиния регламентировался статьями 42-56. Наказания за легкие правонарушения были отнесены, не к суду, а ее ведению. По уголовным преступлениям должны были обязательно проводиться следственные действия. Особо подчеркивалось, чтобы при этом тщательно рассматривать: с умыслом или без такового оно совершено. Преступное деяние определялось как «узаконению противные или обществу вред наносящие».

К ведению Управы благочиния отнесены были также полномочия в отношении религии и церкви (охрана православных храмов, наблюдение за богослужением в них, проверка по разрешению ли ведомств ведется в городе строительство новых храмов и монастырей, поддержание между различными конфессиями доброго гражданского согласия, мира и тишины).

Что же касается законно существующих общественных или торгово-промышленных объединений, то члены Управы должны были их охранять «в своей законной силе», а не утвержденные или «общему добру вред, ущерб или убыток» наносящие, «либо бесполезные» запрещать и пресекать.

Не была обойдена вниманием и регламентация частной жизни (ограничение роскоши, запрещение азартных игр, разрешение на проведение общенародных игр, театральных представлений и т. п.).

«Дабы благочиние в городах порядочно могло быть отправляемо» они, в зависимости от размеров и топографии, разделялись на части (200-700 дворов) во главе с частным приставом, назначавшимся, по представлению городничего, губернским правлением. Как лицо выборное от местного дворянства, должность эта отправлялась безвозмездно.

Административным центром городской части являлась канцелярия частного пристава, в просторечии именовавшаяся «частным» или «съезжим» домом. В столичных и крупных городах к канцелярии приписывалась полицейская команда и брандмейстер для борьбы с пожарами. При частном приставе состояли двое «градских сержантов», которые сопровождали его во время службы, исполняя приказания начальства.

Устав определял «качества» частного пристава, к которым относились беспорочность поведения, здравый рассудок в делах, «добрая воля» к службе, точность в исполнении ее и бескорыстие во взысканиях. Он подчинялся Управе благочиния и получал «от городничего приказании для исполнения в части ему вверенной».

Пристав наделялся весьма обширными полномочиями. Законодатель стремился зафиксировать все относящееся к благочинию, не забывая мельчайших деталей. Ему предписывалось «бдение» и «смотрение» за богохульными поступками, чтобы «ничего не принималось противное службе императорского величества и общему добру». Он должен был иметь попечение об исполнении законов, изданных «для сохранения мира и тишины между гражданами», наблюдать во всем установленный «порядок и стройность», дабы «недоброхотных» исправить, а «добропорядочным гражданам доставить мир и безопасное житие».

По части уголовных дел, пристав брал преступника под стражу и немедленно приступал к следственным действиям. Статья 105 подробно инструктирует его о том, на что он при расследовании уголовного преступления должен в первую очередь обращать внимание.

В функции пристава входило наблюдение за «праздношатающимися», подразумевая под этим скрывающихся от помещиков крестьян и уклонившихся от службы рекрутов. В его поле зрения должны были находиться иногородние и чужестранцы, проверяя при этом, чем они «промышляют и питаются». В случае противозаконных с их стороны действий, не мешкая докладывать об этом городничему и «поступать по его приказанию».

На него возлагался надзор за торговлей и ремеслом, мерами и весами, с правом вмешиваться в деятельность корпоративных и гильдейских организаций. Но как это должно было производиться, в Уставе не прописывалось. Отсюда недалеко было и до произвола, что и подтверждается рядом архивных материалов того времени.

Не оставались без бдительного ока пристава и нравственные вопросы, в виде «укрощения» непотребного жития мужчин и женщин или их «постыдного ремесла».

Борьба с вредными слухами, клеветой, поношением или злословием, если это в особенности умаляло доверие или «почтение к особе, к коей подобает почтение», также входило в круг его деятельности, как и наблюдение за незаконными сходбищами. Любопытно, что сразу же за этим в Уставе говорится, что «жалобы по должности на частного пристава не принимаются». Если же кто мог доказать его незаконные поступки, то разрешалось апеллировать к городничему.

Пристав в своей части прилагал «неусыпное смотрение и попечение» об исправном состоянии улиц и мостов, речных переправ, а также «чищение, мощение и поправление улиц».

Расписывался и его служебный распорядок. Он должен был жить в той части города, «к которой приставлен». Двери его дома, по примеру древнеримских народных трибунов, не запирались ни днем, ни ночью и были «подобно пристанищу в опасности находящимся или нужды имеющим во всякий час». В нем он принимал и выслушивал «терпеливо» жалобы, прошения или донесения «о содеянном в его части». Пристав «всякое утро» в восемь часов прибывал в Управу благочиния с рапортом о происшествиях, арестах, злоупотреблениях и непорядках за прошедшие сутки. В свою очередь, эти сведения ему предоставляли к 19 часам каждого дня квартальные надзиратели.

Части делились на кварталы (от 50 до 100 дворов), во главе с квартальными надзирателями и их помощниками - квартальными поручиками (именовавшимися также «надзирательскими»), исполнявшими свои должности безвозмездно. Квартальные надзиратели выбирались на три года жителями города по аттестации частных приставов и с последующими утверждениями Управами благочиния. В квартале полагались ночные сторожа, а порядок на улицах блюли будочники.

По Уставу, от квартального надзирателя требовалась беспорочность в поведении, «доброхотства к людям» и прилежания по делам службы. Он имел смотрение, чтобы на подведомственной ему территории все находилось в «законопредписанном порядке», чтобы «молодые и младшие почитали старых и старших». В круг его обязанностей входило примирение ссор и споров граждан, выявление ветхих и грозивших обвалом строений, попечение о застройке пустырей, осведомление о всех проживающих в квартале, приезжающих и отъезжающих, предупреждение пожаров, наблюдение за чистотой и освещением улиц, за сохранностью вывешенных на специальных столбах узаконений и объявлений от центральных и местных властей.

По сравнению с петровскими указами, «Устав благочиния» конкретизировал нравственные качества полицейских служащих, которые должны были иметь: добрую волю в отправлении порученного приказания, человеколюбие, усердие к общему добру, радение к должности, верность монарху, честность и бескорыстие, так как взятки «ослепляют глаза и развращают ум и сердце, устам же налагают узду».

По Уставу благочиния должность полицмейстера столицы приравнивалась к VI классу, пристава уголовных и гражданских дел - VII, частного пристава - IХ, квартального надзирателя - Х, поручика - ХI классу по Табели о рангах¹³.

Количественный состав подразделений внутренней службы к концу семидесятых годов ХУIII века увеличился вдвое: в Нижнем Новгороде по штату стало 707 человек, а в городской полиции насчитывалось 31 служащий.

Что касается материального обеспечения полицейских чинов, то оно выглядело следующим образом: обер - полицмейстеру полагалось 1875 рублей в год, полицмейстеру - 1200 руб., приставу - 600 руб., частному приставу - 375 руб., квартальному надзирателю - 300 руб., квартальному поручику - 200 руб.¹⁴.

Следует заметить, что рядовой полицейский состав рекрутировался не просто из отставных солдат, но чаще всего из увечных. Примером тому, может служить просьба балахнинского секунд - майора Дружинина, исполнявшего полицейские функции, направить ему в городовую команду капрала Шкулева за неспособностью продолжить службу, так как у него «от удара конского перешиблена нога, коя хотя и срослась, но токмо малое имеет движение». Просьба была удовлетворена¹⁵.

Осенью 1779 года выходит распоряжение о создании Нижегородского наместничества во главе с генерал-губернатором В.А. Ступишиным¹⁶. В одном из первых своих распоряжений он говорил, что в руководство местной администрации следовало назначать достойных чиновников (это касалось и судий), подобрать достойный низовой аппарат служащих. «Выбрать из купцов и мещан, достойных в городские магистраты Нижнего Новгорода, Балахны, Макарьева. Из общества городского и десяти уездных городов выбрать по одному человеку - уездным казначеем (Арзамас, Ардатов, Балахна, Горбатов, Княгинин, Лукоянов, Макарьев, Семенов, Сергач). Кроме того, заштатные города Пьянский Перевоз и Починки также должны были иметь свою администрацию. Счетчики должны быть избраны из унтер-офицеров или капралов и направлены к казначею к 25 января 1780 года. Создать штат протоколистов, регистраторов, архивариусов. Должен быть укомплектован штат палат уголовных и гражданских дел, казенной палаты, совестного суда, земских судов. Также должно быть проведено укомплектование городских магистратов, верхней расправы, городнических правлений, земских судов, нижней расправы».

По каждой позиции намечалось определенное количество штатных единиц. Было введено более шестисот должностей. Говорилось, что уездная полицейская команда должна состоять из капрала, шести нижних чинов, семи драгун и роты драгун, дислоцированной в губернском центре¹⁷.

В Нижнем Новгороде руководил полицией комендант, с приданным ему батальоном. В его подчинении находилось два частных пристава, семь квартальных надзирателей, более тридцати нижних чинов. Административное помещение, в котором находилось управление полицией, было ветхим. В 1786 году в Кремле было построено двухэтажное здание с пожарной каланчой.

Как и раньше, под особым попечением полиции находилась противопожарная безопасность. Особенно жестко устанавливался надзор за сохранностью печати на дворовых печах. Как отмечалось в указе императрицы от 22 марта 1766 года, «полицмейстеру нецелесообразна неисправность печей обывателей»¹⁸.

Нижегородская полицмейстерская контора следила и за рынками, в особенности за продаваемыми мясными продуктами. Это видно из специальной инструкции, данной 5 июля 1779 года мясного ряда нижегородскому мещанину Ивану Свининикову, которому предписывалось смотреть за лавочниками мясного ряда, чтобы они «нездорового, протухлого и надутого мяса, в особливо мертвячину отнюдь не продавали, а содержали бы мясо свежее, здоровое и в продажу оное производили…, и на указанном основании весы умеренными ценами; тако ж пригонный всякий скот без объявления в полицмейстерской конторе не прикупать и в Нижний не пущать». Ответственный за ряд должен смотреть за чистотой и порядком, но «обид и налог никому не чинить и взятками не касаться, под опасением неупустительного штрафа по указам»¹⁹. В целом полицейская контора выполняла функции и санитарной полиции и надзора.

Одна из важных задач местных органов власти оставалась, конечно же, борьба с преступностью. По примеру прежних лет ежегодно весной отправлялись на разведку по Волге и Оке до границ Нижегородского наместничества вооруженные пикеты. Так, произошло и в апреле 1781 года, когда были направлены две лодки по Волге и одна по Оке с обер - офицером и пятнадцатью солдатами на каждой. Кроме того, по берегам рек выставлены сухопутные пикеты с унтер - офицером и четырьмя солдатами²⁰.

В мае того же года около Бармино произошло ограбление. Нижегородский наместник А.А. Ступишин приказал офицерам с командой, что когда купеческие суда будут проходить около опасных мест, «скрытным образом» причаливаться к ним и в случае нападения воровских людей «стараться всевозможнейшими средствами получить их в поимку»²¹.

На поимку волжских воров был направлен прапорщик Скоробогатов. Но разбойники узнали о тайном мероприятии властей против них и сменили тактику, перенеся свой «промысел» на берег. Прапорщику приказано было приказано остаться на реке, а на берег был направлен обер – офицер с пятнадцатью солдатами - «людей храбрых, проверенных и хороших». Макарьевскому же исправнику советовалась в дворянских вотчинах учредить дневные и ночные караулы»²².

Пока это предпринималось, около Василя пять разбойников (из которых трое каторжников «с вырезанными ноздрями» и один кривой) ограбили, переправлявшегося через Суру офицера. Наместник Ступишин приказал немедленно направить туда до ста солдат «с пристойным числом обер и унтер – офицеров», разбив их на партии. Один из посланных командиров обнаружил в лесу Юринской волости лодку с тремя чугунными пушками на лафетах²³.

А в это время в деревню Вершинино Нижегородской округи «в ночное время на четырех парах неведомых воровских людей 10 человек с завязанными глазами, вооруженных рогатинами, тесаками и ножами» ограбив жителей на 533 руб. 70 коп. Разбойное нападение даже было осуществлено около города Макарьева, и уездный исправник ничего не мог поделать, лишь сообщить о случившемся, и рапортовал об этом неоднократно. А 7 октября разбойники напали и вблизи Нижнего Новгорода, у Кстова. Причем к ним примкнули и находившиеся на судне купца рабочие. Грабили около Печерского монастыря, села Высоково и других окружающих Нижний Новгород местностях. Город фактически находился в разбойном кольце.

В 1790 году правящий должность генерал - губернатор И.М. Ребиндер вынужден был признать, что «воры дошли до такой уже дерзости», что ездят на разбои в телегах или верхом «из дальних мест под самые города»²⁴.

Шалили и цыгане. К примеру, в августе 1783 году они в количестве 120 человек с ружьями, бердышами и рогатинами напали на село Якшень Перевозской округи, разграбив питейный и два крестьянских дома, но были задержаны лукояновским исправником Чуфаревым²⁵.

Но у команды случались и успехи. К примеру, поручик Мавринский близ деревни Поляны Ядринской округи напал на след разбойников и поймал атамана шайки²⁶. Главным же успехом стало поимка знаменитого волжского разбойника и «смертоубийцы», который трижды сбегал с каторги («каторжный утеклец») Галанка (Галактион Григорьев). Вот что говорил о нем писатель П.И. Мельников (Андрей Печерский): « на своих на косных, с молодцами удалыми разъезживал Галанюшка от Саратова до Нижнего и много на Волге бед натворил. Держался он больше на Жигулях, а только что зачнется торг у Старого Макария, переберется туда»²⁷. Вот тут-то у Макарьевской ярмарке и подловили его нижегородцы. В феврале 1782 году из нижегородского уездного суда сообщали, что задержанный вор, «вероятно с намерением снова убежать», сделав заявление о своих подельниках, скрывающихся около в 60 км. от города Василя в непроходимом лесу. Следствие же установила, что никого там не оказалось. Галанка был судим, «с подновлением вырезания ноздрей и поставленным литерным знаком», отправлен четвертый раз на каторгу²⁸.

В 1786 году нижегородские власти отмечали о существовании на Оке разбойников, нападавших на торговые суда. Ими оказались бурлаки. Управам благочиния, вместе с местной охраной, рекомендовалось оборонять суда, не допускать случаев разбойных нападений. Говорилось, что необходимо «поднять роль городничих в тех местах, где это случается». Акцентировалось внимание на том, чтобы допросы, очные ставки, борьба с правонарушениями в уездном центре и уезде входило в компетенцию городничего²⁹.

Любопытно, что изъятые у воров «разбойные вещи», власти продавали с торгов. Так, в апреле того же года было выставлено на продажу 23 оружия «всякого сорта», 9 «ветхих» пистолетов, 10 ножей, 16 рогатин и 4 бердыша³⁰.

Состав воинских команд в Нижнем Новгороде был невелик. Людей на пикеты не хватало. И в тоже время их отдавали в услужение разным лицами и учреждениям. Поэтому в 1783 году генерал - губернатор И.М. Ребиндер предложил исправниками, городничим, учреждений и партикулярных лиц выслать в батальон «неподлежательно» находившихся у них для личных услуг солдат. Одновременно с этим, он приказывает исправникам, чтобы они велели сотским и пятидесятникам, в случае появления разбойников, собирать обывателей и «с каким бы то ни было оружием» старались их переловить. В конце этого же года, генерал губернатор предложил учредить пикеты из крестьян около сел Высоково и Богородского, деревень Утечино и Смычки. Любопытно, что некоторые из крестьян Утечино сами были изобличены в грабежах³¹. А в тоже время разбойники так чувствовали себя вольготно, что около города у лагеря «двуротной команды» напали на исправника Бухвалова и ограбили, раздев донага³².

К 1787 году в губернии повсеместно создаются Управы благочиния. Так, распоряжением городничего Лаврова город Балахна делится на две полицейские части, во главе которых утверждаются капрал Петр Ратков и сержант Федор Воронков с четырьмя квартальными надзирателями и секретарем Константином Разиным. Их основной задачей, как ее видел городничий - это «поддержание порядка, тишины и спокойствия и чтобы не было пожаров, наблюдение за торговлей»³³.

В одном из первых распоряжений балахнинской администрации от 21 мая 1787 года подчеркивалось: «Для предостережения от пожарного случая всем жителям, которые имеют деревянные строения в домах своих для летнего топления и печения хлеба и прочего, потребно сделать печи на дворах или в огородах, в строениях поблизости и смотреть, чтобы летним временем печей не топили. Велеть летним временем топить два раза в неделю с великим предостережением, а если кто топить будет не во время, то иметь с него штраф»³⁴.

Ратман, как представитель магистрата, контролировал «по силе закона» печать у печей, которые в летнее время разрешали топить лишь по четвергам и воскресеньям. Полиция должна иметь противопожарный инструмент, который приобретался и содержался на средства жителей города. Что он из себя представляли противопожарные средства, можно судить из архивного документа полиции Пьянского Перевоза, в распоряжении которой имелись следующие инструменты: 4 бочки, 14 полубочек железных, 16 деревянных, 8 щитов, 16 санок, 30 ведер, 32 вил, 42 грабель, 60 лопат, 60 топоров и пр.³⁵. В городе Балахна, например, за сохранность и годность каждого инструмента отвечал один из городских купцов³⁶.

Представители Управы благочиния должны были наблюдать за тишиной и порядком на вверенных им территориях. Так, в одном из многочисленных протоколов Балахниской управы видим такую запись: «Полицейским сержантом Разиным, сотским Фоминым и другими были задержаны балахнинские купцы П.Окунев, А.Бармин, Ф.Кныгин шатавшиеся ночным временем с двадцати четырех часов до четырех часов утра и чинили неустройства: кричали, «свищали» по городу и улицам. Позднее чинили сопротивление представителям власти». Предписывалось «оных отослать за правонарушения в Балахнинский городовой магистрат»³⁷. Местный купец И. Баташов ругал горожанина Василия Нестерова «непотребными словами», приписывая ему колдовство. Городничим в протоколе сделана запись: «Баташова сыскать, допросить, и что покажет, отослать, куда по законам надлежит, в городской магистрат»³⁸.

Полиция продолжала осуществлять и паспортный режим. Еще в начале 70-х годов в губернском центре было выдано более двадцати тысяч паспортов. Поскольку город Нижний Новгород был местом торговли и иной предпринимательской деятельности, получение паспорта было удобно и для проживающих в других регионах страны, что вызывало фальсификацию паспортных данных. Так, по делу Стародубцева, прибывшего из Симбирска, лично нижегородским командиром роты драгун Николаем Дружининым, выполнявшим функции полицмейстера, было обнаружено шесть фальшивых печатей, двадцать пять поддельных паспортов и более пятидесяти незаполненных бланков³⁹.

Местным Управам благочиния предписывалось контролировать производство и продажу вино - водочных изделий⁴⁰. По данным горьковского краеведа Л.М. Каптерева в конце ХVIII века только в городах Нижегородской губернии выпивалось 160 тысяч ведер водки на 208 тысяч рублей, а во всей губернии втрое больше. Винный откуп по Нижегородской губернии был отдан петербургскому купцу Кусовникову, коллежскому советнику Огареву, секунд-майору Вельяминову с обязательством вносить в казну 67 тысяч рублей⁴¹.

Любопытно, что на почве продажи вина между полицией и духовенством возникали разногласия. Так, в январе 1782 года священник села Золино принес жалобу в епархиальное управление на горбатовского исправника, разрешившего «коронному поверенному» построить лубяной шалаш для продажи водки у церковной ограды. В храмовый праздник 29 августа 1781 года «в самое молитвословие, у того шалаша проходили от пьяного народа кулачные бои и неприличные и противные против святой церкви, сквернословные песни»⁴². К слову сказать, тогда же последовала жалоба и на балахнинского исправника, который принуждал духовенство своего уезда исполнять дорожные повинности, которые, кстати, по указу 1742 года были уволены от этой натуральной повинности⁴³.

А горбатовский исправник Еремеев наоборот доносил, что во всех питейных заведениях Павлова «в продаже вина великие обмеры бывают и мешают вино с водою». Он взял вино для «выжигу», и оно оказалось слабым – «выгорело весьма малое количество»⁴⁴.

Офицерам управы благочиния (квартальным надзирателям) рекомендовалось непосредственно контролировать данную сферу деятельности. Винные откупа трактиров, гербергов, погребов, винных заводов ставился на контроль частных приставов. Непосредственно борьбу с пьянством осуществляли нижние чины полиции. Водку же рекомендовалось продавать бочками и анкерами (мера вина в 33-34 литра). Сахара при ее производстве не допускать, лишь виноград, иначе - это считалось корчемством⁴⁵. Как пример борьбы с пьянством сохранились любопытные сведения, относящиеся к 1789 году. Полиция Нижнего Новгорода задержала посадского человека Ивана Скатова, «усмотренного в распутном состоянии и пьянстве», шатающегося по разным питейным заведениям. Скатова посадили на месяц в смирительный дом. По выходе оттуда он дал подписку, что «не только ныне, но и всегда от подобного сему распутства воздерживаться»⁴⁶.

Приходилось бороться и с подвыпившими и хулиганящими гражданами. В качестве примера можно указать на случаи с подгулявшими нижегородскими приказными служителями, которые зачастую бродили по улицам «толпами с дреколием и каменьями» и входили «в великие непристоинства». При их задержании десятскими и отвода в полицию, они с побоями отбивались⁴⁷.

Ведя речь о многочисленных функциях полиции, необходимо сказать еще об одной - противодействие процветавшим азартным карточным играм. Борьба с нею началась еще в ХVII века, но многочисленные указы по их запрещению появляются в следующем столетии. Почин принадлежал Петру I, который 17 декабря 1717 года издал указ, запрещавший играть на деньги под тройным штрафом «обретающихся денег в игре»⁴⁸. Он был подкреплен Анной Иоанновной законом 23 января 1733 года, в котором говорилось, что «такая богомерзкая игра не только не прекратилась¸ но многие компаниями и в партикулярных домах как в карты, так и в кости и в другие игры проигрывают деньги и пожитки, людей и деревни свои». От этого не только «в крайнее убожество и разорение приходят, но и в самый тяжкий грех впадают и души свои в конечную погибель приводят».

Императрица приказывала такие «богомерзкие и вредительные игры» запретить и, чтобы никто из верных подданных, «съезжаяся в партикулярных (под ними имелись в виду гостиницы и трактиры – Авт.) и вольных домах как в деньги, так на пожитки, дворы и деревни и на людей ни в какую игру отнюдь не играли». За нарушение полагалось «жестоко штрафовать»: за первое преступление «тройным взятием обретающихся денег и прочего в игре». «Объявителю» запрещенных игр полагалась награда в одну треть от суммы выигрыша, и две трети на госпиталь. При вторичном задержании, сверх штрафа офицеров и «прочих знатных людей сажать в тюрьму на месяц, а подлых (простонародье – Авт.) бить батоги нещадно. За третье нарушение, сверх штрафов, данное наказание умножалось вдвое. Если же ловили нарушителя закона и после этого, то предписывалось «с таковыми поступать жесточайше, смотря по важности дела». Полиции, губернаторам и воеводам, а в армии «главным командирам» приказывалось смотреть, чтобы данный указ «везде исполняем был неотменно»⁴⁹.

Такими мерами надеялись противодействовать все более и более распространявшейся игре. Но все было напрасно, и подтверждением тому были неоднократные законодательные предписания. 11 марта 1747 года Сенат вновь выпускает указ «О неигрании в карты и ни в какие игры на деньги, или на какие вещи и пожитки». В нем перечислялись ранее выпущенные законы по пресечению азартных игр, и такие «богомерзости» приказывалось штрафовать «без всякого упущения». За этим должны иметь смотрения полиция, губернаторы и воеводы⁵⁰.

В конце правления Елизаветы Петровны в законодательстве было сделано различие между запрещенными азартными и дозволенными коммерческими играми. К азартным играм отнесли те, в которых выигрыш зависит лишь от случая и фортуны; к коммерческим - в которых игрок выигрывает благодаря своим умениям, логике и личным способностям. Азартными играми считались лотереи, рулетка, очко, штос и некоторые другие, а коммерческими – бридж и преферанс. Играть в азартные игры разрешалось исключительно дома, не на деньги, а ради развлечения. Но все запреты в основном касались «подлого» люда.

В указе от 16 июня 1761 года говорилось: «позволяется употреблять игры в знатных дворянских домах; только не на большие, но на самые малые суммы денег, не для выигрыша, но единственно для препровождения времени». За запрещенную азартную игру полагался штраф в размере двухгодового жалованья провинившегося. Штрафные деньги распределялись поровну на содержание госпиталей и полиции. Губернаторы и воеводы с «полицейскими командами» должны были иметь за картежниками «крепкое смотрение»⁵¹.

В начале своего правления Екатерина II издает общие подтверждения о воспрещении азартных игр. Так, 21 июля 1762 года появляется указ «О неигрании никому в большие азартные игры». В нем говорилось, что до Ее Императорского Величества «доходят неприятные из Москвы слухи разорительной карточной игре, каковые неумеренные игры ни к чему более не служат, как только к единственному разорению старых дворянских имений». Исходя из этого, императрица повелевала «накрепко смотреть», чтобы ни в какие больше азартные игры не играли, а полиция должна наблюдать за точным исполнением указа.

Сенат подтвердил повеление царствующей особы, и в свою очередь обязал Московскую полицмейстерскую канцелярию «наикрепчайшее смотреть» за исполнением данного указа и чтобы «о неигрании никому в деньги на вещи в долг и под вексели в такие игры, что указами запрещено» всем обывателям объявить «с подписками и с подтверждениями». В противном же случае, с ними «поступлено будет» по указу от 16 июля 1761 года. Сверх того, полиция должна была «надсматривать и разведывать всеми образы» за пресечением таких игр, рапортовав об этом в Сенатскую контору и Ее Императорскому Величеству «в известие»⁵².

14 октября 1764 года издается закон «в подтверждение прежних указов». Из него усматривалось, что московская полиция о карточной игре «доношениям» князя Алексея Долгоруков «рассматривать и решения чинить должности своей не предвидит», т.е. отказывалась, ссылаясь на то, что такие дела подведомственны «Юстицкому суду» (Юстиц – Коллегии). Сенат приказал Московской полицмейстерской канцелярии «в немедленном времени» произвести следствие по точному исполнению закона, т.к. по ним прекращение карточной игры «положено точно на полицию». При этом, Сенат ссылался на указы 1733, 1743, 1747, 1761 и 1763 годов. Этими законами полиция обязывалась строго смотреть за азартными играми, а штрафные суммы «отдавать одну часть на госпиталь, другую на содержание полиции, а две части доносителям». Указ от 7 июля 1763 года приказывал «накрепко смотреть», чтобы в Москве «ни в какие большие и азартные игры не играли» и о том полиция подтверждалась строго исполнять эти законы⁵³.

Именной указ от 16 октября 1786 года, данный главнокомандующему в Москве Еропкину, предписывал полицейским офицерам наблюдать, чтобы в клубах, маскарадах и других публичных сборищах не играли «в банк и другие запрещенные игры». С виновными должны были поступать по законам⁵⁴.

В «Уставе благочиния или полицейском» 1782 года полицейским наставлялось «иметь смотрение», чтобы «игры домашние и игрища, поелику в оные не входит беззаконие или противное узаконению», не запрещать. «В запрещенной же игре смотрит на намерение, с каким играли, и обстоятельства». Если же игра служила забавой или семейным отдохновением, «то вины в этом нет». Но если она служила игроку «единственным упражнением и промыслом, или дом в коем происходила игра» открыто для всех людей без разбора днем и ночью, и если «от того происходит прибыток запрещенный», то о том необходимо было исследование «учинить по законам»⁵⁵.

Карточная игра затронула и нижегородское дворянское общество. В декабре 1785 году нижегородский генерал - губернатор И.М. Ребиндер, узнал, что «в городе, во многих домах играют картами в запрещенные игры». По ст. 257 Устава благочиния за этим должна наблюдать полиция. «Но видимо оная, - делал вывод Ребиндер, - оставляет без всякого внимания» игру в карты. Исходя из этого, он рекомендовал наместническому правлению «предписать кому следует, чтобы полиция непременно наблюдала и особенно надзирала днем и по ночам, не будет ли происходить каких игр в трактирах или таких домах, где больше чаятельно быть играм сим». Застигнутые игроки должны были арестовываться, поступив с ними по закону. Горожане предупреждались, чтобы они не играли с теми, которые «обязаны хранением казенных денег». Поступившие же против этого должны подвергаться «строгому законному взысканию»⁵⁶.

Но на практике и сами высокопоставленные чины полиции нередко являлись покровителями над людьми, занимающимися азартными играми. Пример можно привести с нижегородским комендантом Петром Астафьевичем Рехенбергом, который в Нижнем Новгороде ставил себя выше закона. В сентябре 1788 году арзамасский уездный землемер поручик П.И. Грачев обратился в наместническое правление генерал - губернатору И.М. Ребиндеру с жалобой на жену капитана нижегородского батальона Л.П. Стремухову, что она из карточной игры сделала ремесло и благодаря этому составила порядочный капитал. Жалоба была передана на рассмотрение коменданта, который проявил при этом пристрастие, потребовав от Грачева объяснений, а Стремухову даже не допросил, ограничившись взятой с нее на дому без подписи разъяснения. Именно на это упущение и обратил внимание коменданта Грачев. На что Рехенберг с криком стал грозить проучить его («Вишь ты какой, еще стал меня учить и прописывать законы, вот я тебя…, вот тебе и законы, как я тебя проморю месяца три»), приказав подчиненным схватить строптивца и заключить под караул, продержав трое суток «яко колодника с прочими вместе». Потом, как пересыльного и важного преступника, передали под расписку в уездный суд.

Из наместнического правления жалоба была передана на усмотрение генерал - губернатора, который неожиданно приказал предать Грачева военному суду «за азартную в банк игру» с Стремуховой и потребовать от Рехенберга объяснения в медленном производстве дела о поручике, а также о беспричинном и грубом его аресте, «весьма несоответственной закону». Что же касается Стремуховой, то уездному суду было предписано о скорейшем производстве рассмотрения жалобы землемера⁵⁷.

Особой заботой властей была и борьба с нищенством и бродяжничеством. Осуществлять наблюдение за недопущением просить милостыню вменено земским комиссарам. Высший же надзор в провинциях возлагался на обер - комендантов и комендантов (по инструкции 1719 года на воевод), в Петербурге на генерал – полицмейстера, а в Москве с 1722 г. на обер – полицмейстера⁵⁸.

В 1736 году власти вновь вынуждены были признать, что «прежние указы о нищих были без всякого действия оставлены и ныне как в Петербурге, так и во всем других городах нищих весьма умножились и от часу умножается, видя то, что им никакого запрещения нет, и в самих проезжих местах есть множества их иногда с трудом проезжать возможно и из тех нищих большая часть молодых и к работе годных, которые так обленились, что уже и в самом деле по некоторым розыскным делам показывается». И опять на полицию возлагалась обязанность негодных к службе беспаспортных нищих ловить и отдавать в драгуны, солдаты и матросы в зачет помещикам и общинам. Если же они ранее находились под уголовной ответственностью, то предписывалось холостых отправлять на каторжные работы, а женатых в Оренбург или казенные заводы⁵⁹. В феврале 1764 г. Сенат вновь подтвердил, чтобы «никто ни под каким видом по улицам не шатались, и милостыни просить не отваживались». Полиции приказывалось за этим «наприлежнейшее иметь осмотрение», и «взятые» ей в прошении милостыни «разного звания люди, до надлежащего об них рассмотрения» дела должны содержаться за счет Коллегии экономии по две копейки за каждого⁶⁰.

Тем не менее, нищенство не прекращалось, и потребовались новые законы: 5 июня 1775 г. виновные в допущении экономических крестьян прошения милостыни выборные старосты и сотские наказывались двухрублевыми штрафами с каждого пойманного нищего (деньги шли на содержание работных домов); 7 ноября того же года в обязанность городничего включалось наблюдение, чтобы могущих работать нищих заставлять чинить улицы и мосты вместо наемных обывателей, за что последние должны снабжать их пищей⁶¹.

При Екатерине II наказание нищих в виде принудительных работ получило существенное развитие. Указ 12 августа 1775 года в этом плане стал решающим, в Москве было создано особое подведомственное полиции учреждение - работные дома для «молодых лет ленивцев», просящих бесстыдно милостыню, «нежели получить пропитание работаю»⁶². Следовательно, работный дом может быть рассматриваемый, как карательно - исправительное учреждение. К примеру, правящий должность нижегородского генерал – губернатора А.А. Ступишин в 1781 г. предложил призреваемых в работных домах нищих, помещенных там «за кражи и мошенничества», использовать для очистки земли у строившегося гостиного двора на Нижегородской ярмарке. Ранее мужчин направляли на пилку казенных лесов, а женщин для прядения льна⁶³.

Из архивных документов видно, какую ответственность несли полицмейстеры и городничие за неисполнение предписаний. Например, в одном из документов 1787 года отмечалось: выборный Иван Казьмин от имени крестьян деревни Партешихи писал нижегородскому губернатору И.М. Ребиндеру о своевольстве Перевозского городничего, «потравившего своим табунами скота хлеб и семенных покосы их множественным числом». На оборотном листе жалобы генерал – губернатор написал следующее наставление городничему: «Своевольства не держать, направить дело в мировой суд, сделать обследование и когда справедливость окажется таковая – написанная обида – то своевольства не держать, отослать виновника к суду»⁶⁴.

Нижегородскими полицмейстерами в разное время были: секунд-майоры И. Нелидов и Н. Дружинин (последний до этого исполнял полицейские функции в Балахне), поручик Е. Смагин, секунд-майор И. Замянин исправно поддерживали общественный порядок и санитарию, борьбу с преступностью. В конце 80-х годов полицейские функции осуществлял комендант премьер-майор Рехенберг. Из полицейских действий последнего известен случай с приказными служителями, которые, как уже говорилось, много доставляли горожанам неудобств в ночное время. В 1788 году Рехенберг, явно с воспитательными целями, повелел приказным служителям 18 июня прибыть в полицию для присутствия при нещадном наказании по определению уголовной палаты плетьми канцеляриста княгининского уездного суда Григория Лебедева за отпуск им колодников⁶⁵.

Видимо, уездная власть донимала губернскую своими многочисленными доносами и рапортами, что нарушало делопроизводственный порядок. Потому Нижегородский генерал-губернатор распоряжением от 31 июля 1789 года вынужден был обратиться к подчиненной ему администрации со следующими словами: «Нередко нижние городовые присутственные места входят с представлением об учинении сыска беглых разного звания людей, чем же местническое правление обременяют излишне. Коменданту губернского центра, городничим, нижним земским судам, от каковых непосредственно сыск зависит, решить с пользой для населения этот вопрос. От них велеть в уездные суды, городские магистраты, нижние расправы, опубликовать распоряжение, населению же писать по подобным вопросам комендантам, городничим и нижним земским судам»⁶⁶.

Губернатор являлся гарантом сохранения законности и порядка в вверенном ему регионе, лично объезжая и контролируя уезды. Так, совершая очередной объезд губернии, генерал-губернатор князь А.И. Вяземский отметил ряд неисправностей. Как общую их причину и допускаемого вреда представителями власти, аппаратом должностных лиц и населением, губернатор рекомендовал: «Надобно повиновение законам, послушание власти, уважение к начальнику. На этих столпах непоколебимых сооружено спокойствие правительства к делам частных лиц». Ведь клятвенное обращение «не щадить живота своего» на государственной службе давали все служащие губернского правления, включая полицмейстеров и городничих, заключало начальствующее лицо⁶⁷.

Город Нижний Новгород на рубеже ХVIII – ХIХ веков состоял из 2032 домов и разделялся на две части и семь кварталов. В полицейской части были определены отставные чиновники из некоторых упраздненных присутственных мест. Часть возглавлял пристав, в подчинении которого находилось два городовых сержанта и воинская команда из пять человек, брандмейстер, а в кварталах - надзиратели с поручиками.

Годовое жалование частного пристава составляло 250 руб., квартального надзирателя - 150, поручика - 120 руб., городового сержанта - 65 руб., военнослужащих - 50 рублей в год. Общая же сумма на части и кварталы, включая жалование брандмейстеру, содержание пожарной команды, трубочистов и отопление караульных будок (в городе их было 22) и др. расходы, составила 9315 руб.

Если сравнить жалование с ценами того времени, то это выглядело следующим образом: четверть (8 пудов) ржаной муки – от 3 руб. 30 коп до 3 руб. 96 коп, белой – 4 руб. 40 коп., четверть пшена – 7 и 8 руб., четверть гороха – 7 руб., пуд говядины – 1 руб. 20 коп., пуд свинины – 1 руб. 30 коп., гусь – 50 коп., курица – 23 коп., пуд коровьего масла – 1 руб. 90 коп., сотня щук – 12 руб., связка дров березовых – 1 руб. 50 коп., сотня сальных свеч – 1 руб.⁶⁸

Полиция содержалась на городские доходы. В Нижнем Новгороде сбор сумм производился с земли, разделенной городскими обществами на три класса: торговые места, обывательские дома, сады и огороды. Город оплачивал и квартиры полицейских. Например, в 1783 году квартиры сдавал купец Михаил Вологдин, которому городской магистрат с 1782 по 1 июня 1783 год не заплатили 50 руб.⁶⁹

В уездных нижегородских городах полиция не была утверждена по причине их малолюдности, за исключением Арзамаса с 1295 обывательскими домами. Этот город был разделен на две части и два квартала с учреждением на содержании полицейских чинов поземельного налога, подобного налогу губернского города.

До введения новых штатов, как уже говорилось, полицмейстерскую должность в Нижнем Новгороде исполнял Дружинин, который, по всей видимости, был самодуром. Об этом позволяет судить нам эпизод, происшедший в июле 1789 г. с землемером Есиповым, который был побит полицмейстером железной палкой, да так, что она изогнулась⁷⁰.

Не отставали от своего начальника и подчиненные. Например, в 1783 году лукояновский исправник Волков приказал сельскому заседателю силой захватить все имущество у крестьянина села Великий Враг, которого после этого увезли в Лукоянов и там исправник бил «палочьями смертельно». Генерал – губернатор И.М. Ребиндер приказал исправника за самовольное наказание крестьянина, как «преступившего свою должность», отослать в уголовную палату и поступить с ним по законам. Оказалось, что исправник избил еще и крестьянина села Шатаева Починковского округа. Ему также инкриминировалось и взятка⁷¹. В августе того же года другой исправник из Починок попытался отнять у крестьянина деревни Взовской десять четвертей наследственной земли, а когда тот воспротивился, арестовал его и посадил на цепь. На жалобу крестьянина Ребиндер потребовал от починковского нижнего земского суда объяснения по этому донесению. Однако тот заявил, что крестьянин не был на цепи, и землю у него не отнимали. На это генерал - губернатор «приметил», что нижний земский суд, «закрывая поступок земского исправника, доносил мне рапортом ложно», приказав уголовной палате исследовать дело⁷².

Но «служители закона» продолжали свои самоуправства. Так, в январе 1788 г. журнал нижегородского наместнического правления зафиксировал случай с ардатовским земским исправником Петр Дражичем, который во время обыска у священника села Нарышкина и дьячка села Нового Алмасова учинил «насильство и бесчестие», взяв с них оклад вдвойне, прихватив при этом ветчину, курицу и шерстяные чулки на общую сумму три рубля сорок копеек⁷³. Какое наказание понес полицейский, из дела не видно, но то, что он был отстранен от должности, несомненно, так как в архивном материале он назывался бывшим исправником. Любопытно, что эту должность Дражич занял в мае 1784 г. вместо исправника Поскочина, который по предложению нижегородского генерал-губернатора Ребиндера был отстранен от исполнения обязанностей за то, что был «замечен в неисправностях»⁷⁴.

Взимание взяток было не ординарным явлением, причем, брали все, что под руки попадется. Так, в октябре 1787 года выборный крестьянин села Спасского с деревнями Васильской округи Никита Алексеев жаловался генерал-губернатору И.М. Ребиндеру на земского исправника Ансил, что тот, призвав к себе сотского Ивана Шулина, «требовал от него водки, а за учиненную отговорку в недаче оной бил его по щекам немилосердно и случившегося тут же села Елховки выборного Андрея Артемьева – топками, и в прочих притеснениях»⁷⁵.

Выборный крестьянин дворцовой деревни Уды Лукояновской округи Еремей Петров принес жалобу на бывшего исправника Бенского, который «чинил деревни их всем крестьянам немалое притеснение». Во время набора осенью 1788 года взял с них взятку в 50 руб., брал часто по три подводы и держал там дня по три, «да и посылаемые от него его дворовые люди и канцеляристы чинили в их деревне немалые озорничества». В бытность свою в их деревне исправник для себя и своих подчиненных «брал у них всякий съестной припас и через то провел их в немалое разорение». Такая же жалоба на Бенского поступила и от крестьян деревни Шандоровой. Исправника Бенского за взятки и притеснение крестьян отдали суду уголовной палаты. В августе того же года И.М. Ребиндер предал суду васильского исправника Ульянинова за взятку в 25 рублей у крестьян за право не сажать по тракту березы⁷⁶. Иногда увольняли исправников и за «нерасторопность», как это случилось в ноябре 1789 года с горбатовским исправником Бухвостовым, отрешенным от должности за слабое преследование разбойников в округе, которые несколько раз грабили в одном и то же месте⁷⁷.

Но и полицейским иногда приходилось получать унижения, главным образом от военнослужащих. Такой эксцесс, к примеру, произошел с починковской полицией. Как известно, в Починках с 1652 года находился конный завод и при нем в 80-х годах ХVIII века располагались рейтеры лейб - гвардии конного полка. В августе 1787 года рейтеры напали на солдат местной штатной команды и «побили бесчеловечно», чуть не до смерти. Когда прапорщик команды Ефим Лагуров, пришел с жалобой к городничему Гильлейболту, то один из участвовавших в побоях рейтер Дмитриев подошел к дому руководителя города и, не стесняясь находившегося у него предводителя дворянства полковника Плюскова, «ругал матерными словами», говоря, что если военнослужащих привлекут к ответственности, то его командир приказал и городничего побить. Городничий приказал отвести рейтера, в полицию, чтобы затем отправить к командиру, с требованием «справедливой по закону сатисфакции». В карауле находился унтер - офицер и двое десятских. В это время подошли двое сослуживцев задержаного, который попросил у них помощи. Рейтеры взломали дверь и, схватив висевший штык, нанесли унтер - офицеру удар в плечо, а затем за волосы выволокли его на улицу. Десятские со страху сбежали.

Городничий направил сержанта Ухова к командиру рейтеров секунд - ротмистру Бычкову, «в чаянии, что он за такое распутство с тем рейтером Дмитриевым учинит против государственных прав». Тот обещал разобраться, как - только его подчиненный проспится от пьянства.

В 5 часов по полудню те же рейтеры затеяли ссору у дома городничего. На их помощь прибежало человек восемь сослуживцев и напали на прапорщика Лагурова, ударив колом по затылку, продолжая бить упавшего, отобрав шпагу. От неминуемой гибели спас прапорщика, проходивший мимо протопоп Христорождественского собора Георгий Алексеев, приказавший сторожу храма ударить в набат. Рейтеры взбежали на колокольню, избили его обнаженными шпагами и уволокли к себе, а протопопа «угнали в церковь». Затем Дмитриев избил, состоящего на службе у городничего капрала Лудакова и, вбежав в его квартиру, «перебил колом как мужеска, так и женска пола людей». Вечером того же дня рейтера разбили полицейскую будку и всю ночь в количестве двадцати человек «неведома для чего» ходили по городу.

Городничий обратился за помощью к наместническому правлению и самому наместнику. Ожидая оттуда «резолюции», он «для охранения в городе тишины, а паче казенного интереса», вытребовал из близлежащих селений «пристойный конвой» с оружием.

Наместническое правление обратилось «к правящему должность генерал - губернатора» И.М. Ребиндеру с просьбой «отнестись в канцелярию лейб- гвардии конного полку», чтобы с виновными поступить по закону⁷⁸.

Мы так подробно рассказали об этой ситуации, чтобы показать не только трудности работы полиции, но и ее беззащитность, особенно перед служащими элитных армейских подразделений. В тоже время хотелось показать и нравы, царившие в обществе того времени. Конечно же, жалоба нижегородской гражданской администрации, хотя и возглавляемая военными, осталась без последствий.

Но и сама полиция была скора на расправу. Так, нижегородский исправник А.Ф. Юрлов, поймал похитителя, отобрал у него краденные свечи, отдал хозяину, а самого наказал палками и отпустил. О чем было доложено Наместническому правлению. Но взыскание с ретивого исправника от губернского руководста не последовало⁷⁹.

По незнанию своих полномочий или по другим причинам, иногда уездные исправники выходили из круга своей компетенции. Так в 1783 г. лукояновский исправник Мезенцев «вошел во власть другого присутственного места», приняв просьбу дворцовой крестьянки о разделе имущества между ею и братьями мужа, отданного в рекруты. По закону, эту просьбу она должна была подать вотчинному начальству. По решению уголовной палаты за превышения власти на исправника был наложен штраф в размере месячного жалования⁸⁰.

Не отставали от них и городничие. К примеру, макарьевский городничий Филонов в феврале 1781 году предпринял попытку вмешаться в компетенцию местного суда, на что от наместнического правления получил предупреждение о том, что если и в дальнейшем это будет предприниматься, то «без наложения за сие пени не останется»⁸¹.

Руководителю Нижегородского наместничества А.А. Ступишину по причине «нерачительности» и неспособности освобождать некоторых исправников от должности, как это было сделано, например, в феврале 1782 года с арзамским исправником Мещериковым и ардатовским Дивеевым. Тогда же ему пришлось искать замену и зарезавшемуся в горячке княгининскому исправнику Моисееву⁸².

В наместническое правление поступали жалобы на городничих, как это, например, сделали в феврале 1781 года жители города Сергача. Их претензии заключались в том, что городничий Титов, который обложил жителей фактически данью, требуя с них плату за занимаемые чиновниками присутственных мест квартиры (они содержались за государственный счет) и их отопление, а также для солдат и за продовольствие. Кроме того, городничий вытребовал деньги на строительство двора для государственных лошадей. Сверх того в 1780 году староста истратил на Титова более 150 руб.

Наместническое правление приказало командированному в Сергач Крамину исследовать дело, а городничему уплатить горожанам за все понесенные ими неправильные расходы, исследовав, куда употреблены им деньги, отпущенные от казны на строительные работы⁸³.

Преобразования в управлении Павла I коснулись и полиции, когда 18 декабря 1797 года (утверждено Сенатом 28 октября 1798 года) утверждены новые штаты. Но до сенатского утверждения, Нижегородское губернское правление доносило в Сенат, что 1 марта 1798 года полиция «открыта и течение дел надлежащим образом действие возымело»⁸⁴. Не исключено, что такая поспешность была вызвана приездом Павла I в Нижний Новгород.

Одно из распоряжений этого периода касалось отрядов вспоможения полиции, состоящих из драгун, которых обратили «в пехотных солдат»⁸⁵. С первых дней существований полиции, драгуны обеспечивали полицейские функции. Впоследствии они стали основой жандармерии.

В сентябре 1798 года по предложению нижегородского коменданта Рехенберга частным приставом в Нижнем Новгороде становится титулярный советник Попов, служивший ранее судьей в нижегородской расправной палате. За короткое время он успел зарекомендовать себя успешным раскрытием двух преступлений: 1) «фальшивое проявление образа, который был поставлен неизвестно кем тайно в крепость на развалинах бывшей Воскресенской церкви»; и 2) «наглое смертное убийство брошением живого в колодезь одного операторского ученика», который там и погиб.

В сентябре того же года комендант Рехенберг обратился к вице-канцлеру князю А. Б. Куракину с просьбой доложить Сенату о назначении полицмейстером пристава уголовных дел Кемкена, а его помощниками пристава гражданских дел коллежского асессора Орлова и частного пристава титулярного советника Попова (пробыл в этой должности до выбора секретарем дворянского собрания 11 сентября 1800 г.).

Вследствие нового сенатского указа о штатах, должности полицмейстера и его помощников были еще не утверждены, потому Попову в комендантской должности отказали, а частными приставами были назначены Кемкен и из дворян поручик Худобин. На это Попов подал жалобу генерал – прокурору П.В. Лопухину, в которой писал, что Худобин имеет имение, и, следовательно, мог занимать должность по дворянским выборам. «О Кемкене же, - продолжал Попов, - небезысвестно здешнее градское общество какого он характера», т.е. намекал на неуживчивость этого кандидата⁸⁶. На что просителю было заявлено, что о должности он может просить Сенат.

В 1799 году нижегородский городовой магистрат и городская дума, ссылаясь на утвержденные новые штаты, обратились к губернатору Е. Ф. Кудрявцеву с предложением об учреждении должности полицмейстера с двумя частными приставами и двумя квартальными надзирателями. Однако тот не согласился, так как, по его мнению, полиция не будет иметь «желаемого успеху», и свое видение по данному вопросу, в свою очередь, представил на рассмотрение и утверждение Сената. Губернатор писал, что Нижний Новгород, имевший 2032 обывательских дома разделен на две части с семи кварталами каждая. В каждую часть определены чиновники, оставшиеся без должности по причине упразднения некоторых присутственных мест и из отставных служащих: по одному частному приставу, двух городовых сержанта, воинской команды по пять человек с каждой части, один брандмейстер или «огнегасительный мастер», а в квартале по одному квартальному поручику. Жалование им было установлено такое: частному приставу – 250 руб., городовому сержанту – 65 руб., «военнослужителю» – 50 руб., на канцелярских служителей и на расход – 130 руб., а всего на каждую часть в год 760 руб. Сверх того, брандмейстеру – 120 руб., на приказных служителей и на расход полиции – 300 руб., квартальному надзирателю – 150 руб., квартальному поручику – 120 руб. Общий расход на части и кварталы 3830 руб. в год. К этому присоединялось еще содержание пожарных инструментов, на лошадей, жалование городским трубочистам, освещение и отопление караульных будок и на их починку – 1120 руб. По желанию горожан должно быть 22 будке с 97 вольными служителями. Общий годовой расход доходил до 9 315 руб.

По недостатку городских доходов, сбор данной суммы производился с земли, разделенной городским обществом на три класса – с торговых мест, домов, садов и огородов. Такой расклад, по мнению губернатора, «тягостей обывателям не причиняет, почему полиция до ныне и остается в сем прежнем положении не приемля никаких перемен, ибо в указе Правительствующего Сената от 31 мая изображено: чтоб попробованному статуту определить полицию там, где оные еще не были учреждены».

Городской магистрат и городская дума в 1799 году сделали губернатору представление об учреждении полиции по Высочайшему указу 25 июля 1799 года с определением в полицию Нижнего Новгорода полицмейстера, двух частных приставов и двух квартальных надзирателей. На это представление губернатор просил дать мнение коменданта Рехенберга, которые высказался за оставление ранее учрежденного штата полиции, с прибавлением лишь полицмейстера и полицейского лекаря.

Губернатор же полагал, что если оставить прежний штат, то не надо прибавлять к нему полицмейстера, ни лекаря. Но выступал за сохранение деления частей на семь кварталов с квартальными надзирателями, но без их помощников. Он также не соглашался с предложением городского магистрата и градской думы, так как полиция тогда не будет иметь «желаемого успеху».

В уездных городах губернии, по их «малолюдству», полиция совсем не учреждена, кроме Арзамаса с 1295 обывательскими домами, разделенного на две части и два квартала.

Однако генерал-прокурор А. А. Беклешев согласился с мнением магистрата и думы, так как «прежний штат во многих статьях с утвержденным не сходен, и вообще устроение сей части требует по всем губерниям некоторого единообразия, сколько местные обстоятельства позволяют», предписав учредить новые штаты.

Е. Ф. Кудрявцев в ответ доносил, что вследствие обширности Нижнего Новгорода «и многого стечения народа из разных мест по причине знатнейших здесь пристаней», полагал с местным комендантом Рехенбергом учредить должность полицмейстера с оставлением прежнего разделения города на части и кварталы⁸⁷.

Правительством было замечено, что в некоторых губерниях городская и земские полиции нерешенные дела о маловажных и даже тяжких уголовных преступлениях не отправляли на рассмотрение судебных мест, как полагалось это по закону. Тем самым, полиция не только скрывала от надзора свои упущения по службе, но, по заявлению высшей власти, не обличенный преступник оставался «без обнаружения и возмездия». По этой причине по предложения генерал-прокурора А. Б. Куракина Сенат 18 февраля 1798 г. обязал все губернские правления, во исполнение 108 статьи Учреждений о губерниях, уголовные дела о лишении жизни, чести или торговой казни непременно отсылать из полиции «в нижние судебные места». Оттуда они должны были поступить в губернские палаты для дальнейшего исследования и производства, «хотя бы и преступника обличено не было»⁸⁸.

По служебным делам случались у губернских властей недоразумения и с местными прокурорами. В 1799 г. нижегородский прокурор А. И. Юдин доносил генерал-прокурору А. А. Беклешеву, что в местной полиции содержатся колодники, которых «не показывают в представляемых ему полицией ведомостях». Так, например, он указывал на одного крестьянина удельного ведомства, который содержался в полиции без учета пять дней, а бывший соляной пристав Замотин находился там «с крайним изнурением и бесчеловечностью». Подпоручик же Смирнов по требованию квартального надзирателя был потребован в полицию без указания причины вызова и «был вытащен в одном шлафроке и туфлях», несмотря на заявления Смирнова о его болезни. Однако коменданту П. А. Рехенбергу удалось доказать несостоятельность претензий прокурора, которому было предписано из столицы «воздержаться от неосновательных донесений»⁸⁹. На какие чиновные струны подействовал комендант, неизвестно.

В нарушении законов не отставали от полицейских чиновников губернского центра и уездные. Например, в 1799 г. ардатовский земский исправник за упущения им «по разным делам» был не только отставлен от должности, но и отдан суду Первого департамента Сената⁹⁰.

Как уже говорилось, в обязанность полиции входило разрешение вопросов разнообразного характера, порой самого неожиданного толка. Так, например, на нее возлагался надзор за отпусками магистратских служителей, с тем, чтобы те не просрочивали представленный срок. По сенатскому указу 18 августа 1798 г. полицейские чины должны были выявлять таковых нерадивых служителей и если те не представляли законных причин отлучки, могли передать суду «для поступления с ними по законам».

Кстати, тогда была предпринята попытка искоренить неслужебные взаимоотношения между полицейскими начальниками и подчиненными. Известно, что городничие не гнушались использовать сотских и десятских для своих «партикулярных нужд». С целью пресечения подобных злоупотреблений, Сенат 19 августа 1798 года предписал городничим, под их строгую ответственность, прекратить «законопротивные поступки»⁹¹. Через два года, согласно именному указу от 1 августа, должностные проступки полицейских чинов должны были разбираться не военными, а «гражданскими правительствами»⁹².

Мы не располагаем обширными сведениями о коррупции нижегородской полиции в ХVIII веке, поверим словам известного дореволюционного публициста И.Т. Тарасова, сделавшего вывод, что полиция «очень скоро после своего возникновения заявила себя весьма склонной к обидам и взяткам»⁹³.

Не стоит представлять дело так, что в полиции процветало сплошное лихоимство и противоправные проступки. Это далеко не так. К сожалению, из-за скудности материала нельзя представить полную картину правоохранительной деятельности нижегородских полицейских. Потому приходится довольствоваться отрывочными сведениями. Например, любопытный материал представил в 1800 г. управляющий нижегородской полицией батальонный командир Макар Попов, который рекомендовал Сенату представить своих подчиненных к наградам за прилежание и расторопность, выразившуюся в сыске 543 беглецов (22 военных дезертира, 23 укрывателя, 150 разного рода бродяг и 348 задержанных и осужденных за кражу). Из рапорта, правда, неясно, за какое время это было осуществлено⁹⁴.

Полиция того времени была крайне загружена. Так, нижегородский комендант в 1799 г. констатировал, что полицейские чины должны были ежедневно заниматься исполнением не только требований местных, но и иных губернских присутственных мест. Сверх того их обременяли «рассмотрением о многих здешних и пребывающих иногородних людях, взятых в пьянстве, в не отдаче долговых денег..., в расчетах между хозяевами и работниками по их словесным условиям» и потому ежедневно бывает в полиции «весьма знатное количество людей»⁹⁵. Поэтому совсем неслучайно, когда высшая власть выговаривала полиции за нераспорядительность и неудовлетворительные действия по борьбе с преступностью, то «та отвечала, что не в состоянии охранять порядок по недостаточности сил, находящихся в ее распоряжении», писал известный дореволюционный историк С.М. Соловьев⁹⁶.

К концу ХVIII столетия верховной власти стало известно, что в полицию стали проникать лица, недостойные этой должности. Так, указом Павла I «Об определении в полицейские должности по избранию губернаторов и комендантов, с положением жалования из городских доходов, и о разрешении неудобств, могущих возникнуть при учреждении полиции» от 25 июля 1799 года констатировалось, что в губернских и уездных городах на должности полицмейстеров стали назначаться купцы и мещане, которые, «не имея ни навыка, ни нужных сведений, не могут отправлять их с надлежащей исправностью». Император советовал определять на должности «бывших способных и расторопных чиновников»⁹⁷.

1 августа 1800 года Павел I разрешил вопрос о должностных преступлениях полицейских, «зависящих от военных начальников», предавать суду «гражданскому правительству», так как «полиция есть часть гражданская»⁹⁸.

За несколько дней до конца своего правления, Павел I решает учредить новое городское правление в виде ратгаузов, с подчинением им магистратов и ратуш. Это затронуло и полицейскую часть, так как ратгаузы разделялись на два департамента: 1) гражданские и криминальные; 2) камеральные или экономические. Первый, кроме ведения всякого рода тяжб, должен был производить следственные и криминальные дела. Ратгаузы состояли из президента, одного экономии директора, двух бургмейстеров и четырех ратсгеров. Президент назначался императором из кандидатов, определяемых Сенатом, директор экономии - Сенатом по представлению гражданского губернатора, а бургмейстеры и ратсгеры выбирались купцами города и через губернатора учреждались Сенатом⁹⁹.

Итак, ведя речь о борьбе государства с преступлениями и правонарушениями, следует сказать, что с середины ХVII века, когда российская государственность стала укрепляться, территория страны постепенно обеспечивается регулярной охраной от «лихих» людей. Внутри населенных пунктов, городских посадов, создаются специальные подразделения по охране общественного порядка и безопасности граждан. Еще в середине ХVII века были утверждены соответствующие правила таким командам, находившимся в Нижнем Новгороде.

С начала ХVIII века организуются губернии, в которых губернатор как уполномоченный от императора, организует с широкими правами управление подведомственной ему территорией. Наличие большого числа «лихих» людей привело к необходимости создания полиции, которое постепенно заменяет «команды розыскных дел». «Сысчикам» было сложно, ведь число разбойников численно превосходило регулярные команды, утвержденных государем.

В первой четверти века учреждается полиция, сначала в Санкт-Петербурге и в Москве, а с 23 апреля 1733 года и в двадцати трех крупных городах, в том числе и в Нижнем Новгороде, создаются полицейские команды. Полицмейстеру полагался воинский чин капитана и соответствующий, хот и небольшой, штат. Формируется обширная компетенция полиции, с которой трудно было справляться неподготовленным в профессиональном и правовом смысле служащим. Отсюда многочисленные проблемы в борьбе с «лихими людьми». Данная проблема не могла не коснуться и Нижегородскую губернию.

Образование полиции привело к необходимости организации общественной жизни, где полицейскому, как военнослужащему, доверялось от имени государства регулирование экономической жизни, организации общественного порядка. В 30-е годы ХVIII века воинские команды для борьбы с разбойниками расквартировывались во всех городах Нижегородской губернии (от тридцати до ста пятидесяти человек), которые действовали с переменным успехом.

В начале 60-х годов деятельность розыскных команд в Нижегородской губернии завершается. Это было обусловлено как некоторой стабилизацией положения в губернии, так и отдельными случаями нарушения дисциплины в самих командах розыскных дел. В целом же государство создало условия для нормализации жизни в регионе.

С созданием Нижегородского наместничества в 1779 году, увеличивается не только штат гражданской администрации, но и полицейской, хотя и не на много. Уездная полицейская команда в губернии, исключая Арзамас как крупный населенный пункт, состояла из капрала, шести нижних чинов, семи драгун и роты драгун, дислоцированной в губернском центре. Уездное управление возглавлял городничий, в компетенцию которого входили и полицейские дела.

Новый этап в развитии организации охраны общественного порядка связан с проведением губернской реформы, одним из элементов которого стало принятие «Устава благочиния или полицейского» 1782 года. Организация полиции и ее деятельность по обеспечению общественного порядка приводила население к необходимости соблюдения многих норм, регламентирующих государством различные стороны общественной жизни.

Устав благочиния и последующие нормативные акты завершили процесс становления полицейских органов власти, заложив основы, определены функции и полномочия их служащих.

Анализ законодательной практики по строительству правоохранительных органов в стране и, в частности, Нижегородской губернии, выявляет озабоченность государственных властей неудовлетворительным состоянием благочиния в стране. Отсюда масса законодательного материала в данном направлении, правда, страдающего многочисленными противоречиями. Это естественно, так как для высшей власти в сложившихся условиях тогдашней действительности данное дело было во многом новым и неизведанным. Отсюда разного рода коллизии между полицейскими служителями и обывателями, разногласия в среде самой полиции. Ощущалась нехватка квалифицированных кадров. Отсутствовала подготовка полицейских служителей. Потому зачастую на должностях оказывались люди не только не подготовленные, но мздоимцы и самодуры. Впрочем, это была характерная черта для российской администрации XVIII столетия. К этому надо добавить повальную правовую безграмотность не только населения, но и бюрократического аппарата.

---

¹ См.: Кулинкович Ф.Н. Нижегородская команда розыскных дел 40-х годов ХУIII в. // Город славы и верности России. Сборник. Нижний Новгород, 1996. С.48-50
² См.: ЦАНО. Ф.115. Оп.34-а. Л.307-308. Указы Екатерины Второй. СПб., 1771. С.250-251.
³ ЦАНО. Ф.1. Оп.2. Д.86. Л.148. На этом посту Медведецкий находился с 17 декабря 1752 года (ЦАНО. Ф.1. Оп.2, Д.56. Л.191-192) и надо признать, что за период службы на этой должности были как успехи, так и неудачи
⁴ Макаров И.А. Нижний Новгород. Имена… С. 81-82
⁵ ПСЗ I. Т. ХVII. №12764
⁶ ЦАНО. Ф.115. Оп.34-а. Д.44. Лл.215-216
⁷ ПСЗ. Т.ХУIII. №13075
⁸ ДНГУАК. Т.1. Вып. 12-14. С. 51
⁹ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 97
¹⁰ Там же. С. 113
¹¹ ПСЗ I. Т.ХХ. №14394
¹² ПСЗ I. Т. ХХ. №14392
¹³ ПСЗ I. Т.ХХI. №15379
¹⁴ Санкт – Петербургская столичная полиция и градоначальство: краткий исторический очерк. СПБ., 1903. С. 64
¹⁵ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 93
¹⁶ ПСЗ I. Т.ХХ. №14908
¹⁷ ЦАНО. Ф. 1993. Оп.1. Д.1. Л.14
¹⁸ ЦАНО Ф.115. Оп.34-а. Д.44. Л.180
¹⁹ ДНГУАК. Т. 1. Вып. 12-14.С. 73
²⁰ ЦАНО. Ф. 4. Оп. 1а. Д. 580; ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 106
²¹ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С 107
²² ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 108-109
²³ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 109-110
²⁴ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 195
²⁵ Там же. С. 183
²⁶ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 93-94, 111, 112., 115
²⁷ Мельников П.И. Полное собрание сочинений. Т. VII. Изд-во М.О. Вольфа. СПб. - М., 1897. С. 379-380
²⁸ Там же. с. 123-124,137
²⁹ ЦАНО. Ф.1993. Оп.1. Д.13-а. Л.240
³⁰ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 106
³¹ ДНГУАК. Т.III. Отд. II.С.168,188, 189
³² ДНГУАК. Т.III. Отд. II. С. 169
³³ ЦАНО. Ф.1989. Оп.1. Д.93. Л.21
³⁴ ЦАНО. Ф. 1989. Оп.1.. Д.123. Л.79
³⁵ ЦАНО. Ф.1993. Оп.1. Д.13-а. Л.559
³⁶ ЦАНО. Ф.1989. Оп.1. Д.168. Л.133
³⁷ ЦАНО. Ф.1989. Оп.1. Д.58. Л.179
³⁸ ЦАНО. Ф.1989. Оп.1. Д.168. Л.138
³⁹ ЦАНО. Ф.1. Оп.2. Д.111. Л.122.
⁴⁰ Только в городе Нижнем Новгороде в винных подвалах находились 1102 полных бочки на 41700 ведер // ЦАНО. Ф.116. Оп.33. Д.2857. Л.915-916
⁴¹ Каптерев Л.М. Нижегородское Поволжье в ХУII-ХIХ веках. Рукописный материал //ЦАНО. Ф.5861. Оп.8. Д.3. Л.343
⁴² ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 120-121
⁴³ Там же. С. 121
⁴⁴ Там же. С. 132
⁴⁵ ЦАНО. Ф.115. Оп.34-а. Д.61. Л.25
⁴⁶ ДНГУАК.Т.1. С. 584
⁴⁷ ДНГУАК. Т.IV. Оп. II. С. 129
⁴⁸ ПСЗ I. Т. V. №3127
⁴⁹ ПСЗ I. Т. IХ. №6313
⁵⁰ ПСЗ I. Т. ХII. №9380
⁵¹ ПСЗ I. Т. ХV. №11275
⁵² ПСЗ I. Т.ХVI. №11877
⁵³ ПСЗ I Т. ХVI. 12263
⁵⁴ ПСЗ I. Т. ХХII. №16440
⁵⁵ Российское законодательство Х-ХХ веков в девяти томах. Т. 5. Законодательство периода расцвета абсолютизма. М., 1987. С. 340
⁵⁶ Действия Нижегородской губернской архивной комиссии. Н.Новгород, 1900. Т. IV. Отд. II. С. 107
⁵⁷ Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Н.Новгород, 1903. Т.5. Отд. 2. С. 95, 97
⁵⁸ ПСЗ I. Т. V. № 3294; Т. 6. - № 4130
⁵⁹ ПCЗ I. – Т. IХ. - №7041
⁶⁰ ПСЗ I. – Т. ХVI. - №12060
⁶¹ ПСЗ I. – Т. 20. - № 14333; 14392
⁶² ПСЗ I. – Т. 20. - № 14357
⁶³ Снежневский В.И. Опись журналов Нижегородского наместнического правления (за 1781 – 83 гг.) // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. – Н.Новгород. 1898. – Т. III. –Отдел II. – С. 113
⁶⁴ ЦАНО. Ф.1993. Оп.1. Д.16. Л.207
⁶⁵ ДНГУАК. Т. V. Отд. II. С. 81
⁶⁶ ЦАНО. Ф.1993. Оп.1. Д.30. Л.423
⁶⁷ ЦАНО. Ф.1993. Оп.1. Д.45. Л.115
⁶⁸ ДНГУАК. Т.1. С. 580
⁶⁹ ДНГУАК. Т. 1 Вып. 12-14. С. 105
⁷⁰ ДНГУАК. Т. VI. Отд. II. С. 30
⁷¹ ДНГУАК. Т. III. Отд. II.С.179
⁷² Там же. С. 182-183
⁷³ ДНГУАК. Т. V. Отд. II. С. 63
⁷⁴ ДНГУАК. Т. IV. Отд. II. С. 86
⁷⁵ ДНГУАК. Т. IV. Вып. II. С. 144
⁷⁶ ДНГУАК. Т. VI. Отд. II. С.4-6,33
⁷⁷ ДНГУАК. Т. 6. Отд. II.С.35
⁷⁸ ДНГУАК. Т. IV. Отд. II. С. 138-141
⁷⁹ ДНГУАК. Т. V. Отд. II. С. 97
⁸⁰ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 188
⁸¹ ЦАНО. Ф. 4. Оп. 1 а. Д. 494
⁸² ЦАНО. Ф. 4. Оп. 1 а. Д. 853
⁸³ ДНГУАК. Т. III. Отд. II. С. 96
⁸⁴ ДНГУАК. Т. VIII. Отд. II. С. 185
⁸⁵ ПСЗ I. Т.ХХУI. №19281
⁸⁶ ДНГУАК. Т.VIII. Отд.II. С. 204-205
⁸⁷ ДНГУАК. Т.VIII. Отд. II. С. 232-234
⁸⁸ ПСЗ I. Т. ХХV. №18386
⁸⁹ ДНГУАК. Т. VIII. Отд. II. С. 228-229
⁹⁰ ЦАНО. Ф.639. Оп. 124. Д. 578. Л.1
⁹¹ ПСЗ I. Т.ХХV. №18630
⁹² ПСЗ I. Т.ХХУI. №19502.
⁹³ Тарасов И.Т. История русской полиции и отношение ее к юстиции. // Юридический вестник. 1857. №2. С. 203
⁹⁴ ДНГУАК. Т. VII. Отд. II. С. 311
⁹⁵ ДНГУАК. Т. VIII. Отд.II. С. 228-229
⁹⁶ Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1961. Кн. ХI (тт. 21-22). С. 254
⁹⁷ ПСЗ I. Т. ХХV. № 19047
⁹⁸ ПСЗ I. Т.ХХVI. №19502
⁹⁹ ПСЗ I. И.ХХVI. №19763

<< Назад   Вперёд>>