История русского народного хозяйства

Главной рабочей силой Древней Руси являются рабы. Они упоминаются под названиями челядь, челядин, домочадцы, последнее аналогично греческому dmoes (как именовались рабы), что обозначает домашний — холоп (мужчина), обельный (полный) холоп или просто обель (одьрень), роба (женщина; слова "раб" не было); робить, роботить — по "Русской Правде", обращать в рабство. В духовных холопы или люди именуются полными, купленными, деловыми, грамотными (приобретенными по грамотам). Рабство, по-видимому, играло большую роль в хозяйстве того времени. Как земледельческие работы, так и прочая хозяйственная деятельность возлагалась на рабский элемент. Не только низшие слуги и сельские работники, но и управители — тиуны и ключники, ведавшие хозяйством, состояли из рабов; только им и доверяли дом, двор и хозяйство. В то время как о прочих видах населения, как например, о смердах, закупах, изгоях, изорниках, находим сравнительно скудные упоминания, вызывающие много споров и сомнений, "Русская Правда", напротив, подробно останавливается на рабах, посвящает им ряд статей, старается определить их юридическое положение, предусмотреть всевозможные случаи столкновений между ними, с одной стороны, и их господами и третьими лицами — с другой. Очевидно, потребность в такой нормировке ощущалась, институт рабства был широко распространен и накладывал свой отпечаток на всю жизнь того времени. "Русская Правда" упоминает о холопах княжеских, боярских и монастырских ("оже боудеть холопи тати либо княжи любо болярскыи, либо черньцевы")²⁸⁶; их земли обрабатывались холопами. Это подтверждается и летописью. Князь Глеб Всеславич оставляет "княгини 5 сел и с челядью", а она передает их после смерти Печерскому монастырю. Села, населенные челядью, следовательно, переходят от князя к монастырю²⁸⁷. В конце XII в. Варлаам дает Хутынскому монастырю землю "и с челядью и с скотиною"²⁸⁸ — челядь такая же неотъемлемая принадлежность земли, как скот. О боярских селах, эксплуатируемых челядью, сообщает и летопись под 1269 г., когда новгородцы разграбили дворы посадника, "а села их распродашае челядь, а сокровища их изискаша и пойма та бещисла"²⁸⁹.Точно так же при занятии Киева Мстислав Изяславич отнимает много добра у дружинников Изяслава "золота и серебра, и челяди, и копей и скота"²⁹⁰ челядь составляет такое же богатство бояр, как золото и серебро и скот. В этих ценностях выражается богатство того времени.

Еще большее значение имела челядь в хозяйстве князя. Захватив двор черниговского князя Святослава, Изяслав нашел в скотницах и амбарах много богатства, в погребах 500 берковцев меду и 80 корчаг вина "и челяди 7 сот"²⁹¹. Очевидно, имелись крупные княжеские хозяйства, которые велись при помощи большого количества несвободной рабочей силы, обрабатывавшей землю, занимавшейся бортничеством. У таких земледельческих рабов св. Феодосий учится работе; желая начать подвижнические труды, он считает нужным "исходити ему с рабы на село и делати с всяким смирением"²⁹². В договоре между Изяславом Мстиславичем и Давыдовичами 1146 г. челядь является одним из главных предметов соглашения: " Что же будет Игорева в той волости, челядь ли, товар ли, то мое, а что будет Святославе челяди и товара, то разделим на части"²⁹³. Челяди придается здесь большое значение как имущественной ценности, как это видно и из договора между Юрием Долгоруким и Изяславом Мстиславичем 1149 г., согласно которому все награбленное во время предшествующей междоусобицы должно быть возвращено по принадлежности: это "все" — стада и челядь ("что будет пограблено, или стада, или челядь, что ли кому будеть свое познавши, поимати же по лицю")²⁹⁴. Поэтому-то князья во время своих постоянных походов грабят челядь и скот ("ополонившиеся челядью и скотом"); Владимир Мономах, взявши город (Минск), "не оставихом у него ни челядина, ни скотины". Это обычное выражение, которое равносильно захвату всего имущества²⁹⁵. "Как видим, — прибавляет М. Н. Покровский, — для полного и совершенного опустошения русских областей не было ни малейшей надобности в татарском нашествии". И князья действовали впоследствии "вовсе не как ученики монгольских завоевателей, а как продолжатели старой и почтенной истинно русской традиции"²⁹⁶.

Холопство принадлежит к числу древнейших исконных институтов русского права и хозяйства. Уже в конце VI в. византийский император Маврикий упоминает о рабах, имеющихся у задунайских славян; это пленники, хотя, в отличие от остальных народов, по истечении известного срока, пленникам дается возможность выкупиться на волю и либо вернуться на родину, либо остаться среди славян в качестве вольных людей²⁹⁷. Плен являлся всегда главным и наиболее обильным источником рабства. Это явление мы находим у всех народов. О пленниках упоминается в договорах Руси с греками X в. Они могут выкупаться на волю за определенную "челядинную" цену²⁹⁸. Такса эта определена для пленника, по договору Олега 911 г. (ст. 9 и 11), в 20 золотников (золотых), по договору Игоря 945 г. (ст. 7) она понижена до 10 золотников для русских, а для греков установлена в 10 золотников и ниже, смотря по возрасту. Случаи захвата в плен встречаются неоднократно и в летописях, причем пленников уводят не только во время войн с иноземцами, но и при завоевании других русских земель. Это ведь были тоже иноземные государства. Ольга, взяв у древлян их город Искоростень, одних перебила, других обратила в рабство ("прочая люди овых изби, а другие работе предаст мужем своим") — обычный способ ведений войн в те времена. Но так же поступает и Андрей Боголюбский во время похода на Новгород: "Много зла сотвориша, села взята и пожгоша и люди посекоша, а жены и дети и имения взята и скоты поймаша". В древности мужчин нередко совершенно истребляют и только женщин и детей вместе с драгоценностями и скотом забирают в плен. Как много уводилось пленников, можно усмотреть, например, из того, что в 1169 г. новгородцы захватили такое множество пленных, что "икупляху суждальцы по 2 ногате". "Если принять во внимание, что в ту пору коза и овца ценились по 6 ногат, свинья в 10 ногат и кобыла в 60 ногат, то цена пленника в 2 ногаты должна быть объяснена лишь крайней нуждою поскорей сбыть черезчур обильный товар"²⁹⁹.

Пленных продавали в рабство, и так как войны происходили почти непрерывно, то и совершалось такое постоянное перемещение населения из свободного состояния в несвободное. Все это продолжалось еще и значительно позже. Когда Иоанн III в 1471 г. отправлялся в поход на Новгород, то войско его "пленующе и жгуще и люди в плен ведуще". Из княжеских договоров видно, что князья считают своим правом продать пленника, но в то же время появляются и постановления, возлагающие на них обязанность отпустить пленных на волю и выкупить подданных из плена, обе стороны обязуются отпустить пленных: " Что будет у тебе того моего полону, или у твоих бояр или у детей у боярыжых, и тебе тот мой полон весь отдати по сему моему целованию: а кто будет того полону запродан за рубеж, или инде где, и тебе тот полон выкупити весь безхытростно" (1433 г.)³⁰⁰.

Наряду с пленом было, однако, еще много других случаев возникновения рабства.

Дети, рожденные от рабов, суть рабы: "От челяди плод или от скота"³⁰¹ — ставится наравне естественный прирост того и другого. Совершение различных преступлений — убийства в разбое, поджога и конокрадства — приводило к потоку и разграблению, но оно же могло влечь за собой обращение в холопы. Князь мог "повелить разграбити с жоною и детми", но он же мог отнять "жоноу и дети оу холопство"³⁰². В холопы превращался и несостоятельный по своей вине должник. Кредиторы решали "ждоут ли ему, продадоут ли его — своя им воля"³⁰³. Но и этим дело не ограничивалось. Кроме принудительного холопства, возникавшего в указанных случаях, было еще и холопство добровольное. На нем специально останавливается "Русская Правда", придавая ему, очевидно, существенное значение. В отделе о "холопстве" она перечисляет три случая ("а холопство обельное трое"). Такова женитьба на рабе без особого договора с ее владельцем ("поиметь робу а без рядоу"), далее самопродажа в присутствии свидетелей ("оже кто то купить хотя и до полугривны, а послухы поставить, а ногату дасть пред самем холопом, а не без него"), наконец, поступление в тиунство (что символически совершается посредством привязывания ключа) без договора ("тиоуньство без ряда или ключь к себе привяжет")³⁰⁴.

Обо всех этих случаях необходимо было особо упомянуть, ибо холопство в каждом из них наступало лишь при наличности определенных, указываемых законом обстоятельств — именно при отсутствии особого соглашения (в первом и третьем случае) и при наличности свидетелей, публичном характере самопродажи, вероятно на торгу (во втором случае).

Все эти способы, по-видимому, в широких размерах создавали холопство, приводили к включению в число холопов все новых и новых элементов. Древнему времени, как справедливо указывает В. И. Сергеевич, была чужда всякая забота об ограждении свободного состояния человека, ему предоставлялось, если он находил это для себя выгодным, продавать себя в рабство³⁰⁵. Особенно сильно такое превращение в холопы совершалось, по-видимому, под влиянием столь частых в то время голодов, когда родители за хлеб отдавали своих детей и отдавались сами в холопы ("одырен из хлеба гостем").

"Русская Правда" содержит специальную статью (122), которая должна предупредить обращение в рабство. "Вдачь (а в даче) не холоп, а инии (и ни) по хлебе робять, ни по придатце; но ожо неходять год то ворочати емоу милость; отходить ли, то не виноват есть". Одни понимают эту статью в том смысле, что за ссуду хлеба или денег никто не должен быть обращен и холопство, другие усматривают здесь работу за хлеб, которая не должна порабощать человека; за эту милость он год работает, а затем свободен³⁰⁶. Как бы то ни было, во всяком случае, речь идет о случаях, когда голодные или задолженные люди легко могли потерять свою работу. Сильные мира сего стремились всячески к присвоению личности бедняка, к охолопливанию населения, по выражению И. И. Яковкина³⁰⁷.

Как признано всеми исследователями, "в древнейших памятниках русского права холопство является суровым институтом", "рабство принималось в самом строгом смысле", "первоначально права господина не подлежали никаким ограничениям", "древнее право берет под свою защиту рабовладельческие права от посягательства со стороны посторонних лиц, но ничем не ограждает интересов холопов"³⁰⁸-³⁰⁹.

"Правда" указывает и на то, что бесправное положение рабов под влиянием церкви улучшается. Духовенство вооружается против людей, которые "томят челядь свою гладом и ранами", и приравнивает их к еретикам, блудникам, татям и разбойникам. От таких господ, если они потом желают успокоить свою совесть богатыми вкладами в пользу церкви, не следует принимать никаких приношений. " Челядь же свою такоже милоуйу дажь им потребная; показай же я на добро не яростию, но яко дети своя". В особенности церковь восстает против произвольного убийства рабов: и ще кто челядина убиет, яко разбойник эпитемью примет". Она требует обязательного дарового отпуска на волю рабы, прижившей детей со своим господином, или потерпевшей от совершенного над ней насилия, как и холопа, которому господин причинил увечье"³¹⁰.

Однако не следует упускать из виду, что церковь не только признавала самый институт рабства, но и сами монастыри имели холопов, трудами которых они пользовались. В "Русской Правде" упоминается о ичерньцевых" холопах; получая от князей в дар земли, населенные холопами, церковь и не думала отпускать последних на волю. Мало того, и предъявляя те или другие требования, церковь шла на большие уступки. Когда в половине XII в. Кирик высказывает мысль о принудительном и даровом освобождении холопок, которых господа превращают в своих наложниц, то епископ Нифонт на это отвечает, что такого обычая нет и готов довольствоваться принудительной продажей такой рабы — если заставить такого господина продать рабу, то это послужит другим уроком³¹¹.

В светское законодательство вошло только два постановления, в которых можно усматривать следы влияния церкви. Одно содержится в "Русской Правде" и гласит, что дети, рожденные от рабы, после смерти отца их получают свободу вместе с матерью своей, однако никаких прав на наследство они не имеют: "Аще боудоуть рабьи дети от моужа, то задницы им не имати; но свобода им с матерью"³¹². По уставу Всеволода о церковных судах XII в. им предоставлено лишь право на выдел, на "робичичю часть" ("конь да доспех и покрут")³¹³. Другое вошло в договор Новгорода с немцами конца XII в. и предоставляет рабе, потерпевшей насилие, свободу ("паки ли соромить, собе свободна")³¹⁴. Однако, судя по тому, что оно включено в договор с немцами, возможно предполагать, что это правило распространялось лишь на случаи насилия немцами, приезжавшими в Новгород, над имевшимися у них русскими рабынями, так что область применения его оказывалась весьма ограниченной³¹⁵. Что же касается убийства холопов, то влияние церковной проповеди в этом отношении оказалось еще меньшим, как можно усмотреть из постановления Двинской судной грамоты, согласно которому неумышленное убийство (а на него можно было всегда сослаться) холопа господином не наказуемо ("а кто осподарь огрешится, ударит своего холопа или робу, и случится смерть, в том насместници не судят, ни вины не емлют")³¹⁶.

Из статей "Русской Правды", трактующих об ответственности господ за своих холопов, видно, насколько разнообразна была деятельность последних. Так, упоминается о том, что господин поручает холопу торговлю от своего имени, и холоп при этом делает долги ("оже кто поустить холопа в торг, а должаеть, то выкупати его господину"), или даже холоп сам, уйдя от господина (находясь в бегах), приобретает товары и делает долги ("оже холоп бегая добоудеть товару, то господину холоп и долги, господину же и товар"). Предусматривается и случай, когда кто-нибудь дал деньги заведомо в долг холопу, причем такие долги объявляются ничтожными ("ведая ли боудеть дал, то кун лишену ему быти"). Значит холоп мог самостоятельно заключать сделки, и были лица, которые давали ему ссуды³¹⁷. В связи с этим находится, очевидно, постановление договора Смоленского князя с немцами 1229 г., где речь идет также о суммах, которые немец дал взаймы княжескому или боярскому холопу; в случае смерти его, долг переходит на того, кто получает имущество умершего³¹⁸.

Мало того, холопы, как мы видели, были тиунами, управителями по ключу сельскому (поселькие) и городскому (ключниками). Владимир Мономах в своем поучении говорит: "Не зрите на тивуна, ни на отрока, да не посмеются приходищии к вам ни дому вашему, ни обеду вашему". Он советует детям за всем присматривать самим, не полагаться на управляющего-тиуна. Но эти же тиуны из княжеского двора перешли в государственное управление, от службы в домашнем хозяйстве господ к государственной службе — как это было в Западной Европе. В 1146 г., как сообщает летопись, "начата кияне складывати вину на тиуна, на Всеволожа, на Ратьшу и на другого тивуна ан Вышегородьского, на Тудора, рекуче: Pamuia ны погуби Киев, Тудор — Вышегород". Они требуют, чтобы Святослав целовал крест, обещая сам править, и не отдавать населения на произвол неправедным тиунам: "Аще еому нас будет обида, то ты правы". У тиуна был и свой двор, который киевляне бросились грабить, так что Святослав едва "утиши их". И впоследствии несвободные ключники и тиуны управляют и княжеским двором, и государственными землями — казначеи ведают всякую казну, и частную казну князя, и государственную, дьяки ведут всякую переписку, и ту и другую. Если московские князья милостивы к ним, они отпускают тиунов, казначеев, дьяков и приказных людей на волю. Неудивительно, если "Русская Правда" устанавливает за них повышенную виру — за убийство боярского тиуна 40 гривен, за княжеского — 80 гривен, он ведь мог быть судьей и правителем.

После своей смерти князь отпускает своих людей на волю — не только тиунов, но и прочих холопов: "А что моих людей деловых или кого буди прикупил или хто ми ся будеть в вине досталу тако же мои тивуни и посельские, и ключники и старосты, все тем людем дал есмь волю" (духовная Семеона Ивановича 1353 г.). "Хто будет моих людей купленых, грамотных, полных, дал есмь им свободу, куда им любо: а детсм моим ни моей княгини не надобны" (духовная 1356 г. Ивана И). Василий II оставляет своих холопов своим дочерям, по пяти семей, но "опроче того ecи холопы мои на слободу и с женами и с детми³¹⁹ (духовная 1423 г.).

И беглый закуп обращается в холопа ("оже закоупныи бежишь от господина, то обел")³²⁰. Закуп, следовательно, не есть холоп, но может обратиться в него. Закупы составляют, таким образом, вторую группу рабочих сил, работающих на частновладельческих землях. Из "Русской Правды" мы можем усмотреть, что закупы играли существенную роль в хозяйстве того времени. Это были ролейные закупы ("а иже у господина ролейны закоуп боудеть")³²¹ т.e. пашенные, пахотные, земледельческие; ролья — пашня, рало — соха, орати — пахать. На крестьянах Константиновского монастыря лежала обязанность "ыгумнов жеребей весь рольи орати ызгоном, и сеяти, и пожати, и свезти"³²². Такие же работы, очевидно, выполняли и закупы, они занимались "ораньем чюжого поля". Об этом свидетельствует тот факт, что они получали от господина плуг и борону ("еже дал емоу господин плуг и бороноу")³²³. Господин дает закупу определенные хозяйственные поручения, закуп исполняет "орудие", на которое пошлет его господин ("ащели господин его отошлешь на свое ороудые")³²⁴. В частности, закуп ходит за скотом, пасет его на поле, загоняет его во двор и запирает ("еже погоубыть на поли или в двор не вженеть и не затворить, где емоу господин его велел")³²⁵. Пользуясь хозяйственным инвентарем, закуп отвечает за сохранность последнего. Он обязан платить за порчу плуга или бороны, за скот, если потеряет его на поле или не загонит, или не запрет, или если скот пропадет во время работы. Напротив, если скот будет уведен из хлева или из загородки, или если сельскохозяйственные инструменты пропадут во время отсутствия закупа по поручениям господина, то он за это не подлежит ответственности, ибо в этих случаях порча или утрата инвентаря произошла не по его вине ("оже из хлева, из забоя выведуть, то закоупоу того не платити", «аще ли господин его отошлет на свое ороудие, а погибнет без него, то емоу не платити своемоу господиноу")³²⁶.

Только за лошадей, в отличие от прочего скота, он вообще не отвечает: "а погоубить свойскы конь, то не платить емоу". Почему лошадь составляет исключение и что значит "свойский"? Едва ли воинский, кавалерийский конь, которого нельзя поручать закупу, как объяснял Ланге³²⁷. И точно так же это не "свой", не собственный конь закупа, как полагают Сергеевич и Гетц³²⁸, ибо тогда нечего было бы оговаривать, что за собственного коня он платить не должен, ибо себе же нанес убыток. Наиболее правдоподобно объяснение И. И. Яковкина, который исходит из того, что в другом памятнике XII в. (Студийский устав) свойской одеждой названо платье монаха; так как "мнихом ничто же подобает своего имети"³²⁹, то это, очевидно, peculium, переданная ему в пользование одежда. И свойский конь закупа был выделенным ему господином имуществом — "отарицей". Идея принадлежности его господину еще не утратилась, почему необходимо было подчеркнуть, что в случае гибели коня закуп не обязан платить за него³³⁰.

О купе (копе) или отарице упоминается и в ст. 73 ("я введетъ в купоу — купу, копу — его или отарицоу, то то емоу все воротити") — и здесь, следовательно, речь идет не о собственном имуществе закупа, а о предоставленном ему в пользование. В противоположность другим объяснениям слова "отарица"³³¹ тот же И. И. Яковкин указывает на то, что встречающееся в Пандекте Никона Черногорца выражение peculion переведено как "отарица"³³². На это еще раньше указывали Мрочек-Дроздовский и Сергеевич на основании сличения текстов у С. А. Павлова.

Таким образом, ролейные закупы люди бедные, ни земли, ни плуга, ни бороны они не имеют. Они живут во дворе господина, работают на него его скотом и инструментами, получают лишь в выдел, в неполную собственность лошадь и некоторую часть другого имущества господина. При таких условиях они в те времена не могли пользоваться личной свободой. Действительно, господину принадлежала значительная власть над личностью закупа. Хозяин бил его наравне со своими холопами, без суда, прибавка же, что он не должен истязать закупа без основания и в пьяном виде, едва ли могла защитить его³³³. ("Аще господин бьет закоупа про дело, то без вины есть; бьет ли не смысля, пьян, без вины, то якоже свободному платити, тако и в закупе"³³⁴). Еще важнее то обстоятельство, что к свидетельству на суде закуп допускается только в малых делах и при отсутствии других послухов-свидетелей ("О послушестве... а вмале тяже по ноуже, сложити на закоупа")³³⁵. Послухом, поясняет Владимирский-Буданов, может быть человек только свободного состояния; только в случае необходимости, когда нет свидетелей свободных людей, принимается свидетельство холопа высшего рода (тиуна), в делах незначительных можно причинять свидетельство и закупа³³⁶.

Но в то же время закуп может добывать средства для выкупа ("идеть ли искати кун " — ст. 70), может приносить жалобу князю или судьям на причиненную ему обиду, притом и со стороны господина ("ходить к князю или к судиям бежить обиды деля своего господина" — там же). Он противополагается свободному ("яко же свободному платити"), с одной стороны, обельному холопу с другой. Последнее указывает на то, что и он холоп, но только не полный, нечто среднее между свободным человеком и несвободным, полусвободный, либерт. В относящемся к древнейшей эпохе переводе "Слов Григория Богослова" греческое слово hemidulos, т.е. полураб, переведено термином "закуп"³³⁷.

Так смотрели, следовательно, и в те времена на закупа. Если господин его продаст, то он приобретает полную свободу, освобождается от всех обязательств — "продасть ли господин закупа обель, то и наимиту слобода во всех коунах"³³⁸. Но он легко может превратиться в совершенно несвободного человека, обеля. Это может произойти при совершении им кражи; в этом случае как бы заранее учитывается неспособность закупа возместить причиненный вред, почему господину предоставлено на выбор или уплатить вознаграждение за украденное и взять себе закупа в обельные холопы, или же продать его на сторону и из полученной суммы удовлетворить потерпевших. Следовательно, за преступление закуй платится своей свободой. То же происходит в случае бегства закупа от господина. Правда, законодатель проводит границу между таким самовольным уходом и другими случаями отлучки со двора господина, именно для займа денег или же для принесения жалобы на обиду господина ("идеть ли искати кун, а явлено ходить к князю или к судиям бежишь обиды деля своего господина, то про то неробят его, но дати ему правда"). В этом случае "Правда" берет закупа под свою защиту. Такую отлучку легко было превратить в попытку бежать. Хозяева, несомненно, пользовались всяким случаем, чтобы обратить закупа в обельного холопа.

Но чем вызывалось такое состояние полухолопа, откуда появились люди, стоящие, по выражению А. Е. Преснякова³³⁹, на скользкой грани между свободой и рабством, связь которых с общим правом стала столь хрупкой? Обрабатывая землю господина и ухаживая за его скотом, был ли закуп наемным работником, "наймитом", как утверждал еще Рейц и как полагает Сергеевич³⁴⁰, или же он является должником, отрабатывающим кредитору полученную ссуду? Последнее полагал Неволин, на этой точке зрения стоит Владимирский-Буданов, объясняющий, что заем в древнее время обеспечивался личным закладом, т.е. закладом личности кредитора до отработки долга с процентами³⁴¹. Что закупничество вытекает из займа, но есть не заем, а обеспечение займа свободой, самозаклад, временное холопство до уплаты долга, на это указывает и ряд других авторов³⁴².

В пользу первого взгляда говорит одна статья "Русской Правды", называющая закупа наймитом ("продаст ли господин закоупа обель, то и наймиту свобода во всех коунах"), но это единственная статья, где применяется это выражение, и она же гласит, что наймит освобождается от всех обязанностей, что он был, следовательно, должником своего господина. Мало того, слово "наймит" имеется только в Троицком списке "Русской Правды", тогда как почти во всех других редакциях (в четырнадцати списках) его не имеется и оно заменено "закупом". В "Вопросах Кирика" XII в. наем отождествляется или сопоставляется с лихвой ("а найм деля, рекше лихвы"), следовательно, и в качестве должника закуп мог называться наймитом. В других памятниках наймитом или наемником назван подрядчик, иногда так именуются крестьяне, сидящие на монастырской земле и обязанные выполнять различные работы для монастыря. Так что на употребление этого имеющего столь разнообразный смысл термина в "Правде", как указывает И. И. Яковкин, еще никаких выводов построить невозможно³⁴³. Но не менее существенно и другое обстоятельство. "Почему закуп, — спрашивает М. Н. Ясинский, — бежавший от своего господина, обращается в полное рабство, как о том гласит 70 ст. "Русской Правды", неужели нарушение договора личного найма, при всех возможных ограничениях по адресу наймита в пользу и в интересах нанимателя, могло влечь за собою столь суровые последствия для первого из них? Не естественнее, не правдоподобнее ли предположить, что бегство закупа приводило его к полному рабству потому, что в основе закупничества лежал не какой-нибудь иной договор, а именно договор займа, сопровождавшийся самозалогом, — займа, при котором, по воззрениям древних народов, должник рассматривался как вещь, цена каковой должна была в известных случаях удовлетворить заимодавца или кредитора?"³⁴⁴.

В самом деле, эти соображения являются весьма существенными. И наемный работник подвергался в те времена значительным ограничениям своей свободы; постановления, касающиеся дисциплинарной власти господина, опеки над закупом перед третьими лицами (в случае совершения преступления), ставящие его в одинаковое положение с челядью и домочадцами, вполне приложимы и к наймиту. Последнего нельзя себе представить как свободного наемного работника, человека, служащего по найму³⁴⁵; он во всяком случае закабален, на время закабаленный человек, как определял закупа еще Карамзин; в таком виде только и мыслима была продажа рабочей силы в те времена, она была соединена с частичной продажей своей личности. Однако она едва ли могла доходить до обращения в холопы бежавшего наемника или до продажи его в рабство в случае совершения кражи. Только жестокое право, господствовавшее в те времена в отношении должников, могло создавать такие последствия, как полную потерю свободы. Поэтому-то многие из тех авторов, которые стоят на почве договора найма, считают нужным прибавить, что это не простой наем, а соединенный со ссудой и сопровождающийся личным закладом, как указывает Чичерин. "В то время, — говорит он, — ничего не могло быть естественнее, как такой личный заклад; за недостатком правильного общественного устройства и законов, охраняющих иск, трудно было найти другое обеспечение для заимодавца... сделать это было тем легче, что свобода человеческая мало ценилась и стремление к личному порабощению и без того сильно проявлялось в общественном быту"³⁴⁶.

Гетц, отказавшись от своего первоначального взгляда на закупа, как наемного рабочего, идет, однако, еще дальше указанных авторов, усматривая в закупничестве результаты долгового обязательства, но не в виде самозаклада должника, а в качестве выдачи неоплатного должника кредитору. По его мнению, должник превращался, следовательно, во временного холопа не в силу самого заключения договора займа, а лишь в случае неисправной уплаты долга; в этом случае наступало долговое рабство, выдача должника кредитору до искупа, до отработки долга. Как указывает Гетц, статьи о закупе (70—73) непосредственно следуют за рядом статей (47—67) о резоимстве (взимании процента) и за ст. 68—69 "о долзе", причем в последней 69-й ст. говорится о продаже в рабство несостоятельного должника ("вести я на торг и продажу") — это относится к крупным долгам, имевшим место по торговле. В отношении же закупа, где речь идет о более мелких долгах частных лиц, эта мера обращения в полное рабство заменяется менее тяжелой в виде временного закабаления неисправного должника³⁴⁷.

Однако из этой связи между статьями "Правды", их логической последовательности получается скорее иной вывод. Гетц чрезмерно преувеличивает размеры торговли и торговых оборотов, торгового капитала и кредита того времени; кредит в этой области едва ли был значительнее, чем в других случаях. Поэтому различие между объектом предыдущих статей и статей, трактующих о закупе, следует усматривать не в количественном моменте, в больших или меньших размерах долга, а в качественном, в том, что за статьями о неисправном должнике, продаваемом в рабство, следуют постановления, относящиеся также к области кредита, но имеющие в виду случаи самозаклада, вызванного самим заключением кредитного обязательства. В первом случае, при несостоятельности торговца, вызванной его злой волей, предоставляется усмотрению кредитора, продать его или нет, во втором — это право дается также, но, как мы видели, лишь в том случае, если он совершит кражу, ибо не будучи в состоянии уплатить нанесенный им убыток, он становится в этом случае тем же несостоятельным должником и несостоятельность его также основана на злом умысле.

М. Н. Ясинский сопоставляет закупничество "Русской Правды" с аналогичным институтом литовского права, где имеет место либо самозаклад должника, либо заклад подвластных ему лиц, сыновей, дочерей или челяди его. Закуп поступал во власть кредитора, так же как при кредитных обязательствах, обеспеченных залогом недвижимостей, заложенное имение переходило во владение кредитора, а должник сохранял право выкупа. Подобно тому как такую "заставную" землю кредитор держал в своих руках, пока должник ее не выкупал, и закуп оставался во власти кредитора, пока он сам не возвращал ему долга, или следуемую сумму не вносил кто-либо иной³⁴⁸.

И. И. Яковкин проводит параллель между закупничеством и долговой кабалой, содержащейся в древнем норвежском праве, изученном в особенности Амира и Конрадом Маурером. Из норвежского права, постановления которого через варягов могли проникнуть и в русское право, можно усмотреть самый способ возникновения долговой кабалы, о чем "Русская Правда" ничего не говорит. Договаривающийся мог идти в кабалу сам или отдать людей, находившихся в его власти (как и в литовском праве), например, сына; причем предварительно должен был предложить себя родственникам, при нежелании же ими воспользоваться своим правом, мог закабалиться любому лицу; самое заключение договора происходило на собрании и выражалось первоначально в символическом захвате закабаляемого. И здесь мы находим ту же двойственность в положении кабального, которая характерна для "Русской Правды". Он причисляется к категории свободных, за посягательства против личности его господин отвечает как за посягательства против свободного, продажа его в рабство (как закупа) рассматривается как преступление. Но в то же время он входит в состав "дома" своего господина и в силу этого и подлежит юрисдикции домовладыки; господину (как и в отношении закупа) принадлежит право наказывать его, но и тут только за дело, если он не выполняет возложенной на него работы. Он сливается с верхами холопства (приравнивается в известных случаях к несвободному Oberknecht, ключнику, тиуну). Собственного имущества поступивший в кабалу не имеет, а пользуется лишь, как и закуп, полученным от господина (peculium). Наконец, он может освободиться от власти господина уплатой ему долга, почему ему предоставляется право (как и в "Русской Правде") в течение двух недель ходить по стране в поисках нужной суммы, но в случае тайного бегства он и тут карается обращением в холопство³⁴⁹.

Конрад Маурер указывает на то, что долговая кабала в древненорвежском праве, с одной стороны, очень близка к состоянию несвободы, с другой, напротив, резко ограничивается от последней. Оба института сначала идут параллельно, но затем пути их расходятся, и тот пункт, который знаменует это расхождение, заключается в том, что несвобода есть состояние постоянное, пожизненное и наследственное, если не имеет места отпуск на волю, тогда как кабала по своему существу представляет собой нечто временное и поэтому заключает в себе самые элементы своего прекращения, права личные и имущественные не отменены, а только временно отсутствуют и в любой момент могут возродиться³⁵⁰.

Ту первоначальную форму займа, при которой он представляет собой куплю-продажу, но с правом должника вернуть себе проданную (заложенную) вещь и которая характерна для ранней эпохи в истории кредита, мы находим и в нашем праве и ей вполне соответствует самозаклад кредитора — закупничество. Древнерусская купля, подобно западно-европейской, обслуживала и интересы займа, и таким же двойственным характером отличалась и холопская самопродажа; в обоих случаях залог возник из купли-продажи. Залог недвижимости в наиболее раннюю эпоху заменялся закладом человеческой личности, рабочей силы. Права господина над личностью полного холопа приближаются к праву собственности, права ею на личность закупа — к правам залогодержателя. Подобно тому как кредитор заложенной вещи владел ею и пользовался за рост, так и кредитор закупа владел им и пользовался рабочей силой. Как заложенная вещь не подлежала свободному распоряжению лица, которое ею владело, так и господин не мог продать или заложить холопа³⁵¹.

На Западе упоминается "de ingenuis qui se pro pecunia aut alia re vendi-derint vel obligaverint" (VII ст.)³⁵². Самозаклад в ту эпоху необходим при самом заключении сделки, ибо доверие совершенно отсутствует, кредитору нужно немедленно же получить эквивалент, а других видов залога не имеется, по крайней мере у бедного человека.

Другую группу полусвободных, сидевших на частновладельческих землях и, вероятно, обрабатывавших их также при помощи инвентаря, получаемого от господина, составляли изгои.

Что означает слово "изгой"? Русские историки первоначально полагали, что это есть название населения известной местности или лиц определенной национальности. Раковецкий считал изгоями жителей псковской области, Карамзин — латышей, Полевой — финнов, Эверо — вообще иностранцев³⁵³. Другие, однако, исследовали слово "изгой" с филологической стороны и пришли к иным результатам. Морошкин производит его от готтского uss-gauja — изгнанник или выходец, человек, стоящий вне общества, wargus, forhannitus Варварских правд, fogelfrei, человек, не имеющий пристанища, нарушивший мир. Иванишев выводит тот же термин с иллирийского hajati — ходить, izhajati — выходить, Микутинский обращается к латышскому языку, где izgoiz означает — тот, кто вышел. В результате у всех троих получается тот же смысл человека, вышедшего из какой-то группы, не принадлежащего более к ней³⁵⁴. Наконец, изучая русский язык, Буслаев выяснил, что форма "гой" происходит от глагола "жити", так же, как форма "пой" от глагола "пити", "покой" от "почити". Слово "гой" означало жизнь, спокойствие, мир, общество, мирное сожительство людей. Изгой — человек, находящийся вне мира, вне общества, бездомный³⁵⁵. И тут, следовательно, тот же смысл изгнанника или выходца.

Эти филологические изыскания подтвердились найденным Беляевым источником, из которого видно было, в каком смысле понималось это слово в XII в. В уставе Новгородского князя Всеволода Мстиславича "о церковных судех и о людех и мерилех торговых" 1125—1136 гг. читаем: "А се церковные люди... изгои трои: попов сын грамоте не умеешь, холоп из холопства выкупится, купец одолжает; асе и четвертое изгойство и сего приложим: аще князь осиротеет³⁵⁶. Изгоями, следовательно, признаются: сын попа, незнающий грамоты, следовательно, не могущий в свою очередь стать попом, вынужденный покинуть духовное сословие, извергаемый из него; холоп, выкупившийся из холопства, вольноотпущенник, вышедший из холопов, но не примкнувший ни к какой группе; наконец, несостоятельный купец, тем самым исключаемый из купеческого звания. Все они становятся церковными людьми, поступают под охрану церкви, подлежат церковному суду. Устав Всеволода и определяет точно, что такое изгой, для установления церковной подсудности. Что же касается четвертого случая изгойства, когда князь осиротеет, то оно упоминается лишь в дополнение (изгои ведь только "трои"), причем эти князья-изгои "прилагаются" (ик себе приложим"), т.е. отдаются во власть князю, находятся под охраной княжеского рода, а не церкви. Изгои, следовательно, люди беспомощные, не примкнувшие ни к одному из тех мелких свободных и крепостных союзов, на которые разбивалось гражданское общество³⁵⁷. Калачов, исходящий из господства на Руси в древнейшую эпоху родового строя, называет изгоя выходцем из рода, причем считает его, вследствие этого, человеком греховным, преступником — к этому ведет его беззащитное положение³⁵⁸. Аксаков, сторонник общинного быта, рассматривает изгоя в качестве человека, исключенного или себя исключившего из общины или сословия³⁵⁹. Соловьев, наконец, определяет его так: "Изгоем вообще был человек, почему-либо не могущий оставаться в прежнем своем состоянии и не примкнувший еще ни к какому новому"³⁶⁰. Это понимание изгоев стало господствующим.

Изгои — люди, выбитые из колеи, из обычного строя и уклада народной жизни, люди, лишенные обычных для каждого из них способов существования³⁶¹. Поэтому они нуждаются в поддержке и покровительстве, вынуждены поступить под защиту других, прежде всего церкви: они ведь "люди церковный, богаделные", наряду со странниками, слепыми, хромыми, вдовами и многими другими. Церковь приобретала выгодную, находившуюся в ее власти рабочую силу в лице изгоев, как и других "церковных людей" — прощеников (получивших чудесное исцеление), пущенников, задушных людей (вольноотпущенников по духовной), о которых упоминается в тех же уставах о церковных судах³⁶². Она извлекала из них всех и другие выгоды: согласно уставу Ярослава о церковных судах "безатщина", т.е. выморочное имущество церковных людей идет епископу³⁶³.

Об изгоях неоднократно упоминается в источниках, почти всегда в связи с церковью и церковными землями. Так, в уставе Ярослава "о городских мостех" говорится о мостовой повинности в Новгороде (она распределена между различными общинами и улицами) Новгородского владыки и изгоев — они совместно ее отбывают, быть может изгои и живут на церковной земле ("а владыце сквозе городная врата с изгои, а с другими изгое до Острое оулици")³⁶⁴. В послании митрополита Климента пресвитеру Фоме осуждается духовенство, которое думает только о наживе: "Иже прилагают дом к дому, и села к селам, изгои ж, и сябры, и бортии и пожлиит³⁶⁵. Они умножают свои владенья, земли, бортные угодья, сенокосы, поселяют на них изгоев. О последних упоминается и в грамоте Смоленского князя Ростислава в 1150 г. — он жертвует церкви земли с изгоями³⁶⁶.

Однако из последнего мы можем заключить и то, что изгои сидели не только на церковных, но и на княжеских землях — Ростислав уступает их вместе со своими селами. Псковская летопись под 1341 г. упоминает также о селе, именовавшемся Изгоями, и называет это село княжим ("на князи селе, на Изгоях")³⁶⁷.

Во всяком случае, изгои сидят на чужой земле, на княжеской или церковной, являются лично свободными (за убийство изгоя "Русская Правда" устанавливает ту же виру, как и за прочих свободных людей)³⁶⁸. Но опека над ними, отсутствие у них собственной земли создали для них на практике ограничения, зависимость от своих покровителей, которые, ввиду беззащитности изгоев, оторванности их от своего сословия, от своей общины, могли злоупотреблять своей властью.

Наиболее важной и. вероятно, наиболее многочисленной группой изгоев являлась вторая из упомянутых выше категорий — вышедшие из холопства. В "Предисловии покаянию" (наставлении духовника кающемуся) упоминается в числе грехов неправедное обогащение. Резоимство, т.е. взимание процентов, считается большим грехом, чем даже кража, но еще хуже взимание изгойства. Изгойство есть нечто, аналогичное "резу" (проценту), надбавка на "уреченную цену", на ту цену, по которой рабовладелец купил сам раба — больше он не должен брать с раба, отпуская его на свободу: барышничать челядью, прасолить живыми душами — великий, непростительный грех, "бесконечная беда, непрестанный плач, неумолчное воздыхание". Прибавка к покупной цене именуется, очевидно, изгойством по той причине, что раб, выкупаясь на волю, переходит в состояние изгоя³⁶⁹.

Наконец, на владельческих, в частности на княжеских землях, сидели и смерды. "Русская Правда" второй половины XI в., говоря о людях, причастных к княжескому хозяйству, только и называет наряду с холопами смердов; закупов она еще не знает, они появляются лишь в пространной "Правде". Как мы видели выше, на съезде князей в Долобске 1103 г. происходил спор по поводу смерда, пашущего на лошади, причем там именно лошадь выдвигалась на первый план, и Мономах упрекал дружину Святополка: "Дивно ми дружино оже лошадии жалуете ею же кто ореть", а забываете о самом смерде, которого убьет половчанин, и тогда уже отнимет и лошадь его, и жену и детей, "в село его ехав ". Б. А. Романов толкует это место таким образом, что смерды сами в поход не пошли, а только лошадей своих обязаны были дать князьям, но уже это означало для них необходимость пожертвовать своей пашней ("рольи лишати")³⁷⁰.

Во всяком случае из этого летописного рассказа вытекает, что смерд земледелец, хлебороб³⁷¹.

Но возможно, что "смерд" понимался и в другом смысле, более широком или более узком. В широком смысле смерд означает все свободное население, которое противополагается князю, или по крайней мере простого человека, в отличие от бояр. В первом смысле понимает это слово Соловьев. Сергеевич подкрепляет это утверждение противопоставлением в "Русской Правде" княжьего коня коню смерда ("аза княжь конь 3 гривны; а за смердей 2 гривны — ст. 25). Эта статья, впрочем, еще не может служить достаточным доказательством, ибо в "Русской Правде" нельзя искать полноты определений и норм, смерды могли упоминаться здесь и как одна лишь группа населения, тогда как другие не названы. Мало меняет дело и указание на то, что та же статья в Троицком списке (141) гласит: "А будет был (украден) княжь конь, то платити зань 3 гривны; а за инех по 2 гривны". "Смерд" заменено словом "иной", т.е. всякий другой человек, кроме князя³⁷². Однако, как указывает Б. А. Романов, позднейшее обобщение смысла статьи о смердьем коне само по себе еще не свидетельствует о том, что и первоначальный редактор статьи хотел придать термину "смердий" широкий смысл³⁷³. Большего внимания заслуживает указание Мрочек-Дроздовского, Владимирского-Буданова и Н. А. Рожкова на то, что смерды противополагаются не только князю, но и боярам или мужам и духовенству и составляют слой людей простых³⁷⁴. В краткой "Русской Правде" говорится и в пространной повтоярется сначала о "муке" смерда, а затем о тех же преступлениях, совершенных в отношении огнищанина, тиуна или мечника; за смерда положено 3 гривны, за княжеских слуг вчетверо больше (ст. 31, 33, 89, 90). В пространной "Правде" наследству смерда ("о смердьей задници") противополагается наследство боярина ("о боярстей задници", ст. 103, 104)³⁷⁵.

От такого разграничения между князем, боярами и духовенством, с одной стороны, и смердом, — с другой, уже недалеко до выделения смердов в сельское население — нужно было лишь отделить их еще и от горожан. В таком смысле, по-видимому, говорится в Новгородской летописи (под 1019 г.), когда после победы Ярослав "поча вой свои делити: старостам своим по 10 гривен, а смердам по гривне, а ноугородьцем по 10 гривен"³⁷⁶. Смерды здесь составляют особый разряд населения, не городской. "Кто купець поидеть в свое сто (сотню), а кто смерду тот потягнет в свой погост" (волость), — читаем в договоре Новгорода с Ярославом 1270 г. "Боярин боярина пленивше, смерд смерда, град града (горожанин горожанина) яко не остатися ни единой eси (веси) не пленене"³⁷⁷.

Сергеевич полагает, что первоначально слово "смерд" применялось, вероятно, в широком смысле, но с течением времени стало приурочиваться к одному лишь земледельческому населению, подобно тому как слово муж, имевшее первоначально общее значение, с течением времени в уменьшительной форме (мужик) стало обозначать лишь сельское население, и слово "христьянин" специализировалось в крестьянина³⁷⁸.

Но какое положение занимали эти крестьяне-смерды? Не без основания подчеркивают двойственность их состояния. С одной стороны, смерд свободный человек, за которым признаются личные и имущественные права, присущие свободным людям. Но в то же время на нем лежит какая-то печать приниженности, он человек будный, худой, слабый, который нуждается в защите, которого легко могут обидеть³⁷⁹. О наличности имущества у смерда свидетельствует упоминание в "Русской Правде" о смердьем коне и смердьей борти; личные права смердов вытекают из того, что за кражу они наказываются продажей, т.е. уголовной карой ("то ты оуроци смердом оже платять княжю продажу"), ибо холопей "князь продажею не казнить занеже соуть несвободнии"³⁸⁰, как и из наказания, полагаемого за "муку" смерда без княжеского приказа³⁸¹. Смерды несут повинности в пользу государства, они входят в состав войска. Все это доказательства их свободного состояния.

Но есть обратная сторона медали. Не только за муку смерда полагалось — как мы видели — вчетверо меньше, чем за человека высшего состояния, что свидетельствует о приниженном положении смердов, но и самое слово "смерд" употребляется нередко в уничижительном и бранном смысле ("два беззаконника от племени смердья", "унычыжены бесчестны: аки смерди мелют и древа носят на гору"). Смерды ставятся наравне с холопами: "Ихолопы наши и смерды выдайта". Мономах ставит себе в заслугу защиту "худого смерда и убогие вдовице" от обид "сильных" людей ("не дал есмь сильным обидети"). Все это свидетельствует о малой степени обеспеченности смердов, о том, как им трудно было сохранить свою свободу, свое независимое положение.

Еще более это подтверждается статьями "Русской Правды" о наследовании, если их понимать в том смысле, который в настоящее время может считаться господствующим. "Оже смерд оумреть без дети, то задница князю; оже боудуть у него дщери дома, то даяти часть на ня; уже ли боудуть за мужьми, то не дати части". В противоположность этому: "А иже в боярех или же боярьстеи дроужине, то за князя задница не идешь; по оже не боудеть сынов, а в дщери возьмоуть"³⁸². Смердам наследуют только сыновья, при отсутствии же их наследство является выморочным, дочери, притом только незамужние, получают лишь приданое. Напротив, имущество бояр после их смерти не идет князю, а при отсутствии исходящих мужского пола передается женскому. Так толкуют эту статью ряд исследователей³⁸³, тогда как другие³⁸⁴ понимают под детьми ("умрешь без дети') не только сыновей, но и дочерей. Но этому противоречит продолжение "оже боудуть у него дщери". Поэтому они выделяют это постановление о дочерях в особую статью, которая является, по их мнению, общей для всех, а не касается одних только смердов. Между тем говорится ведь о "его" дочерях, т.е. смерда ("оже боудуть у него дщеры")³⁸⁵.

Так что смерды находятся, очевидно, в худшем, более приниженном, чем иные группы населения, положении. Павлов-Сильванский усматривает в переходе имущества после смерти смерда при отсутствии сыновей к князю аналогию западно-европейской manus mortua, main-morte, которая также выражалась в присвоении наследства феодалом при отсутствии ближайших наследников, живших вместе с умершим. Другие авторы уже давно обращали внимание на это своеобразное отношение смерда к князю и усматривали причину этого в том, что смерды были "люди князя", являлись непосредственно от него зависимыми, сидели на княжеской земле³⁸⁶. Из источников, правда, не видно, чтобы смерды всегда сидели на земле князя или вообще, чтобы они работали в хозяйстве князя. Но из приведенных данных об их правовом положении и о притеснении их можно усмотреть, что они, по-видимому, сидели и на частновладельческих, в том числе на княжеских землях.

В псковской летописи под 1484 г. говорится о повинности смердов, о том, что они обязаны выполнять "всякиеработы урочный"³⁸⁷. В договорах Новгорода с князьями (1270, 1305, 1327 г. и др.) говорится обычно: "А холоп или роба почнешь вадиши на господу, а тому ти, веры неяти"³⁸⁸. В договоре же Новгорода с королем Казимиром (1470 г.) прибавлено к холопу и робе "и смерд"³⁸⁹. И последний имеет, следовательно, наравне с холопами, над собой господина. Мало того, донос смерда на господина, подобно доносу раба, не должен приниматься. По еще гораздо раньше, в середине XII в., в грамоте Изяслава Мстиславича упоминается о том, что он дает св. Пантелеймону "землю село Витос.лавиц и смерды и поля"³⁹⁰ — смерды сидят на земле князя и отчуждаются монастырю вместе с землею. А в поучении епископа Серапиона XII в., где слово "смерды" заменено словом "сирош", указывается на то, что сильные люди "свободные сироты порабощают и продают их"³⁹¹ — они оказываются в полной зависимости от сильных мира сего. Смерды "это люди, которых история застает теряющими свободу под влиянием сидения не на своей земле, а на земле государственной или частновладельческой³⁹².

---

²⁸⁶Русская Правда. Карамзинский список. С. 43
²⁸⁷Ипатовская летопись. 1158 г.
²⁸⁸ДАИ. Т. 1. № 5.
²⁸⁹Новгородская летопись по синодальному Харатейкому списку (первая летопись). С. 191.
²⁹⁰Ипатовская летопись. И59 г. С. 344.
²⁹¹Там же. 1146 г. С. 237.
²⁹²Яковлев. Памятники русской литературы. С. V. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 79.
²⁹³Ипатовская летопись. 1146 г. С. 239.
²⁹⁴Там же. 1149 г. С. 274. Мрочек-Дроздовский. // Ученые записки. С. 285.
²⁹⁵Ипатовская летопись. С. 412, 466. Летопись но Лаврентьевскому списку. 1096 г. С. 239.
²⁹⁶Покровский. Русская история. Т. I. С. 64.
²⁹⁷Ключевский. Опыты и исследования. С. 291.
²⁹⁸Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 15.
²⁹⁹Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 105.
³⁰⁰СГГД. I. № 47. См.: Гессен. Пленные на Руси в период княжеских междуусобий // Вестник Красного Креста. 1917. Кн. 2—3
³⁰¹русская Правда. Карамзинский список. Ст. 111.
³⁰²Смоленский договор с немцами 1229 г. Ст. 11.
³⁰³Русская Правда. Карамзинский список. Ст. 68.
³⁰⁴Там же. С. 119-121.
³⁰⁵Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 133.
³⁰⁶Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов.Вып. I.С. 18. прим. 160. Обзор 4 изд. 407. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 191. Мрочек-Дроздовский. Исследование о "Русской Правде". С. 247 .Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 107.
³⁰⁷Яковкин. Закупы "Русской Правды" // ЖМНП. Кн. IV. 1913. С. 277.
³⁰⁸Ключевский. Опыты и исследования. С. 291. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. С. 412. Сергеевич. Русские юридические древности Т. I. 1-е изд. С. 111. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 107—108. Чичерин. Холопы и крестьяне в России до XVI в. // Опыты по истории русского права. 1858. С. 153. Gdtz. Das Russische Recht. Bd. IV. S. 105. Дебольский. Гражданская дееспособность по русскому праву. С. 54 сл.
³⁰⁹См.: Русская Правда. Карамзинский список. С. 27, 34-36, 43, 102, 123-27, 132 - убийство раба рассматривается лишь с точки зрения убытка, нанесенного господину, господин может искать пропавшего раба и т. д.
³¹⁰См.: РИБ. Т. VI. С. 107, 124. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 112 сл. Ключевский. Опыты и исследования. С. 224 сл. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 110 сл.
³¹¹РИБ. Т. VI. С. 42. Ключевский. Опыты и исследования. С. 301. Есть и иное толкование, см.: Gdtz. Das Russische Recht. Bd. IV.
³¹²Русская Правда. Карамзинский список. С. 110.
³¹³Устав великого князя Всеволода о церковных судах и о людях и мерилах торговых 1125—1136 // Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 247.
³¹⁴Договор Новгорода с немцами 1189 г. Ст. 14.
³¹⁵Как справедливо указывает В. И. Сергеевич, речь может идти только о насилии собственной рабе, иначе рабство вообще не могло бы удержаться ("Древности русского права". Т. I. С. 113). Насилия русских над рабами-немкам и едва ли могли иметь место, ибо такие едва ли вообще были в Новгороде, следовательно, все сводится к русским рабыням, купленным приезжими немецкими купцами.
³¹⁶ААЭ. I. № 13.
³¹⁷Русская Правда. Карамзинский список. С. 127, 128, 130, 131.
³¹⁸Смоленский договор с немцами 1229 г. Ст. 12.
³¹⁹СГГД. Т. I. № 24, 26, 41. Ср.: № 30 и др.
³²⁰Русская Правда. Карамзинский список. С. 70.
³²¹Там же. С. 71.
³²²А. А. Э. Т. I. № 11.
³²³Русская Правда. Карамзинский список. С. 71.
³²⁴Там же.
³²⁵Там же. С. 72.
³²⁶Там же. С. 71, 72.
³²⁷Ланге. Исследование об уголовном праве "Русской Правды". С. 189. То же: Мрочек-Дроздовский. Ученые Записки. Аристов. Промышленность древней Руси. С. 43.
³²⁸Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 179. Gdtz. Das Russische Recht. Bd. III. S. 274.
³²⁹См.: АИ. Т. I. № 5.
³³⁰Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. V. С. 117.
³³¹Владимирский-Буданов ("Хрестоматия по истории русского права". Вып. I. С. 61, прим. 101) понимает под купой копну, долю копен (полевых произведений), принадлежащую закупу, Соболевский (ЖМНП. Кн. IV. 1886) и Гетц (Gdtz. Das Russische Recht. Bd. III. C. 270, 275) - получаемые закупом средства пропитания, а отарицу они объясняют в смысле небольшого стада овец, принадлежащего закупу. Карамзин понимал под "отарицей" плату за купу, Ланге — земельный участок, данный закупу.
³³²Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. IV. С. 273. На это еще раньше указывали Мрочек-Дроздовский (Ученыезаписки. С. 221) и Сергеевич ("Древности русского права". Т. I. С. 182) на основании сличения текстов у С. А. Павлова.
³³³См.: Покровский. Очерк истории русской культуры. Т. I. С. 63.
³³⁴Русская Правда. Карамзинский список. С. 73.
³³⁵Там же. С. 77.
³³⁶Хрестоматия по истории русского нрава. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 67.прим. 108.
³³⁷Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. V. С. 101 сл.
³³⁸Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 299. 301.
³³⁹Рейц. С. 294. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 176 сл. Дебольский. Гражданская дееспособность по русскому праву. С. 86. Удинцев. Истоия займа. 1908.
³⁴⁰Русская Правда. Карамзинский список. С. 73. Удинцев. Истоия займа. С. 149 сл.
³⁴¹Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. С. 334. Неволин. Собр. соч.Т. V. С. 147.
³⁴²Загоровский. Исторический очерк займа по русскому праву до конца XII ст. 1875. С. 66.
Леонтович. Крестьяне юго-запада России. С. 21. Павлов-Сильванский. Соч. Т. III. С. 226. Ясинский. Закупы "Русской Правды" и памятников западно-русского права // Сборник, посвященный Владимирскому-Буданову. 1904. См. подробное указание литературы в: Удинцев. История займа. С. 146 сл.; Яковкин. Закупы "Русской Правды".
³⁴³Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. IV. С. 251 сл.
³⁴⁴Ясинский. Закупы "Русской Правды" и памятников западно-русского права. С. 437.
³⁴⁵См.: Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. IV. С. 224 сл.
³⁴⁶Чичерин. Холопы и крестьяне в России до XVI в. С. 155. Оба эти момента (найма и займа) соединяет Мрочек-Дроздовский (Ученые Записки. С. 164). Калачев. Предварительные юридические сведения для полного объяснения "Русской Правды". С. 141. Ключевский. Опыты и исследования. С. 294. Ключевский. Курс истории России. Т. I. С. 299.
³⁴⁷Gdtz. Das Russische Recht. Bd. III. S. 266 ff.
³⁴⁸Ясинский. Закупы "Русской Правды" и памятников западно-русского права.
³⁴⁹Maurer, Konrad. Die Schuldknechtschaft nach altnordischen Recht // Sitzungsberchte der philosophie, philolologie und histor. Klasse der Akademie der Wissenschaften zu Mtinchen. 1874. S. 3 ff., 21 ff. Amira. Nordgcrmanisches Obligationenrecht. Bd. II. S. 157 ff. Яковкин. Закупы "Русской Правды". Кн. V. С. 112 сл.
³⁵⁰Maurer, Konrad. Die Schuldknechtschaft nach altnordischen Recht // Sitzungsberchte der philosophie, philolologie und histor. Klasse der Akademie der Wissenschaften zu MUnchen. S. 29 ff.
³⁵¹См.: Беляев. Холопство и долговые отношения в древнерусском праве // Юридический Вестник. III. 1915. С. 134, 136 сл. Его же. Заем и заклад по древнерусскому праву // Русский исторический журнал. VII. 1921. С. 65 сл.
³⁵²Brunner. Deutsche Rechtsgeschichte. Bd. II. S. 109.
³⁵³Rakowjecki. Prauda Ruska. I. C. 109. Карамзин. История Государства Российского. Т. II. С. 351. Полевой. История русского народа. II. С. 155. Эверс. Древнее право руссов. С. 318. См.: Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. IIрил. IV. С. 40 сл.
³⁵⁴Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. Прил. IV. С. 49 сл.
³⁵⁵Буслаев. Историческая грамматика русского языка. 2-е изд. Т. I. С. 54.
³⁵⁶Устав Всеволода о церковных судах // Хрестоматия по истории русского права. Сост.М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 245. См.: Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. Прил. IV. С. 58 сл.
³⁵⁷Чичерин. Холопы и крестьяне в России до XVI в. С. 169.
³⁵⁸Калачев. О значении изгоев и состоянии изгойства в древней Руси // Архив исторических и практических сведений о России Калачева. Т. I. 1850. С. 57 сл.
³⁵⁹Аксаков. Родовое или общественное явление был изгой? // Аксаков. Поли. собр. соч. Т. I. С. 38.
³⁶⁰Соловьев. История России. Т. I. С. 231.
³⁶¹Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. Прил. IV. С. 57. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 264. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 115 сл. Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 245. Прим. 23. Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 278. Дебольский. Гражданская дееспособность по русскому праву. С. 105.
³⁶²Устав Владимира св.. устав Всеволода. ДАИ. Т. I. № 1. Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 245.
³⁶³Устав кн. Ярослава Владимировича о церковных судах. Ст. 33 // Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 239
³⁶⁴Русская Правда. Карамзинский список. С. 134.
³⁶⁵Никольский. О литературных трудах митрополита Климента Смолятича, писателя XII в. 1892. С. 104. Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 275
³⁶⁶Уставная грамота Смоленского князя Ростислава Мстиславича // ДАИ. Т. I. № 4.
³⁶⁷ПСРЛ. Т. IV. С. 187.
³⁶⁸Русская Правда. Карамзинский список. С. 1.
³⁶⁹Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. Прил. IV. С. 66 сл. Чичерин. Холопы и крестьяне в России до XVI в. С. 168 сл. Ключевский. Опыты и исследования. С. 304. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 115.
³⁷⁰Романов. // Известия Академии Наук. Отд. русского языка и словесности. XIII. 3. С. 10 сл.
³⁷¹Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 96. Дювернуа. Источники права и суд в древней Руси. С. 123 сл. Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 170. Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 287. Рожков. Очерк истории труда в России. С. 63.
³⁷²Соловьев. История России. Т. I. С. 229 Сергеевич. Древности русского права. Т. I. 1890. С. 166. В том же смысле высказывается Дьяконов. ("Очерки общественого и государственного строя древней Руси". С. 93, 95).
³⁷³Романов. Смердий конь и смерд. С. 28.
³⁷⁴Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. С. 36 сл. Мрочек-Дроздовский. Исследование о "Русской Правде" // Чтения ОИДР. Прил. XIV. С. 204 сл.). Рожков. Обзор русской истории. Т. I. С. 44 сл. Он же. // ЖМНП. XII. 1897. С. 275.
³⁷⁵Летопись Новгородского Воскресенского Деревяницкого монастыря. 1019 г.
³⁷⁶Русская Правда. Академический список. С. 31, 32. Карамзинский список. С. 103, 104.
³⁷⁷СГГД. I. № 3. Ипатовская летопись. 1221 г. С. 494.
³⁷⁸Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 167.
³⁷⁹См. об этом: Jlanno-Данилевский. Очерк истории образования главнейших разрядов крестьянского населения. С. 7 сл., 11 сл. Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 209. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 95 сл., 98. Павлов-Сильванский. Соч. Т. III. С. 224. Мрочек-Дроздовский. // Чтения ОИДР. Прил. XIV. С. 208 сл. Дебольский. Гражданская дееспособность но русскому праву. С. 120.
³⁸⁰Русская Правда. Карамзинский список. С. 42, 43.
³⁸¹Там же. С. 89.
³⁸²Там же. С. 103, 104. То же в Синодальном списке. Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 91—92.
³⁸³Никольский. О началах наследования по древне-русскому праву. 1859. С. 356 сл. Хрестоматия по истории русского права. Сост. М. Владимирский-Буданов. Вып. I. С. 71 — 72. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. С. 479 сл. Рожков. Очерки юридического быта по "Русской Правде" // ЖМНП. Декабрь. 1897. С. 275 сл. Пресняков. Княжое право в древней Руси. С. 279 сл. Павлов-Сильвиванский. III. С. 224 сл. Филиппов. Учебник истории русского права. С. 203. Gdtz. Das Russische Recht. Bd. III. S. 355 ff. Беляев. Древне русская ссньсрия // ЖМЮ. VIII. 1916. С. 143.
³⁸⁴Цитович. Исходные моменты в истории русского права наследования. 1870. С. 35. Сергеевич. Лекции и исследования по древней истории русского права. С. 546 сл. Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 94. Дебольский. Гражданская дееспособность по русскому праву. С. 121 сл.
³⁸⁵Спорным является и чтение статьи об убийстве смерда. В краткой редакции она читает
ся: иа в смерде и вхоце 5 гривен" (Русская Правда. Карамзинский список. С. 23), в пространной: "а за смерд и холоп 5 гривен, а за робоу 6 гривен" (Там же. С. 13). Так что смерд приравнивается к княжескому холопу. Так толкует эту статью большинство авторов (Павлов-Сильванский. Соч. Т. III. С. 224. Романов. Смердий конь и смерд. С. 31 и мн. др). Напротив, некоторые читают ее иначе: "я в смердьи хопе 5 гривен", предполагая, что у смердов были свои холопы (что маловероятно), которые и противопоставлялись княжеским холопам (Сергеевич. Древности русского права. Т. I. С. 172.Дьяконов. Очерки общественого и государственного строя древней Руси. С. 93. Gdtz. Das Russische Recht. Bd. II. S. 68 ff. Bd. III. S. 75).
³⁸⁶Летков. Русский народ и государство. С. 157. Никольский. О началах наследования по древне-русскому праву. С. 356. Цитович. Исходные моменты в истории русского права наследования. С. 35 сл. Никитский. Очерки внутренней истории Пскова. С. 279. Романов. Смердий конь и смерд. С. 31.
³⁸⁷ПСРЛ. Т. IV. С. 266.
³⁸⁸СГГД. I. № з, 6 и сл., 15.
³⁸⁹ААЭ. Т. I. № 87.
³⁹⁰Архив исторических и практических сведений о России Калачева. I. 1860.
³⁹¹Цит. по: Беляев. Древне-русская сеньерия. С. 148.
³⁹²Беляев. Древне-русская сеньерия. С. 145.

<< Назад   Вперёд>>