Холодная война. 1945-1963 гг. Историческая ретроспектива

Смерть И. В. Сталина в марте 1953 г. позволила новому руковод­ству СССР так использовать ситуацию, чтобы постараться сгладить политику конфронтации по ряду вопросов внешней политики. 11 мар­та 1953 г. во время протокольной беседы В. М. Молотова с официаль­ной правительственной делегацией Турции, прибывшей на похороны Сталина, советская сторона выразила надежду на улучшение советс­ко-турецких отношений². В определенной степени подобный ход был рассчитан на смягчение позиции тех приграничных с СССР стран, которые видели в нем угрозу своей национальной безопасности. Но­вое советское руководство все более обращало внимание на «колони­альные народы» в Африке и Азии, оценивая их как своих потенци­альных союзников в двухполюсном противостоянии. К их числу Кремль относил и Турцию, рассматривая ее как зависимое от Запада и прежде всего США государство. В мае 1953 г. послу Турции в СССР советским министром иностранных дел было заявлено о желании Москвы улучшить отношения с Анкарой. При этом советское партий­но-государственное руководство решило отказаться от обсуждения территориальных проблем и вопроса Проливов. Об этом 19 мая было сделано официальное сообщение в партийном органе — газете «Прав­да». Спустя десять дней ТАСС передал заявление Советского правитель­ства, в соответствии с которым Москва давала понять, что отказыва­ется от прежних территориальных требований к Анкаре. 18 июля турец­кое правительство выступило с заявлением, в котором приветствовалось решение Кремля. Однако предпринятые Москвой шаги были не в состоянии сорвать планы по созданию военно-политического блока в Балканском регионе.

После продолжительных и весьма активных консультаций 11 июля 1953 г. министры иностранных дел Греции, Турции и Югославии сделали совместное заявление о решении создать Постоянный сек­ретариат с целью подготовки конференции министров трех госу­дарств по политическим вопросам, проблемам культуры, образовать комитет экспертов по экономическим проблемам и торговле, одно­временно поручив главным штабам трех государств изучение прин­ципов будущего трехстороннего сотрудничества в военной области.

Подготовка создания военно-политического блока Греции, Турции и Югославии находилась в центре внимания дипломатических и специальных служб как западного блока, так и восточного. Однако помешать этому процессу последний был не в состоянии, так как не имел сколько-нибудь серьезного ресурса противодействия. В скла­дывавшейся ситуации Кремль стремился использовать экономиче­ские рычаги во внешнеполитических акциях. В июле 1953 г. был произведен обмен послами между Грецией и СССР³. Начатые по инициативе СССР в том же месяце торговые переговоры заверши­лись подписанием соглашения между СССР и Грецией о товарообо­роте и платежах⁴. Обещание Москвы увеличить закупки греческого табака и расширить поставки нефти в Грецию были восприняты «с оптимизмом в торговых кругах» страны⁵. Советский посол М. Сер­геев попытался заинтересовать министров торговли, морского фло­та и финансов в выгодности советских предложений. Американские эксперты, однако, видели определенную ограниченность подписан­ного между Москвой и Афинами торгового договора и полагали, что он малоэффективен. Одновременно прямые контакты советского посла с министрами греческого правительства серьезно обеспокои­ли греческое министерство иностранных дел. Во многом это было связано с общестратегической линией Греции, направленной на уси­ленное взаимодействие с западными партнерами, в частности аме­риканцами. Данное направление политики координировалось и кон­тролировалось МИДом, который рассматривал действия Сергеева как очередную попытку оторвать Грецию от ее союзников.

Советские внешнеполитические маневры в отношении Греции в конце октября — начале ноября 1953 г. свидетельствовали о серьез­ности намерений Кремля перейти к тактике заигрывания с недав­ними противниками из числа малых государств, связанных с запад­ной системой обороны и играющих важное значение в ней.

Изменения, начавшиеся во внешнеполитических подходах Моск­вы после смерти И. В. Сталина, серьезно обеспокоили американскую дипломатию, находившую новые советские действия более изощрен­ными, чем те, которые использовались Кремлем ранее. Аналитичес­кие оценки, сделанные дипломатическими работниками США, от­личались жесткостью и настороженностью⁶. Одновременно советская политика в Греции рассматривалась с позиций потенциальной угрозы как для национальных интересов Греции, так и для интересов США в этой стране⁷. Несмотря на очевидную активизацию советской внешней политики в Греции, американская дипломатия не смогла определить на тот момент планы Кремля в отношении этого среди­земноморско-балканского государства.

В апреле 1954 г. руководитель Югославии И. Броз Тито посетил Анкару с официальным визитом, во время которого он активно вы­ступал за создание трехстороннего альянса балканских государств. Образование регионального военно-политического союза усиливало позиции его потенциальных участников на международной арене. Одновременно это позволяло находящимся у власти силам рассчи­тывать на укрепление их влияния внутри соответствующих стран.

Так, в частности, внешнеполитический курс правительства Де­мократической партии в Турции имел и вполне конкретное внутри­политическое измерение. Экономическая либерализации сопровождалась ужесточением политического режима. Таким образом, демо­кратическая партия, бывшая некогда оппозиционной и выступавшая против диктатуры правившей Народно-республиканской партии, сама достаточно быстро пошла по пути создания собственной дик­татуры. При этом руководство ДП, и в частности Дж. Баяр, актив­но использовало этнические и конфессиональные формы мобилиза­ции общественного мнения в свою пользу.

Основной оппонент демпартии — народно-республиканская партия также выступила с программными заявлениями по экономи­ческим вопросам, обнаружив, таким образом, общность социально-экономических ориентиров основных политических сил⁸.

В январе 1954 г. по приглашению американского президента Д. Эйзенхауэра ведущие турецкие деятели — президент Дж. Баяр и премьер-министр А. Мендерес — посетили с официальным визитом США. Эта поездка являлась тем более важной для руководства стра­ны, так как символизировала усиление взаимодействия Турции с Западным блоком и его ведущей державой — Соединенными Шта­тами. Учитывая место и роль США во внешнеполитической деятель­ности турецкой дипломатии, а также американское экономическое и финансовое участие в жизни Турции, лидеры Демпартии — Баяр и Мендерес использовали визит и в интересах достижения внутри­политических целей. США в данной ситуации вовлекались во внут­реннюю политику Турции как один из ее активных участников⁹.

В свою очередь оппозиция, и прежде всего народно-республикан­ская партия, стала активно использовать в своей предвыборной про­паганде тезис зависимости демпартии от американских финансовых вливаний в турецкую экономику¹⁰.

Парадокс складывавшейся ситуации заключался в том, что фи­нансовая и техническая помощь США в проведении реформ в ар­мии, ее переоснащении и формировании слоя кадровых военных в современном понимании этого слова реализовывалась с большими трудностями.

Победа на выборах была использована руководством демокра­тической партии и для реализаций ее внешнеполитического курса. В ию­не 1954 г. турецкий премьер-министр А. Мендерес вновь посетил США с официальным визитом. Здесь, используя успех ДП как ар­гумент в беседах с американскими официальными представителями, включая и президента Д. Эйзенхауэра, он настаивал на увеличении американской помощи Турции и расширении кредитной линии Ан­каре. Американцы достаточно прагматично рассматривали взаимоот­ношения со своими партнерами по НАТО и не собирались резко менять тактику экономической и организационной поддержки союз­никам. Они обещали турецкому руководству предоставить ¹/₄ часть помощи, предусматривавшейся четырехлетней программой частично­го реформирования турецкой армии в соответствии с организацион­ными принципами и стандартами вооружений США. Как полагали американские военно-политические круги, это обещание давало вполне очевидную надежду, что США гарантируют продолжение финансовой помощи Турции общим объемом в 800 млн долларов¹¹.

Однако содействие со стороны США обусловливалось и еще од­ним фактором, а именно прозрачностью использования американ­ских финансовых средств и эффективностью их привлечения в кон­кретные сферы экономики и хозяйства. В то же время американцы (как, впрочем, и турки) были заинтересованы в расширении воен­ного сотрудничества в рамках Североатлантического альянса. Под­писание в июне 1954 г. договора о статусе вооруженных сил и воен­ных объектов США в Турции имело поэтому большое значение для обеих сторон.

Параллельно Анкара интенсифицировала дипломатическую рабо­ту и на балканском направлении, а именно по созданию военно-политического блока с государствами региона — Грецией и Югосла­вией. 9 августа 1954 г. в югославском городе Блед между Грецией, Турцией и Югославией наконец было подписано соглашение о со­здании военно-политического союза. При этом все участницы зая­вили о приверженности принципам Организации Объединенных Наций, а две из них — Греция и Турция — еще и североатлантичес­кой солидарности. В соответствии с подписанными документами создавался Постоянный совет министров иностранных дел, а также Консультативный комитет, состоящий из равного числа представи­телей парламентов каждой из участниц договора и занимавшийся экономическими, торговыми и частично военными проблемами. Одновременно предусматривалось, что генеральные штабы трех го­сударств будут заниматься координацией военной и оборонной по­литики.

Уже вскоре Балканский пакт, как отныне стал называться воен­но-политический союз Греции, Турции и Югославии, начал испыты-ваться на прочность со стороны СССР. Послесталинский период советской дипломатии продемонстрировал уже на первых этапах своей реализации очевидное стремление новых руководителей в Кремле провести некоторую «редакцию» методов проведения внеш­неполитических акций. Это выразилось, в частности, в попытках СССР изменить характер отношений с Югославией, постаравшись отказаться от прежней откровенной конфронтационности, но при этом «сохранить лицо». Белграду было дано понять, что улучшение советско-югославских отношений будет во многом зависеть от уча­стия Югославии в Балканском пакте. Однако И. Броз Тито не со­бирался отказываться от достигнутых огромными усилиями и в край­не затруднительных обстоятельствах результатов, позволивших обес­печить югославам гарантии их национальной безопасности¹².

К началу 1955 г. Турция добилась на международной арене дос­таточно серьезных результатов: она уже стала участником НАТО и являлась, таким образом, членом западного блока в широком смысле этого слова; одновременно страна вошла в региональный Балкан­ский пакт, в котором играла далеко не последнюю роль. Значитель­ных результатов Анкара достигла и на азиатском направлении, чему в немалой степени способствовала заинтересованность в этом ее за­падных союзников. После долгих консультаций хотя и не была реа­лизована идея создания «Животворного полумесяца», с которой выступал в конце 1940-х годов иорданский король Абдалла, но все же был согласован близкий по сути план военно-политического союза государств «Северного пояса». Еще в апреле 1954 г. Турция и Паки­стан подписали договор о создании военно-политического союза. Реакция на него со стороны ряда государств, включая как арабские и мусульманские, так и Индию, не говоря об СССР, являлась край­не негативной. Это было обусловлено их опасениями относитель­но перспектив усиления позиций США и НАТО среди государств «третьего мира».

Однако Анкара продолжила свой курс в этом направлении. Пре­мьер-министр Турции А. Мендерес совершил в начале 1955 г. поездку по арабским странам, где попытался смягчить недовольство форми­рованием военно-политического блока на Среднем Востоке. С этой целью он предложил расширить его за счет включения арабских го­сударств. Однако этот шаг оказался не совсем удачным из-за неже­лания последних видеть Турцию ключевым элементом такого союза. Только Ирак согласился принять участие в нем. 2 февраля 1955 г. Турция, Иран, Ирак, Пакистан и Великобритания подписали в Баг­даде договор о создании военно-политического альянса, названного впоследствии Багдадским пактом. Вскоре Анкара при поддержке со стороны американских и британских союзников попыталась оказать давление на Сирию, с тем чтобы получить ее согласие на вступле­ние в Багдадский пакт.

Тем временем, стремясь укрепить силовую составляющую совет­ского блока, Москва предприняла шаги по пути создания полномас­штабного Pax Sovietica. «Мирное наступление» Кремля было подкреп­лено более весомым аргументом — объединением военно-политити-ческого потенциала СССР и его восточно-европейских сателлитов. Окончательное оформление коммунистического Восточного блока происходило 11—14 мая 1955 г. на Варшавском совещании предста­вителей СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Образование западноевропейского союза рассматри­валось как главная причина необходимости консолидации «оборонных усилий» восточноевропейского домена СССР в целях противодействия возможным угрозам со стороны Запада. Создание Варшавского Дого­вора, таким образом, формально было ответом на усиление сотруд­ничества между западными государствами. Однако решающее значе­ние имело стремление советского партийно-государственного руко­водства получить в распоряжение инструмент «коллективного давления» на западный блок и его отдельных членов, к числу кото­рых относились Греция и Турция. В свою очередь и коммунистиче­ские режимы Восточной Европы усиливали свои международные по­зиции вхождением в военную организацию под фактическим руко­водством СССР.

Важность Турции и Греции для Североатлантического альянса и его ведущей силы — США тем не менее не снимала с повестки дня вопроса о постоянном мониторинге ситуации в этих двух странах именно с позиций национальных интересов Соединенных Штатов. Уже в середине 1954 г. в Вашингтоне все чаще начинали рассматривать взаимоотношения с Турцией не только в контексте военно-по­литического единства блока НАТО, но и с прагматической точки зрения: насколько эффективно используется экономическая помощь США, каковы реальные перспективы турецкой оборонной полити­ки? В достаточно жесткой форме заявлялось, что «ответственные сотрудники» администрации в Вашингтоне подчеркнули, что Соеди­ненные Штаты не будут продолжать поддерживать амбициозные проекты турецкого правительства»»¹³.

Начиная с весны 1955 г. серьезные изменения происходят в гре­ко-турецких отношениях. Причиной их ухудшения становится кипр­ская проблема. В апреле 1955 г. на острове начались волнения, свя­занные с требованиями греков-киприотов (составлявших 80% из 600 тыс. населения) к Великобритании — предоставить свободу Кип­ру. Активизировались сторонники его объединения с Грецией. Пони­мая, что традиционными способами сохранить остров под своим вла­дычеством не удастся, британцы решили прибегнуть к реализации им­перского принципа «разделяй и властвуй»: они усилили свою работу среди турецкой общины острова, с тем чтобы противопоставить его жителей друг другу на этно-конфессиональной основе. Тем более что этот аргумент всегда действовал на Балканах как один из наиболее сильных. Одновременно Лондон активизировал свои контакты с ту­рецкими властями по «кипрскому вопросу», играя на национальных чувствах турок. Если ранее Анкара особенно не интересовалась Кип­ром, то теперь, в 1955 г., она решила занять более жесткую позицию (чему в немалой степени способствовали внутриблоковые осложнения в Балканском пакте, связанные со стремлением двух стран — Греции и Турции — добиться в нем лидерства). В сентябре 1955 г. в Стамбу­ле и Измире прокатилась волна погромов, убийств и грабежей, на­правленная против местных греков и армян. Власти фактически без­действовали, а, как впоследствии выяснилось, сами способствовали кровопролитию. В этих условиях Греция решила, что дальнейшее пре­бывание ее военного персонала в Турции более невозможно и отозва­ла своих представителей с натовской базы в Измире¹⁴.

Осенью 1955 г. внешнеполитическое и военное ведомства США, а также ЦРУ подготовили ряд аналитических материалов по турец­кому вопросу для выработки решения по американской позиции. Как отмечалось в сводном аналитическом докладе, адресованном в Совет национальной безопасности (СНБ) США, основными целями Вашингтона в отношении Турции являлись следующие: «(а) продол­жение со стороны Турции осознания себя как части свободного мира; (b) поддержание способности турецких вооруженных сил от­разить нападение сателлитов (союзных СССР государств. — Ар. У.) или оказание максимально возможного сопротивления непосред­ственному советскому нападению; (с) доступ США и их союзников к турецким ресурсам и военным объектам; (d) сотрудничество Тур­ции в рамках НАТО, продвижение и усиление мер безопасности в Балканском и Ближневосточном регионе; (е) улучшение отношений Турции с арабскими государствами; (f) достижение стабильности турецкой экономики»¹⁵.

Особую значимость роли Турции на международной арене в кон­тексте американских внешнеполитических интересов приобретала ее позиция по стратегическим проблемам: активная поддержка Анка­рой концепции «Северного пояса» и противодействие турок попыт­кам ряда арабских государств (Египта, Сирии и Саудовской Аравии) создать собственный военный блок; стремление Турции улучшить отношение с соседними странами; изменение законодательной базы, регулирующей отношения в нефтяной промышленности, и предос­тавление иностранным инвесторам возможности работать в этом секторе турецкой экономики¹⁶.

В то же время среди неблагоприятных с точки зрения американ­ских национальных интересов факторов в достаточно откровенной форме перечислялись, во-первых, «жесткая турецкая реакция на от­каз со стороны США предоставить 300 млн займа», и, во-вторых, «отсутствие убедительных свидетельств готовности (турецкого прави­тельства. — Ар. У.) к реализации адекватной программы реформ, которых требует экономическая ситуация Турции»¹⁷.

Выявляющиеся постепенно внутри Балканского пакта проблемы, а также усиление конфронтационного потенциала греко-турецких вза­имоотношений давали основания Кремлю надеяться на результатив­ность своего «мирного наступления», направленного на раскол запад­ного блока. Обострение кипрского вопроса рассматривали в Москве как возможный шанс для улучшения отношений с Афинами. В июне 1955 г. советский посол в Греции обратился к министру иностранных дел этой страны с предложением об обмене визитами глав двух пра­вительств, ссылаясь на то, что такие контакты были бы полезны для обеих стран в «свете европейских событий». Информация на этот счет, полученная посольством ФРГ в Великобритании и переданная аме­риканцам, насторожила последних, так как в соответствии с ней гре­ческий министр иностранных дел якобы ответил, что «имея в виду кипрскую проблему, визит Хрущева в Белград и другие смежные воп­росы, предлагаемые визиты приветствуются»¹⁸.

Следующим шагом со стороны Москвы было пропагандистское обеспечение своей политики в отношении Греции. Однако здесь Кремль столкнулся с рядом проблем, главной из которых было вос­приятие различными греческими политическими и общественными силами мотивов советской внешнеполитической активности на «гре­ческом направлении». В ответ на публикацию в правительственной советской газете «Известия» статьи о необходимости улучшения со­ветско-греческих отношений греческие органы печати, принадлежав­шие к правому, левоцентристскому и прокоммунистическому обще­ственно-политическому спектру, продемонстрировали разницу под­ходов при оценке советских маневров. Если прокоммунистические и левые силы выступали с исключительно благоприятных для Крем­ля позиций, то левоцентристская часть греческого политического мира отнеслась к публикации в тех же «Известиях» крайне осторож­но. Центристы просто объяснили советский зондаж как стремление использовать момент обострения отношений Греции с ее западны­ми союзниками по «кипрскому вопросу», с тем чтобы добиться переориентирования Афин на Москву. Более резко, но фактически так же оценивали кремлевский курс в отношении Греции и крайне пра­вые¹⁹.

Однако попытка сыграть на «кипрском вопросе», предпринятая Москвой, рассматривалась достаточно осторожно в Афинах. Так, в частности, в директивах, направлявшихся министерством иностран­ных дел Греции греческим послам за рубежом, выдвигалось требо­вание добиться поддержки греческих интересов прежде всего в «дру­жественных или нейтральных странах», но никак не у государств за «железным занавесом»²⁰. Это было связано с нежеланием Греции «скомпрометировать» себя в глазах союзников слишком близкими отношениями с восточным блоком и тем самым толкнуть их к под­держке «более последовательной» в отношении Запада Турции.

Как и Греция, Турция постепенно также оказалась в центре со­ветского «мирного наступления». Возникшие между Анкарой и Ва­шингтоном противоречия, а также ухудшение греко-турецких отно­шений были восприняты кремлевским руководством как сигнал к активизации действий с целью изменения ситуации в свою пользу. К концу 1955 г. «мирное давление» СССР на Грецию усилилось, что было вызвано стремлением Москвы углубить противоречия внутри НАТО и, насколько это возможно, в Балканском пакте, членами которой являлись, помимо Греции, Турция и Югославия.

Отрекаясь от отдельных черт сталинского наследия во внешнепо­литической области, советское партийно-государственное руковод­ство не обошло вниманием и отношения СССР с Турцией. На встре­че министра иностранных дел СССР В. М. Молотова и посла Тур­ции в Москве Ф. Хозара первый заявил об отказе от каких-либо территориальных претензий в отношении Турции со стороны Совет­ского Союза²¹. На сессии Верховного Совета СССР 28 декабря 1955 г. Н.С. Хрущев сформулировал этот подход в виде признания: «Извест­но, что когда у руководства Турцией стояли Кемаль Ататюрк и Ис-мет Иненю, у нас были с нею очень хорошие отношения, но потом они были омрачены. Мы не можем сказать, что это произошло толь­ко по вине Турции, — были допущены и с нашей стороны неумес­тные заявления, которые омрачили эти отношения»²². Вместе с СССР к «мирному наступлению» стали привлекаться и его сателли­ты из Восточной Европы, граничившие с Грецией. Так, в частности, Болгария провела зондаж относительно улучшения двусторонних от­ношений²³.

Развитие ситуации в Греции и характер ее взаимоотношений с западными союзниками в контексте обострявшегося греко-турецко­го конфликта и «кипрского вопроса» обнадеживали главного против­ника западного блока — Москву. Американская дипломатия оцени­вала греческое направление советской внешней политики как «ак­тивизацию советского мирного наступления в Греции»²⁴.

Высказанные советским партийно-государственным руководством в декабре 1955 г. признания неправомерности предыдущих требова­ний в отношении Турции вскоре были сопровождены публикация­ми в советских официозах — газетах «Правда» и «Известия», посвященными главной теме: необходимости улучшения советско-турец­ких отношений в различных сферах, включая экономическую. На­кануне 35-летней годовщины подписания советско-турецкого мирного договора (16 марта 1921 г.) Председатель Президиума Верховного Со­вета К. Е. Ворошилов направил специальную поздравительную теле­грамму президенту Дж. Баяру. Все очевидней становилась попытка Кремля склонить турецкое руководство к улучшению отношений меж­ду двумя странами.

Советские официальные представители в Турции активизировали деятельность в этом направлении. В январе 1956 г. советский кон­сул В. Корнев обратился к генеральному директору по экономиче­ским вопросам турецкого МИДа М. Эсенбелю с предложением бо­лее тесного экономического сотрудничества с СССР. Спустя месяц, в начале февраля того же года, советский посол Б. Подцероб встре­тился с турецким министром иностранных дел Ф. Кёпрюлю и зая­вил своему собеседнику о желании советской стороны улучшить отношения с Анкарой и при этом сослался на возможность оказа­ния экономической и финансовой помощи Турции со стороны СССР. Вскоре В. Корнев обратился с аналогичными предложения­ми к генеральному секретарю турецкого МИДа Н. Бирги. Однако позиция турок была достаточно жесткой: они подчеркивали, что за нынешнее состояние турецко-советских отношений несет ответ­ственность прежде всего СССР. В своих сообщениях в Москву со­ветские представители информировали о состоявшихся беседах и сделанных ими предложениях, отметив, что во многом позиция ру­ководства Турции определяется его зависимостью от мнения США и даже определенными опасениями в этом отношении.

Все контакты советских дипломатических представителей и ту­рецких официальных лиц внимательно отслеживались американца­ми. Их тайным информатором выступал генеральный секретарь ту­рецкого МИДа Н. Бирги, докладывавший лично консулу США в Анкаре Дж. Гудайеру все подробности происходящего. Однако цель высокопоставленного турецкого чиновника была не только и не столько в информировании американских друзей. Судя по манере подачи материала своему собеседнику, он преследовал более прагма­тическую цель: возбудить беспокойство американцев возможными последствиями советско-турецкого сближения. Аналогичную инфор­мацию, в которой доминировала решимость Анкары не идти на од­ностороннее улучшение отношений с Москвой без улучшения общих отношений между Западом и Востоком, турки предоставляли и анг­личанам²⁵. Все это давало основания полагать: Анкара начинает свою игру. Советская пропаганда настойчиво твердила, что «в Турции все шире распространяется мнение о том, что вряд ли разумно посту­пает правительство, связывая судьбу с агрессивными замкнутыми военными блоками — НАТО и Багдадским, — отказываясь от уста­новления дружественных отношений с Советским Союзом»²⁶.

В конце марта 1956 г. американские дипломаты выяснили через свою агентуру в турецком министерстве иностранных дел, что пре­жнее заявление А. Мендереса о том, что на проходивших в Карачи празднествах по случаю очередной годовщины создания Пакистана ни он, ни Ф. Кёпрюлю не вели никаких переговоров с представи­телями советского партийно-государственного руководства и, в ча­стности, А. И. Микояном, не соответствуют действительности. Судя по всему, секретность, которой окружили турки эту встречу, была рассчитана на создание у американцев мнения, что помощь Турции со стороны США должна быть возобновлена, так как Анкара, с од­ной стороны, вынуждена иметь дело с Москвой, а с другой — она хотела бы оставаться в Западном блоке, являясь его важным элемен­том. Информатор посольства США в Турции заявил своему собесед­нику, что «в то время как Мендерес остается непреклонным, он чув­ствует себя ослабленным из-за заигрываний западных союзников с Советами и начинает очень беспокоиться взрывоопасным влиянием советского воздействия на турецкую прессу и общественное мнение, а также «прекрасной» пропагандой, сопровождающей их»²⁷.

К апрелю 1956 г. уже и американские дипломаты в Анкаре стали понимать, что турецкое правительство использует «советскую карту» в своей игре с Вашингтоном. Так, в частности, с одной стороны, они получали сведения о том, что СССР предлагает Турции техническую и экономическую помощь на условиях, более выгодных, чем Индии, Бирме или Афганистану²⁸, а с другой — что «при нынешних эконо­мических трудностях увеличивающаяся часть турецкого обществен­ного мнения может приветствовать принятие советской помощи...»²⁹

Внешнеполитические маневры греческих и турецких правящих кругов сочетались с определенными шагами, предпринимаемыми ими в своих странах во внутренней политике. К середине 1950-х го­дов все отчетливее начала просматриваться тенденция создания в этих странах двухпартийной системы.

В противостоянии Запада и Востока имели значение как внеш­не-, так и внутриполитические аспекты. Поэтому в Москве и Ва­шингтоне обращали особое внимание на происходящие в политичес­кой жизни Турции события. В США достаточно серьезно изучали перспективы американского участия в разрешении турецких внутрен­них проблем, имея в виду американские национальные интересы в глобальном и региональном масштабах. Поведение Анкары, стремив­шейся сыграть на своей верности атлантизму, важности стратегиче­ских позиций Турции в регионе и усилении советского «мирного на­ступления», частично способствовало смягчению американского от­ношения к турецким экономическим проблемам. В марте 1956 г. в Вашингтоне не исключали возможность продолжения экономиче­ской помощи ряду государств, включая Турцию³⁰, имея в виду «до­стижение стабильности и роста, поддерживая при этом необходимый уровень вооруженных сил»³¹. Одновременно во всех секретных до­кументах, так или иначе связанных с проблемами национальной безопасности США, подчеркивалась необходимость выработки но­вых подходов к складывавшейся обстановке³².

Объявление Москвой 14 мая 1956 г. о сокращении обычных ви­дов вооружений и вооруженных сил на 1 млн 200 тыс. человек тре­бовало, по мнению американских политиков, причастных к выработке внешнеполитических решений, серьезного пересмотра оборонной доктрины США.

Проходившее 17 мая 1956 г. заседание СНБ США со всей очевид­ностью свидетельствовало о стремлении американского руководства, несмотря на дискуссионный характер заседания и нередко резкие оценки перспектив американской помощи иностранным государ­ствам, найти подходящие форму и масштаб помощи турецкому со­юзнику. В специальном пункте повестки заседания СНБ, сформули­рованном как «Политика Соединенных Штатов в отношении Тур­ции», фиксировалось, что «была отмечена и обсуждалась ссылка аналитического доклада Комитета по координации действий, с осо­бым акцентом на экономическую нагрузку, возложенную на Турцию нынешними планами относительно турецких вооруженных сил»³³.

В немалой степени на окончательное решение «турецкого вопро­са» повлияли позиции президента Д. Эйзенхауэра и директора ЦРУ А. Даллеса. Последний в концентрированном виде определил смысл новой внешнеполитической тактики США: «Старая политика, кото­рой мы следовали, была, очевидно, справедливой, когда это касалось вопроса пять лет назад в свете советских агрессивных намерений против Греции, Ирана, Турции, Югославии и еще где-либо. Сейчас, однако, пришло время изменить эту политику. Программа военной помощи, которую мы сейчас предусматриваем, затруднит в высшей степени развитие экономики таких стран, как Турция»³⁴. Однако проблема существовала в конкретном механизме реализации этого плана, о чем и заявил Д. Эйзенхауэр³⁵. Анкара требовала роста сво­их вооруженных сил, которые Турция и так с трудом содержала. Особенность складывавшейся ситуации, и это уже было очевидно, заключалась в том, что в продолжении конфронтации с советским блоком в ее прежней форме оказывалась заинтересована малая стра­на — союзница США и «периферийный», но значимый в глобаль­ном противостоянии между Западом и Востоком член НАТО.

Некоторые из влиятельных членов американской администрации откровенно заявляли на заседаниях СНБ, что «именно турки были заинтересованы в создании более многочисленных вооруженных сил. Не мы были теми, кто принуждал их к этому»³⁶.

К Лету 1956 г. международная ситуация в одном из важных со стратегической точки зрения регионов — на Ближнем Востоке — резко обострилась. Причиной тому было жесткое противостояние между Египтом и рядом государства Запада (США, Великобритании, Франции и др.) по вполне конкретному вопросу: национализации Всеобщей компании Суэцкого морского канала, в которой превали­ровали финансовые интересы Англии и Франции. Перед руководя­щими кругами ряда западных стран, задействованных в конфликте, встал вопрос о силовом воздействии на египетский режим А. Г. На­сера. В складывающейся ситуации очень многое значила позиция союзных по Североатлантическому пакту стран в регионе и его чле­нов, в частности Турции. Данное обстоятельство заставило внешне­политических специалистов США из государственного департамен­та и американского разведывательного сообщества обратить особое внимание на возможные действия Анкары. В этой связи отмечалось: «Реакция Турции на поступок Насера была неблагоприятной. Отно­шения между двумя странами не являлись хорошими и нынешнее турецкое правительство со всей вероятностью приветствует жесткие западные ответные меры против режима Насера. В то время, как, похоже, маловероятно, чтобы турки воздействовали на ситуацию непосредственно, они могли бы обеспечить моральную поддержку предпринимаемым Западом шагам. С другой стороны, в случае, если Западу не удастся действовать, то это вызовет ослабление веры Тур­ции в Великобританию как сильного партнера по Багдадскому пак­ту, что уже происходит из-за кипрского вопроса»³⁷. Во многом эта американская оценка оправдалась: Анкара достаточно последователь­но поддерживала идею интернационализации управления Суэцким каналом, с которой выступали западные государства, включая США. Выдвинутый Вашингтоном так называемый «план Даллеса» как раз и был рассчитан на это³⁸.

Американцы, спонсоры Турции, отмежевались на словах от дей­ствий союзников — Великобритании и Франции. Советский Союз выступил с грозным предупреждением в их отношении и потребо­вал прекращения действий Лондона и Парижа. Однако почти в то же время разворачивались достаточно драматические события в Ев­ропе: в Венгрии вспыхнуло антикоммунистическое восстание, а вскоре началась советская интервенция³⁹.

B   контексте глобальных интересов Соединенных Штатов и виде­ния ими вероятных вариантов противодействия советскому блоку проблема региональной обеспеченности американской национальной безопасности приобретала особое звучание. 5 января 1957 г. амери­канский президент Д. Эйзенхауэр изложил в своем послании в кон­гресс модернизированную внешнеполитическую доктрину региональ­ного поведения США, ставшую впоследствии известной как «докт­рина Эйзенхауэра». Ее суть заключалась в том, что президент получал возможность без предварительных консультаций с конгрес­сом и сенатом США использовать вооруженные силы страны в рай­онах Ближнего и Среднего Востока.

9  марта 1957 г. Эйзенхауэр подписал совместную резолюцию кон­гресса и сената. В случае «всеобщей войны» предусматривалось, по­мимо прочего, «на начальной стадии обеспечение стратегической обороны в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке»⁴⁰. Решение этой задачи было невозможно без поддержания на должном уровне воо­руженных сил государств — союзников США, в частности Турции и Греции, о чем заявлялось на заседании СНБ США в конце фев­раля 1957 г.⁴¹

Анкара во многом надеялась на расширение полицейских функ­ций турецкой армии, в то время как Вашингтон и НАТО, где США выступали основной силой, делали ставку на турецкие вооруженные силы в целях отражения внешней агрессии. Именно это обстоятель­ство и заставляло американское руководство, несмотря на исключи­тельно осторожное отношение к финансово-экономической помощи зарубежным государствам, обращать внимание на то, что «США могут найти целесообразным продолжение экономической помощи определенным европейским странам, таким, как Испания, Югосла­вия и Турция, с тем чтобы достичь стабильности и роста при под­держании необходимых военных сил»⁴².

В конце мая 1957 г. министром обороны США Ч. Уилсоном был представлен в СНБ США доклад о политике США в отношении Турции. Судя по отдельным материалам СНБ, большая часть кото­рых продолжает оставаться секретной, основное внимание американ­цы сконцентрировали «на силе и ценности, а также слабости наше­го [США] союзника, Турции». Решение президента на этот счет не оставляло сомнений и звучало как требование: «Турции должно быть отчетливо дано понять, что вся программа американской помощи ей основывалась на убеждении, что Турция предпримет действия, на­правленные на достижение экономической стабилизации и введение реалистического обменного курса [валюты]»⁴³.

Американцы оказывались осведомлены во многих хитросплетени­ях турецкой внешнеполитической тактики благодаря техническим и оперативным возможностям по перехвату и дешифровке дипломати­ческой переписки представительств Турции за рубежом⁴⁴. Советская сторона также была знакома с некоторыми происходящими транс­формациями международной позиции Турции, так как, помимо всего прочего, советские спецслужбы смогли получить доступ к исключи­тельно «чувствительным» внешнеполитическим документам турецко­го МИДа⁴⁵. Москва развернула активную пропагандистскую кампа­нию против политики США, направленной на усиление своих со­юзников по НАТО путем размещения в ряде стран баз с ракетным и ядерным оружием. На уровне официальной пропаганды все вре­мя подчеркивалась необходимость улучшения советско-турецких от­ношений и готовность Кремля к конкретным шагам⁴⁶. Жесткость формулировок не оставляла сомнений относительно решительности Кремля пригрозить государствам, пошедшим на договор с Соединен­ными Штатами, о создании подобных баз, а в отношении Турции делался призыв «посмотреть на вещи так, как они есть»⁴⁷.

Имея в виду геостратегическую важность расположения Греции для всей военно-политической системы НАТО и, в частности, на­циональных интересов США, Вашингтон подверг серьезному рас­смотрению уровень и характер американо-греческого сотрудничества в оборонной сфере. В этой связи Совет национальной безопасности США на своем заседании 1 августа 1957 г. специально рассмотрел подготовленные военными и гражданскими экспертами материалы относительно военной помощи Греции на новый финансовый 1958 г. и вплоть до 1960 г. При этом отмечалось, что СНБ рекомендует под­держивать соответствующий уровень конвенциональной помощи, а также рассмотреть вопрос хранения ядерных материалов на терри­тории Греции в соответствии с требованиями национальной безопас­ности США и задач НАТО в целом⁴⁸.

Оценка американскими аналитиками сложившейся ситуации включала констатацию двух тезисов: Турция стремится получить от союзников возможно большую помощь и одновременно расширяет взаимоотношения со всеми странами, способными обеспечить ее финансово-экономические нужды⁴⁹.

Первый шаг был сделан в этом направлении, когда в июле 1957 г. полугосударственный турецкий «Иш Банк», не получив от американ­цев кредита на строительство стекольного завода, обратился к СССР и получил 10 млн долларов долгосрочного кредита.

В сентябре 1957 г. резко обострились отношения между Сирией и западными государствами из-за складывавшейся на Ближнем Во­стоке системы противоречий: между Израилем и арабскими государ­ствами, между западными странами и Египтом, чей лидер Г. А. На­сер набирал политический вес в общественной жизни арабского мира. Эти события сопровождались внутриполитическими кризиса­ми в государствах региона. Все очевидней становилась возможность военного конфликта на Среднем и Ближнем Востоке. Турция про­являла свою заинтересованность в поддержке западных союзников в ее действиях против Сирии, так как политика Дамаска все боль­ше дрейфовала в сторону Каира. Это обстоятельство рассматривалось Анкарой как чреватое появлением центра силы в лице блока араб­ских стран с последующей утерей перспектив лидерства для Турции. Поэтому поддержка союзников по западному блоку в данном слу­чае не была альтруистичной и отвечала стремлениям правящих кру­гов страны усилить турецкие позиции на международной арене. 10 сентября 1957 г. Москва поставила в известность Анкару о воз­можных последствиях ее участия в антисирийских акциях. Советский руководитель Н. С. Хрущев сослался в одном из своих выступлений на якобы уже существующий турецкий план наступательной воен­ной операции. Воинственные настроения Кремля оказались настоль­ко сильными, что советские пропагандисты, «уловив генеральную линию», решили распространить предупреждения и на Грецию. Глав­ное управление радиовещания Государственного комитета по куль­турным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР 12 сентября 1957 г. передало по радио без согласования с ко­митетом и отделом печати МИДа СССР комментарий «Перевалоч­ный пункт, или участница заговора против Сирии». В этом коммен­тарии, в частности, говорилось: «Греция вплотную подходит к тому, чтобы самой стать соучастницей антисирийской авантюры», а так­же делалось достаточно жесткое предупреждение: «Если США раз­вяжут агрессию против Сирии, эта агрессия легко может перерасти в большой военный пожар. Для Греции такая перспектива не сулит ничего хорошего, ибо она легко может очутиться в центре пожара». Последствия пропагандисткой операции не заставили себя долго ждать. Афины мгновенно отреагировали на выпад как по открытым информационным каналам (через Греческое телеграфное агентство), так и по дипломатической линии. Фактически они обвинили Москву в проведении тактики запугивания Греции и вмешательства в выра­ботку ею своей внешней политики, тем более что в действительно­сти Греция была не причастна к антисирийским действиям. В тот же день, 12 сентября, по первой программе Всесоюзного радио был передан комментарий аналогичного содержания под названием «Посредник — это соучастник». Более того, в одном из центральных органов советской пропаганды — журнале «Новое время»⁵⁰ — появи­лась статья «Греция и воздушный мост», в которой Афины обвинялись в антисирийской политике. Все это происходило на фоне советского «мирного наступления» на Афины и, таким образом, приводило к об­ратному результату. Реакция советского партийно-государственного ру­ководства была немедленной и суровой: специальным секретным по­становлением ЦК КПСС за подписью Н. С. Хрущева были объявлены выговоры всем, кто так или иначе был ответствен за обнародованные пропагандистские материалы, а тираж журнала (за исключением уже доставленных подписчикам номеров) конфискован и уничтожен⁵¹. Но как бы то ни было, в Греции достаточно резко среагировали на происшедшее, а Кремль вновь напомнил (хотя и косвенно), что все-таки значит его подлинная «генеральная линия» в отношении чле­нов западного блока.

Предупреждение Кремля достаточно серьезно рассматривалось как со стороны Турции, так и западной дипломатией. В случае обо­стрения ситуации американцы прогнозировали концентрацию совет­ских войск на советско-турецкой границе, а также перебазирование советского флота в Средиземное море⁵².

Тем временем в турецком МИДе рассматривали как вполне ре­альную возможность прямые советские действия в отношении Тур­ции в случае ее участия в антисирийской операции.

Одновременно Москва попыталась реализовать политику как на­жима на турецкую сторону, так и заигрывания с ней. В свою оче­редь, в отношении Греции Кремль избрал путь психологического давления — апелляции к чувствам национальной гордости и само­сохранения. Советские органы пропаганды в достаточно жесткой и ультимативной форме продемонстрировали в начале апреля 1957 г. раздражение Кремля по вопросу возможного предоставления Грецией своей территории под планируемое размещение военных баз с ядер­ным оружием. Греческая сторона постаралась не обострять ситуацию и лишь отдельные публикации в ряде газет правой ориентации ста­ли ответом на советские предупреждения о недопустимости разме­щения ядерного оружия в Греции⁵³. Стремление Москвы сорвать возможность военно-политического усиления Греции в рамках все­го Западного блока наглядно проявилось в послании «церемониаль­ного» главы Советского правительства — Председателя Совмина СССР Н. А. Булганина премьер-министру Греции К. Караманлису 14 декабря 1957 г., в котором недвусмысленно заявлялось: «Намере­ния руководителей НАТО превратить Грецию в «незатопляемый авианосец» могут привести к тому, что в условиях современной вой­ны реализация таких планов в отношении Греции сделала бы ее во­енным плацдармом определенной группировки государств, а тем самым полем сражения»⁵⁴.

Теоретическое обоснование происходящих событий в Турции и подобных ей странах, а также соответствующей политики в отноше­нии них давалось советской стороной в следующем виде: «Соединен­ные Штаты должны заигрывать с национализмом и вести открытую борьбу лишь с теми национально-освободительными движениями, которые, по их мнению, имеют тенденцию выйти из-под контроля «умеренных» националистических руководителей...»⁵⁵

Однако это не останавливало Кремль от настойчивых попыток продолжать свой нажим на Афины и Анкару. 11 января 1958 г. Бул-ганин обратился повторно к греческому премьеру Караманлису с посланием, в котором подчеркивалась необходимость отказа от раз­мещения ракетного оружия в стране⁵⁶. В августе 1958 г. Кремль вновь усилил свой нажим на Грецию. Буквально во время визита британ­ского премьер-министра Г. Макмиллана в Афины советский посол Сергеев прибыл лично 9 августа с письмом от Н. С. Хрущева и по­пытался вручить его премьеру К. Караманлису и министру иностран­ных дел Э. Авероффу. Оба отказались прервать переговоры с бри­танцами и направили для получения этого послания К. Цацоса, министра при премьер-министре. Комментарий Караманлиса, сде­ланный им в присутствии британских собеседников, был достаточ­но примечательным: послание Н. С. Хрущева рассматривалось им как «еще один раздражающий пример советской тактики в поиске использовать греческие чувства по поводу Кипра»⁵⁷. Уже на следую­щий день Сергеев, отвечая на вопросы журналистов относительно содержания послания Кремля, многозначительно намекал на присут­ствие в нем пассажей, касающихся «кипрского вопроса». Такая фор­ма «утечек» была воспринята греческими официальными властями как недопустимая в практике дипломатической работы. Вскоре, од­нако, содержание письма Н. С. Хрущева стало известно греческой печати и, как выяснилось, оно сводилось к следующему: 1) осужде­ние политики США и Великобритании на Ближнем Востоке (Ливан, Иордания); 2) обращение к Афинам поддержать идею созыва спе­циальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения ближ­невосточных дел; 3) осуждение политики США и Великобритании в Восточном Средиземноморье и, в частности, «кипрском вопросе»⁵⁸. Однако греческая сторона, о чем с определенным удовлетворением сообщали американские дипломаты в стране, не собиралась отвечать на советские предложения⁵⁹.

Сложность турецкой внутриполитической ситуации, несбаланси­рованность экономического развития страны и конфликт вокруг Кипра, в который была вовлечена Турция, ослабляли позиции НАТО и США в регионе. Практически на протяжении всего 1958 г. взаимо­отношения между Анкарой, Вашингтоном, Лондоном и Афинами проходили под знаком «кипрского вопроса». Американская сторона упорно стремилась добиться его разрешения в таком виде, чтобы все участники спора — Великобритания, Турция, Греция и этнические общины острова смогли выработать приемлемую формулу будущего внутреннего устройства Кипра и его международной позиции, пост­роенных на консенсусе интересов и требований⁶⁰.

Для Вашингтона было наиболее важным в создавшейся ситуации не допустить ослабления средиземноморского (южного) фланга НАТО из-за тлеющего греко-турецкого конфликта, в котором актив­но участвовала Великобритания, и попадания будущего независимого Кипра под влияние «враждебных сил», т. е. восточного блока. Не случайно, что в начале 1958 г. военные и экономические проблемы американо-турецких отношений стали в очередной раз предметом специального рассмотрения в докладе госдеповской Комиссии по координации деятельности, представившей 29 января свое видение положения в Турции Совету национальной безопасности США. Сре­ди пунктов повестки дня заседания СНБ, назначенного на 13 фев­раля 1958 г., был включен и вопрос «Политика США в отношении Турции». Имея в виду основные темы готовившегося заседания — «Важнейшие мировые события, влияющие на безопасность США», «Политика США по проблеме континентальной обороны» и другие схожие вопросы, можно с уверенностью сказать, что вашингтонская администрация начинала рассматривать вновь возможные способы предоставления Турции экономической поддержки, но не в прежних масштабах и на условиях, когда Анкара должна была бы следовать американским рекомендациям в области экономики. Вероятно, что речь также шла о необходимости противодействия возможному уси­лению контактов между Москвой и Анкарой, которая занималась поиском внешних источников финансово-экономического содей­ствия. Вашингтон опасался советского «мирного наступления» в важ­ном с геостратегической точки зрения для интересов США и НАТО регионе⁶¹.

Весной 1958 г. Москва попыталась интенсифицировать свои взаимоотношения с Анкарой, вероятно, почувствовав определенную готовность последней к «новому курсу». Турецкая сторона, однако, не собиралась форсировать какое-либо усиление связей с СССР. Та­кая позиция давала ей ряд преимуществ: две великие державы — США и СССР — должны были бы конкурировать между собой в той или иной форме в Турции. При этом сама она, сохраняя верность западному блоку, усиливала бы свою значимость как важного эле­мента этого союза в глазах партнеров по нему. 24 апреля 1958 г. министр иностранных дел СССР А. А. Громыко пригласил турецко­го посла в Москве, отбывающего временно в Анкару, на завтрак, что было несколько необычно, учитывая сложившуюся традицию про­водить подобные мероприятия с представителями Запада лишь при участии одного из заместителей министра. На основании того, что Громыко лично присутствовал на протокольной встрече, посол при­ходил к заключению, что «не было каких-либо других причин для завтрака, помимо попытки заигрывания с ним (послом. — Ар: У.)»⁶².

Тем временем Вашингтон все более ощутимо сталкивался со стремлением Анкары проводить политику, способную гарантировать правительству А. Мендереса выход из тяжелой экономической си­туации. Посол США в Турции Ф. Воррен постарался прояснить воп­рос. Он специально встретился с министром обороны Э. Мендере-сом для того, чтобы определить не только и не столько советские действия в отношении Турции, сколько узнать об их оценке турец­ким руководством. Их суть сводилась к следующему. По мнению министра, высказывавшего точку зрения правительства на ситуацию, СССР пытался «прощупать турок, предлагая то одно, то другое или спрашивая, чем могут быть полезны Советы»⁶³. Турецкая сторона постаралась прибегнуть к ряду маневров, с тем чтобы успокоить сво­их американских союзников. Министр заявил в разговоре с послом о том, что Турция с большой осторожностью относится к маневрам СССР, так как турки знают, «сколь мало можно доверять России», а также то, что «турки верны союзу с США, Германией, Западом» и не собираются отказываться от него⁶⁴.

В соответствии с американскими и британскими оценками, сло­жившаяся ситуация отнюдь не означала изменения стратегических основ политики Турции, а лишь свидетельствовала о ее стремлении представить дело так, будто она желает получить как можно быст­рее помощь, «в то время как и враги Турции, и Запад готовы пре­доставить такую помощь»⁶⁵. Практически Анкара выбрала для себя формулу: не только и не столько Турция нуждается в поддержке извне, сколько противостоящие блоки — в расположении Турции.

Лето 1958 г. стало серьезным испытанием для турецкой внешней политики в силу складывавшейся конфликтной ситуации как в ре­гионе Ближнего и Среднего Востока, так и постоянно напоминаю­щего о себе «кипрского вопроса». Последний стал восприниматься в НАТО как потенциально угрожающий устойчивости блока, что и было констатировано на заседании Североатлантического совета, собравшегося 12 июня 1958 г. для обсуждения возможного вмеша­тельства НАТО в разрешение конфликта⁶⁶.

На практике выявилось стремление Афин усилить контакты в рамках существующего Балканского блока с Югославией в противо­вес поддержке западных государств Турции. Американские аналитики в этой связи отмечали, что «любая поддержка более тесных греко-югославских отношений должна учитывать напряженные греко-ту­рецкие отношения, определяемые спором по Кипру». К тому же улучшение отношений между Белградом и Москвой также имело опосредованное влияние на греко-югославский военно-политический союз, а в конечном счете и на возможную позицию Афин на меж­дународной арене⁶⁷. При этом в Вашингтоне рассматривали склады­вающуюся в Греции ситуацию как частично неблагоприятную для США, так как, «несмотря на то, что в Греции существует правитель­ство, являющееся твердым союзником Запада, за последние два года произошло постепенное уменьшение общественной поддержки НАТО»⁶⁸.

Однако если переговоры о будущей судьбе Кипра не являлись чем-то неожиданным, то события в Ливане, где проявилось резкое недовольство общественного мнения страны внешнеполитическим курсом правительства Шамуна, ориентировавшегося на США и Ве­ликобританию, становились новой проблемой.

Практически одновременно с ливанским кризисом начал разви­ваться и иракский. 14 июля 1958 г. в Ираке была свергнута монар­хия, во главе которой находился король Фейсал. Он, наследник пре­стола принц Абдул Иллах, а также премьер-министр Нури эль-Сайд были убиты. К власти пришел генерал Касым, страна была провоз­глашена республикой. Имея в виду тот факт, что Ирак являлся членом Багдадского пакта, штаб-квартира которого располагалась в его столице, а также важность стратегического положения страны, зна­чительность ее нефтяных ресурсов, внутриполитические события июля 1958 г. имели серьезную перспективу изменения геостратеги­ческой конфигурации всего региона Ближнего и Среднего Востока. 15 июля американцы попытались взять ситуацию в Ливане под конт­роль, высадив там войска по просьбе правительства Шамуна. В свою очередь британцы высадились в Иордании по аналогичной просьбе ее короля Хусейна. Вашингтон и Лондон перешли к активным дей­ствия в одном из ключевых для них стратегических районов.

Международный кризис на Ближнем Востоке оказался, в силу своей важности, в центре внимания Кремля, постаравшегося исполь­зовать как свои военно-политические ресурсы, так и инструменты международных организаций, прежде всего ООН. Деятельность со­ветского МИДа была аналогична той, которую он проявил в преды­дущем случае с Египтом и Сирией: жесткие заявления и угрозы вмешательства в конфликт перемежались с активной работой совет­ской дипломатии в ООН. Для ведущих стран западного блока — США и Великобритании наступил достаточно ответственный момент испытаний всей системы обороны, строившейся в послевоенные годы по периферии СССР и возглавлявшегося им восточного бло­ка. 17 июля 1958 г. на совместной американо-британской встрече, участниками которой являлись президент США Д. Эйзенхауэр, госсекретарь США Дж. Даллес, министр иностранных дел Велико­британии С. Ллойд и другие официальные лица, американская сто­рона заявила, что США и Великобритании необходимо «подумать, как увеличить силу Ирана и Турции. В этих странах больше всего существует моральный климат, чем где-либо на Ближнем Востоке»⁶⁹.

В начале августа 1958 г. американские эксперты серьезно рассмат­ривали возможные действия так называемого советско-китайского блока в развивающихся странах и государствах, имеющих стратеги­ческое значение для этого «блока». В этой связи отмечалось, что его руководители «продолжат проводить экономическое наступление в тех ближневосточных и азиатских странах, которые ныне привлека­ют их первостепенное внимание, но также, вероятно, проявят уве­личивающийся интерес к Турции, Греции, Латинской Америке и образовывающимся государствам Африки. Блок может достичь се­рьезных экономических результатов по проникновению в определен­ные, перечисленные выше страны, включая и те из них, которые до сих пор были тесно связаны с Западом»⁷⁰.

В складывавшейся международной ситуации Турция становилась одним из ключевых региональных элементов западного блока. Такое развитие событий способствовало тому, что 4 августа 1958 г. прави­тельство США и Международный валютный фонд, а также Органи­зация европейского экономического сотрудничества объявили о вы­делении Турции стабилизационного займа в размере 359 млн долла­ров США, из которого Соединенные Штаты уплачивали большую часть — 234 млн долларов. Однако предоставление этого кредита было обусловлено принятием Турцией стабилизационной программы, рекомендованной ей Международным валютным фондом⁷¹. Со­гласие турецкой стороны на проведение этой программы в жизнь сопровождалось тем не менее затягиванием ее реализации по отдель­ным пунктам.

В свою очередь в американской администрации прогнозировали к середине августа 1958 г. перспективу выхода Ирака из Багдадского пакта и усиление значения Турции для западного блока в контексте мировых и региональных событий: «восстание в Ираке создало воз­можность того, что страна выйдет из Багдадского пакта. Это ослаби­ло бы военные позиции Ирана и Турции и в целом всего свободного мира. Минимизация данного факта требует дополнительных расходов в данном регионе в области военной помощи и дополнительной под­держки в сфере обороны Ирана. Новая стабилизационная программа в Турции, жизненно важная для позиций свободного мира, потребует дополнительной экономической помощи этой стране»⁷².

К осени 1958 г. турецкое правительство усилило свою тактику «подогревания» соперничества между Вашингтоном и Москвой за влияние в Турции, с тем чтобы все-таки добиться продолжения под­держки со стороны Запада. Они сообщили американцам о достаточ­но выгодных предложениях СССР, сделанных в начале сентября 1958 г. и предусматривавших строительство моста через Босфор «на более выгодных условиях, чем предлагают европейские и американ­ские фирмы», а также сооружение и оснащение телевизионной стан­ции в Стамбуле⁷³.

К концу 1950-х годов как в Греции, так и Турции проявлялись характерные для периода быстрой модернизации и роста кризисные социально-экономические и политические черты. Левые ориентиры в социально-экономической и политической жизни двух стран по­являлись как реакция на социальную незащищенность в рамках су­ществующей общественно-политической системы.

Победа в Греции Единой демократической левой, имевшей и «за­рубежный след» — тесные связи с запрещенной и находившейся в эмиграции КПГ, пользовавшейся поддержкой СССР, привлекла вни­мание информированных и наблюдательных аналитиков. Газета «Ακρόπολης» опубликовала 31 мая — 7 июня 1958 г. серию статей, в которых, используя известные редакции факты, жестко критиковался СССР за вмешательство во внутренние дела Греции⁷⁴.

Особое значение для Греции имели оценки прошедших выборов ее главным союзником по западному блоку — Соединенными Шта­тами. Несмотря на признание определенных проблем и трудностей в развитии страны, американские аналитики из Бюро по координа­ции операций делали вывод о том, что «результаты выборов в про­шлом месяце... дают надежду на стабильное правительство под ру­ководством сильной партии, хотя прокоммунистические политиче­ские группы (имелась в виду ЭДА и ее союзники. — Ар. У.) также получили новую власть, выиграв значительное количество парламен­тских мест»⁷⁵. В то же время отмечалось, что среди членов НАТО расходы на оборону в Греции являются самыми большими из рас­чета на душу населения.

К началу 1950-х гг. обе страны начинают приобретать собственный внешнеполитический ресурс и на протяжении 1950—1955 гг. они пре­вращаются из объекта влияния внешнего фактора в достаточно силь­ный элемент западного военно-политического блока, образуя своего рода его «балканское звено». Особенности внутриполитического раз­вития Греции и Турции, несмотря на сильную национальную специ­фику, свидетельствовали об общности главного направления. Оно за­ключалось в создании новой системы распределения центров силы, создании новых социальных слоев и их вовлечении в активную по­литическую жизнь, усилении роли военных.

Экономическая и политическая модернизация, проходившая в условиях традиционного балканского общества, порождала противо­речивость большинства процессов, что способствовало существова­нию постоянной угрозы использования силы при решении социаль­но-политических проблем и межпартийных конфликтов. В то же время в области внешней политики как Греция, так и Турция (с раз­ной степенью успеха) начинают играть особую роль в межблоковом противостоянии Запада и Востока. Несмотря на однозначную страте­гическую ориентацию Афин и Анкары на своих американо-европей­ских союзников, они в то же время использовали особое геострате­гическое положение двух государств для получения исключительной поддержки со стороны союзников по НАТО в своих национальных интересах. Механизм давления, задействованный ими, был довольно прост — у ведущих государств западного блока (прежде всего США) создавалось впечатление, что возможны улучшение двусторонних от­ношений с СССР и отказ от отдельных, стратегически важных для Запада решений. Парадокс складывавшейся ситуации заключался в том, что советские внешнеполитические маневры, охарактеризованные самим Кремлем и его западными противниками как «мирное наступ­ление», способствовали появлению опасений у союзников Афин и Анкары относительно планов последних. Более того, внешнеполи­тический фактор, являясь атрибутом внутриполитической жизни, превратился в инструмент политической борьбы и пропаганды «для внутреннего потребления». Это нашло, например, свое выражение в использовании отдельными политиками Греции своих связей с Ва­шингтоном и Москвой исключительно в интересах внутриполитиче­ской борьбы. Аналогично поступали и представители правящих кру­гов Турции, используя свои открытые и полусекретные связи с Москвой для оказания давления на Вашингтон и Запад в целом, в моменты «наибольшей необходимости». Таким образом, как на За­паде, так и Востоке создавалось представление о Турции и Греции как «слабом звене» западного военно-политического блока. Объек­тивный процесс становления этих двух государств как малых реги­ональных держав определил в целом модель взаимоотношения по­добных стран с «великими державами»: отныне уже они начинали влиять в той или иной степени на действия последних. Более того, внутриполитические силы в этих государствах начинают использо­вать иностранный фактор в целях межпартийной борьбы, заставляя считаться внешнеполитических партнеров со своими интересами.

С середины 50-х и вплоть до начала 60-х гг. в Греции и Турции обострилась внутриполитическая ситуация, что являлось последстви­ем интенсивного процесса модернизации. Кризис социально-полити­ческой системы и слабость, а в большинстве случаев — отсутствие адаптационных политических и экономических механизмов, усилива­ли влияние социально-ориентированных и идеологизированных кон­цепций в общественной жизни. Противоречия между двумя странами на международной арене, прежде всего по так называемому кипрско­му вопросу, превращали и Грецию, и Турцию в объект внешнеполити­ческой экспансии ведущей силы восточного блока — Советского Со­юза. Одновременно со стороны союзников двух государств по Северо­атлантическому блоку все больше проявлялось опасений относительно возможного ослабления южного фланга союза и соответствующего усиления противостоящего восточного блока. Внутриполитическая борьба в Турции и Греции, обусловленная-специфическими чертами проходящих в обществах двух стран процессами, способствовала структуризации партийно-политической системы, основой которой становились политические силы правоцентристского и левоцентри­стского толков. Именно между ними существовали основные проти­воречия, влиявшие на ситуацию внутри двух стран и на их позиции на международной арене как части западного блока и его «слабого звена», К началу 1960-х годов оба государства окончательно обрели статус малых региональных держав со своими специфическими наци­ональными интересами, нередко противоречащими национальным интересам ведущих стран — союзниц по блоку.

---

¹  Данная статья базируется на материалах моей книги: Улунян Ар. А. Бал­каны: горячий мир холодной войны. Греция и Турция между Западом и Восто­ком. 1945-1960 гг. М., 2001.

²  Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 5, оп. 30, д. 32, л. 1. Записка В. Молотова Г. Маленкову и Н. Хрущеву о состояв­шихся беседах с правительственными делегациями Турции, Афганистана и Фин­ляндии. 12 марта 1953 г.

³  Отношения между СССР и Грецией осложнились в период 1946—1949 гг. из-за начавшейся в этой стране гражданской войны. Советский Союз оказывал через своих сателлитов на Балканах материально-техническую поддержку ком­мунистическим повстанцам, воевавшим против правительственных сил. Одно­временно Москва осуществляла и дипломатическую поддержку инсургентов в международных организациях, в частности, ООН. Подробнее об этом: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции. Актуальные вопросы идеологии, по­литики и внутренней истории. КПГ в Национальном Сопротивлении, Граждан­ской и «холодной» войнах, 1941—1956. М., 1994.

⁴  Попов В. Д. Экономика Греции. М., 1962. С. 173.

⁵  Здесь и далее ссылки на микрофильмы, хранящиеся в Норвежском нобе­левском Институте (г. Осло). Foreign Affairs. Reel № 5. 327(73). А17[14]. P. 00959. US Embassy in Greece to the Department of State. 2.11.1953.

⁶  Ibid. P. 00958.

⁷  Ibid.

⁸  Георгиян Э. А. Турецкая Республика. Основные институты государствен­ного строя. М., 1975. С. 163.

⁹  Harris G.  S. Troubled Alliance: Turkish-American Problems in Historical Perspective, 1945—1971. Washington, 1972. P. 81.

¹⁰  Ibid. P. 80, 81.

¹¹  Foreign Policy Relations. Reel № 2. 327(73). A23. 3 suppl. P. 00617. The CNS Working Report on Turkey. 7.09.1955.

¹²  Kilic A. Turkey and the World. Washington, 1959. P. 163.

¹³  Ibid. P. 147.

¹⁴  Улунян Ар. А. Политическая история современной Греции. Конец XVIII в. - 90-е гг. XX в. М., 1998. С. 230.

¹⁵  Foreign Policy Relations. Reel № 2. 327(73). A23. 3 suppl. P. 00616. The CNS Working Report on Turkey. 7.09.1955.

¹⁶  Ibid.

¹⁷  Ibid. P. 00617.

¹⁸  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P.00917. The Department of State to the US Embassy in Athens. 17.06.1955.

¹⁹  Комментарии по поводу статьи в «Известиях» были опубликованы 15 и 16 октября 1955 г. в газетах «Ελευθερία» (левоцентристская), «Το Βήμα» (центристская), «Η Αυγή» (левая, прокоммунистическая), «Έθνος» и «Καθημερινή» (обе — правые).

²⁰  Ξύδη Α., Λιναρδάτου Σπ., Χατζηαργύρη Κ. Ο Μακάριος και οι σύμμαχοι του. Αθήναι, 1974. Σ. 25.

²¹  Поцхверия Б. М. Советско-турецкие отношения и проблема Проливов накануне, в годы Второй мировой войны и в послевоенные десятилетия // Рос­сия и Черноморские проливы. (XVIII—XX столетия.) М., 1999. С. 484.

²²  Там же. С. 489.

²³  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 00927. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 30.12.1955.

²⁴  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P. 00930. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 21.05.1956.

²⁵  Ibid. P. 0002-0006.

²⁶  Данциг Б. М. Турецкая республика. М., 1956. С. 36.

²⁷  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 0002-0006. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 21.05.1956.

²⁸  Ibid. P. 00013. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 11.04.1956.

²⁹  Ibid.P. 00013, 00014.

³⁰  Foreign Relations of the United States (далее - FRUS), 1955-1957. National Security Policy. Wash., 1990. Vol. XIX. P. 230. CNS. Memorandum of discussions. 1.03.1956 r.

³¹  Ibid. P. 250. The CNS Report. 15.03.1956.

³²  См., напр.: Заметки президента США Д. Эйзенхауэра от 11 января 1956 г., Меморандум обсуждений на 212-и заседании СНБ от 12 января 1956 г., Мемо­рандум обсуждений на заседании СНБ от 1 марта 1956 г., Меморандум Объе­диненного комитета начальников штабов министру обороны Вильсону от 12 марта 1956 г. и т. д. // FRUS, 1955-1957. Vol. XIX. Р. 177-182, 218-233, etc.

³³  Foreign PoUcy Relations. Reel № 3. 327(73). A23. P. 00113. Minutes of the 285-th Session of the CNS. 17.05.1956 r.

³⁴  Ibid. P. 00128.

³⁵  Ibid.

³⁶  Ibid. P. 00129.

³⁷  FRUS, 1955-1957. Vol. XVI. Suez crisis July 26 - Dec. 31, 1956. Wash., 1990. P. 91. National Intelligence Estimation. 31.07.1956.

³⁸  Об обсуждении западными союзниками решения по суэцкому вопросу и выработке американской стороной тактики действий см.: The Memoirs of Sir Anthony Eden. Full Circle. L., 1960. P. 426, 427.

³⁹  Подробнее см.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Докумен­ты. М., 1998.

⁴⁰  FRUS, 1955-1957. Vol. XIX. P. 419, 420.

⁴¹  Ibid. P. 429. Notes of Discussions at the 314-th CNS Session. 28.02.1957.

⁴²  Ibid. P. 515. The CNS Report. 3.06.1957. On National Security Principals.

⁴³  Foreign Policy Relations. Reel № 3. Suppl. 3. 327(73). A23. P. 00865. The US Policy Towards Turkey. Working Paper for Discussion at the CNS Sessions. 24.06.1957.

⁴⁴  Bamford J. The Puzzle Palace. Boston, 1982. P. 151-153.

⁴⁵  Dzhirkvelov I. Secret Servant. L., 1987. P. 211—214.

⁴⁶  Правда. 1956. 1 нояб.; 1957. 24 янв., 14 февр.

⁴⁷  Foreign Policy Relations. Reel № 15. 327(73). A17[15]. P.00439. Analitical material of the State Department «Indirect Soviet Threat». 23.10.1957. (Excerpts from monitoring of the Radio Moscow Broadcast. 19.04.1957).

⁴⁸  Foreign Affairs. Reel № 4. 3 suppl. 24. 327(73). A23. P. 00043. The CNS Session. 1.08.1957. The US Policy Towards Greece.

⁴⁹  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 00039. «Tactical shifts in the Turkish Foreign Policy». 7.08.1957.

⁵⁰  Новое время. 1957. № 37.

⁵¹  РГАНИ, ф. 4, on. 16, д. 402, л. 47—50, 65, 66. Документы опубликованы: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции. История — идеология — по­литика. 1956-1974. М., 1995. С. 267-272.

⁵²  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 00050. Incoming Telegram from Moscow to the Department of State. 13.09.1957.

⁵³  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P. 00933, 00934. Incoming Telegram from Thessaloniki to the Department of State. 21.05.1956.

⁵⁴  Правда. 1957. 15 дек.

⁵⁵  Жуков Е. Колониалистская политика США в Азии // Вопросы внешней политики СССР и современных международных отношений: Сб. статей / Под общей редакцией Л. Ф. Ильичева, Ш. П. Санакоева, М. А. Харламова и Д. Е. Мельникова. М., 1958. С. 195. Эти мысли были высказаны на совместном за­седании кафедры новой истории Академии общественных наук при ЦК КПСС и редакционной коллегии журнала «Международная жизнь», посвященного об­суждению вопросов внешней политики СССР.

⁵⁶  Правда. 1958. 12 нояб.

⁵⁷  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 00945. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 20.08.1958.

⁵⁸  Ibid.

⁵⁹  Ibid. P. 00946.

⁶⁰  FRUS. 1958—1960. Eastern Europe Region; Soviet Union; Cyprus. Vol. X. Part 1. Wash., 1993. P. 564-567.

⁶¹  Упоминание о наличии данного вопроса в повестке дня СНБ см.: Foreign Policy Relations. Reel № 3. Suppl. 3. 327(73). A23. P. 00349, 000354. Точное со­держание и характер решений продолжают оставаться неизвестными для иссле­дователей, так как при рассекречивании данных материалов были сделаны ку­пюры «в интересах национальной безопасности».

⁶²  Ibid.P. 000145. Incoming Telegram from Moscow to the Department of State. 26.04.1958.

⁶³  Ibid.P. 000153. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 31.05.1958.

⁶⁴  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 000154.

⁶⁵  Ibid. P. 000162. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 8.06.1958.

⁶⁶  FRUS. 1958-1960. Eastern Europe Region; Soviet Union; Cyprus. Vol. X. Part 1. Wash., 1993. P. 629.

⁶⁷  Foreign Relations of the United States, 1958—1960. Vol. X. Part 2. Eastern Europe, Finland, Greece, Turkey. Wash., 1993. P. 614. Memorandum. 14.05.1958.

⁶⁸  Ibid P. 617.

⁶⁹  FRUS. 1958-1960. Western Europe. Vol. VII. Part 2. Wash., 1993. P. 821.

⁷⁰  FRUS. 1958-1960. Foreign Economic Policy. Vol. IV. Wash., 1992. P. 34. National Intelligence Estimations. 5.08.1958. Несмотря на справедливость большин­ства высказанных прогнозов, касавшихся направлений возможной активности советского блока, существенной редакции требовала сама формулировка его названия — «советско-китайский блок». В момент написания данного документа даже в хорошо информированных разведывательных и аналитических кругах США не догадывались о начавшем проходить процессе размежевания между Москвой и Пекином. Первые признаки конфликта проявились в ноябре 1957 г. во время конфиденциальной встречи Н. С. Хрущева и Мао Цзэдуна в дни праз­днования очередного юбилея большевистского переворота в России. См. так­же: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции... М., 1995. С.29—31; Griffith W. E. Cold War and Coexistance. Russia, China and the United States. N. Y, 1971. P. 61, 62.

⁷¹  Weiker W. F. The Turkish Revolution 1960—1961. Aspects of Military Politics. Wash., 1963. P. 13.

⁷²  FRUS. 1958—1960. Foreign Economic Policy. P. 425.

⁷³  Foreign Policy Relations. Reel № 25. 327(73). A17[15]. P. 00345. Incoming Telegram from Stanbul to the Department of State. 5.09.1958.

⁷⁴  Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции... С. 46.

⁷⁵  Foreign Affairs. Reel № 4. 3 suppl. 24. 327(73) A23. P. 00053.

<< Назад   Вперёд>>