Идеология сословно-представительной монархии и самодержавия
В «Беседе Валаамских чудотворцев» государственный строй рисуется в следующих чертах: «Бог повеле ему (царю. - Л. Ч.) царствовати и мир воздержати, и для того цареви в титлах пишутца самодержцы»322; «Благоверным князем руским свыше всех дана есть богом царю власть надо всеми, и за весь мир царства их во оном веце праведный и страшный царь небесный Христос бог наш на них всего много испытает...»323. Здесь целая система понятий и соответствующая им терминология. «Царствовать», «быть самодержцем» - это значит держать под своей «властью» (в подчинении), «воздержать» (от неповиновения) население государства, народ («мир царства»).
Такое представление о государственном строе противостоит теории «самовластия» людей324. Но если власть самодержавия над «миром» ограничивает людское «своеволие», то и само самоджавие не есть «самовластье». Царю достоит «грозну быти»325. Но «гроза» - не террор и не произвол. «Царская смиренная гроза» («царская всегодная гроза»)326 - это метод постоянной целенаправленной политики, предохраняющей государство от людского «самовольства» как следствия царской «простоты» (простодушия, беспечности)327. «Гроза» при проведении государственной политики должна сочетаться не с «гневом», а с «милосердием» и справедливостью в отношении населения («подобает и царем из миру с пощадою собирати всякие доходы и дела делати милосердно, а не гневно, ни по наносу»)328.
Царь должен править вместе с лицами, составляющими его «совет»: «А царю достоит не простотовати, с советъники совет совещевати о всяком деле»329. В качестве «советников» царя указываются «благоверные князи руские», «великие князи», «все росейские держатели», «боляре»330. Иногда называются также «протчии миряне»331. Не совсем ясно, кто они такие, но, по-видимому, - представители военной или гражданской администрации, стоящие на социально-иерархической лестнице ниже князей и бояр. Как сказано в памятнике, «сотворил бог благоверныя цари и великия князи и прочий власти па воздержание мира сего»332. Следовательно, «протчии миряне» - это «мирские власти». Более конкретные сведения о «протчиих мирянах» памятник дает, говоря о «власти» царских воевод «в мире» и о «царевых мирских приказных»333. Словом, речь идет о служилых людях, дворянах, приказной бюрократии.
По-видимому, «Беседа» имеет в виду два «совета» при царе: более узкий и более широкий. В узкий входят царские «приятели» («ближние приятели») «князи и боляры»334. Расширенный «совет» определяется так: «А царем и великим князем достоит... всякие дела делати милосердно с своими князи и з боляры и с протчими миряньг, а не с ыноки»335. В другой редакции «Беседы» текст звучит несколько иначе: вместо «и с протчими миряны» - «и с протчими великородными и праведными мирскими людми...»336.
В «совете» с участием «мирских людей» можно видеть прообраз земского собора в его начальной форме. Характерно, что состав царского «совета», который обрисован в очень общих чертах в «Беседе» в целом совпадает с более детальным и более конкретным летописным описанием тех социальных групп, которые присутствовали на земском соборе 1549 г. (во всяком случае, этому описанию не противоречит).
Автор «Беседы» в своем рассказе все время приводит в соприкосновение царя с «миром». Царь и «благоверные князи руские» отвечают перед провидением за «весь мир царства их», за мир свой, «богом данный»337. Царю и «мирским властем» принадлежит право «мир... судити» «и из миру всякие царские доходы... собирати...»338. Общая идея об опоре царя на «мир» и его опеке над «миром» в непосредственном общении с ним выражена в словах: «О том царю за весь мир крепко пещися...», «подобает с миром во всем ведати царю самому со властьми...»339. Термин «мир» (в значении «государство», «народ») равнозначен здесь термину «земля», употреблявшемуся в позднейших актах о земских соборах. Фраза о деятельности царя с «миром», «мирскими властьми» («землей»?) - это как раз формула земского собора.
Конечно, за этим «мирским» идеалом скрывались классовые представления. Царский «совет» - не общенародный орган, в нем участвуют люди, стоящие у власти, но не одни царские «приятели», а более широкий круг представителей феодальных сословий.
Как известно, в некоторых списках «Беседы Валаамских чудотворцев» к ней приписан другой памятник под заглавием «Ино сказание тое ж Беседы». Автор «Иного сказания», как видно, знал текст «Беседы» и касался некоторых вопросов, в ней поднятых, однако решал их в ряде случаев иначе. В «Ином сказании» упоминается «вселенский совет», орган, близкий по назначению к «царскому совету», который фигурирует в «Беседе». Но имеются существенные различия. «Царский совет» является светским по характеру, «вселенский совет» создается по «благословению» высшего духовенства. Задача «царского совета» - подавить засилье в государственной жизни духовных сановников, «иноков», «не погребенных мертвецов» и укрепить влияние «мирских властей», воевод, «приказных людей». Задача «вселенского совета» - осуществлять контроль над «мирской», военной и гражданской, администрацией. «Вселенский совет» формируется из представителей от разных пунктов государства, собираемых царем поочередно на год и сообщающих ему сведения о положении дел в стране. «И с радостию царю воздвигнути, и от всех градов своих, и от уездов градов тех, без величества и без высокоумныя гордости... беспрестанно всегда держати погодно при собе и собе ото всяких мер всяких людей и на всяк день их добре и добре распросити царю самому... и про всякое дело мира сего». Таким образом, царю всегда будет «ведомо» все, что творится в его «самодержстве», и он сможет предотвратить злоупотребления властью («скрепити от греха власти») своих воевод, приказных людей, приближенных, предостеречь их «от поминка и от посула, и от всякия неправды», охранить их «от многих безчисленных властелиных грехов...».
Заслуживает внимания, что автор «Иного сказания» ставит создание «вселенского совета» в связь с задачей укрепления и расширения единого Русского государства: царям «подобает... избранные воеводы своя и войско свое крепити и царство во благоденьство соединити и распространити от Москвы семо и авамо, всюду и всюду»340.
Чувствуется известная идейная близость между «Беседой Валаамских чудотворцев» и сочинениями Ивана Пересветова. У последнего еще сильнее, чем в «Беседе», заострена тема «грозы» как метода царской политики. Встречаются такие афоризмы: «Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести»; «А не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы»; «Не мочно без грозы царство царю держати»341. Но Пересветов ставит знак равенства между тремя понятиями: «гроза», «правда», «мудрость»342 подчеркивая тем самым, что «гроза» - не деспотизм, а проявление государственного разума и справедливости.
В качестве образца идеального правителя Пересветов выдвигает турецкого султана Мухаммеда II (Магмет-салтана). Он правит вместе с ближайшими советниками, с думою. О действиях царя совместно с советом и о составе последнего в сочинениях Пересветова говорится не раз. Магмет-салтан «помыслил с сеиты, и с молнами, и с обызы, и с паши мудрыми, и со всею своею верною думою...»; «да рек тако Магмет-салтан сеитам своим, и молнам, и пашам, и обызам...»; «и нача мыслити с своими сеитами, и с молнами, и с абызами, и с мудрыми пашами...»; «и призвал к себе все своп паши и воеводы и мудрыя люди и учал им так говорити»: «Братия моя, паши и воеводы и всяких чинов начальныя люди...»; «учал говорити сеитом, и пашам своим, и воеводам, и всем людем» и т. д.343
Таким образом, в большинстве приведенных выдержек (а число их нетрудно увеличить) речь идет, по-видимому, о том совещании, которое в России XVI в. получило название «ближней думы»344. Но упоминаются и собрания более широкого состава с участием воевод и «всяких чинов начальных людей» или «всех людей» (т. е. более широких кругов дворянства). Конечно, эти терминологические наблюдения весьма условны, и не всегда за различием терминов можно усмотреть различие общественных явлений.
Если под «людьми» скрывается рядовое дворянство, то ссылку на него следует сопоставить с приводимыми Пересветовым речами Машет-салтана «воинникам»: «и рек тако всему войску своему...»345. Очевидно, имеются в виду царские выступления на войсковых собраниях, подобные выступлению Ивана IV во владимирском походе в 1550 г.
Таким образом, у Пересветова можно найти указания на разновидности сословного представительства: и в расширенной боярской думе, и в войсковом круге. Можно согласиться с тезисом А. А. Зимина: Пересветов рисует строй сословно-представительной монархии, в которой решающее место занимает дворянство346. В этом плане интересно привести заметку Пересветова, относящуюся к последним годам существования Византии: вельможи царя Константина «мир от царя отбивали и жалобников ко царю не припущали»347. Взаимоотношение царя и «мира» представлено так же тенденциозно, как в «Беседе Валаамских чудотворцев»: «мир» - «земля», народ, о которых печется царь и которые устремляются к нему с жалобами (а бояре этому мешают). При чтении рассуждений Пересветова невольно всплывают в памяти и картины встречи Грозного с «жалобщиками» на Красной площади, и мероприятия земского собора 1549 г. по упорядочению разбора жалоб. Очевидно, Пересветов мыслил какую-то форму сословного представительства, при которой бояре не стали бы «отбивать» «мир» от царя.
Сторонником и идеологом неограниченной монархии являлся Иван IV. Его политическим идеалом было патриархальное «православное истинное христьянское самодержетво»348. Царю бог поручил «владеть» царством и его «строить», т. е. быть владыкой над подданными и направлять свою власть на государственное устройство349. Условием могущества страны является повиновение граждан возглавляющему ее правителю: «Аще убо царю не повинуются подовластныя, никогда же от междоусобныя брани не престанут»350. Всякая попытка бояр и вельмож захватить политическое руководство («мимо царей царьствами владети»)351 ведет к усобицам и чревата опасностью для целости государства. Русские самодержцы сильны тем, что «изначяла сами владеют своими государствами, а не боляре и не вельможи»352. Российская земля «правитца... своими государи, а не судьями и воеводы, неже ипаты и стратиги...»353. Те же страны, где цари были «послушны епархом и сигклитом», в «погибель приидоша»354. Царь является верховным владыкой для своих подданных и за свои действия не несет ответственности, не подлежит чьему-либо суду. «Доселе, - пишет Грозный Курбскому, - руские обладатели не истязуеми были ни от кого же, но вольны были подовластных жаловати и казнити, и не судилися с ними и ни перед кем»355.
Свои мысли о самодержавии Грозный иллюстрирует примерами, как взятыми из истории, так и касающимися политического строя современных ему европейских государств. Он ссылается на судьбу Византийской империи, погибшей из-за междоусобных распрей местных правителей («епархом же и ипатом и всему синклиту не престающе о властех и о богатствах меж собя ратоватися и грады и власти и имения стяжевати; греческому же царьству от сих всех разтлевающе»)356. Это урок для России.
Грозный неодобрительно относится к режиму Польского магнатско-шляхетского государства с избираемым королем. Он упрекает Курбского за то, что тот не захотел быть под властью божьей десницы, не захотел «послушным и повинным быти» владыкам, «от господа данным», а решил остаться «самовольством самовластным же» и изыскал себе государя хуже «худейших рабов», который «от всех повелеваем, а не сам повелевая»357. Речь идет о польском короле Сигизмунде II. Подчеркивая в обращении к Стефану Баторию, что русские государи получают престол по законному праву, а не по избранию, Грозный писал про себя: «царь и великий князь всеа Русии... по божью изволению, а не по многомятежному человечества хотению»358. Наследственные права на престол и полнота власти монарха - вот, по мысли Грозного, идеальный политический строй.
В обращении к шведскому королю Иоганну III, отец которого Густав Ваза происходил не из королевского рода и вступил на шведский престол после свержения власти Дании над Швецией, Грозный писал: «ты мужичей род, а не государьской»359, «у вас королевство учинилось от Датцкаго королевства»360 и «первой король - отец твой»361. Приводя некоторые формулировки шведских дипломатических грамот, Грозный видел в них указание на то, что Швеция не является неограниченной монархией и, следовательно, это не «совершенное королевство»: «советники и вся земля» у короля значились «в товарыщех», а он «у них в головах, кабы староста в волости»362.
Иван Грозный иронически относился к сословно-представительному строю Англии. В издевательском тоне обращаясь в 1570 г. к английской королеве Елизавете, он подчеркивал ее зависимость от сословий и особенно от «третьего сословия»: «И мы чаяли того, что ты на своем государьстве государыня и сама владееш и своей государьской чести смотриш и своему государству прибытка... Ажио у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые...»363.
Грозный с гордостью говорил, что сам он ни у кого не похитил престол, а получил его по наследству от отца: «Яз восхищеньем ли, или ратью, или кровью сел на государство? Народился есми божиим изволением на царство, и не мню того, как меня батюшка пожаловал, благословил государством, да и взрос есми на государстве»364.
Политическим противником и оппонентом Ивана IV был князь Андрей Михайлович Курбский. Его идеалом государственного строя является монархия, при которой царь правит вместе с думой («советом»). Этот орган Курбский называет «избранный совет нарочитых синклитов», или «избранная рада»365. Курбский много внимания уделяет царским «советникам», противопоставляя добрых злым. С одной стороны, это - «избранные и преподобные мужи, правду... глаголющие не стыдяся», «мужи разумные и совершенные... благочестием и страхом божиим украшенные... в военных и в земских вещах по всему искусные», «советницы... мудрые и мужественные...», «добрые и правду советующие». С другой стороны, в рассуждениях Курбского фигурируют «презлые и прелукавые ласкатели», «советом и думою» которых царь руководствуется, «прескверные поразиты и маньяки»366. За этими характеристиками скрываются политические и личные симпатии Курбского, прославляющего времена Избранной рады и осуждающего опричные порядки.
В сочинениях Курбского не раз можно встретить цитаты из священного писания, библейские афоризмы и образы, иллюстрирующие мысль о пользе для царя обращаться за советом к «мужам», составляющим его окружение: «царь... добрыми советники яко град претвердыми столпы утвержен...»; «любяи... совет хранит свою душу, а не любяи его совсем изчеснет»367. Обращаясь к истории, Курбский ссылается на пример деда Ивана Грозного - великого князя Ивана III, который добился расширения границ своего государства в силу того, что действовал в «совете» «с мудрыми и мужественными сигклиты его; бо зело, глаголют, его любосоветна быти, и ничто же починати без глубочаишаго и многаго совета»368.
Курбский разбирает и сопоставляет два политических режима: самодержавия и самовластия. Первый он характеризует словами: «самому царю достоит быти яко главе, и любити мудрых советников своих, яко свои уды...»369. Для характеристики второго режима Курбский приводит слова епископа Вассиана Топоркова, сказанные им якобы Грозному в ответ на вопрос: «Како бы могл добре царствовати и великих и сильных своих в послушестве имети?» Вассиан Топорков посоветовал: «И аще хощеши самодержец быти, не держи себе советника ни единаго мудреишаго собя, понеже сам еси всех лутчши; тако будеши тверд на царстве, и всех имети будеши в руках своих. И аще будеши имел мудрепших близу собя, по нужде будеши послушен им»370. Этот «силлогизм сотанинский», как именует Курбский изречение Вассиана, превратил самодержавие Грозного в самовластие; царь сделался тираном, предавшись «лютости» и «презлости».
Итак, политический идеал Курбского - это идеал представителя боярской аристократии, навеянный, с одной стороны, политической действительностью России начала царствования Ивана Грозного, с другой стороны - государственными порядками Речи Посполитой. Одно замечание Курбского вызывает особый интерес: «Царь же, - говорит он, - аще и почтен царством, а даровании которых от бога не получил, должен искати добраго и полезнаго совета не токмо у советников, но и у всенародных человек, понеже дар духа дается не по богатеству внешнему и по силе царства, но по правости душевной...»371. Здесь вырисовывается идея сословного представительства, но неясно, сколь широкого: в форме ли расширенного совещания боярской думы с участием дворянства или в форме земского собора позднейшего типа? Непосредственного ответа на этот вопрос сочинения Курбского не дают, но какой-то материал для его решения могут, мне кажется, дать наблюдения за тем, в каком смысле употребляет Курбский слова «всенародные человеки».
Создается впечатление, что под этим термином Курбский подразумевает гражданское население: «яко многое воинство, так бесчисленное множество всенародных человеков... царь... всех тех предреченных различными смертми погубил»; «иде же начальницы произволяют, тамо и всенародства воля несется, або устремляется»; «во едином же граде случилось нам тэково видети... яко некоторых воинов, так человеков всенародных биющеся немало с мимошедшим полком татарским»; «и собравши четы юных около себя детей и сродных оных предреченных сигклитов, по стогнам и по торжищам начал на конех с ними ездити и всенародных человеков, мужей и жен, бити и грабити...»372.
Может быть, «всенародные человеки» Курбского - это те же «миряне» или «мирские власти», о которых говорит «Беседа Валаамских чудотворцев», т. е. мелкие феодалы, лица, принадлежавшие к приказному аппарату. Можно ли к ним причислить и посадских людей, остается неясным. Но во всяком случае в «совете советников и всенародных человек» мы вправе видеть указание на земский собор в том виде, как он сложился во времена Грозного: боярская дума, «освященный собор», различные группы феодалов, помимо бояр, может быть, и посадские верхи.
При всем различии подхода отдельных русских публицистов XVI в. к проблеме политического строя России в центре их внимания остается характер взаимоотношений самодержавия, боярской думы, земского собора373. Соотношение этих институтов определяло лицо формирующейся сословно-представительной монархии. С 60-х годов XVI в. на нее наложило значительный отпечаток создание Грозным опричнины.
321 По вопросу о происхождении «Беседы Валаамских чудотворцев» существуют разные мнения. Их обзор см.: Моисеева Г. Н. Валаамская беседа - памятник русской публицистики середины XVI века. М.-Л., 1958. Мне кажется убедительным мнение Моисеевой, видевшей в «Беседе» идеологию дворянства и считавшей произведение откликом на Стоглавый собор 1551 г.
322 Моисеева Г. Н. Указ. соч. 163, 179.
323 Там же, с. 182, 179.
324 Там же, с. 174, 188.
325 Там же, с. 166, 182.
326 Там же, с. 174-175, 188.
327 Там же, с. 175, 188.
328 Там же, с. 172-173, 187.
329 Там же, с. 166, 182.
330 Там же, с. 162, 179.
331 Там же, с. 162.
332 Там же, с. 175, 188.
333 Там же, с. 168, 173, 184, 188.
334 Там же, с. 163, 176, 179, 190.
335 Там же, с. 162.
336 Там же. с. 179.
337 Моисеева Г. И. Указ. соч., с. 162, 163, 179.
338 Там же, с. 172, 187.
339 Там же, с. 174, 188.
340 Там же, с. 191-192.
341 Сочинения Ивана Пересветова. Подгот. текст А. А. Зимин. М.-Л., 1956, с. 153.
342 Там же, с. 202.
343 Там же, с. 147, 151, 217-219.
344 Зимин А. А. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958, с. 349-350.
345 Сочинения Ивана Пересветова, с. 155.
346 Зимин А. А. Указ. соч., с. 349.
347 Сочинения Ивана Пересветова, с. 180.
348 Послания Ивана Грозного. Подгот. текста Д. С. Лихачева и Я. С. Лурье. М.-Л., 1951, с. 10, 71, 125.
349 Там же, с, 27-28, 87-88.
350 Там же, с. 43, 104, 128.
351 Там же, с. 28, 88.
352 Там же, с. 15, 76.
353 Там же, с. 30, 90, 127.
354 Там же, с. 26, 87-88.
355 Там же, с. 44, 104.
356 Там же, с. 24, 85.
357 Там же, с. 62, 136.
358 Там же, с. 213.
359 Там же, с, 153.
360 Там же, с. 157.
361 Там же, с, 156.
362 Послания Ивана Грозного, с. 155-156.
363 Там же, стб. 130, 155, 171, 225, 246.
364 Там же, с. 210.
365 РИБ, т. 31. СПб., 1914, стб. 130, 172.
366 Там же, стб. 130, 155, 171, 225, 246.
367 Там же, стб. 172.
368 Там же, стб. 215-216.
369 Там же, стб. 211.
370 Там же, стб. 211-212.
371 Там же, стб. 214-245.
372 РИБ. т. 31, стб. 166, 217, 243, 244.
373 О формах правления в Русском государстве XVI в. см. статьи Г. Б. Гальперина в «Вестнике Ленинградского гос. университета», 1969, № 23, Серия экономики, философии и права, вып. 4, с. 126-135 и 1971, № 11, Серия экономики, философии и права, вып. 2, с. 107-115.
<< Назад Вперёд>>
