2. Перелет японских пуль
26 сентября (9 октября)
В 7 часов утра +11,5° по Реомюру. Вот пример того, как трудно добыть верные сведения о том, что творится в каком-нибудь отдаленном пункте наших позиций: ночью слышал как бы далекие взрывы; казалось, что это на крайнем правом фланге. Утром выхожу и спрашиваю первым долгом постового городового, не слышал ли он, что это были за взрывы? Он говорит, что это были не взрывы, а стрельба Ляо-тешанской батареи, т. е. в совершенно противоположной стороне — на крайнем левом фланге.

Иду дальше, спрашиваю того, другого — не знают или говорят, что это там, в центре, были перестрелки, или же — стреляла Перепелка. Один из знакомых уверяет, будто наши миноносцы и канонерки ходили ночью к Дальнему, чтобы топить неприятельские транспорты. Поэтому будто «Ретвизан» не вошел вечером обратно в гавань, а лишь показал входные огни и, потушив все свои, остался на страже. Вошел же «Ретвизан» в гавань только утром. Наши суда шли к Дальнему вдоль берега и стреляли порой в море, для отвода глаз...

Что-то похоже на сказку. Спрашиваю, какие же результаты?

— Этого еще не знаем.

Иду дальше — «Ретвизан», действительно, вернулся в гавань и ошвартовался у подножья Перепелки, против управления морского пароходства — в местности, где еще никогда не стояли броненосцы. Сомнительно, чтобы японские снаряды не нашли его и здесь; а если он останется тут, то все прибережное население Перепелки рискует подвергаться ежедневной бомбардировке, так как будут и недолеты, и постепенная пристрелка.

Наконец, к обеду узнаю, будто ночью на правом фланге колонны японской пехоты и кавалерия нарвались на наши фугасы и уничтожены. Это более правдоподобное объяснение.

Ночью в нашей окрестности 11-дюймовым снарядом разбита одна фанза по Стрелковой улице и пробито здание полицейского правления. В первой находился один из ночевавших в ней; комната, в которой он спал, уцелела и он остался живым, в то время как весь дом был превращен в груду обломков, остальные же двое жильцов спаслись от верной гибели только потому, что засиделись в гостях. В полицейском управлении пробило крышу и стену навылет, снаряд не разорвался. Бывшие там чины и полицмейстер Тауц отделались одним испугом.

До 12 часов дня было тихо, и мы радовались праздничному отдыху. Вдруг залп — 3 снаряда — по городу, по району Военной горы... и так целые полчаса. Потом также вдруг и прекратилась бомбардировка. У нас одним снарядом пробило стену и полконюшни; снаряд разорвался в земле, уже за второй стеной. Лошадь получила царапину в шею, должно быть, щепкой.

Вскоре забежал З. и сообщил, что в бывший морской штаб — ныне строевой отдел — попал снаряд и оторвал делопроизводителю штаба и следовательной комиссии Михаилу Львовичу Делакуру обе ноги ниже колен... Это ужасно! Мы только что с ним ходили по городу и расстались за несколько минут до первого залпа. Жаль симпатичного, скромного, трудолюбивого человека; у него семья, рискующая теперь потерять своего друга, отца, кормильца, средств никаких. Это ужасно! К чему эта жертва Молоху войны? Он, кажется, и муху не был способен обидеть — и вдруг стал жертвой войны. Перенесет ли он ампутацию при его вообще незавидном здоровье — это еще вопрос. Жаль доброго коллегу — чуткого, честного и бедного человека. Его отнесли в обморочном состоянии в хирургическое отделение морского госпиталя. Подвергли операции.

С 2 часов дня началась ожесточенная бомбардировка наших укреплений — района форта III. Перепелочная и береговые наши батареи помогают отбиваться.

В 3 часа бомбардировка позиции прекратилась. Сообщают, что в этой бомбардировке участвовали и японские канонерки из бухты Луизы, но наши дальнобойные орудия заставили их отойти.

Новость! Сегодняшний номер «Нового края» конфискован по приказанию генерала Стесселя. В нем был напечатан приказ генерала Кондратенко без разрешающей подписи генерала Стесселя. По уверению генерала Кондратенко, Стессель дал ему на это свое согласие, но лишь словесное. Вот этот приказ:

«Приказ по войскам сухопутной обороны крепости. 25 сентября 1904 г.

№ 36. Прошу начальников участков обратить внимание разных командиров и разъяснить нижним чинам, что упорная оборона крепости, не щадя своей жизни, вызывается не только долгом присяги, но весьма важным государственным значением Порт-Артура.

Упорная оборона до последней капли крови, без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается, сверх того еще и тем, что японцы, предпочитая сами смерть сдаче в плен, вне всякого сомнения, произведут, в случае успеха, общее истребление, не обращая ни малейшего внимания ни на красный крест, ни на раны, ни на пол, ни на возраст, как это и было ими сделано в 1895 году при взятии Артура.

Подтверждением изложенного может служить постоянная стрельба их по нашим санитарам и добивание наших раненых, случай которого имел даже место 22 сего сентября, при временном занятии Сигнальной горы.

Вследствие весьма важного значения Порт-Артура, не только Государь и вся наша родина с напряженным вниманием следят за ходом обороны, но и весь мир заинтересован ею, а потому положим все наши силы и нашу жизнь, чтобы оправдать доверие нашего Государя и достойно поддержать славу русского оружия на Дальнем Востоке».

Что в этом приказе преступного, отказываемся понимать. Тем не менее, говорят, что редактор газеты имел бурное объяснение с начальником штаба — чуть ли не грозили новым закрытием газеты за напечатание приказа. Дело кончилось конфискацией нерозданных номеров; номер печатается вновь, но без приказа.

Вся беда в том, что смели напечатать приказ без подписи генерала Стесселя — нарушили его монополию...

С 4 часов японцы бомбардируют редким огнем из 11-дюймовых орудий гавань — посылают через 5 или 10 минут по снаряду. Им отвечает одна из береговых батарей — Плоский мыс, Стрелковая или Лагерная.

Раз среди грохота телег, двуколок и экипажей показалось мне, что в направлении форта III идет залповая ружейная стрельба, но городской шум мешал расслышать с точностью. Очень возможно, что японцы пытаются после артиллерийской подготовки фронта штурмовать какое-либо из укреплений.

6 часов 15 минут. Сидел на горе, наблюдал и слушал, но не слыхать, чтобы японцы шли на штурм. Небо застлалось сегодня с утра серой пеленой. После заката солнца тучи казались особенно тяжелыми, мрачными над центром и правым флангом, казалось, что они прямо легли на зубчатые вершины нашего сухопутного фронта, а туман все сгущался и производил давящий полумрак. Изредка в этом полумраке сверкнет огонек, потом слышен рокот, но сегодня совсем нельзя понять — стреляют ли наши орудия, или это прилетают неприятельские бомбы, или же, наконец, это шрапнель. Картина мрачная, угнетающая.

Неприятным диссонансом в это время является лихое выпиликиванье гармошкой трепака во дворе дома, занятого полицейской командой, слышно, как городовые подхватывают этот народный танец с прикрикиванием, с пристукиваньем каблуков. Должно быть, опять нашлась даровая выпивка. Рассказывают, что полицейские чины прекрасно знают, в какой из заколоченных китайских и других лавок имеются напитки и другие более ценные товары и как их добыть оттуда.

7 часов 30 минут. Только что затихла штурмовая стрельба по направленно форта III, но ненадолго и вновь разгорается лихорадочная перестрелка. Между ней видны орудийные вспышки и слышен рокот, то и дело взлетают боевые ракеты.

Сейчас сообщают, что еще днем отбит один штурм на форт III, значит, слух не обманул меня.

Другое известие — будто японцами занят капонир № 3. Не верится.

9 часов 10 минут. За это время несколько раз разгорался штурмовой ружейный огонь, сейчас только слышен редкий орудийный и отдельные ружейные щелчки. Японский прожектор направлен на форт III и его окрестности.

Японцы начали опять посылать в гавань свои И-дюймовые снаряды, некоторые как будто не долетают и рвутся на берегу, другие — слышно, как грохаются на землю, но не рвутся. Стреляют через промежутки от 10 до 16 минут, должно быть, из одного орудия.

Сейчас мне передавали, что на днях дружинников заставили приготовлять для генерала Стесселя квартиру в доме генерала Волкова, заставляли мыть полы, окна, натирать паркет воском и даже очищать и мыть ретирады. Некоторые из дружинников отказались наотрез от этой работы: «Копать окопы, траншеи и тому подобное не отказываемся, всегда готовы; знаем, что все это необходимо.

Но эти работы мы находим не необходимыми, ни даже пристойными для дружины. Пусть нас повесят, но не хотим быть ни поломойками, ни... ассенизаторами для генерала Стесселя! Не видим в этом государственной необходимости!» Все же безответных заставили окончить эту работу.

Сейчас сообщили, что во время штурмов на форт III местами по городу летали японские пули и не совсем безобидные — около интендантских складов ранило солдата в руку, пробита кость. Новые прелести — новая опасность для мирного населения, новое стеснение движения.

27 сентября
(10 октября). В 7 часов утра +12° по Реомюру.

Японцы стреляли по гавани ночью до 12 часов.

Оказывается, что на населенный склон Перепелки, к которому подтянулись наши суда, попадало за ночь много снарядов. Японцам шпионы-китайцы, вероятно, сообщили место нахождения наших судов и они теперь подбираются к ним со своими 11-дюймовыми снарядами. Впрочем, и с моря видны некоторые наши суда под Перепелкой.

Сведения о штурмах форта III подтверждаются; все попытки японцев отбиты, их урон огромный. Наши потери за вчерашний день, вечер и ночь — 18 убитых и около 60 человек раненых. Ночью, говорят, наши наступали, желая отвлечь внимание японцев на то время, как охотники наши прокрадывались к японским батареям, чтобы взорвать их орудия. Удалось ли им это — вопрос, но мы можем гордиться тем, что у нас всегда находятся охотники на такие безумно-отважные предприятия. Ночью японцы высадились на крайнем правом фланге и полезли было на Крестовую гору. Конечно, все — более полутораста человек — легли костьми. Стараются нащупать слабое место, чтоб забраться в тыл передовых позиции и, конечно, взорвать орудия на батареях, а то и пробраться в город. Маленькая удача на Сигнальной горе ободрила их.

У М.Л. Делакура ампутированы обе ноги. Несмотря на органический порок сердца он прекрасно выдержал операцию под хлороформом. Он ослаб, но бодр духом. Врачи надеются на его выздоровление.

Только что пришел домой к обеду, как японцы послали залп по городу; один снаряд упал за нашими воротами, вырыл огромную яму.

Хотя бомбардировали город до 4 часов, но не слыхать, чтобы были человеческие жертвы. Все же хорошо, что люди в это время прячутся, иначе были бы всегда пострадавшие от осколков — совершенно бесполезные жертвы.

Нашу жизнь характеризует в некоторой степени приказ генерала Стесселя:

«№ 698 (25 сентября). Ввиду неоднократно поступающих заявлений, что содержатели торговых магазинов и лавок непомерно повысили цены на все предметы потребления, как-то: на белье, обувь и материалы на шитье их, а также на оставшиеся нераспроданными190 жизненные припасы, — в последний раз вновь объявляю содержателям магазинов, лавок и других торговых заведений, что все предметы потребления обязательно должны продаваться по нормальным ценам, какие существовали до осады крепости.

Я решительно не вижу никаких причин к повышению их, так как торговцы распродают большею частью заваль, оставшуюся от многих лет и которая покупается потребителями лишь по нужде, за неимением ничего лучшего, пользоваться же безвыходностью положением жителей и гарнизона осажденной крепости, по меньшей мере, недобросовестно.

Лиц, уличенных в неисполнении настоящего приказа, я буду подвергать штрафу в высшей мере, а затем закрою торговлю.

Комиссару по гражданской части и полиции наблюдать, чтобы приказ этот исполнялся в точности, и в случае неисполнения его составлять акты и представлять их мне».

И этот приказ появился поздновато, теперь уже мало осталось что продавать, и торговцы ловко применились к этим приказам и таксам, давно издаваемым городским советом. Желаешь купить по таксе — нет такого товару, только немного оставили для себя. По «вольной» цене — изволь, уважу...

А в этом их не может изловить никакая власть, никакой надзор. Получивший товар не пойдет жаловаться, чтобы ему и впредь не отказывали. Торговцы, в свою очередь, жалуются на большие убытки. Впрочем, со времен Козьмы Минина не слыхать, чтобы наши купцы когда-либо, при каком бы то ни было большом бедствии оказывались большими патриотами. Уже начало войны дало тому отвратительные примеры их пользования случаем191.

У нас же торговый люд преимущественно иноплеменные — греки, турки, армяне, евреи и иностранцы, русских совсем немного.

Солдатам нашим становится все тяжелее и тяжелее относительно питания. С июня месяца начали с уменьшения мясной дачи; с 17 июля давалось им по ¼ фунта конины на человека 4 раза в неделю, с 8 сентября они получают ту же дачу только по 2 раза в неделю, с 16 сентября они получают сверх того только по 1/3 банки консервированного мяса по 2 раза в неделю. Голодновато при отсутствии корнеплодов и прочей растительной пищи.

Сегодня снова пронесся слух о купленных нашим правительством аргентинских крейсерах, которые, вероятно, прошли во Владивосток прямо Тихим океаном. Этому слуху нет основания не верить. Наше правительство имеет достаточно средств, а продавцы всегда найдутся. И здравый смысл говорит за эту покупку. Гибелью «Рюрика» и аварией «Богатыря» Владивостокская эскадра ослаблена наполовину — осталось всего 2 крейсера, и усилить ее необходимо. Если правда, что куплены 4 крейсера, да если они не уступают «Ниссину» и «Кассуге», то это представляет уже внушительную силу. Если Балтийский флот прошел во Владивосток, то, вероятно, для того, чтобы там немного пооправиться после дальнего перехода, затем дать сражение японскому флоту и идти на выручку Артура. Эти надежды оживляют нас снова.

Японцы стреляли по городу до 4 часов дня.

Вечером, с 7 часов 33 минут они начали снова посылать в гавань и на береговую полосу свои 11-дюймовые бомбы — «тележки», «паровозы», «чемоданы», как мы их прозвали. Ну и вечерок!

Через каждые 2–3 минуты по снаряду; или же минут через 5 по два, один за другим. Земля вздрагивает от удара 16-пу-довой глыбы если даже она и не взрывается, письменный стол трясется, окна дребезжат, лампы, подсвечники бренчат. Большинство снарядов не рвется, но, тем не менее, они превращают своей тяжестью и инерцией дома в развалины. Падают они где-то близко. Прежде все интересовались, старались узнать, где упал последим снаряд, теперь же никто. Стреляют неопределенно, вразброс. Попадет в дом, даже в блиндаж — погибнем, а если мимо, то уцелеем. И к страшному шипению снарядов мы успели уже привыкнуть, оно уже не так сильно действует на нервы.

Сообщают, что генерал Стессель решил не переезжать на Перепелку, в дом генерала Волкова, так как вблизи падают японские снаряды. Перевезенные туда комнатные цветы увезли обратно.

28 сентября (11 октября)
В 7 часов утра всего 7° тепла; все еще пасмурно.

В 5 часов утра слышал перестрелку, временами оживляющуюся — вот-вот начнется штурм, начнется лихорадочная непрерывная трескотня — залпы, взрывы... но нет, все стихает. На дворе сыро, холодно.

В 8 часов 15 минут. Перепелочная и еще какая-то батарея ближайшей части левого фланга открыли частый огонь, но ненадолго. Должно быть, заметили передвижение неприятельских частей или обоза.

К нам до обеда зашел Б-в, весь сияющий, и говорит, что прибыли три китайца — два солдата и один чиновник, привезли хорошие вести — война должна скоро окончиться. Но почему, не знает, не слышал подробностей. Китайцы ушли в штаб и туда созваны переводчики.

Около 2 часов дня на Золотой горе собралось много народу, чего-то смотрят на море. Говорят, на море происходит стрельба, идет бой между нашими и японскими миноносцами. Все встревожены этим известием.

Наши миноносцы вскоре вернулись в гавань, говорят, их было по 9 штук с каждой стороны. Значит — наши не устояли, утекли. Обидно, что наши моряки все пасуют. Японцы сильнее техникой и, главное, духом. Их миноносцы быстроходнее и лучше вооружены; офицеры управляют ими, точно на маневрах, уклоняются от опасности, когда это нужно, и стремительно кидаются в атаку, когда это возможно. Не верится, чтобы наши миноносцы не могли принять бой с равным по числу врагом вблизи своей гавани и под защитой береговых батарей; если они решили и тут отступить, то нечего, конечно, рассчитывать на успех в открытом море. Обидно.

Эскадра наша в самом жалком положении — сколько времени ее обстреливают и надо ожидать, что, наконец, пристреляются к ней и она погибнет, так как деваться ей положительно некуда. Выйти на рейд?.. Но ей не устоять против минных атак; уйти же в море без орудий и боевых припасов на неисправленных судах — безумие. Остается одно — дожидаться выручки Балтийской эскадры с Владивостокским отрядом, усиленным аргентинскими броненосными крейсерами. Владивосток может остаться под охраной миноносцев и подводных лодок192, которые, по слухам, перевезены туда по железной дороге.

За день так и не удалось узнать, в чем именно заключаются приятные новости. Рассказывают, будто японской армии в Ляояне грозит плен. Значит — предстоит заключение мира. Но почему штабы не опубликуют этих известий? Разве что-нибудь другое — быть может, идет наш Балтийский флот с десантом?

Вечер точно такой же, как вчера; бомбы грохаются где-то на набережной, потрясая землю, заставляя вздрагивать людей.

Дождик перестал, но тучи все же нависли так низко, что вспышки японских орудий отсвечивают как бы за облаками.

Широкий яркий луч японского прожектора лежит неподвижно, как бы застывший, поперек нашего фронта по направленно форта III; дымки от японской шрапнели, от наших орудий и взрывов бомб плывут красивыми облачками, порой снежно-белыми комочками попадают в лучи света этих прожекторов и расплываются очень медленно. Своеобразная красота.

Порой раздается ружейная трескотня, вроде небольшого боя, и видны какие-то вспышки, вроде взрывов — должно быть, разрываются ручные бомбочки...

Сколько ужасов! И вот — уже девятый месяц войны! К чему только не успели мы привыкнуть за это время, а в начале ведь все это казалось нам невыносимым. Чего-чего только мы не переиспытали, не перечувствовали! Иногда негодуем и ужасаемся, что столько времени приходится ночевать в блиндажах, там же отдыхать в обед, когда обыкновенно идет бомбардировка города.

Но если подумаешь, сколько людей томилось и сколько их томится посейчас волею судеб, вернее, обстоятельств — из-за стремления к свободе, этому естественному праву каждого человека, томятся в ужаснейших подземельях, где и сырости больше, и воздуху никакого, да еще на пище, еле поддерживающей жизнь, — то все то, что нам приходится переносить, кажется нам не самым ужасным на свете. Тяжело, но терпеть все еще возможно. При том, знаем, что не вечно продлится эта осада, когда-нибудь да освободят нас из этого заключения. И это утешает, ободряет.

Сегодня командир порта переехал на дачные места; вчера вблизи его блиндажа попал 11-дюймовый снаряд и разворотил чью-то квартиру. На дачных местах будто устраивают ему очень прочный блиндаж.

День прошел без бомбардировки города мелкими снарядами, зато 6 дней подряд жарили по нескольку часов, немилосердно. Вечером один из 11-дюймовых снарядов попал в городскую дешевую столовую, пробил стены, пролетел через комнаты и остался лежать под столом. В первой комнате еще ужинал персонал столовой и было несколько запоздавших посетителей.

Снаряд пролетел через их головы, но не задел и не контузил никого; следовательно — снаряд попал только рикошетом.

29 сентября
(12 октября). В 7 часов утра +11°, день облачный, сыро. Сообщают, что в прошлую ночь наши охотники выбили японцев из ближайших к форту III окопов. Наши потери около 10 человек; японские — многим больше.

В 10 часов 15 минут прошипел первый 11-дюймовый снаряд к гавани.

Чудный, ясный и довольно теплый вечер. Новолуние. Луна уже закатилась, зато звезды сияют ярко. Из порта доносится стук молотков, и слышно, как там работает паровой двигатель. Подкрадываются опасения, как бы японцы не услыхали этот стук и не начали опять стрелять по порту. Они обстреливали сегодня гавань 11-дюймовыми, 6-дюймовыми и 120-миллиметровыми до 7 часов 30 минут вечера. После обеда им усиленно отвечал «Ретвизан» из своих больших орудий. Земля дрожала, окна дребезжали и двери растворялись от этих выстрелов. Но это уже не пугает нас, а, наоборот, как бы удовлетворяет нас за японские бомбардировки:

— Так нате же и вам!

Перед обедом японцы обстреливали преимущественно Золотую гору, были попадания и на батарею. Но не слыхать, чтобы они причинили серьезный вред или чтобы были потери в людях. В «Пересвет» попало 10 снарядов.

Сегодня снова появились утешительные слухи, положим, довольно жиденькие, не совсем уверенные. Будто к нам идет на выручку генерал Сахаров со значительным отрядом и должен прибыть на Кинчжоу 30-го числа, т. е. завтра. У Куропаткина было несколько боев, и все удачные. Японцы пытались атаковать даже Мукден, но отбиты с огромным уроном. Куропаткин оттеснил их к Ляояну и продолжает наступать.

Вчера японцы заняли один железнодорожный мост против форта III.

30 сентября (13 октября)
Утром +12,5° по Реомюру. Погода хорошая.

С 9 часов японцы обстреливают гавань.

Сегодня одним из 11-дюймовых снарядов отшибло угол у дома морского пароходства, а следующий упал на дорогу тут же, в то время как там проходило много народу. К счастью, никого не убило и не ранило; будто только одному ушибло ногу камнем193.

Скверная вещь — японцы пристреливаются к судам, которые стоят вблизи берега и этим же затрудняют движение по набережной, в Новый город и обратно, что крайне неудобно, так как эта дорога более других оживленна и необходима. Если так будет и впредь, то дело не обойдется без жертв, это место — угол вокруг подножья Перепелки — никак не минуешь, другой дороги нет.

Японцы обстреливали гавань до половины пятого вечера.

Сообщают, что на днях неприятельским снарядом разбит один из наших прожекторов на сухопутном фронте.

Луч японского прожектора лежит уже которую ночь неподвижно поперек района форта III; бледный луч нашего прожектора с левого фланга как бы старается его лизнуть, перехватить.

Досадно, что все у японцев лучше нашего. Прожектора их много сильнее наших; на убитых японских офицерах найдены чудные бинокли. А у нас с биноклями одно горе.

1/14 октября
В 7 часов утра 14° тепла; день обещает быть солнечным.

С 9 часов 35 минут до 10 часов 30 минут японцы сильно обстреляли город из мелких орудий; 11-дюймовыми обстреливают изредка гавань.

Один из снарядов попал в редакцию «Нового края». Пробита газетная кладовая, разрушена часть типографии; пострадал и кабинет секретаря. Один осколок пробил еще и наружную стену и вылетел на Пушкинскую улицу. К счастью, в момент попадания в этих помещениях не было никого. Затлевшую было бумагу затоптали прибежавшие служащие, иначе возник бы пожар. Часть газет разорвана взрывом на мелкие клочки.

Вслед за этим снарядом попал другой в квартиру военного врача, против редакции. Остальные падали уже дальше к гавани. Один из них пробил в ресторане «Саратов» биллиардную комнату. Человеческих жертв нет.

В 1 час 20 минут японцы дали новый залп из трех орудий по городу и начали стрелять в одиночку. Наши батареи стали отвечать довольно сильным огнем. Особенно усердствует Перепелочная. Стрельба продолжалась полтора часа.

Вечером пошел в Красный Крест навестить друзей. В саду, между новым зданием и общиной сестер милосердия, попал в сферу японских перелетных пуль, но прошел благополучно. Довольно неприятное ощущение, когда мимо тебя все пшик да пшик...

Сообщают, что около театра Тифонтая убит такой пулей наповал, в голову, матрос; было несколько новых ранений в городе пулями.

Врачи жалуются, что стало меньше солнечных дней, а то солнце быстро залечивало раны. Как только возможно, выносили раненого на солнце и он поправлялся неимоверно скоро. Теперь процесс залечиванья идет уже медленнее.

2/15 октября
В 7 часов утра только 10° тепла. Ветер, прохладно.

В прошлую ночь японцы наступали на наши окопы (контрапроши) впереди форта III, но отбиты. Там будто сейчас еще видны трупы двух японских офицеров и около десятка солдат. На месте схватки собрано 85 японских ружей. Вчера нашей артиллерии удалось подбить несколько японских орудий.

Артиллеристы рассуждают, что артиллерия в нашей армии, сравнительно с японской, очень слаба. У нас «полагается» на дивизию пехоты одна бригада артиллерии, т. е. всего 4 батареи. Ныне выяснилось, что этого недостаточно, что следовало бы увеличить артиллерию вдвое против прежнего, т. е. чтобы на дивизию пехоты приходилось по две бригады артиллерии, а было бы еще лучше, если бы на каждый батальон пехоты приходилось по одной батарее. Ныне главная сила в артиллерии.

Зашел инженер Г. и говорит, что только что встретил Я-ва, который узнал в порту, будто японская армия разбита и передовые отряды Северной армии около Кайджоу или даже Кин-чжоу. Все, конечно, обрадовались.

А. поехал в штаб района узнать, правда ли это. Р. сказал ему, что сведений об этом еще нет, но он допускает его достоверность; кроме того, он сообщил, что сейчас нужно ожидать штурма, так как замечено некоторое передвижение японских войск. Значит, мы обрадовались рановато194.

Позднее собралось нас целое общество, и началось обсуждение всевозможных злободневных вопросов. Одни уверяют, что между адмиралом Алексеевым и генералом Куропаткиным возникли недоразумения, главным образом, из-за того, что наместник все время настаивает на необходимости наступления и выручки Артура, а Куропаткин не решается. Другие говорят, что Куропаткин знает лучше, что он делает, что адмиралу не следовало бы вмешиваться в дела сухопутной армии.

Передают, что Куропаткин отдал генерала Засулича под суд за Тюренченский бой и что после неудачного боя под Вафан-гоу он сказал генералу Штакельбергу:

— Извольте немедленно отправиться в Петербург и лично доложить государю императору о ваших боевых успехах!..

Это выставляется доказательством энергии Куропаткина. К. слышал, будто Куропаткин сам виноват в этих неудачах, даже больше, чем генералы Засулич и Штакельберг. Право, не знаешь, чему верить, чему нет. Все это может потом оказаться плодом фантазии осажденных, как прочие всевозможные слухи.

Большинство артурцев верят в Куропаткина и приписывают все недочеты наместнику. Это, пожалуй, не совсем справедливо: Куропаткин был сам в Артуре, видал все недочеты крепости, мог позаботиться об обеспечении Артура провиантом и боевыми припасами, а также увеличить его гарнизон.

Говорят, что Куропаткин, а не наместник приказал отправить коренной артурский гарнизон, знавший окрестность крепости, на Ялу. Все это, конечно, выяснится в будущем.

Странно — в который уже раз какие-то китайцы приносят к нам известие о готовящемся отступлении японцев; на самом деле японцы после этого штурмуют крепость. Что же это — желание усыпить нашу бдительность в пользу японцев, или же наши разведчики ничего не знают; или же, наконец, эти заведомо ложные сведения распространяются самим штабом в целях поднятия духа гарнизона? Как ни стараешься узнать, откуда взялись эти сведения, не добьешься ничего. Все как бы сходятся в штабе генерала Стесселя и появляются оттуда же.

Получил целую серию характерных приказов генерала Стесселя, которые привожу здесь дословно.

Первый из них доказывает, что генерал Стессель не придумал в разгаре августовских штурмов — 8-го числа — ничего лучшего, как издать приказ о последних (!) японских резервах, желая этой заведомой неправдой помочь отстоять крепость; это в то время, когда сражающимся было совсем не до чтения его приказов и когда нельзя было даже подумать о доставлении этого приказа на боевые позиции. Второй показывает, как составлялись у нас комиссии для исследования дефектов инженерного дела; но в актах находим все таки много интересных данных. (Некоторые не совсем доверяют этим данным.)

Впрочем, читатель найдет в каждом приказе интересные сведения в том или ином отношении.

«Приказ по войскам Квантунского Укрепленного района. Августа 8 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 514 (экстренно). От пленного раненого японца узнано, что из Дальнего сюда прибыл их последний резерв до 10 тысяч. Вы, славные защитники, держитесь уже давно против впятеро сильнейшего врага, потери японцев громадны, несоизмеримо больше нашего, надо напрячь все усилия, чтобы и последние их резервы растрепать так же, как Вы упразднили их Дивизии. Надеюсь на помощь Бога и на Вашу беззаветную храбрость».

«Августа 29 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 592. При сем объявляются акты комиссии за № 382 и 383, состоявшейся 12-го сего августа, относительно повреждений в бетонных сооружениях от неприятельских снарядов на форте № 1 и на батарее Лит. Б.»

«Акт № 383. Во исполнение приказа по Войскам Квэнтун-ского Укрепленного района от 10-го августа за № 515, комиссия под председательством Генерал-майора Никитина, при членах полковнике Григоренко, подполковниках: Крестинском и Рашев-ском и штабс-капитане Сахарове, 12-го сего Августа 1904 года осматривали на месте повреждения в бетонных сооружениях от неприятельских снарядов на форте I и на батарее Лит. Б.

Осмотр показал следующее: на форту 1-м 15-сантиметровая фугасная бомба, попавшая в нижний край щеки свода, отбила угол, сделав выбоину длиною и шириною тридцать соток сажени при наибольшей глубине в десять соток сажени; в другом таком же месте 16-сантиметровый фугасный снаряд сделал выбоину с наибольшей шириною в пятьдесят соток сажени, длиною в четыре фута и наибольшей глубиной семнадцать соток сажени у нижнего угла. Над сводом левого порохового погреба такой же снаряд сделал наверху воронку длиною сорок соток сажени, шириною тридцать соток и наибольшей глубиною десять соток сажени. Трещин в сводах нигде нет. На батарее Лит. Б: в батарею с 6 до 12 августа попало несколько тысяч неприятельских 12– и 15-сантиметровых снарядов, из которых несколько сотен и никак не менее 300 штук, а по заявлению артиллерийских офицеров около 500, разорвались на бетонных сооружениях и произвели следующие повреждения. Большая часть верхней поверхности бетона изрыта выбоинами, имеются некоторые воронки глубиною от одного до двух футов; над одним из казематов, где в одно и то же место легло несколько снарядов, в своде воронка глубиною на половину толщины свода, и внутри имеется трещина по направляющей линии свода. В других местах трещин нет, и ни один каземат не пробит. Особенно пострадали углы. Фотография с наиболее поврежденного угла при сем прилагается. Точного обмера воронок нельзя было произвести, так как батарея находится все время под беспрерывным обстреливанием».

«Акт№ 382.12-го сего августа 1904 года комиссия, осматривая повреждения в бетоне, одновременно выяснила о действиях фугасов следующее, все фугасы между фортами взрываются гальваническим током. Затруднение в уничтожении на форту I неразорвавшегося неприятельского снаряда. Э-го августа пироксилиновым патроном с бикфордовым шнуром произошло оттого, что патрон, полученный еще на передовых позициях два с лишним месяца тому назад перевозился в чемодане и перед зажиганием конец шнура с фитилем должен был быть оправлен. И капсюль, и бикфордов шнур, и фитиль действовали, а соединения этих частей от перевозок были потревожены. Что касается фугасов, то с 7 до 10 августа взорвано от батареи Лит. Б. до форта III не менее восемнадцати камнеметов и мин. Кроме того, в деревне Шуйшиен взорвано два больших заряда, а также, по заявлению артиллерийских офицеров, удачно действовали фугасы влево от Угловой горы. По донесению поручика Дебогорий-Мок-риевича, обошедшего в ночь с 9. на 10 августа места взрывов, около них много трупов и оружия, между которыми на одном из фугасов найдено 2 офицерских сабли и рожок».

«Сентября 10 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 637 (экстренно). 6, 7, 8 и 9 числа шли ожесточенные штурмы с переменным счастьем. Важный для нас пункт, Высокая гора, был облеплен японцами; они лезли дни и ночи, много там храбрых легло. Сегодня в 4 часа 45 минут утра от храброго из храбрейших полковника Ирмана я получил следующее донесение:

«С вечера шел сильный бой на Высокой горе с наступающими японцами. Около 1 часу ночи нашим охотникам, высланным вперед с пироксилиновыми зарядами, удалось разрушить блиндаж в нашем окопе, который занимали японцы и где стоял их пулемет; воспользовавшись паникой, вызванной у неприятеля взрывами 18-фунтовых зарядов пироксилина, комендант горы штабс-капитан Сычев приказал атаковать и занять окопы. Потери у неприятеля громадные; у наших сильный подъем духа. Отличились все, а особенно лейтенант Подгурский, руководивший бросанием пироксилиновых зарядов и даже сам бросавший их. Его энергии и храбрости мы обязаны тому, что блиндаж был разрушен. Полковник Ирман».

Слава и благодарение Богу, Слава Войскам-героям, Слава Ирману, Сычеву, Подгурскому, Слава всем героям Начальникам и Офицерам, Слава и благодарность героям, охотникам, взорвавшим блиндаж. Бог дал нам возможность отбить врага, молитесь ему. П. П. Начальник Квантунского Укрепленного района генерал-адъютант Стессель».

«Сентября 18 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 672 (не подлежит оглашению. Экстренно). Сего числа японцы примерно из-за Сахарной Головы195 открыли огонь из 11-дюймовых мортир по фортам № 2 и 3 и произвели кое-какие повреждения. Положение неприятеля, в силу полного господства на море и близости сухопутной базы — Дальний — с железной дорогой исключительно благоприятное, и хотя местные инженеры могли, может быть, не предусмотреть, что с суши будут бить снарядами 11-го калибра, так как в осадных парках подобных калибров нет, но местные инженеры должны были настоятельно указывать, что ввиду близости моря по фортам нашим может бить и артиллерия с эскадры противника, а потому и своды, хотя и на сухопутных фортах, должны быть от орудий 10–12-дюймовых калибра. Ну, да! Теперь об этом говорить нечего! Предписываю полковнику Григоренко лично руководить работами по усилению сопротивления бетона на № 2 и 3, употребив все средства к выполнению сего в кратчайшие срок»196.

«№ 681. За смелую вылазку в ночь на 19 сентября объявляю мою благодарность начальнику команды 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка штабс-капитану фон Бурзи. — Молодцам стрелкам объявляю «спасибо»197.

«№ 729 (2 октября 1904 г.). Тиф увеличился, причина известная и постоянная — вода, а я прибавлю: и свинство, грязь; загаживание местности, отправление естественных надобностей повсеместно; какая-то особая халатность ко всему; посмотрите, что делается возле некоторых колодцев, ведь стоит зеленая грязь. Особенную клоаку представляют: овраг, ведущий от завода Ноюкса, казармы 10-го полка, где теперь моряки; морские казармы в Новом городе, здесь у самих ворот все выбрасывают. Где наша Санитарная комиссия198, которая в мирное время исписала целые стопы бумаги, а сама теперь ни за чем не смотрит; где Городской голова, первый ответчик за санитарное состояние города, где полиция: все и вся отсутствуют; отсутствуют по понятным для всех причинам. Но не делая ничего, кроме, разумеется, марания бумаги, содержание продолжают получать полностью. Мне важно здоровье офицеров и солдат, а между тем они-то и болеют. Приказываю строго, и в последний раз, городской администрации немедля все привести в порядок, иначе предам Военному суду, как за неисполнение своих обязанностей и неоднократных моих приказаний. Возле мест биваков следить за санитарным состоянием войсковому начальству, а особливо полковым и прочим войсковым врачам, донося об антисанитарном состоянии корпусному врачу 3-го Сибирского армейского корпуса для доклада мне.

Городскому голове подполковнику Вершинину ежедневно подробно осматривать город, считая это главным, а не писание бумаг. Прошу коменданта крепости лично и через начальника своего штаба проверять исполнение сего важного требования; всякий бывший в походах и в войнах отлично помнит, что за бич эпидемическая болезнь, с которой не справились в самом начале. Инспектору госпиталей осматривать чаще госпиталя и около их; свинство и грязь везде; ведь посмотрите, что делается у Дальнинского госпиталя. — П. П. Начальник Квантунского Укрепленного района, Генерал-Адъютант Стессель».

«В. Нужное.

Приказание по Войскам Квантунского Укрепленного района.

№ 58 (сентября 28 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур). Начальник Квантунского Укрепленного района приказал: ввиду того, что в Штаб района почти весь наличный запас японской восковой бумаги и литографской переводной краски для печатания приказов по Войскам Квантунского укрепленного района истощился, предлагаю всем частям войск, получившим приказы и приказания и желающим продолжать получать таковые, то прислать, по мере возможности, означенных выше материалов в Штаб района, так как таковых в настоящее время не представляется возможным достать за неимением в магазинах Порт-Артура. — Подписал: Начальник Штаба Полковник Рейс».

Как примеры храбрости, стойкости и самоотверженности гарнизона привожу сведения о некоторых нижних чинах, награжденных знаком отличия военного ордена (солдатским Георгиевским крестом):

Батареи литера Б фельдфебель Иван Колесников, будучи 11 августа сильно ранен осколком гранаты в голову, только 16 августа отправлен в госпиталь, а остальное время находился в строю и командовал батареей.

Форта V младший фейерверкер Дмитрий Попов, бомбар-дир-лабораторист Алексей Дикий и канонир Федор Устинов 9 августа, когда на форту от попавшего неприятельского снаряда загорелся батарейный пороховой погреб с порохом и снаряженными гильзами, бросились тушить пожар, рискуя каждую минуту взлететь на воздух от взрыва и быть убитыми от неприятельских снарядов, сыпавшихся на батарею во время пожара, и от своих рвавшихся гильз, они подавали пример другим и ободряли товарищей, благодаря чему пожар был скоро прекращен.

5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка младший унтер-офицер Михаил Носков и стрелок Андрей Волков в ночь с 10 на 11 сентября вызвались охотниками на вылазку осмотреть Длинную гору, занятую неприятелем, когда высмотрели расположение неприятеля, подкрались к окопам, собрали 8 винтовок и одну пулеметную ленту с патронами, оставленную нашими войсками, и возвратились благополучно, сдали все в штаб полка. Того же полка младший унтер-офицер Михаил Чернов отличился в боях на Высокой горе 6, 7 и 8 сентября. В начале боя получил рану в голову, перевязавшись, он возвратился в строй; через некоторое время он опять был ранен в шею, и опять, после перевязки, вернулся в строй. Потом он еще два раза был ранен в левую руку навылет, и снова возвратился в строй, где оставался до конца боя; примером личной храбрости ободрял измученных трехдневным боем людей своей роты.

5-й роты Квантунского флотского экипажа матрос 1-й статьи Илья Сотников награжден за то, что во время атаки японцами вершины между Длинной и Дивизионной горами вынес под сильным артиллерийским огнем раненого своего командира, капитана 2 ранга Циммермана.

Факты эти говорят за себя. Повторяю, что это лишь незначительные, попавшиеся мне под руку примеры.


190 Вот уже когда мы жили остатками нераспроданных товаров. И это верно было бы несправедливо сказать — «истощающиеся запасы», так как огромная масса этих запасов была продана в Северную армию. До войны Артур обладал громадными запасами всяких товаров.

191 Были, конечно, и случаи весьма отрадные, где купцы жертвовали на общее дело большие суммы или много товару, например Савва Морозов.

192 Все, что мы считали возможным и необходимым — например, покупку аргентинских крейсеров и выручку Артура Балтийской эскадрою, — для Петербурга оказалось ненужным и невозможным.

193 Оказывается, что подпоручик Никольский вез со своей командой исправленную им пушку; его ранило в шею осколком или камнем легко, других сильнее; всех сбросило взрывом с ног.

194 В то время мы еще не понимали, что каждый раз, как только предстоит штурм, который грозит снова потерей какой-нибудь из позиции, то из штаба района вылетали «голуби с оливковой веткой» — приятные слухи о близкой выручке. Штаб, вероятно, считал это своей главной задачей. Сначала это средство действовало, но солдаты вскоре изверились в этих сообщениях, смеялись над ними и сердились, что их поддерживают к стойкости обманом. «Мы и так постоим за себя, — говорили они, — лишь бы начальство не прозевало чего-нибудь, — лишь бы оно не испортило кашу...»

195 Остроконечная сопка впереди Волчьих гор.

196 Инженеры уже принимали все меры к усилению устойчивости бетона, где это было возможно. Дело в том, что теперь уже не все возможно было сделать. Неприятель не давал работать и в некоторых местах неоткуда было взять песку. На форту III бетон удалось покрыть слоем земли; это ослабляло силу удара и взрыва бомбы. Благодаря этой мере бетон устоял до последнего.

197 Только-то! Казалось бы, что на это существуют награды!

198 На самом деле указанные в приказе местности как подлежащие военно-санитарному ведомству были изъяты из ведения городского санитарного надзора; средства города и гражданского управления для этой цели были очень ограничены, так как неоткуда было взять людей, лошадей и упряжь для увеличения ассенизационного обоза. Имевшиеся люди и лошади отбирались генералом Стесселем на нужды позиции: возили туда воду и пр. Это требование возмущало всех своей незаконностью, и несмотря на то, что со стороны города и гражданского ведомства делалось все необходимое и возможное без всякого понукания, генерал Стессель всегда находил нужным приказывать, грозить судом и расстрелом... Конечно, дело от этого не могло выиграть.

<< Назад   Вперёд>>