Глава 22. Обстоятельства преступления, установленные следствием
На следующих страницах я опишу обстоятельства убийства императорской семьи в том виде, как я их знаю из показаний свидетелей. Из шести толстых томов, в которых собраны все материалы следствия, включая результаты осмотра вещественных доказательств, я выбрал самые основные факты этой драмы, в подлинности которых, увы, уже нет сомнений. Когда я читал эти документы, у меня создалось впечатление, что я тону в этом отвратительном кошмаре, но я не считаю себя вправе подробно описывать все эти ужасы.
Примерно в середине мая 1918 года Янкель (Яков. – Примеч. пер.) Свердлов, председатель Исполнительного комитета в Москве, уступая давлению германских властей,[69] послал в Тобольск комиссара Яковлева, чтобы обеспечить переезд императорской семьи в Москву или Петроград. Выполняя эту задачу, он столкнулся с сопротивлением, которое изо всех сил пытался преодолеть (по крайней мере, так доказано следствием). Это сопротивление было организовано правительством Урала, штаб-квартира которого находилась в Екатеринбурге. Именно оно расставили ловушку, которая помогла схватить императора по дороге в Москву. Однако, кажется, установлено также, что этот план был тайно одобрен в Москве. Более чем вероятно, что Свердлов играл в этом деле двойную роль: притворившись, что уступает требованию барона фон Мирбаха, он на деле договорился с большевиками в Екатеринбурге, чтобы те не выпустили царя из города. Тем не менее, как это ни покажется странным, решение о том, что царь должен быть задержан в Екатеринбурге, было принято в одно мгновение. В два дня купец Ипатьев был выселен из своего дома, и началось возведение укрепленного деревянного забора вокруг дома, высота которого доходила до уровня второго этажа. Именно сюда 30 апреля были привезены царь, царица, великая княжна Мария Николаевна, доктор Боткин и трое сопровождавших их слуг, а также Анна Демидова, горничная царицы, Чемодуров, камердинер царя, и Седнев, лакей великих княжон.
Сначала охрана была сформирована из выбранных наугад солдат, которые часто сменялись. Позже в охрану были набраны исключительно рабочие заводов Зиссерта и фабрики братьев Злоказовых. Они находились под командованием комиссара Авдеева, коменданта «дома особого назначения», как называли дом Ипатьева.
Условия содержания царской семьи были гораздо жестче, чем в Тобольске. Авдеев был пьяницей, который не сдерживал своих низменных инстинктов и при пособничестве своих подчиненных проявлял недюжинную изобретательность, придумывая все новые унижения для тех, кто оказался в его власти. У них не было другого выхода, кроме как смириться с лишениями, подавить свое раздражение и подчиниться приказаниям и капризам этих низких, грубых негодяев.
Прибыв в Екатеринбург 23 мая, цесаревич и три его сестры были немедленно отвезены в дом Ипатьева, где их ожидали родители. После мучительной разлуки воссоединение было для них огромной радостью, несмотря на все печальные обстоятельства настоящего и неопределенность будущего.
Через несколько часов привезли также Харитонова (повара), старого Труппа (лакея) и маленького Леонида Седнева. Генерала Татищева, графиню Гендрикову, мадемуазель Шнайдер и камердинера царицы Волкова сразу же отправили в тюрьму.
24 мая Чемодурова, который внезапно заболел, положили в тюремный госпиталь; там о нем просто забыли, и таким образом он избежал смерти.
Еще через несколько дней были куда-то увезены Нагорный и Седнев. Число оставшихся в заточении резко сократилось. К счастью, доктор Боткин, чья преданность царской семье была вне подозрений, остался в доме Ипатьева вместе с несколькими слугами, чья верность прошла испытание временем: Анной Демидовой, Харитоновым, Труппом и маленьким Леонидом Седневым. В эти дни жесточайших страданий присутствие доктора Боткина было большим утешением для пленников: он делал для них все, что мог, служил посредником между ними и комиссарами и, как мог, старался оградить их от оскорблений охраны.
Царь, царица и цесаревич занимали угловую комнату, выходившую окнами на площадь и на Вознесенский проезд; великие княжны жили в соседней комнате; ведущая туда дверь была снята. Сначала, когда там еще не было постели, они спали прямо на полу. Доктор Боткин спал в гостиной, а горничная царицы – в комнате, выходившей окнами на сад и Вознесенский проезд. Остальные пленники разместились на кухне и в передней.
И без того плохое здоровье Алексея Николаевича усугубилось усталостью от путешествия; большую часть дня он лежал, и, когда они выходили подышать воздухом, царь выносил его на руках в сад.
И семья, и слуги питались вместе с комиссарами, которые жили на том же этаже. Пленники, таким образом, находились в постоянной, непосредственной близости от этих грубых людей, которые почти все время были пьяны.
Дом был окружен вторым бревенчатым забором и превращен в настоящую крепость – тюрьму. Часовые стояли и внутри, и снаружи, пулеметы были установлены и внутри дома, и в саду. В комнате коменданта – первой от входа – жил комиссар Авдеев, его адъютант Москвин и несколько рабочих. Остальные охранники жили в подвале, но люди часто поднимались наверх и вламывались в комнаты императорской семьи. Пленников и в их мужестве поддерживала глубокая вера, которая в Тобольске вызывала искреннее восхищение всех окружающих и которая давала им силу и спокойствие, с которым они глядели в лицо своим страданиям. Они уже почти целиком были оторваны от мира. Царица и великие княжны часто пели религиозные хоралы, которые, помимо их воли, воздействовали на души охранников.
Постепенно их охранники несколько «гуманизировались» благодаря постоянному контакту со своими пленниками. Они были поражены их простотой, покорены их мягкостью и благородством, подавлены их спокойным достоинством и скоро оказались в подчинении у тех, кто целиком и полностью находился в их власти. Постоянно пьяный Авдеев был обезоружен таким величием духа; он все более осознавал всю низость своего положения и поведения. На смену первоначальной ожесточенности этих людей пришла искренняя жалость к пленникам.
Советская власть в Екатеринбурге состояла из:
а) регионального Совета Урала, который, в свою очередь, состоял из 30 членов под председательством комиссара Белобородова;
б) президиума – исполнительного органа, в который входили несколько человек: Белобородов, Голощекин, Сыромолотов, Сафаров, Войков и т. д.;
в) Чрезвычайки – это широко распространенное название Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, центральный орган которой находился в Москве, а отделения – по всей России. Это огромная организация, лежащая в основе режима Советов. Каждое отделение получает приказы непосредственно из Москвы и выполняет их своими силами. Любая Чрезвычайка имеет в своем распоряжении сеть германских агентов, обычно военнопленных, латышей, китайцев и т. д., которые на деле являются не кем иным, как высокооплачиваемыми палачами.
В Екатеринбурге Чрезвычайка была очень мощной и влиятельной организацией. Наиболее заметными ее членами были комиссары Юровский, Голощекин и т. д.
Авдеев находился в непосредственном подчинении у других комиссаров, членов президиума и Чрезвычайки. Они очень скоро заметили, как изменились чувства стражи по отношению к своим пленникам, и решили принять решительные меры. В Москве тоже ощущали беспокойство, как следует из телеграммы, направленной Белобородовым Свердлову и Голощекину (который тогда был в Москве):
В этот день Авдеев и его адъютант Москвин были арестованы, и их места заняли Юровский (еврей) и его подчиненный Никулин. Охрана, сформированная, как уже было сказано, из русских рабочих, была переведена в дом Попова, стоявший рядом с домом Ипатьева.
Юровский привел с собой 10 человек – почти все они были германо-австрийские военнопленные, – «выбранных» из числа исполнителей Чрезвычайки, и жизнь пленников стала сплошным мучением.
«Дом особого назначения» стал отделением Чрезвычайки. Прибывшие с Юровским сформировали внутреннюю охрану, а внешняя охрана все еще оставалась прерогативой русских рабочих.
В это время Москва уже приняла решение: императорская семья должна умереть. Приведенная выше телеграмма подтверждает это. Направленный в Москву Сыромолотов должен был вернуться вместе с Голощекиным и привезти с собой указания от Свердлова. Тем временем Юровский вел подготовительную работу. Несколько дней подряд он совершал верховые прогулки в окрестностях города. Видели, как он искал там место, наиболее подходящее для его планов, – там он должен был избавиться от тел. И этот же самый человек с непередаваемым цинизмом садился у изголовья цесаревича.
Проходит несколько дней; возвращаются Голощекин и Сыромолотов. Все готово.
В воскресенье 14 июля Юровский вызывает священника, отца Сторожева, и разрешает провести службу. Пленники уже приговорены к смерти, и им нельзя отказать в отправлении религиозных потребностей.
На следующий день отдает приказ перевести маленького Леонида Седнева в дом Попова, где расквартированы русские часовые.
16-го, около семи вечера, он приказывает своему доверенному лицу Медведеву (он руководил русскими рабочими) принести ему 12 наганов, которыми были вооружены русские охранники. Когда его приказ был выполнен, он сказал Медведеву, что императорская семья будет убита той же ночью, и поручил ему позже проинформировать об этом русскую охрану. Медведев сообщил им об этом в 10 вечера.
Вскоре после полуночи Юровский входит в комнату, занятую членами императорской семьи, будит их вместе с их приближенными и велит им приготовиться следовать за ним. Якобы их должны перевести в другое, более безопасное место, потому что в городе начались волнения, а пока им будет лучше оставаться на нижнем этаже.
Они собрались очень быстро. Они берут с собой лишь некоторые личные вещи, несколько подушек и затем по внутренней лестнице спускаются во двор, откуда входят в подвал. Впереди идут Юровский и Никулин, за ними следуют царь с Алексеем Николаевичем на руках, царица, великие княжны, доктор Боткин, Анна Демидова, Харитонов и Трупп.
Пленники остаются в комнате, указанной Юровским. Они убеждены, что повозки или машины, которые должны увезти их, скоро прибудут, но, поскольку ожидание может затянуться, просят дать им стулья. Им приносят три стула. Цесаревич, который не может стоять из-за больной ноги, садится посередине комнаты. Царь занимает место возле него, доктор стоит справа и чуть позади. Царица садится у стены (справа от двери, через которую они вошли), недалеко от окна. На ее стул и на стул Алексея Николаевича положили по подушке. Позади матери стоит одна из дочерей, вероятно Татьяна. В углу на той же стороне стоит Анна Демидова с двумя подушками в руках. Остальные княжны стоят, прислонившись к самой дальней от двери стене. Справа в углу – Харитонов и старый Трупп.
Ожидание затягивается. Внезапно в комнату снова входит Юровский с семью австро-немцами и еще двумя своими подручными – Ермаковым и Вагановым, уполномоченными оперативниками Чрезвычайки. Здесь же и Медведев. Юровский выходит вперед и говорит царю: «Ваши люди пытались спасти вас, но потерпели неудачу, и мы вынуждены убить вас». Он быстро вскидывает пистолет и в упор стреляет в царя, который сразу же падает замертво. Это – сигнал для всех остальных. Каждый из убийц выбрал для себя жертву. Юровский оставил царя и царицу себе. Для большинства пленников смерть была мгновенной, но Алексей Николаевич еще слабо стонет. Юровский добивает его выстрелом из своего пистолета. Анастасия Николаевна только легко ранена и начинает кричать, когда к ней приближается убийца. Ее убивают штыком. Анна Демидова тоже только ранена благодаря подушкам, которые она держала в руках. Она мечется по комнате и в конце концов падает под ударами штыков убийц.
Показания свидетелей дали возможность следствию восстановить эту ужасную картину до мельчайших деталей. Этими свидетелями были Павел Медведев,[70] один из убийц, Анатолий Якимов, который присутствовал при этом, хотя и отрицает этот факт, и Филипп Проскуряков, который описал эту сцену со слов очевидцев. Все трое были охранниками в доме Ипатьева.
Когда все заканчивается, комиссары снимают с убитых все украшения и относят тела к грузовику, который стоит во дворе между двумя деревянными заборами.
Они торопятся закончить все до зари. Погребальная процессия пересекает еще спящий город и направляется к лесу. Комиссар Ваганов едет впереди, чтобы не допустить встречи со случайными прохожими.
Когда они приближаются к поляне, которую наметили для себя, он видит едущую навстречу телегу с крестьянами. Это едет женщина из деревни Коптяки, которая вместе с сыном и невесткой направляется в город торговать рыбой. Он приказывает им развернуться и ехать домой. Чтобы убедиться, что его приказ выполнен, он едет вместе с ними и под страхом смерти запрещает им оборачиваться. Однако женщина успевает заметить большой темный предмет, движущийся вслед за всадником. Вернувшись в деревню, она рассказывает об увиденном. Озадаченные крестьяне отправляются на поиски и натыкаются возле леса на кордоны часовых.
Наконец с большим трудом машина добирается до места. Тела кладут на землю и частично раздевают. Именно тогда комиссары и нашли драгоценности, которые княжны прятали у себя под одеждой. Они сразу же хватают их, но в спешке теряют несколько предметов. Тела расчленяют и кладут на кучи хвороста, который обливают бензином и поджигают. То, что не поддается огню, уничтожается при помощи серной кислоты. В течение трех дней и трех ночей убийцы под руководством Юровского заметают следы своего преступления. 175 килограммов серной кислоты и 300 литров бензина сделали свое дело.
Наконец 20 июля все закончено. Убийцы прячут следы от костров, а золу сбрасывают в шахту и развеивают пепел по ветру, чтобы ничто не выдало тайны этого страшного места.
Почему эти люди так старались скрыть следы своего преступления? Почему, называя себя слугами правосудия, они прятались, как загнанные звери? И от кого, собственно, они прятались?
Павел Медведев в своих показаниях дает ответ на эти вопросы. После того как преступление было совершено, Юровский подошел к нему и сказал: «Оставь часовых снаружи на случай непредвиденных осложнений». Все последующие дни часовые продолжали нести вахту по периметру пустого дома, как будто ничего не произошло, как будто за деревянными стенами по-прежнему обитали пленники.
Те, кто ничего не должен был знать о случившемся, – это русские люди. Именно их надо было во что бы то ни стало обмануть.
Это доказывает еще один факт: 1 июля были специально убраны из дома Ипатьева Авдеев и русская охрана. Комиссары больше не доверяли рабочим с завода Зиссерта и с фабрики братьев Злоказовых, которые поддерживали их и даже сами изъявили желание «сторожить Николая». Комиссары знали, что никто, кроме наемных убийц, преступников или иностранцев, не согласится выполнить столь низкое поручение. Такими убийцами стали: Юровский (еврей), Медведев, Ваганов, Ермаков, Никулин (бывшие заключенные) и семеро австро-немцев.
Да, они прятались именно от русских людей, которым, по их словам, служили. Совершенно ясно, чего они боялись – их мести.
Наконец 20 июля они решили объявить о смерти императора. Вот листовка, где говорится об этом:
Рукой Юровского водил Свердлов, и оба они были евреями.
Царю не выносили смертного приговора. Более того, его даже не судили! Да и кто мог бы его судить?! Он просто был убит! А как же насчет царицы, детей, доктора Боткина и троих слуг? Но разве это имеет значение для убийц? Они уверены в своей безнаказанности: убила пуля, огонь уничтожил, а земля скрыла то, что не смог поглотить огонь. Их не мучила совесть. Никто из них не хотел об этом говорить; они были объединены общим позором.
Эти люди ошибались.
После многих месяцев блуждания впотьмах следственная комиссия предприняла тщательное изучение места происшествия в лесу. Была изучена каждая пядь земли, и в конце концов угольная шахта, грунт поляны и трава в непосредственной близости от места убийства раскрыли свои тайны. Следователи обнаружили множество мелких предметов, втоптанных в землю, идентифицировали и классифицировали их. Среди них были:
– пряжка с ремня Николая Романова, фрагмент его головного убора, медальон, где всегда хранилась фотография царицы (правда, сама она исчезла), который царь постоянно носил с собой, и т. д.;
– любимые серьги царицы (одна из них была сломана), фрагменты ее одежды, стекло от очков, которое можно было узнать по характерной форме, и т. д.;
– пряжка от ремня цесаревича, несколько пуговиц, фрагменты его плаща и т. д.;
– множество мелких предметов, принадлежавших княжнам: фрагменты бус, обувь, пуговицы, крючки, кнопки и т. д.;
– шесть металлических планшеток от корсета – в данном случае важна цифра «шесть». Это очень важное число, если вспомнить число погибших женщин: царица, четыре княжны, Анна Демидова;
– вставные зубы доктора Боткина, осколки его очков, пуговицы и т. д.;
– обугленные кости и фрагменты костей, наполовину уничтоженные кислотой и со следами какого-то режущего инструмента (лопаты), пули – без сомнения, те, которые остались в телах погибших, и довольно большое число расплавленного свинца.
Этот список – увы! – не оставлял надежды на спасение царской семьи и раскрывал ужасные подробности этой сцены. Комиссар Волков ошибался; мир теперь знает о том, что они сделали с ними.
Тем временем убийцы начали чувствовать себя не очень-то уютно. Агенты, которых они оставили в Екатеринбурге, чтобы сбить следствие со следа, сообщали им о ходе расследования. Когда они поняли, что скоро правда раскроется и весь мир узнает о произошедшем, они испугались и попытались переложить ответственность за свои преступления на других. Именно тогда они обвинили во всем социалистов-революционеров; они утверждали, что те замыслили и привели в исполнение это преступление, чтобы скомпрометировать большевиков. В сентябре 1919 года ими были арестованы 28 человек, ложно обвиненных в убийстве императорской семьи. Пятеро из них были приговорены к смерти и казнены.
Этот отвратительный фарс свидетельствует о цинизме этих людей, которые без колебаний послали на смерть невинных людей, но не взяли на себя ответственность за одно из самых отвратительных преступлений в истории человечества.
Остается только упомянуть о трагедии в Алапаевске, которая тесно связана с преступлением в Екатеринбурге. Речь идет о гибели нескольких других членов императорской семьи.
Великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра царицы, великий князь Сергей Михайлович, кузен царя, князья Иван, Константин и Игорь – сыновья великого князя Константина, и князь Палей, сын великого князя Павла, были арестованы весной 1918 года и увезены в маленький городок Алапаевск, расположенный в 150 верстах от Екатеринбурга. Монахиня Варвара Яковлева, компаньонка великой княгини, и Ф. Ремез, секретарь великого князя Сергея, разделили их участь. Их тюрьмой стало школьное здание.
Ночью с 17 на 18 июля, через 24 часа после екатеринбургской трагедии, их увезли за 12 верст от Алапаевска. Там, в лесу, их и убили. Тела бросили в штольню заброшенной шахты, где их и нашли в октябре 1918 года под слоем земли, который накрыл их после взрыва гранаты.
При вскрытии выяснилось, что застрелен был только великий князь Сергей, но следствие так и не смогло установить, как именно были убиты остальные жертвы. Вероятно, они пали под ударами прикладов.
Это беспримерное по своей жестокости преступление было делом рук комиссара Сафарова, члена Екатеринбургского президиума, который действовал исключительно по приказу из Москвы.
Через несколько дней после взятия Екатеринбурга, когда в городе был восстановлен порядок, а мертвые были похоронены, недалеко от тюрьмы мы обнаружили еще два тела. В карманах одного из них мы нашли расписку на 6000 рублей, выписанную на имя гражданина Долгорукова. По описанию свидетелей, это был князь Долгоруков. Есть все основания полагать, что тело второго человека принадлежало генералу Татищеву.
Они оба умерли за царя. Однажды еще в Тобольске генерал Татищев сказал мне: «Я знаю, что я не сумею выйти отсюда живым. Я могу просить только об одном – чтобы меня не разлучали с царем и чтобы я мог пойти за ним на смерть». Даже в этом ему было отказано.
Графиня Гендрикова и мадемуазель Шнайдер были увезены из Екатеринбурга через несколько дней после смерти царской семьи. Они были отправлены в Пермь и там расстреляны в ночь с 3 на 4 сентября. Тела их были найдены и опознаны в мае 1919 года.
Что касается Нагорного и лакея Алексея Седнева, то их убили в пригороде Екатеринбурга в начале июня 1918 года. Их тела были найдены на месте казни два месяца спустя.
Все они, начиная с генерала и заканчивая лакеем, без колебаний пожертвовали своими жизнями и смело встретили смерть. Матрос Нагорный, простой украинский крестьянин, мог спасти свою жизнь, сказав одно лишь слово. Он только должен был отречься от своего царя. Но он не произнес ни слова.
Долгое время с простой и искренней верой они служили тем, кого любили, тем, кто мог внушить всем окружающим такую любовь, такое мужество и готовность к самопожертвованию.
Примерно в середине мая 1918 года Янкель (Яков. – Примеч. пер.) Свердлов, председатель Исполнительного комитета в Москве, уступая давлению германских властей,[69] послал в Тобольск комиссара Яковлева, чтобы обеспечить переезд императорской семьи в Москву или Петроград. Выполняя эту задачу, он столкнулся с сопротивлением, которое изо всех сил пытался преодолеть (по крайней мере, так доказано следствием). Это сопротивление было организовано правительством Урала, штаб-квартира которого находилась в Екатеринбурге. Именно оно расставили ловушку, которая помогла схватить императора по дороге в Москву. Однако, кажется, установлено также, что этот план был тайно одобрен в Москве. Более чем вероятно, что Свердлов играл в этом деле двойную роль: притворившись, что уступает требованию барона фон Мирбаха, он на деле договорился с большевиками в Екатеринбурге, чтобы те не выпустили царя из города. Тем не менее, как это ни покажется странным, решение о том, что царь должен быть задержан в Екатеринбурге, было принято в одно мгновение. В два дня купец Ипатьев был выселен из своего дома, и началось возведение укрепленного деревянного забора вокруг дома, высота которого доходила до уровня второго этажа. Именно сюда 30 апреля были привезены царь, царица, великая княжна Мария Николаевна, доктор Боткин и трое сопровождавших их слуг, а также Анна Демидова, горничная царицы, Чемодуров, камердинер царя, и Седнев, лакей великих княжон.
Сначала охрана была сформирована из выбранных наугад солдат, которые часто сменялись. Позже в охрану были набраны исключительно рабочие заводов Зиссерта и фабрики братьев Злоказовых. Они находились под командованием комиссара Авдеева, коменданта «дома особого назначения», как называли дом Ипатьева.
Условия содержания царской семьи были гораздо жестче, чем в Тобольске. Авдеев был пьяницей, который не сдерживал своих низменных инстинктов и при пособничестве своих подчиненных проявлял недюжинную изобретательность, придумывая все новые унижения для тех, кто оказался в его власти. У них не было другого выхода, кроме как смириться с лишениями, подавить свое раздражение и подчиниться приказаниям и капризам этих низких, грубых негодяев.
Прибыв в Екатеринбург 23 мая, цесаревич и три его сестры были немедленно отвезены в дом Ипатьева, где их ожидали родители. После мучительной разлуки воссоединение было для них огромной радостью, несмотря на все печальные обстоятельства настоящего и неопределенность будущего.
Через несколько часов привезли также Харитонова (повара), старого Труппа (лакея) и маленького Леонида Седнева. Генерала Татищева, графиню Гендрикову, мадемуазель Шнайдер и камердинера царицы Волкова сразу же отправили в тюрьму.
24 мая Чемодурова, который внезапно заболел, положили в тюремный госпиталь; там о нем просто забыли, и таким образом он избежал смерти.
Еще через несколько дней были куда-то увезены Нагорный и Седнев. Число оставшихся в заточении резко сократилось. К счастью, доктор Боткин, чья преданность царской семье была вне подозрений, остался в доме Ипатьева вместе с несколькими слугами, чья верность прошла испытание временем: Анной Демидовой, Харитоновым, Труппом и маленьким Леонидом Седневым. В эти дни жесточайших страданий присутствие доктора Боткина было большим утешением для пленников: он делал для них все, что мог, служил посредником между ними и комиссарами и, как мог, старался оградить их от оскорблений охраны.
Царь, царица и цесаревич занимали угловую комнату, выходившую окнами на площадь и на Вознесенский проезд; великие княжны жили в соседней комнате; ведущая туда дверь была снята. Сначала, когда там еще не было постели, они спали прямо на полу. Доктор Боткин спал в гостиной, а горничная царицы – в комнате, выходившей окнами на сад и Вознесенский проезд. Остальные пленники разместились на кухне и в передней.
И без того плохое здоровье Алексея Николаевича усугубилось усталостью от путешествия; большую часть дня он лежал, и, когда они выходили подышать воздухом, царь выносил его на руках в сад.
И семья, и слуги питались вместе с комиссарами, которые жили на том же этаже. Пленники, таким образом, находились в постоянной, непосредственной близости от этих грубых людей, которые почти все время были пьяны.
Дом был окружен вторым бревенчатым забором и превращен в настоящую крепость – тюрьму. Часовые стояли и внутри, и снаружи, пулеметы были установлены и внутри дома, и в саду. В комнате коменданта – первой от входа – жил комиссар Авдеев, его адъютант Москвин и несколько рабочих. Остальные охранники жили в подвале, но люди часто поднимались наверх и вламывались в комнаты императорской семьи. Пленников и в их мужестве поддерживала глубокая вера, которая в Тобольске вызывала искреннее восхищение всех окружающих и которая давала им силу и спокойствие, с которым они глядели в лицо своим страданиям. Они уже почти целиком были оторваны от мира. Царица и великие княжны часто пели религиозные хоралы, которые, помимо их воли, воздействовали на души охранников.
Постепенно их охранники несколько «гуманизировались» благодаря постоянному контакту со своими пленниками. Они были поражены их простотой, покорены их мягкостью и благородством, подавлены их спокойным достоинством и скоро оказались в подчинении у тех, кто целиком и полностью находился в их власти. Постоянно пьяный Авдеев был обезоружен таким величием духа; он все более осознавал всю низость своего положения и поведения. На смену первоначальной ожесточенности этих людей пришла искренняя жалость к пленникам.
Советская власть в Екатеринбурге состояла из:
а) регионального Совета Урала, который, в свою очередь, состоял из 30 членов под председательством комиссара Белобородова;
б) президиума – исполнительного органа, в который входили несколько человек: Белобородов, Голощекин, Сыромолотов, Сафаров, Войков и т. д.;
в) Чрезвычайки – это широко распространенное название Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, центральный орган которой находился в Москве, а отделения – по всей России. Это огромная организация, лежащая в основе режима Советов. Каждое отделение получает приказы непосредственно из Москвы и выполняет их своими силами. Любая Чрезвычайка имеет в своем распоряжении сеть германских агентов, обычно военнопленных, латышей, китайцев и т. д., которые на деле являются не кем иным, как высокооплачиваемыми палачами.
В Екатеринбурге Чрезвычайка была очень мощной и влиятельной организацией. Наиболее заметными ее членами были комиссары Юровский, Голощекин и т. д.
Авдеев находился в непосредственном подчинении у других комиссаров, членов президиума и Чрезвычайки. Они очень скоро заметили, как изменились чувства стражи по отношению к своим пленникам, и решили принять решительные меры. В Москве тоже ощущали беспокойство, как следует из телеграммы, направленной Белобородовым Свердлову и Голощекину (который тогда был в Москве):
Эта телеграмма датирована 4 июля.«Сыромолотов только что отбыл в Москву, чтобы организовать соответствующие инструкции из центра. Беспокойство излишне. Беспокоиться не о чем. Авдеев отозван. Москвин арестован. Авдеева сменил Юровский. Внутренняя охрана заменена».
В этот день Авдеев и его адъютант Москвин были арестованы, и их места заняли Юровский (еврей) и его подчиненный Никулин. Охрана, сформированная, как уже было сказано, из русских рабочих, была переведена в дом Попова, стоявший рядом с домом Ипатьева.
Юровский привел с собой 10 человек – почти все они были германо-австрийские военнопленные, – «выбранных» из числа исполнителей Чрезвычайки, и жизнь пленников стала сплошным мучением.
«Дом особого назначения» стал отделением Чрезвычайки. Прибывшие с Юровским сформировали внутреннюю охрану, а внешняя охрана все еще оставалась прерогативой русских рабочих.
В это время Москва уже приняла решение: императорская семья должна умереть. Приведенная выше телеграмма подтверждает это. Направленный в Москву Сыромолотов должен был вернуться вместе с Голощекиным и привезти с собой указания от Свердлова. Тем временем Юровский вел подготовительную работу. Несколько дней подряд он совершал верховые прогулки в окрестностях города. Видели, как он искал там место, наиболее подходящее для его планов, – там он должен был избавиться от тел. И этот же самый человек с непередаваемым цинизмом садился у изголовья цесаревича.
Проходит несколько дней; возвращаются Голощекин и Сыромолотов. Все готово.
В воскресенье 14 июля Юровский вызывает священника, отца Сторожева, и разрешает провести службу. Пленники уже приговорены к смерти, и им нельзя отказать в отправлении религиозных потребностей.
На следующий день отдает приказ перевести маленького Леонида Седнева в дом Попова, где расквартированы русские часовые.
16-го, около семи вечера, он приказывает своему доверенному лицу Медведеву (он руководил русскими рабочими) принести ему 12 наганов, которыми были вооружены русские охранники. Когда его приказ был выполнен, он сказал Медведеву, что императорская семья будет убита той же ночью, и поручил ему позже проинформировать об этом русскую охрану. Медведев сообщил им об этом в 10 вечера.
Вскоре после полуночи Юровский входит в комнату, занятую членами императорской семьи, будит их вместе с их приближенными и велит им приготовиться следовать за ним. Якобы их должны перевести в другое, более безопасное место, потому что в городе начались волнения, а пока им будет лучше оставаться на нижнем этаже.
Они собрались очень быстро. Они берут с собой лишь некоторые личные вещи, несколько подушек и затем по внутренней лестнице спускаются во двор, откуда входят в подвал. Впереди идут Юровский и Никулин, за ними следуют царь с Алексеем Николаевичем на руках, царица, великие княжны, доктор Боткин, Анна Демидова, Харитонов и Трупп.
Пленники остаются в комнате, указанной Юровским. Они убеждены, что повозки или машины, которые должны увезти их, скоро прибудут, но, поскольку ожидание может затянуться, просят дать им стулья. Им приносят три стула. Цесаревич, который не может стоять из-за больной ноги, садится посередине комнаты. Царь занимает место возле него, доктор стоит справа и чуть позади. Царица садится у стены (справа от двери, через которую они вошли), недалеко от окна. На ее стул и на стул Алексея Николаевича положили по подушке. Позади матери стоит одна из дочерей, вероятно Татьяна. В углу на той же стороне стоит Анна Демидова с двумя подушками в руках. Остальные княжны стоят, прислонившись к самой дальней от двери стене. Справа в углу – Харитонов и старый Трупп.
Ожидание затягивается. Внезапно в комнату снова входит Юровский с семью австро-немцами и еще двумя своими подручными – Ермаковым и Вагановым, уполномоченными оперативниками Чрезвычайки. Здесь же и Медведев. Юровский выходит вперед и говорит царю: «Ваши люди пытались спасти вас, но потерпели неудачу, и мы вынуждены убить вас». Он быстро вскидывает пистолет и в упор стреляет в царя, который сразу же падает замертво. Это – сигнал для всех остальных. Каждый из убийц выбрал для себя жертву. Юровский оставил царя и царицу себе. Для большинства пленников смерть была мгновенной, но Алексей Николаевич еще слабо стонет. Юровский добивает его выстрелом из своего пистолета. Анастасия Николаевна только легко ранена и начинает кричать, когда к ней приближается убийца. Ее убивают штыком. Анна Демидова тоже только ранена благодаря подушкам, которые она держала в руках. Она мечется по комнате и в конце концов падает под ударами штыков убийц.
Показания свидетелей дали возможность следствию восстановить эту ужасную картину до мельчайших деталей. Этими свидетелями были Павел Медведев,[70] один из убийц, Анатолий Якимов, который присутствовал при этом, хотя и отрицает этот факт, и Филипп Проскуряков, который описал эту сцену со слов очевидцев. Все трое были охранниками в доме Ипатьева.
Когда все заканчивается, комиссары снимают с убитых все украшения и относят тела к грузовику, который стоит во дворе между двумя деревянными заборами.
Они торопятся закончить все до зари. Погребальная процессия пересекает еще спящий город и направляется к лесу. Комиссар Ваганов едет впереди, чтобы не допустить встречи со случайными прохожими.
Когда они приближаются к поляне, которую наметили для себя, он видит едущую навстречу телегу с крестьянами. Это едет женщина из деревни Коптяки, которая вместе с сыном и невесткой направляется в город торговать рыбой. Он приказывает им развернуться и ехать домой. Чтобы убедиться, что его приказ выполнен, он едет вместе с ними и под страхом смерти запрещает им оборачиваться. Однако женщина успевает заметить большой темный предмет, движущийся вслед за всадником. Вернувшись в деревню, она рассказывает об увиденном. Озадаченные крестьяне отправляются на поиски и натыкаются возле леса на кордоны часовых.
Наконец с большим трудом машина добирается до места. Тела кладут на землю и частично раздевают. Именно тогда комиссары и нашли драгоценности, которые княжны прятали у себя под одеждой. Они сразу же хватают их, но в спешке теряют несколько предметов. Тела расчленяют и кладут на кучи хвороста, который обливают бензином и поджигают. То, что не поддается огню, уничтожается при помощи серной кислоты. В течение трех дней и трех ночей убийцы под руководством Юровского заметают следы своего преступления. 175 килограммов серной кислоты и 300 литров бензина сделали свое дело.
Наконец 20 июля все закончено. Убийцы прячут следы от костров, а золу сбрасывают в шахту и развеивают пепел по ветру, чтобы ничто не выдало тайны этого страшного места.
Почему эти люди так старались скрыть следы своего преступления? Почему, называя себя слугами правосудия, они прятались, как загнанные звери? И от кого, собственно, они прятались?
Павел Медведев в своих показаниях дает ответ на эти вопросы. После того как преступление было совершено, Юровский подошел к нему и сказал: «Оставь часовых снаружи на случай непредвиденных осложнений». Все последующие дни часовые продолжали нести вахту по периметру пустого дома, как будто ничего не произошло, как будто за деревянными стенами по-прежнему обитали пленники.
Те, кто ничего не должен был знать о случившемся, – это русские люди. Именно их надо было во что бы то ни стало обмануть.
Это доказывает еще один факт: 1 июля были специально убраны из дома Ипатьева Авдеев и русская охрана. Комиссары больше не доверяли рабочим с завода Зиссерта и с фабрики братьев Злоказовых, которые поддерживали их и даже сами изъявили желание «сторожить Николая». Комиссары знали, что никто, кроме наемных убийц, преступников или иностранцев, не согласится выполнить столь низкое поручение. Такими убийцами стали: Юровский (еврей), Медведев, Ваганов, Ермаков, Никулин (бывшие заключенные) и семеро австро-немцев.
Да, они прятались именно от русских людей, которым, по их словам, служили. Совершенно ясно, чего они боялись – их мести.
Наконец 20 июля они решили объявить о смерти императора. Вот листовка, где говорится об этом:
В этом документе упоминается о вынесении смертного приговора Николаю II якобы Президиумом Совета депутатов Урала. Это ложь! Мы знаем, что решение было принято в Москве Свердловым, а его указания были переданы Юровскому Голощекиным и Сыромолотовым.«Р е ш е$7
Президиума местного Совета рабочих, к рестьянских
и солдатских депутатов Урала.
Ввиду того что чехословацкие банды угрожают столице советского Урала – Екатеринбургу и что коронованный преступник может уйти от наказания (только что раскрыт заговор, имевший своей целью спасение царской семьи), Президиум Совета, выполняя волю народа, постановил признать бывшего царя Николая Романова виновным в кровавых преступлениях перед народом и приговорить его к расстрелу.
Решение Президиума было приведено в исполнение в ночь с 16 на 17 июля.
Семья Романова перевезена в более безопасное место.
Президиум Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала.
Р е ш е$7
Президиума Центрального исполнительного комитета России от 18 июля сего года. Центральный Исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в лице его председателя одобряет действия Президиума Совета Урала.
Председатель ЦИК Я.Свердлов».
Рукой Юровского водил Свердлов, и оба они были евреями.
Царю не выносили смертного приговора. Более того, его даже не судили! Да и кто мог бы его судить?! Он просто был убит! А как же насчет царицы, детей, доктора Боткина и троих слуг? Но разве это имеет значение для убийц? Они уверены в своей безнаказанности: убила пуля, огонь уничтожил, а земля скрыла то, что не смог поглотить огонь. Их не мучила совесть. Никто из них не хотел об этом говорить; они были объединены общим позором.
Эти люди ошибались.
После многих месяцев блуждания впотьмах следственная комиссия предприняла тщательное изучение места происшествия в лесу. Была изучена каждая пядь земли, и в конце концов угольная шахта, грунт поляны и трава в непосредственной близости от места убийства раскрыли свои тайны. Следователи обнаружили множество мелких предметов, втоптанных в землю, идентифицировали и классифицировали их. Среди них были:
– пряжка с ремня Николая Романова, фрагмент его головного убора, медальон, где всегда хранилась фотография царицы (правда, сама она исчезла), который царь постоянно носил с собой, и т. д.;
– любимые серьги царицы (одна из них была сломана), фрагменты ее одежды, стекло от очков, которое можно было узнать по характерной форме, и т. д.;
– пряжка от ремня цесаревича, несколько пуговиц, фрагменты его плаща и т. д.;
– множество мелких предметов, принадлежавших княжнам: фрагменты бус, обувь, пуговицы, крючки, кнопки и т. д.;
– шесть металлических планшеток от корсета – в данном случае важна цифра «шесть». Это очень важное число, если вспомнить число погибших женщин: царица, четыре княжны, Анна Демидова;
– вставные зубы доктора Боткина, осколки его очков, пуговицы и т. д.;
– обугленные кости и фрагменты костей, наполовину уничтоженные кислотой и со следами какого-то режущего инструмента (лопаты), пули – без сомнения, те, которые остались в телах погибших, и довольно большое число расплавленного свинца.
Этот список – увы! – не оставлял надежды на спасение царской семьи и раскрывал ужасные подробности этой сцены. Комиссар Волков ошибался; мир теперь знает о том, что они сделали с ними.
Тем временем убийцы начали чувствовать себя не очень-то уютно. Агенты, которых они оставили в Екатеринбурге, чтобы сбить следствие со следа, сообщали им о ходе расследования. Когда они поняли, что скоро правда раскроется и весь мир узнает о произошедшем, они испугались и попытались переложить ответственность за свои преступления на других. Именно тогда они обвинили во всем социалистов-революционеров; они утверждали, что те замыслили и привели в исполнение это преступление, чтобы скомпрометировать большевиков. В сентябре 1919 года ими были арестованы 28 человек, ложно обвиненных в убийстве императорской семьи. Пятеро из них были приговорены к смерти и казнены.
Этот отвратительный фарс свидетельствует о цинизме этих людей, которые без колебаний послали на смерть невинных людей, но не взяли на себя ответственность за одно из самых отвратительных преступлений в истории человечества.
Остается только упомянуть о трагедии в Алапаевске, которая тесно связана с преступлением в Екатеринбурге. Речь идет о гибели нескольких других членов императорской семьи.
Великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра царицы, великий князь Сергей Михайлович, кузен царя, князья Иван, Константин и Игорь – сыновья великого князя Константина, и князь Палей, сын великого князя Павла, были арестованы весной 1918 года и увезены в маленький городок Алапаевск, расположенный в 150 верстах от Екатеринбурга. Монахиня Варвара Яковлева, компаньонка великой княгини, и Ф. Ремез, секретарь великого князя Сергея, разделили их участь. Их тюрьмой стало школьное здание.
Ночью с 17 на 18 июля, через 24 часа после екатеринбургской трагедии, их увезли за 12 верст от Алапаевска. Там, в лесу, их и убили. Тела бросили в штольню заброшенной шахты, где их и нашли в октябре 1918 года под слоем земли, который накрыл их после взрыва гранаты.
При вскрытии выяснилось, что застрелен был только великий князь Сергей, но следствие так и не смогло установить, как именно были убиты остальные жертвы. Вероятно, они пали под ударами прикладов.
Это беспримерное по своей жестокости преступление было делом рук комиссара Сафарова, члена Екатеринбургского президиума, который действовал исключительно по приказу из Москвы.
Через несколько дней после взятия Екатеринбурга, когда в городе был восстановлен порядок, а мертвые были похоронены, недалеко от тюрьмы мы обнаружили еще два тела. В карманах одного из них мы нашли расписку на 6000 рублей, выписанную на имя гражданина Долгорукова. По описанию свидетелей, это был князь Долгоруков. Есть все основания полагать, что тело второго человека принадлежало генералу Татищеву.
Они оба умерли за царя. Однажды еще в Тобольске генерал Татищев сказал мне: «Я знаю, что я не сумею выйти отсюда живым. Я могу просить только об одном – чтобы меня не разлучали с царем и чтобы я мог пойти за ним на смерть». Даже в этом ему было отказано.
Графиня Гендрикова и мадемуазель Шнайдер были увезены из Екатеринбурга через несколько дней после смерти царской семьи. Они были отправлены в Пермь и там расстреляны в ночь с 3 на 4 сентября. Тела их были найдены и опознаны в мае 1919 года.
Что касается Нагорного и лакея Алексея Седнева, то их убили в пригороде Екатеринбурга в начале июня 1918 года. Их тела были найдены на месте казни два месяца спустя.
Все они, начиная с генерала и заканчивая лакеем, без колебаний пожертвовали своими жизнями и смело встретили смерть. Матрос Нагорный, простой украинский крестьянин, мог спасти свою жизнь, сказав одно лишь слово. Он только должен был отречься от своего царя. Но он не произнес ни слова.
Долгое время с простой и искренней верой они служили тем, кого любили, тем, кто мог внушить всем окружающим такую любовь, такое мужество и готовность к самопожертвованию.
<< Назад Вперёд>>
