4.2. Торговый кредит в российской внешней торговле до 1914 г.
Хотя в конце XVIII в. внешняя торговля России в основном финансировалась британским и голландским капиталом, платежные средства (монеты), используемые для погашения дефицита баланса в торговле с такими странами, как Великобритания, в Российской империи обычно были по происхождению голландскими. Британские металлические деньги получили распространение в России только с 1840-х гг., когда в стране, помимо голландских, широко ходили французские, испанские, прусские монеты, а также денежные знаки других германских княжеств435. Лондонский торговец в 1700 г. в письме корреспонденту в Гулле описывал торговлю в Архангельске «как в основном бартерную», но замечал: «...Вы можете быть уверены, что здесь охотно принимают и риксталеры и дукаты»436. В этот период британские торговцы были вынуждены вступать в торговые, платежные или биржевые контакты с Амстердамом. Однако же в 1763 г. ситуация изменилась вследствие краха Амстердамской биржи и разорения множества амстердамских торговых домов. Следующий кризис 1772 г. имел еще более неблагоприятные последствия для экономики Амстердама. Две фирмы, известные финансированием внешнеторговых операций с Россией, — «Андрис Пельс и сыновья» (Andries Pels & Sons), основанная в 1707 г., и «Клиффорд и сыновья» (Clifford & Sons) — объявили о своей ликвидации. Впоследствии голландский капитал переключился с финансирования русской торговли на операции с российским государственным долгом, хотя и некоторое время спустя взаимные платежи на Балтике проводились горсткой амстердамских банкиров437.
В деловой переписке представителей британской коммерции в 1786 г. заявлялось, что российская внешняя торговля «в значительной мере ведется на кредиты торговцев в Великобритании, которые расплачиваются наличными и часто авансируют приобретение заказанных ими товаров... и продают присланные им товары благодаря долгосрочному кредиту». Ставка такого кредита в 12% годовых и комиссия в размере 3% для грузов, с которыми они могли вести сделки от имени третьей стороны, давали британским коммерсантам надежду на возвращение капитала с 10—15%-ной прибылью, на которую в тот период рассчитывали международные торговцы438.
Роль Голландии в системе международных платежей сошла на нет в результате Войны за независимость в США, направившей капиталы через Атлантику, а окончательно ее подорвали последующие Наполеоновские войны. Фирмы «Милман и сыновья» (Muilman & Sons) и «Р. и Т. де Смет» (R. & Th. de Smeth), которые играли важную роль в финансировании внешней торговли России, разорились. Полностью распались связи Амстердама с Лондоном, который стал независимым финансовым центром439. В 1802 г. Генри Томтон (Thomton), лондонский банкир, имевший интерес к русской торговле, не без основания заметил, что «Лондон превратился в торговую метрополию Европы и, разумеется, всего мира»440.
Крупный банкирский дом Амстердама «Гопе и Кo» (Норе & Сo), который в 1794 г. временно перенес свою штаб-квартиру в Лондон, вернулся в Амстердам после окончания французской оккупации. Впоследствии этот банкирский дом, который приобрел известность как в финансировании торговли, так и в эмиссии русских государственных займов, сосредоточил свою активность, причем довольно успешно, на последнем виде операций441.
С расширением русской торговли в XIX в. доминирующую роль в ней у британских фирм перехватили германские по происхождению коммерсанты, и британские торговые дома, ведшие операции на российском рынке, стремились поэтому использовать свой капитал иным способом, нежели в форме прямого участия в международном товарообмене, как это сделали голландцы в XVIII в. перед лицом британской конкуренции. Те солидные британские торговые дома, чьи позиции в торговле оказались под угрозой со стороны новых конкурентов, связанных с западноевропейскими финансовыми центрами, имели возможность воспользоваться преимущественными контактами с лондонским Сити, чтобы перенести центр тяжести в своих операциях с торговых оборотов на кредитное посредничество. Финансирование международного товарообмена им представлялось более выгодным и привлекательным делом, чем собственно торговля. Физическое присутствие британских фирм в русских торговых пунктах в XIX в. обнаруживало тенденцию к снижению, но в то же время лондонский денежный рынок доминировал в кредитных операциях, необходимых для обслуживания внешнеторгового обмена России.
Хотя в нашу задачу не входит анализ предвоенной международной кредитной системы, необходимо все же кратко остановиться на том, насколько эта система удовлетворяла потребностям России в финансировании ее внешней торговли. Кредитный механизм, используемый в лондонском Сити, весьма напоминал методы финансирования амстердамских банкиров XVIII в., в особенности это относится к системе акцептного кредита. Ведущие торговые дома Лондона в действительности продавали право пользования у них кредитом в обмен на комиссионные тем торговцам, чьи векселя в противном случае потеряли бы всякую ценность. Небольшая комиссия, уплачиваемая торговцем за акцепт, была тому в конечном итоге выгодна, поскольку обходилась дешевле, чем неминуемое понижение учетной ставки векселя, предъявляемого к учету без акцептной пометки уважаемой фирмы.
Векселя учитывались специальными дисконтными конторами лондонского Сити, которые внедрили в свою практику правило учета всех векселей с условием, что учетная ставка является их непререкаемой прерогативой. Акцептант, торговый банк (merchant bank), который давал поручение по векселю, не был обязан непосредственно участвовать в торговой сделке, в результате которой появлялся данный вексель. В сущности, он предоставлял свою подпись только с той целью, чтобы повысить возможную стоимость векселя. Важно тем не менее, что банк удостоверял платежеспособность тех торговцев, чьи взаимные обязательства в форме векселя он акцептовал. По этой причине торговые банки специализировались в определенных регионах или вели дела с ограниченным видом товаров и, благодаря регулярным корреспондентским сношениям со своими агентами в зарубежных центрах, имели возможность следить за финансовым положением своих клиентов. «Само собой разумелось, что должник, в пользу которого он <торговый банкир> акцептовал вексель, обеспечит необходимые средства для погашения векселя к моменту истечения его срока. Поэтому, не неся расходов, банкир получал комиссионное вознаграждение за простую подпись на векселе, повышающую его стоимость»442.
Механизм финансирования внешней торговли на основе переводных векселей использовался в России самое позднее с первой четверти XVIII в., но данные относительно степени распространения здесь вексельного обращения довольно скудны. В русских источниках векселя упоминаются главным образом в случае судебного разбирательства. Так, в 1711 г. русскому торговцу И. Стрежневу за товары стоимостью 2 тыс. руб. его английские покупатели А. Меврел (A. Mevrel) и С. Делэни (S. Delaney) выписали вексель на Амстердам. Вексель был подвергнут сомнению и возвращен в Москву, что вызвало судебную тяжбу443.
Среди британских и голландских торговцев распространенной практикой в это время являлось также предоставление кредита в неденежной форме. Он совершался с помощью переводного векселя на партию товаров, выписываемого западноевропейским импортером, действовавшим на российском рынке, на имя российского торговца. Получатель векселя обязывался распродать полученные товары в определенный срок и погасить свой счет. К 1720-м гг., впрочем, такого рода кредит являлся анахронизмом, и финансирование российской внешней торговли велось строго по общепринятой схеме444.
Формировавшаяся на протяжении длительного времени система кредитования внешнеторговых операций, в которую Россия тесно включилась в XVIII в., тогда подразумевала вексельное обращение и акцептное дело. Импортер «выдавал акцептному дому векселя сроком на 3 и 6 месяцев в зависимости от условленного времени поступления платежа от клиента. Акцептный дом получал вексель и мог или держать его до истечения срока, или (что все чаще случалось по мере роста специализации кредитного дела) учесть его у одного из финансовых посредников, которые избрали своей функцией торговлю векселями. По истечении срока векселя импортер погашал его стоимость непосредственно акцептному дому за счет своего клиента»445.
В противоположном направлении и в более дифференцированной форме действовали экспортные фирмы, которые обычно выписывали векселя на своих клиентов за рубежом, допустим, торговых банкиров, в определенной пропорции к стоимости экспортируемого груза. Так, в 1840-х гг. петербургская фирма «Уилсон и Кo» (Wilson & Сo) выписывала векселя на братьев Бэрингов (Baring Bros.) в Лондоне сроком на 3 месяца против погрузочных и страховых документов на сало и льняное семя в объеме 3/4 заявленной цены446. Экспортер мог затем продать этот вексель местному банкиру за вычетом учетной ставки. Банкир отправлял вексель своему агенту в Лондоне, а тот представлял его вместе с документами на экспортный груз акцептному дому, который акцептовал вексель как подлежащий оплате в обусловленный срок. Срок этот, как правило, позволял реализовать товары и получить выручку от их продажи прежде наступления времени платежа по векселю. Со своей стороны, акцептный дом держал вексель до истечения его срока или, чаще всего, учитывал вексель в специальных финансовых учреждениях, которые в XIX в. развивали этот вид бизнеса.
В середине XIX в. русские торговцы для заказанных ими товаров обычно требовали кредит на срок от 3 до 10 месяцев, предоставляя в залог векселя на гербовой бумаге из учетной ставки в 6% плюс комиссия. Они могли при этом рассчитывать на уступку в размере 10—15%447. На рубеже XIX—XX вв. трехмесячный кредит был нормой для импорта сырья в Россию, но для промышленных изделий и полуфабрикатов запрашивался обычно более долгосрочный кредит448.
Эта система финансирования международной торговли, в которой доминировал Лондон, позволяла экспортеру вернуть большую часть стоимости экспортного товара после погрузки судна и тем самым давала возможность реинвестировать капитал в новые торговые сделки. Банкир-посредник, со своей стороны, получал прибыль в виде учетного процента от первоначальной стоимости векселя при переводе денег экспортеру. Накануне Первой мировой войны банкирский дом в Петербурге и Москве «И.В. Юнкер и Кo», например, имел договоренность с фирмой «У. Брандта сыновья и Кo» (Wm. Brandt’s Sons & Сo) в Лондоне, по условиям которой векселя, используемые для финансирования российской внешней торговли, должны были иметь подписи обоих банков и двух партнеров, одинаково ответственных за выполнение условий соглашения. Чтобы завершить оформление системы торгового кредита, требовалось финансово урегулировать отношения между партнерами. С этой целью экспортеры и импортеры заводили торговые счета у местных банкиров или банкирских домов449.
Дополнительное затруднение для финансирования российской внешней торговли было связано с ее сезонным характером. Более того, на протяжении большей части XIX в. экспортная и импортная торговля в целом по стране, и особенно в главных портах, была крайне неустойчива. Это порождало потребность в кредите, призванном соединить русские порты с международными финансовыми потоками. Конечно, вексель на протяжении всего XIX в. выполнял функцию передаточного механизма при кредитовании одним международным торговцем другого, держатель векселя мог его продать местному банкиру или дешевле другому местному торговцу, который, допустим, закупал товары в Лондоне и нуждался в фунтах стерлингов для их оплаты. В 1830-х гг., например, фирме «Штиглиц и Кo» (Stieglitz & Сo) из Петербурга были открыты кредиты в Лондоне у банкирских домов «Бр. Бэринг» (Baring Bros.), «Дж. Шредер и Ко» (J. H. Schroeder & Co), «Томас Уилсон и Ко» (Thomas Wilson & Co) и «Харман и Ко» (Harman & Co). (Последняя фирма являлась кредитором российского правительства, разорилась в 1847 г.) Коммерческая фирма, которая занималась больше импортом товаров в Россию, чем экспортом, являлась вполне вероятным участником этих кредитных отношений450. Данная практика служила нормой для импортеров в Россию, как и для международных торговцев в большей части мира. Летом 1864 г. агент фирмы Бэрингов в Петербурге писал по поводу лондонской кредитной сети: «Экспортная торговля сравнительно бездеятельна. Векселя в покрытие сделок не обильны, и крупные суммы уже проплачены в оплату поставок. Импортирующие фирмы, с другой стороны, продолжают переводить сравнительно крупные суммы. Г-н Кноп, агент фирмы ИДЕ Джерси в Манчестере, в особенности является значительным покупателем векселей на Лондон»451.
Сколь ни важна была кредитная линия Лондон—Петербург, она, разумеется, не охватывала всего вексельного обращения Российской империи, имевшего отношение к внешней торговле. Важным вспомогательным центром ее оставался Архангельск, равно как и Рига, которая обслуживала потребности Ревеля, Либавы и Пернова. Рост российского экспорта зерна с середины XIX в. через черноморские порты превратил Одессу в ведущий экспортный порт страны. Здесь лондонский Сити столкнулся с определенной конкуренцией со стороны Парижа. Французы обычно расплачивались за экспорт товаров, вывозимых во Францию с Юга России, векселями, выписанными на Париж в пользу русских и часто покрываемыми парижскими банкирами отправкой золотой монеты и слитков в Петербург452. Тем не менее неблагоприятный внешнеторговый баланс России в 1860—1870-х гг. приводил к росту векселей, продаваемых в Одессе для покрытия платежей по торговым дефицитам в балтийских портах.
Проницательный наблюдатель описал, как эта кредитная система действовала в Одессе в 1870-х гг.: «Объем торговли ограничивается не размером капитала, а масштабами кредита, поэтому каждая сделка по продаже и отправке товара сопровождается выпиской векселя на заграничный банкирский дом. Возникающий в результате вексель продается местному банкиру в Одессе за наличные деньги, которыми экспортер расплачивается с продавцами и возчиками грузов и т. д. Поскольку ценность импорта в Одессу намного ниже экспорта, сделки на Одесской бирже заключаются крупные, тем более что векселя торговых домов на Азовском море по большей части также проходят через руки одесских банкиров...
Обилие векселей, выписанных на Париж и Лондон, делает Одессу своего рода резервуаром для покрытия требований на Петербург и Москву, выставляемых в Берлине, Лондоне и Париже за импортированные товары по счетам петербургских и московских фирм. Платежи по этим счетам совершаются закупкой векселей в Одессе. Даже Государственный банк открыто или негласно покупает здесь иностранные тратты через свое отделение. В результате вексельный курс в Одессе на Париж (Марсель) и Лондон всегда несколько выше, чем на Петербургской бирже.
Местные банкиры продают учтенные ими векселя по телеграфу и переучитывают их в отделениях Государственного банка, иногда получая поручения на продажу векселей от московских и петербургских торговых фирм. В обмен на векселя, притекающие в город из региона к северу от Одессы, в порт поступает масса наличности, покрывающей потребности как самой Одессы, так и портов на Азовском море.
Одесские банкирские дома иногда принимают участие во внешней торговле, но не все экспортеры являются в то же время банкирами. Напротив, крупнейшие торговые фирмы, занятые в экспортной торговле, вообще не ведут банковских операций»453.
Тем не менее не все закупки зерна в Одессе британскими компаниями совершались непосредственно с представлением векселей, выписанных на Лондон. Согласно сведениям С. Фэйрли, на рубеже веков британская фирма «Т. Стойт и Ко» (Т. Stoyth & Co) финансировала закупки русского зерна векселями, выписанными в фунтах стерлингов на Лондон, которые она затем продавала в Константинополе за пиастры. Возможно, платежные знаки затем ввозились в Россию как металлические деньги или обменивались на рубли. С обменом векселей, выписанных на Лондон, или британских металлических денег в Константинополе затруднений не было, поскольку в этом центре издавна существовала практика перевода фунтов стерлингов в рубли и наоборот. Обычно такие сделки официально совершались в гостинице «Отель де Моннэ» (Hotel de Monnaies) и в частных обменных фирмах «Дж. Аллеон и Ко» (J. Alleon & Co) и Эммануэля Балтацци (Emanuel Baltazzi), которые вели операции с разрешения правительства454.
Большая часть металлической монеты и слитков драгоценных металлов, ввезенных в Россию, представляла собой ранее вывезенную из страны русскую золотую и серебряную монету, а в русско-германской торговле в качестве средства обмена издавна использовались российские бумажные деньги (кредитные рубли). Германские производители, открывавшие филиалы в России, часто сталкивались с трудностью приобретения векселей для перевода прибылей в Германию. Это затруднение они преодолевали отправкой российских кредитных билетов в Бреслау (совр. Братислава) и Кенигсберг (Калининград), которые представляли собой традиционные рынки обмена российской валюты. В начале 1870-х гг. центральным рынком российских рублей стал Берлин, который после объединения Германии превратился в финансовый центр страны455.
Очевидно, на механизм финансирования торгового обмена, преобладавший в российской внешней торговле на протяжении XIX в., влияло развитие торговых отношений и финансовых учреждений не только в самой России, но и в странах, с которыми она поддерживала коммерческие связи, особенно в тех, откуда поступал кредит. Развитие российской кредитно-банковской системы также оказывало воздействие на финансирование внешней торговли в последние десятилетия существования царской империи.
Как отмечалось во введении к книге, происходившая в XIX в. экспансия «международных фирм», связанных родственными отношениями и ведущих операции в двух и более торговых центрах, сыграла ключевую роль в становлении механизма внешней торговли. Действовавшие в России иностранные торговые фирмы, приобретшие капитал на торговле с ней, иногда переносили эпицентр своей деловой активности из Петербурга в Лондон. Множество семейств, разбогатевших на торговых операциях с Россией, такие как Торнтоны, Брандты, Лодеры и «Томсон, Бонар и Ко» (Thomson, Bonar & Co), начали проявлять банковскую активность в Лондоне. Британские фирмы в России благодаря своему привилегированному положению сумели пережить серьезные экономические затруднения, порожденные Наполеоновскими войнами, гораздо успешнее, чем ряд лондонских торговых домов. До некоторой степени «репатриация» таких фирм, по всей вероятности, призвана была заполнить лакуну, возникшую в результате банкротства множества лондонских фирм. Но с появлением телеграфа и парохода отпала прежняя необходимость вести торговлю русскими товарами на британском рынке из самой Россией. Эти факторы, в сочетании с финансовым риском от операций в российской внешней торговле, очевидно, послужили причиной переноса центра деловой активности в Лондон таких фирм, как «Томсон, Бонар и Ко» и «Уильяма Брандта сыновья и Ко».
Растущее значение в российской международной торговле фирм-комиссионеров со второй четверти XIX в. во многих случаях объясняется предоставлением им кредита со стороны базировавшихся в Лондоне торговцев, часто немецкого происхождения, чьи фирмы впоследствии выросли в крупные торговые банки. В начале XX в. хорошо информированный наблюдатель писал: «Производитель, скажем, в Штутгарте нес свои русские векселя к местному банкиру, который или учитывал их, или выдавал под них крупный аванс, чтобы затем получить под них деньги от Дойче банка в Берлине. Векселя этого банка, в свою очередь, находили путь на лондонский денежный рынок, где они учитывались британскими финансистами, и в конечном итоге кредиты, предоставленные русским немцами, оказывались обеспечены британскими промышленниками и торговцами»456.
Среди лондонских фирм, игравших заметную роль в финансировании российской внешней торговли, следует назвать те же «Бр. Бэринг» (Baring Bros. Co Ltd.), «Уильям Брандт, сыновья и Ко» (Wm. Brandt, Sons & Co) и «Дж. Генри Шредер и К0» (J. Henry Schroeder & Co). На ранней стадии их развития, когда они больше принимали участие в прямых торговых операциях, эти фирмы имели собственные филиалы или представительства в российских портах, и этот факт наводит на мысль о том, что приобретенный ими первый личный опыт работы в российской внешней торговле стал фактором готовности отнести себя к числу российских фирм. Фирма Шредера, например, в свои первые годы в Лондоне участвовала в импорте российской пшеницы, прежде чем перешла к акцептному кредитованию импорта зерна из России457. Тем не менее, как следует из отчетов других торговых банкиров, таких как «Н. М. Ротшильд и сыновья» (N. M. Rothschilds & Sons) и «Клейнворт, сыновья и Ко» (Kleinwort, Sons & Co), применяемая ими система сбора информации, включая личные поездки совладельцев, расширила рынок для этих фирм, обладающих историческими связями с Россией458.
К сожалению, отсутствуют точные данные относительно растущего вклада британского капитала в финансирование российской внешней торговли в XIX в. Современные подсчеты на 1800 г. определяют объем британского капитала в 12-месячных кредитах (срок которым истекал осенью), предназначенных только для оплаты импорта британских изделий, в 500 тыс. ф. ст. Но поскольку экспорт из России в Великобританию в то время также в значительной степени финансировался за счет британского кредита и так как ценность русского экспорта в Соединенное Королевство намного превосходила объем британского импорта в Россию, логично предположить, что объем британского капитала, инвестированного в финансирование внешней торговли России, намного превышал 1 млн. ф. ст.459 При этом 1800 г. не был вполне благоприятным. Нерасположение, которое император Павел I проявлял по отношению к британцам, сказывалось на снижении размера реального британского капитала, задействованного в российской внешней торговле.
С подобными трудностями приходится сталкиваться при оценке британского участия в финансировании российской международной торговли и в середине XIX в. В 1855 г. британский акцептный кредит в России превышал 10 млн. ф. ст., но торговля в это время была значительно подорвана морской блокадой Петербурга в период Крымской войны. Некоторые торговые отношения поддерживались транзитом через Пруссию (см. таблицу 19)460.
Таблица 19
Российско-британская торговля, 1853—1856 гг. (млн. руб.)
Источник: Семенов Л. C. Россия и Англия. Л., 1975. С. 137—159.
В начале 1860-х гг. британский акцептный кредит для России составлял примерно 12 млн. ф. ст. в год. В начале XX в. в русские акцепты было вложено около 20 млн. ф. ст.461 Но независимо от повышения срока оборачиваемости векселя, вследствие более мобильного морского сообщения, эта сумма пропорционально отставала от вложенных в российскую внешнюю торговлю средств из-за громадного роста ее объемов.
Другим источником кредита, о котором уже шла речь в главе 3, были те ведущие иностранные производители, которые предоставляли ссуды, чтобы повысить объем своих продаж в России. Недостаток данных затрудняет подсчет агрегатной суммы этого рода кредита на русском внутреннем рынке, но некоторые наблюдения на этот счет содержит исследование Ф. Карстенсена, который установил, что совокупный капитал «Компании Зингер» в размере 85 млн. руб. в 1913 г. «был равен почти 2% объема учетной и кредитной операции в системе коммерческого кредита»462. Косвенные данные имеются также в заявлениях британских компаний по поводу их имущества, национализированного в России после революции, поскольку многие из них являлись активными поставщиками коммерческого кредита. Наиболее интересна в этом отношении претензия Русской табачной компании (Russian Tobacco Company) на компенсацию в размере 21 млн. ф. ст. (Фирма была зарегистрирована в Лондоне по инициативе вице-президента Русско-Азиатского банка М. Е. Верстрата. Большая часть акций находилась в распоряжении русских финансовых учреждений. Русско-Азиатский банк являлся держателем 60,7% этих акций, остальные петербургские банки располагали 5,7% акций, банки Ростова-на-Дону — 8,5%, управляющие российских компаний — 15,07%, прочие российские граждане — 8,19%. Иностранным акционерам принадлежало всего 2% акций, что дало основание обращавшимся к деятельности компании историкам, опираясь в своей работе на исследование ее российских инвестиций и оборотного капитала, сделать вывод о том, что компания в конечном итоге стала русской.) Даже с учетом неизбежных преувеличений и последствий инфляции эти цифры говорят о значительном объеме внешних по происхождению капиталов, притекавших в российскую кредитную систему. Подобный вывод можно распространить и на активы российских текстильных фирм, принадлежавших выходцам из Британии463.
Существование отделений германских коммерческих банков в Лондоне отчасти объяснялось их стремлением открыть там кредитную линию для своих немецких клиентов (см. Приложение 3, таблицу 1). Когда во второй половине XIX в. германская промышленность в значительных масштабах начала внедряться в систему международной торговли, нехватка германских кредитных учреждений в мировых финансовых центрах побуждала совершать множество трансакций через Лондон. С точки зрения германских бизнесменов, для эффективного контроля необходимы были филиалы за рубежом, но этот путь в России для них был закрыт. В России действовало множество крупных банкирских домов, основанных выходцами из Германии, которые поддерживали тесные контакты с лондонским Сити, однако некоторые вели значительные операции вне финансовой сферы. Агент Бэрингов в Петербурге в 1860—1870-х гг. сообщал, что ведущие германские банкирские дома, такие как «Капгерр и Ко» (Kapherr & Co) и фирма Гинцбургов (Guenzburg), редко выписывают векселя на Лондон, но он также замечал в 1871 г.: «Без открытого кредита в Лондоне сколько-нибудь значительный банковский бизнес в России невозможен, кредитный курс рубля является объектом постоянных колебаний»464. Фирма Капгерра в действительности имела тесные связи с лондонскими Ротшильдами.
Германские банки были наиболее заинтересованы в помощи германской промышленной клиентуре долгосрочным кредитом для русских фирм, приобретающих изделия германской индустрии. Механизм их функционирования был таким:
1. Кредит в пределах 40—70% стоимости экспортируемого товара предоставлялся банком экспортеру, банк получал от последнего пакет транспортных документов (коносамент и страховой полис) и свидетельство об уплате таможенных сборов, а также вексель клиента для акцепта. После совершения акцепта транспортные документы возвращались клиенту, банк выделял экспортеру дополнительный кредит в размере 100% стоимости товара в форме простого кредитного счета.
2. Счет мог открываться экспортеру, по поручительству которого кредит мог получить и импортер.
3. Экспортеру мог предоставляться и специальный кредит в форме акцепта векселей. Такой счет банк открывал на основании предварительно отосланных ему транспортных документов465.
Во второй половине XIX в. эта система долгосрочного кредита была фактически уникальной в России, служа мощным препятствием для британских экспортеров с альтернативных рынков, в особенности в пределах Британской империи. Ирония истории заключается в том, что именно британцы, в XVIII в. заложившие основы долгосрочного кредита в России, стали жертвами этой системы466.
435 Fairlie S. The Anglo-Russian Grain Trade, 1815—1861. Unpub. Ph.D. London, 1959. P. 387.
436 P.R.O. С 111/127, Henry Phill Letterbook to Wm. Crowie (21/3/1699) 1700 (цит. no: Price J.M. Multilateralism and/or Bilateralism: A note on the Settlement of British Trade Balance with ‘the North’ ca. 1700 // Economic History Review. 2nd series. Vol. XIV (1961). P. 259).
437 Price J.M. Op. cit. P. 260; Wilson C. Anglo-Dutch Commerce in the Eighteenth Century. Cambridge, 1941. P. 24—25; Buist M.G. At Spas non Fracta: Hope & C°, 1770-1815. The Hague, 1974. P. 6, 22-34; Jackson G. Hull in the Eighteenth Century. London, 1972. P. 222. В начале 1800-х гг. британский путешественник Джон Джеймс утверждал, что русский сектор системы финансирования внешней торговли контролировался прусскими евреями и что «возникла столь оживленная торговля векселями и акцептами, что она полностью насытила рынок спроса» (James J. A Tour in Germany, Sweden, Russia and Poland. London, 1816. P. 293).
438 P.R.O. SP91/101 /234, Shairp to Suffolk, 8/12/1777.
439 P.R.O. FO/65/14 Carmarthen to Fitzherbert, 17/11/1786; Buist M.G. Op. cit. P. 69.
440 Thornton H. An Enquiry into Paper Credit. London, 1802. P. 59 (цит. no: Chapman S.D. The Rise of Merchant Banking. London, 1984. P. 9).
441 Buist M.G. Op. cit. P. 48—69.
442 Truptil R.J. British Banks and the London Money Market. London, 1936. P. 132.
443 Захаров B.H. Товарно-кредитные операции западноевропейских купцов на русском рынке в начале XVIII в. // Русский город. Вып. 7. М., 1984. С. 147.
444 Там же. С. 127-129.
445 Chapman S.D. Op. cit. P. 1—2.
446 BBGH. НС. 17. 55, John Wilson & C°, London, to Baring Bros. 8/10/1849.
447 Feis H. Europe the World’s Banker. London, 1930. P. 66.
448 Brandts’ Records. Nottingham. St. Petersburg Letterbooks, Jan.—July 1914; BBGH. HC. 10.28. Part 2. 7/3/1864. C. Jutting to Baring Bros.
449 Ibid. Jan.—June, 1913. Самое раннее известие относится к 1789 г., когда фирма «Уилберфорс, Смит и Ко» (Wilberforce, Smith & Co) и ее торговые партнеры в балтийских портах России открыли рублевые счета коммерсантам «Кэттли, Прескотт и Ко» (Cattley, Prescot & Co) в Петербурге и «Торли, Ухтерлони и Ко» (Thorley, Ouchterlony & Co) в Нарве. (Leighton-Boyce J.A.S.L. Smiths the Bankers, 1658—1958. London, 1958. P. 200-201).
450 BBGH. HC. 10.1.2. Stieglitz to Barings, 28/6/1830.
451 Ibid. 10.28. Part 2. 7/3/1864. C. Jutting to Baring Bros.
452 Fairlie S. Op. cit. P. 388.
453 Янсон Ю.[Э.] Статистическое исследование о хлебной торговле в Одесском районе. СПб., 1870.
454 Fairlie S. Op. cit. P. 392; Nelkenbrecher J.C. Taschenbuch der Neuesten Muenz. Prague, 1802; Doering E. Handbuch der Munz-Wechsel Mass und Gewichtskunde... 2nd ed. Coblenz, 1854. S. 261; Murray J. Handbook for Travellers in Turkey. 4th ed. London, 1878. P. 20; Ubicini A. Lettres sur la Turquie. 2 vols. Paris, 1853—1854. Vol. 1. P. 317. Цит. из последних трех изданий по: Michov V.V. Contribution a l’Histoire du Commerce de la Turquie et la Bulgarie. 6 Vols. Sofia, 1970.
455 Shoemaker M.W. Russo-German Economic Relations. 1850—1914. Ph.D. Syracuse, 1979. P. 70.
456 Beable W.H. Commercial Russia. London, 1918. P. 77—78.
457 Truptil R.J. Op. cit. P. 147.
458 Важно иметь в виду, что лондонские торговые банкиры до 1914г. не утратили своей торговой функции, оставаясь коммерсантами по сути и по формальному названию. Впечатляющим примером в этом смысле является предложение лондонской фирмы «Джон Губбард и Ко» (John Hubbard & Co), сделанное в 1908 г. братьям Бэринг, о совместной продаже в Великобритании русского сахара, рафинированного на заводах киевского сахарного магната Л. Бродского. Сделка предусматривала совместную продажу фирмами от имени Бродского сахара, «поставляемого через 2, 3 или 4 месяца». В соглашении определялось следующее: «Контракт надлежит послать на подпись Бродскому для одобрения и признания продажи. По получении ответа мы акцептуем его векселя в 80% номинала, срок которых определяется через 15 дней после получения квитанции на документы, которые оплачиваются наличными по прибытии груза». Комиссионные по продаже намечались в пределах 1%, брокерское вознаграждение — */2—2/з% (BBBG. London Credit Registers, Vol. 2. P. 52).
459 P.R.O. FO 65/47/228 Shairp to Hanmond, 20th October, 1800; Diaper S. The History of Kleinwort, Sons. & C° in Merchant Banking. Unpublished Ph.D., Nottingham, 1983. P. 152.
460 Семенов A.C. Россия и Англия: Экономические отношения в середине XIX века. Л., 1975. С. 142—154. Несмотря на войну, британский капитал участвовал в эмиссии российского государственного займа 1855 г. (Jenks L.H. The Migration of British Capital to 1875. N.Y., 1927. P. 285).
461 BBGH. HC. 10.28. Part I. Jutting to Baring Bros., 7/3/1864; Chapman S.D. Op. cit. P. 107. Доминирование Лондона на рынке торговых кредитов для России продолжалось вплоть до революции, хотя континентальные банки, заинтересованные в российском ссудном рынке, были известны в Лондоне как агенты российских банков (см. Приложение 3, таблицу 1). Британскими банкирскими домами, приобретшими известность в этом смысле, являлись к 1914 г. «Братья Лазар» (Lazard Freres, 15 агентств), «Дж. Г. Шредер» (J.H. Schroeder, 8 агентств), «Сэмюэль Монтэгю» (Samuel Montagu, 4 агентства) и «У. Брандта сыновья и Ко» (Wm. Brandt’s Sons & Co, 3 агентства).
462 Carstensen F.V. American Enterprise in Foreign Markets. N. Carolina, 1984. P. 95, 230-231; P.R.O. FO 371/14836.
463 Feis H. Op. cit. P. 66
464 BBGH. HC. 10. 28.6. P. 2, 26/4/1871.
465 Промышленность и торговля. 1907. № 13.
466 Сохе W. Travels in Poland, Russia, Sweden and Denmark. London, 1781. Vol. 2. P. 321-324; P.R.O. F065/14. Carmarthen to Fitzherbert, 17/11/1786.
<< Назад Вперёд>>
