5.2. Расцвет британского торгового сообщества в России: зарождение «аристократической буржуазии»?
Это влияние прослеживается в ряде торговых договоров с Россией, укрепивших позиции компании541. Взаимосвязь между коммерческими интересами и политическими целями британского правительства проявилась также в привлечении известных британских торговцев к исполнению политических поручений. В этой связи можно упомянуть члена парламента Эдварда Форстера (Forster, 1730—1812), который долгое время занимал пост управляющего Русской компанией, а также представителей трех семейств родом из Гулля, сосредоточивших коммерческую активность в Лондоне, — Портеров (Porters), Уилберфорсов (Wilberforces) и Торнтонов (Thorntons). В 1780-х гг. им совместно принадлежало семь мест в Палате общин542. Через Русскую компанию британские торговцы расширяли границы своего влияния, субсидируя, в частности, составителей брошюр о необходимости хороших коммерческих отношений с Россией. Ярким примером в этом смысле является вышедшее в Лондоне в 1805 г. сочинение Дж. Одди (J. J. Oddy) «Европейская торговля» («European Commerce»), которое стало одним из важнейших произведений о русской торговле, опубликованных в это время543.
В самой России привилегированное положение британского торгового сообщества придавало ему беспрецедентную по сравнению с выходцами из других европейских стран сплоченность. В 1734—1787 гг. британские торговцы пользовались правом уплачивать импортные пошлины только в рублях, тогда как прочие обязаны были половину пошлин платить в рейхсталерах, и это принесло немалые выгоды в связи с постоянным обесцениванием рубля544. В связи с истечением в 1787 г. срока торгового договора 1766 г. эта привилегия была отменена, что подтолкнуло нескольких членов британского торгового сообщества в России к принятию российского подданства. Тех, кто пошел на этот шаг, исключили из Британской фактории — организации британского торгового сообщества в Петербурге545. Британская фактория впоследствии приняла меры в Великобритании, чтобы воспрепятствовать этим исключенным нанести какой-либо ущерб торговым операциям членов фактории546.
Кроме краткого периода разрыва экономических отношений осенью 1800 г., произошедшего по прихоти неуравновешенного императора Павла I, члены британского торгового сообщества занимали весьма респектабельное положение в обществе, были «приняты при дворе и пользовались уважением русских»547. Тому имелись очевидные экономические причины. Британские коммерсанты, будучи, по сути, экспортными торговцами, выступали в роли основного посредника в крупном по масштабам и благоприятном для России товарообороте с Великобританией548. Они обеспечивали рынок сбыта для русских железа, леса и продуктов сельского хозяйства, экспорт которых приносил прибыль всему российскому обществу, а также стимулировал приток золота в государственную казну549. Более того, британские фирмы оказывали такие важные вспомогательные услуги, как предоставление фрахта и страхование товаров, и являлись основными поставщиками кредита на внутреннем российском рынке для экспортно-импортных операций550.
Кредитное посредничество, возможно, отразилось на характере деятельности тех британских фирм, которые доминировали в российской внешней торговле в конце XVIII в.551 Британские фирмы обычно предоставляли долгосрочный кредит под товары, импортируемые в Россию для сбыта на внутреннем рынке, осенью выдавая русским торговцам ссуды для реализации товаров, которые должны были поступить в мае—августе следующего года552. Помимо значительных ресурсов капитала, эта операция требовала также экспертизы рынка для оценки кредитоспособности сомнительных российских торговцев, от которых непросто было получить компенсацию на законном основании. В начале 1790-х гг., например, «Торнтоны, Смалли, Бэйли и Ко» (Thorntons, Smalley, Bailey & Co), одна из крупнейших английских фирм Петербурга, столкнулась с юридическими трудностями, когда попыталась законным путем покрыть убыток в размере 45 тыс. руб. (около 12 тыс. ф. ст.)553. Масштаб этих потерь дает некоторое представление об объеме кредитных сделок, заключаемых британскими международными торговцами и их российскими партнерами, действующими в качестве посредников в отношениях с российскими потребителями или производителями. Но иностранные торговые фирмы в России должны были идти на этот риск, так как в противном случае они оказывались совершенно неконкурентоспособны. Прежде всего, этот бизнес отличался высоким уровнем соперничества с фирмами, всеми правдами и неправдами борющимися за положение лидера на рынке. И их продолжительная активность в этой области свидетельствовала о том, что кредитный механизм чаще оказывался эффективным, нежели наоборот.
При прочих равных условиях, увеличение в 12 раз объема российского импорта за вторую половину XVIII в. должно было сопровождаться соответствующим приростом иностранного кредита, предоставленного для покупки российских товаров, хотя имеются свидетельства, что к концу XVIII в. русские торговцы были в состоянии в растущем объеме самостоятельно кредитовать закупочные операции на внутреннем рынке. Практика предоставления осенью кредита на товары, прибывающие весной следующего года, сохранялась, но клонилась к упадку, и под некоторые импортные товары, особенно кофе и сахар, больше не требовалось получать ссуды у международных торговцев554.
Очевидно, что экономика России выигрывала от этой инъекции иностранного капитала, а накопление капитала отечественными торговцами устраняло преграды на их пути к участию в международном товарообмене. Это наблюдение ставит под сомнение универсальность тезиса П. Кертина относительно того, что вестернизация международной торговли устраняет из этой области национальных торговцев. В случае с Россией отечественные торговцы медленно включались в сферу международного товарообмена, но это происходило по другим причинам, о которых речь пойдет ниже, в главе 6. Но тенденция их участия в этой области все же противоречит тезису Кертина.
Таблица 21
Связи британских торговых домов с петербургскими фирмами, 1825-1830 гг.
Источники: BBGH. НС. 10.1.1. Stieglitz to Baring Bros., 6/11/1825 and HC. 10.3.7; Государственная внешняя торговля в разных ее видах за 1830 год. СПб., 1831.
Возвращаясь к деятельности международных торговых фирм, подчеркнем, что важные последствия вытекали из их modus operandi. Наиболее успешные из них имели отделения как в России, так и в ведущих кредитных центрах Западной Европы, прежде всего в Лондоне, все более и более приобретая, другими словами, характер «интернациональных фирм»555. Кредит за пределами Британской империи был сопряжен с большим риском, особенно если он носил не залоговый, а персональный характер. Если риск мог быть уменьшен благодаря сотрудничеству с зарубежной фирмой, контролируемой доверенным лицом, чаще всего родственником, шансы на успех резко возрастали. Множество ведущих британских фирм в Петербурге в XVIII в. были связаны такого рода отношениями (см. Приложение 1, таблицу 1). И, как свидетельствует таблица 21, такая практика продолжалась и в XIX в. Вопрос о том, в какой мере эта практика копировалась другими «торговыми диаспорами» в России, будет рассмотрен ниже, в разделе 5.3.
Ответственность за успех такой международной фирмы возлагалась на ее персонал в России, от которого требовалось детальное знакомство с рынком и приглашение старших партнеров в качестве резидентов в течение торгового сезона. Этот факт, во всяком случае, объясняет наблюдение Ст. Чепмена относительно того, что персонал международной торговой фирмы в России задерживался здесь на более длительный срок, чем в других странах — участниках международного товарообмена556. Эта система изменилась в XIX в., когда утвердился новый стиль бизнеса, позволяющий принимать важные решения на месте, в Лондоне. Фирма нуждалась также в крупном собственном капитале для покрытия безнадежных долгов, возврат которых в пределах 15% считался достаточной компенсацией.
Стратегическое значение экспортируемого из России морского снаряжения, в торговле которым преобладала британская торговая колония в Петербурге, несомненно, повышало ее престиж и политическое влияние в Лондоне. Кроме того, «наивный культурный снобизм русского дворянства» способствовал упрочению позиций британских торговцев в России557. Эти факторы, вкупе с высоким уровнем прибыли и соответствующим ему образом жизни, сделали пребывание в России для британского торговца XVIII в. довольно привлекательным, тем более что сезонный характер торговли на Балтийском и Белом морях позволял им регулярно и на длительный срок возвращаться в Великобританию558. В этих условиях британские торговцы усваивали стиль жизни, аналогичный способу существования «аристократической буржуазии», определение которой впервые было дано в вышедшей в 1873 г. знаменитой книге У. Бэджхота «Ломбард Стрит»559. Бэджхот исходил при этом из того, как коммерсант проводил свой досуг. Определенный стиль времяпрепровождения давал возможность коммерсанту расширить сферу своих экономических интересов или, по наблюдению П. Кейна и А. Хопкинса, следовать аристократическому образу жизни и придерживаться дилетантского подхода к бизнесу560.
И, наконец, имеются свидетельства современников о характере и образе жизни британского торгового сообщества в России на протяжении всего рассматриваемого периода, которые добавляют к общей картине яркие штрихи. В конце XVIII в. британский консул в Петербурге отмечал: «Я никогда не видел приема при дворе более милостивого и щедрого, чем оказали их императорские высочества Британской фактории...»561
Полвека спустя немецкий обозреватель Коль (Kohl) был очарован образом жизни британской торговой диаспоры в России 1840-х гг. Здесь царил дух корпоративной касты, наслаждающейся жизнью в мирное время: «Они <англичане> пользуются преимуществами натурализовавшихся иностранцев без серьезных обязанностей. У них есть своя церковь, и, презирая все другие нации, в особенности своих покровителей, русских, они ведут закрытый образ жизни, ездят на английских лошадях и каретах, охотятся на медведей на Неве, так же как охотятся на тигра на Ганге, считают ниже своего достоинства снимать шляпу перед самим императором и гордятся неуязвимостью и непобедимостью своего флота, бросают вызов каждому, придираются ко всему, что видят, но высоко отзываются о правительстве, поскольку они высокого мнения о самих себе и проживают на великолепной набережной, носящей их имя (имеется в виду Английская набережная в Петербурге. — С. Т.), на которой размещаются также особняки многих богатых русских... Мне однажды заметили, что англичане-торговцы ведут самый привлекательный, самый крупный, наиболее солидный и самый приятный бизнес»562.
Автор викторианской эпохи, Фредерик Вишау (Whishaw), служивший некоторое время в семейной фирме в Петербурге, оставил интересное описание досуга своих соотечественников в России. Воспоминания же его кузена Джеймса Вишау, видного члена британского торгового сообщества в 1879—1917 гг., как будто свидетельствуют о том, что дилетантский, любительский подход к бизнесу, который Кэйн и Хопкинс приписывали британскому торговому сообществу в целом, на самом деле существовал. Дж. Вишау писал о себе так: «Год 1879-й оказался весьма важен... для дилетанта, бывшего студента-медика, которому предстояло самостоятельно стать бизнесменом... Я окунулся в деловой мир, готовый правильно вести дела, но едва ли имел для этого необходимые познания»563.
В действительности Вишау проявил себя гораздо более практичным бизнесменом, нежели это можно заключить из его мемуаров. Заметим, однако, что недостаток коммерческого образования не был присущ только этому предпринимателю, как мы сможем убедиться ниже при изучении истории фирмы Губбарда в главе 7. Одним из самых строгих критиков британского подхода к бизнесу был Д. Маккензи Уоллес (Mackenzie Wallace). Опубликованный в 1916 г., в разгар мировой войны, его отзыв о британской способности противостоять немецкой конкуренции оставляет печальное впечатление: «Английское торговое сообщество в России должно было бороться против этой многочисленной, тщательно оснащенной армии вторжения, но, к сожалению, оказалось недостаточно подготовлено к этой борьбе. Пожилые члены сообщества — некоторые из них — прямые потомки пионеров, обосновавшихся в Архангельске в старые добрые времена, — были честными, респектабельными людьми консервативного типа, которые придерживались традиционных методов своих предков и даже не задумывались над тем, чтобы извлечь уроки из успешной практики их германских конкурентов... Большинство из них получили школьное образование в Англии, где они прониклись страстью к спорту и усвоили образ жизни более роскошный, нежели у их отцов и дедов, не получив специальных знаний для противодействия немецкой конкуренции, подрывающей основы британского коммерческого процветания в Петрограде»564.
Поверхностный подход к бизнесу, присущий британскому торговому предпринимательству в России, способствовал снижению его конкурентоспособности перед лицом немецкой конкуренции. По иронии судьбы британские торговцы, по-видимому, намеревались придерживаться прежнего образа жизни, экономические основы которого были уже существенно подорваны. Изменившаяся конъюнктура в Западной Европе постепенно сужала британский рынок для таких традиционных российских экспортных товаров, как железо, сало и оснащение морских судов. Доступность кредита в Западной Европе с 1820-х гг. позволила большему числу конкурентов соперничать на рынке и повысила норму прибыли. С середины 1850-х гг. Россия была связана с Великобританией линией телеграфа, создавшего условия для постоянного контроля за торговой активностью и облегчившего управление экспортной торговлей российскими товарами. Строительство железных дорог и морская блокада России в годы Крымской войны повысили удельный вес внешней торговли по сухопутной границе. А с 1860-х гг. создание Государственного банка и сети акционерных коммерческих банков стимулировало обострение конкуренции на внутреннем кредитном рынке России. Однако конкурентоспособность британских коммерсантов должна быть оценена в более широком контексте на фоне других «торговых диаспор», активно проявивших себя во внешней торговле России XIX в.
540 Ashton T.S. The Industrial Revolution. London, 1964. P. 47.
541 См. выше, главу 1.
542 Jackson G. Hull in the 18th Century. London, 1972. P. 110.
543 Macmillan D.S. The Russian Company of London in the 18th century: the Effective Survival of a Regulated «Chartered» Company // The Guildhall Miscellany. Vol. IV. No. 4. 1973.
544 P.R.O. SP 91/102/225.
545 P.R.O. FO 65/15/164. April, 1787.
546 P.R.O. FO 65/15/214. July, 1787.
547 P.R.O. FO 65/35. Shairp to Grenville, 26/11/1796.
548 См. таблицу 2 Приложения 1.
549 Злотников М. Континентальная блокада и Россия. М., 1966. С. 25.
550 Сохе W. Travels in Poland, Russia, Sweden and Denmark. London, 1781. Vol. 2. P. 321-324.
551 См. выше, главу 4.
552 P.R.O. FO 65/14. Carmarthen to Fitzherbert, 17/11/1786.
553 P.R.O. FO 65/25 and 35. Memorial of S. and R. Thornton & Smalley, 24/12/1793 and S. Thornton to Grenville, 7/7/1795.
554 Сохе W. Op. cit. P. 321-324.
555 Chapman S.D. The International Houses: The Continental Contribution to British Commerce, 1800—1860. P. 5—6.
556 Ibid. P. 6.
557 Seton-Watson H. The Russian Empire, 1801 — 1917. Oxford, 1967. P. 40.
558 См. выше, главу 1.
559 Bagehot W. Lombard Street. London, 1873. 14th Edn. P. 204—205.
560 Cain P.J., Hopkins A.G. Gentlemanly Capitalism and the British Expansion Overseas: The Old Colonial System, 1688—1853 // Economic History Review. 2nd Series. XXXIX. No. 4. 1986. P. 501—525.
561 P.R.O. FO 65/35. Shairp to Grenville, 26/11/1796.
562 Kohl J.G. Sketches of Russian Commerce // Hunt’s Merchants Magazine. Vol. X. No. 3. March. 1844. P. 209—216.
563 Whishaw J. A History of the Whishaw Family / Ed. by M.S. Leigh. London, 1935. P. 200. Произведения Фредерика Вишау «Out of Doors in Tsarland» и «Romance of the Woods» рисуют очаровательную картину жизни в России.
564 Mackenzie Wallace D. (Ed.). The Times Book of Russia. London, 1916. P. IX—XII; P.R.O. F0371/14836; Гурушина H.H., Поткина И.В. Английские капиталы и частное предпринимательство в России // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России. М., 1997. С. 101-104.
<< Назад Вперёд>>
