5.4. Космополитическая буржуазия в России?
Для периода конца XIX в. Джоунс разделяет стандартную точку зрения, заключающуюся в том, что британцы «были исключительно устойчивы к натурализации»618. Это общее представление мы попытаемся верифицировать в данном разделе.
Действительно, на протяжении всего XIX в. современники не переставали изумляться тому, как британским уроженцам удавалось сохранить свою идентичность и исключительность. Элита британского торгового сообщества, Лодеры (Loders), Губбарды (Hubbards) и Вишау (Whishaws), отправляли своих отпрысков в Англию для обучения в общеобразовательных школах. Но если британская коммерческая элита, вероятно, стремилась к культурной исключительности, то вряд ли это наблюдение можно распространить на все британское торговое сообщество. Некоторые из тех «наиболее активных проводников британских торговых интересов», кто возвратился в Великобританию после русской революции 1917 г., не владели английским языком619. Как нам предстоит убедиться, даже верхушка британского коммерческого сообщества была далеко не замкнутой кастой, как она нередко изображалась.
Община выходцев из Германии воспринималась несколько иначе. В то время как британцы проявляли антипатию к русскому образу жизни, немцы в целом разделяли петербургский стиль. Немецкие торговцы часто обосновывались в России на более продолжительный срок, и нередко они сами, а в особенности их дети и внуки, принимали российское подданство, и только немецкие имена напоминали о происхождении таких династий. Другие иностранцы зачастую приезжали в Россию, чтобы сделать здесь состояние и вернуться домой, но для немцев, особенно в мелких центрах их компактного поселения в России, коммерческий успех не был непременным стимулом возвращения на родину. Один состоятельный немецкий бизнесмен так объяснял свое желание остаться в России: «... я не хочу уезжать и проводить время среди обывателей. Почему я должен сидеть в клубах табачного дыма с кружкой пива и играть в скат грязными картами, оставив мою жену и детей дома, или приглашать в гости богатого красильщика или главного начальника почтового отделения с его женой и дюжиной дочерей, которые думают, что оказывают мне большую честь...»620
Тем не менее состоятельные семейства из таких важных ганзейских городов, как Гамбург, Бремен и Любек, обнаруживали явную склонность к мобильности. Хотя образцом здесь являются небольшие по составу семейства, такие как Шредеры и Брандты, готовые к долгим путешествиям ради получения коммерческой выгоды, такие лидеры германского делового сообщества, как Вогау и Штиглицы, обнаруживали тенденцию к постоянному жительству в России, где они часто дополняли внешнеторговый бизнес инвестициями в сферу производства621.
Аура коммерческой элиты, по-прежнему присущая британскому торговому сообществу, очевидно, манила и других торговцев в России, и, как и следовало ожидать, нередки были случаи явного стремления войти в эту группу, которая оценивалась как «замкнутая каста». Частью британского торгового сообщества стала, например, семья остзейских немцев Баротов (Baroths), которая играла заметную роль в развитии англо-русской торговли, наладив контакт с фирмой «Де Джерси и Кo» (De Jersey & Сo) в Манчестере, а позднее также с семейством Вишау (Whishaw). Бароты породнились с семейством Хот (Hoth), владевшим крупной канатной фабрикой в Петербурге, и с семьей Итс (Yates), которой в конце XIX в. принадлежала одна из ведущих бумажных фабрик Российской империи622.
Другой немецкой династией, тяготевшей к британскому торговому сообществу, были Блессиги (Blessig). Представители семьи являлись совладельцами таких важных торговых фирм, как «Блессиг, Браун и Кo» (Blessig, Braun & Сo) в Ливерпуле и «Блессиг и Кo» (Blessig & Сo) в Петербурге. Первое семейное предприятие в России было основано в 1793 г. в Петербурге под фирмой «Кюммель и Блессиг» (Kummel & Blessig), совладельцами ее являлись Фридрих Вильгельм Кюммель (1752—1810) из Гессена и Филипп Якоб Блессиг (1762—1832) из Страсбурга, с 1804 г. торговавший под фирмой «Блессиг и Кo». В середине XIX в. руководителем компании являлся его сын Вильгельм Блессиг (1797—1862). Он состоял также консулом Ольденбурга в Петербурге и директором правления Общества Любек-Петербургского пароходства. Женат он был на дочери английского коммерсанта Джона Хиггинботэма (Higginbotham), и этот брак, как то и ожидалось, «придал семейству английский отпечаток»623. Члены фамилии Блессигов вступили также в брачные отношения с такими известными торговыми кланами, как Кэттли (Cattleys), Андерсоны (Andersons), Беннеты (Bennets) и Мишау (Mhishaws), а с конца 1830-х гг. они являлись членами церковной общины англиканской церкви в Петербурге. К концу XIX в. представитель семьи Джон Блессиг (1849—1927) являлся казначеем Британской фактории Петербурга, а в 1907 г. его избрали членом правления Русской компании (Russia Company) в Лондоне624.
Приведенные примеры ставят под сомнение характеристику современниками британской касте как закрытой для смешанных браков с неангличанами. Более корректно подойти к этому вопросу можно с помощью учета записей англиканской церкви в России, раскрывающих, насколько британцы были «эндогамной группой». Эти записи демонстрируют, что на протяжении XIX в. браки между представителями британских торговых семейств и уроженцами других западноевропейских стран были весьма распространены. Из около 70 брачных союзов, заключенных членами британского торгового сообщества в Петербургской англиканской церкви в 1882—1914 гг., более 60% были совершены с представителями других западноевропейских наций и около 15% — с русскими. По общему признанию, браки между британскими и русскими торговыми династиями были весьма редки в первой половине XIX в., а приведенная выше цифра для рубежа XIX—XX вв. (15%) имела отношение скорее к представителям российского дворянства, нежели к предпринимательским семействам625.
Отчеты Петербургской англиканской церкви дают основание предположить, что для многих петербургских немцев-коммерсантов установлению тесных коммерческих связей с Великобританией предшествовало привлечение их в члены англиканской церковной общины. Бароты (Baroth), Кремеры (Krehmer), Прены (Prehn) и Блессиги (Blessig) служат в этом отношении примером, подтверждающим тот факт, что британское торговое сообщество в России не укладывалось в этнические рамки, представляя собой культурную и предпринимательскую группу, консолидирующуюся не только на национальном принципе. Брачные узы, следует добавить, часто отражали коммерческие связи, так как вследствие ограниченных социальных возможностей представительниц среднего класса в тот период деловые контакты семейств являлись одним из главных направлений их социальных контактов.
В отличие от ситуации конца XVIII в. национальное единство британского торгового сообщества оказалось под угрозой. В упомянутом выше обзоре Пальмерстона, подготовленном в 1848 г., отмечалось, что только 15 из 32 совладельцев 22 британских фирм в Петербурге были британцами. Большинство прочих к тому времени приняло российское подданство. Обращено было также внимание на явную «германизацию» британских торговых домов. Два якобы британских торговых дома из списка Пальмерстона, «Николс и Плинке» (Nichols & Plincke) и «Тильке и Буск» (Thielke & Busk), по этнической принадлежности владельцев были скорее англо-германскими и сохранили эту двойственность и во второй половине столетия626. Один из наиболее известных в первой половине XIX в. «английских» торговых домов, «Лодер и Кo» (Loder & Сo), стал официально британским только в 1860-х гг.627 (см. Приложение 1, таблицу 2).
Зеркальной тенденцией в британских торговых фирмах в России являлось приглашение немецких клерков, которые постепенно вытесняли из дела своих британских работодателей. Торговый дом «Е. Дж. Смит и Кo» (E.J. Smith & Сo), который вел торговлю в России с 1780 г., а с 1800 г. — под фирмой «Крамер, Смит и К0» (Cramer, Smith & Сo), впоследствии целиком перешел в руки немецких партнеров братьев Крамер. Они стали весьма удачно вести торговлю по импорту в Россию американского хлопка и экспорту в Европу русского полотна и парусины. С 1839 г. Крамеры торговали только под своим собственным именем628. Подобный случай произошел в комиссионерской фирме, основанной в Петербурге американским торговцем Джоном Д. Льюисом (John D. Lewis, 1774—?). Он специализировался на ввозе в Россию кубинского сахара, красителей и кофе. В 1842 г. Льюис удалился отдел, после чего руководство фирмой перешло к одному из служащих, голландцу Абрахаму ван Зассену (van Sassen), который приехал в Петербург в 1812 г. и на протяжении 30 лет трудился в фирме Льюиса, последние 12 из них проведя на посту фактического главы торгового дома. Он продолжил дело под фирмой «Ван Зассен и Кo» (Van Sassen & Сo), которая по объему товарооборота к 1848 г. входила в первую десятку ведущих торговых фирм Российской империи629.
Возможно, самый характерный случай такого рода имел место в 1840 г., когда хлопкоторговая фирма «Джеймс Холфорд и Кo» (James Holford & Сo), главный британский импортер в Россию, перешла в руки многолетнего служащего фирмы в Петербурге Вильгельма Бертау (Berthau), который переименовал ее в «В. Бертау и Кo» (Wm. Berthau & Сo), сохранив лидирующие позиции фирмы в русской импортной торговле (см. Приложение 1, таблицу 2). Торговый и банкирский дом Джеймса Холфорда имел также отделения в Ливерпуле, Новом Орлеане и Нью-Йорке, но большая часть его капитала в общем объеме 300 тыс. ф. ст. была «блокирована» в русской торговле, что вынудило его оставить бизнес. Примечательно, что англо-германские международные торговые фирмы вне России в это время также подверглись германизации. Фирма «Холфорд, Зауер и Кo» (Holford, Sauer & Сo) в Манчестере перешла к двум германским клеркам, которые продолжили торговые операции под фирмой «Вольф, Хаше и Ко» (Wolff, Hasche & Сo), причем одновременно был ликвидирован торговый дом «Холфорд, Зауер и Кo» в Гамбурге, активы которого достались немецкому партнеру Иоганну Зауеру, торговавшему впоследствии под собственным именем630.
Греческие торговцы в России обладали множеством свойств, сближавших их с британскими партнерами. Им были присущи выраженная клановость и развитое чувство национальной идентичности. Эти качества оказали им немалую услугу в развитии внешнеторговых отношений в дотелеграфную эпоху. Тем не менее некоторые греческие семейства были русифицированы и связаны брачными узами с представителями негреческой общины. Джон Скараманга, например, женился на дочери Генри Имса (Yeames), британского генерального консула в Причерноморье и совладельца одной из наиболее значительных британских фирм в черноморской торговле631. Но самые влиятельные греческие династии в Причерноморье, такие как Ралли (Ralli), Родоканаки (Rodocanachi) и Вальяно (Vagliano), перенесли центр своей деловой активности в Англию, где они стали видными членами англо-греческого сообщества.
Для коренных русских коммерсантов вступить в это космополитическое сообщество было делом непростым. Низкий престиж торгового сословия в русском обществе представлял значительное препятствие к интеграции зарубежных коммерсантов, действовавших в России, в состав буржуазии, консолидирующей предпринимателей всех национальностей. Лишь изредка западные коммерсанты заключали брачные союзы с русскими династиями, хотя в конце XIX в. это явление получило большее распространение. Два отпрыска семейства Кнопов, например, породнились с известными русскими купеческими фамилиями632. В отличие от США, где предприниматель-эмигрант в первом поколении Эндрю Карнеги (Carnegie) уже мог считаться американским бизнесменом, в России даже те западноевропейские торговые династии, которые проживали здесь в течение нескольких поколений и в ряде случаев из деловых соображений принимали российское подданство, по-прежнему воспринимались как иностранцы. Таковыми считались даже такие семейства, как Кнопы, которые поддерживали правых октябристов, а в 1880-х гг. состояли в «Священной дружине», организации, которая ассоциировалась с великорусским национализмом. В то же время стоит заметить, что Кнопы поочередно жили в России и Германии. Натурализованные немецкие семьи, чьи отпрыски служили в царской армии, тем не менее воспринимались в общественном мнении как иностранцы633.
Но даже в этом случае иностранные торговцы имели своих покровителей в России. Уже в 1845 г. известный публицист А. А. Скальковский энергично выступил в защиту таких коммерсантов в одесской торговле, аргументируя свою позицию тем, что они были искренни в своих действиях и что «одни эти торговцы превратили Одессу в тот город, каким она является»634. В целом в российском обществе преобладало менее благожелательное отношение к выходцам из Западной Европы, сохранившим верность историческим корням. Как весьма остро выразился в 1909 г. по этому поводу один русский автор, «если мы взглянем на те фирмы, которые выступают посредником между нами и Западом и держат в своих руках нити нашего экспорта и импорта, то весьма затруднительно окажется найти среди них русских, кто телом и душой связан с нашим отечеством. Иностранцы прочно удерживают в своих руках бразды управления нашей торговлей. Они представляют собой тех, кто приехал в Россию физически, но их духовные интересы, их сердца остаются по ту сторону таможенной границы»635.
Принимая во внимание низкий статус торгового сословия в России XIX в. и его резко националистические настроения, несложно понять причину конфликта между коренными русскими и иностранными по происхождению коммерсантами. Некоторые иностранные коммерсанты интегрировались в российское общество, однако торговая элита западноевропейского происхождения по большей части продолжала дистанцироваться от нарождающейся русской буржуазии. Представители этой элиты имели тенденцию или к сохранению своей национальной идентичности, или к вступлению в союз с теми национальными группами, с которыми сближались на почве коммерции вне России. Таким образом, иностранное торговое сообщество в России обнаруживает некоторые, но отнюдь не все, сходные черты с той космополитической буржуазией, которая стала предметом внимания Ч. Джоунса.
615* Jones С.А. International Business in the 19th Century: The Rise and Fall of a Cosmopolitan Bourgeoisie. New York, 1987.
616 Ibid. P. 67.
617 С. Фэйрли также неточно идентифицирует занятых в российской внешней торговле рубежа XVIII—XIX вв. коммерсантов Торнтонов (Thorntons) и династию промышленников, основавших в 1840-х гг. суконную мануфактуру в Петербурге. Инициатором создания мануфактуры был Джеймс Торнтон (James Thornton), сын суконного фабриканта из Йоркшира, из местечка Экклсхилл (Eccleshill) близ Брэдфорда. Он отправился в Россию в 1823 г. для работы на суконной мануфактуре графа Комаровского на Охте (Петербург), стал в 1829 г. управляющим предприятия. В 1840-х гг. он основал собственную суконную мануфактуру в Петербурге, а в 1870-х гг. принял совладельцем в процветающее предприятие брата Дэниела. Ранее тот жил в Новой Зеландии, где являлся совладельцем крупной мукомольной фирмы «Торнтон, Смит и Фирт» (Thornton, Smith and Firth), но впоследствии оставил мукомольный бизнес. Не вполне соответствует поэтому действительности и рассказанная самим Джеймсом Торнтоном история о том, что семья прибыла в Россию из Новой Зеландии, где Торнтоны сделали состояние, положенное якобы в основу благосостояния российской фирмы (см.: Thornton М.М. James Thornton Family-History. Unpublished Ms., 1986. P. 4—11; Fairlie S. Op. cit. P. 373; Whishaw J. Op. cit. P. 58). О семействе Банза подр. см. в: Sartor W. Op. cit. S. 181.
618 Jones С.A. Op. cit. P. 67.
619 P.R.O. FO 371/6874.
620 Цит. no: Menke C.F. Die Wirtschaftlichen und Politischen Bezie-hungen der Hansestaedte zu Russland im 18 und fruehen 19. Jahrhundert. Unpublished D. Phil. Goettingen, 1959. S. 147—148.
621 Фирма Воrау является здесь блестящим примером (см. ниже, главу 7).
622 Guildhall Library, С. of Е. Ms. 11,753. P. 117,28/10/1826,4/7/1841, 4/2/1898; Ms. 11,194, Part III, 17/3/1849; Ms. 11,194/4, Part II, 30/4/1906.
623 Amburger E. Deutsche in Staat. S. 216—217.
624 Guildhall Library, С. of E., Ms. 11,194/1, Part II, 27/5/1837, 2/1/1839; Part III, 12/4/1846; Brandt Circulars. 1862-1866. P. 30; 1911 — 1912. P. 28; Menke C.F. Op. cit. S. 343; Russco, Minute Book. Vol. 15. P. 181, 185.
625 Основано на материалах англиканской церкви в Петербурге, хранящихся в библиотеке лондонского Гилдхолла (Anglican Church Records at the Guildhall Library. Births, Deaths and Marriages at St. Petersburg. Ms 11,194/1-4). Некоторые британцы, конечно, возвращались на родину для женитьбы и тем самым снижали упомянутый показатель смешанных браков. Герберт Сван (Swann), отец Дональда Свана из Фландрии, был женат на казанской татарке. Отец же Герберта Свана, Альфред, работавший в фирме Беляевых (к семейству Беляевых принадлежал известный музыкальный издатель и меценат М.П. Беляев, так много сделавший для популяризации русской музыки), женился на Софии Лоренцен (Lorentzen), принадлежавшей к петербургской семье голландского происхождения, (см.: Swann Н. Home on the Neva. London, 1968. P. 1—27). Вишау в 1880-х гг. оценивал английский язык судовых брокеров как «скорее русский, чем английский» (Whishaw J. Op. cit. P. 71).
626 P.R.O. FO 83/111. British Mercantile. Houses Abroad, 1842—1848; British Parliamentary Papers, XXXIX, 1847—1848. P. 309—324; FO 83/110. Circulars to ministers and consuls Abroad, 14/9/1848; Государственная внешняя торговля за 1848 г. Таблица XLII; То же за 1850 г. Таблица XLII.
627 Его немецкий партнер Ганс Буск (Busk) был с семейством Лодеров связан также брачными узами (Who’s Who. London 1911. Col. 1231; см. также: Brandt Circulars. 1872—1874. P. 762).
628 BBGH. HC. 10.1.25, Stieglitz to Barings, 15/2/1833; Menke C.F. Op. cit. S. 344. По данным Менке, переход фирмы «Крамер, Симт и Ко» (Cramer, Smith & Co) под единоличный контроль Крамеров произошел в 1816 г., но, по документам банкирского дома «Гопе и Ко» (Норе & Co), это случилось ранее, до 1808 г. (см.: Buist М. At Spes non Fracta: Hope &C°, 1770-1815. Hague, 1974. P. 225-226).
629 Со своим капиталом, переданным ему новым партнером Ф. Нувелем (Nouvel), в сумме 15 тыс. ф. ст., Льюис оставил дела. Ван Зассен обладал солидной финансовой базой, чтобы пережить серьезные потери 1845 г. Его капитал в 1847 г. достигал «около 15 тыс. ф. ст.» и возрос в 1850 г. до 38 тыс. ф. ст. в результате получения в 1849 г. чистой прибыли в размере 10 тыс. ф. ст. (Brandt Circulars. 1829 onwards. P. 302, 1/3/1842; BBGH. HC 10.11.1. Gibson to Barings 1841; HC. 10. 11/2, 6, 9, 10, Van Sassen to Barings, 26/11/1841, 15/6/1845, 11/6/1848, 7/1/1851).
630 Brandt Circulars. 1829 onwards. P. 242—245, 341; Chapman S.D. The Rise of Merchant Banking. London, 1984. P. 73.
631 Биографические подробности из истории семьи Имс см. в: Stephen Smith М.Н. Art and Anecdote: Recollections of William Frederick Yeames. R.A. London, 1927; Whishaw J. Op. cit. P. 19—72. Художник Уильям Фредерик Имс, автор известной картины «And when did you last see your father?», был сыном торговца Уильяма Имса.
632 Один из внуков Людвига Кнопа женился на представительнице могущественного клана Мамонтовых, другой вступил в брак с дочерью известного чаеторговца Медведева (см. главу 7, раздел 7.7).
633 Один из партнеров фирмы «Кунст и Альберс» (Kunst & Albers, Владивосток) являлся российским подданным с 1886 г., а его сын служил в русской армии; другой принял российское подданство в 1910 г. и поступил на службу в русскую армию накануне Первой мировой войны. Однако с началом войны против всех них в печати была развернута шумная кампания, в которой особенно отличилась газета «Вечернее время». Под влиянием газетной шумихи было проведено правительственное расследование, но активы фирмы не были секвестрованы (РГИА. Ф. 23. Оп. 11. Д. 439).
634 Skal’kovsky A. Population commerciale d’Odessa. Odessa, 1845 (цит. no: Herlihy P. Greek Merchants in South Russia in the 19th Century // Harvard Ukrainian Studies, 1979—1980).
635 Известия Императорского Общества для содействия русскому торговому мореходству. 1909—1910. № 11 —12. С. 221.
<< Назад Вперёд>>
