Н. И. Петров. Аскольдова могила: от кургана к топониму
Соображения А. П. Толочко были поддержаны Ф. А. Андрощуком8, который даже увидел в каменном храме, основание которого было выявлено в ходе археологических раскопок близ Лысой горы, упоминаемую «Повестью временных лет» Никольскую церковь на Аскольдовой могиле9. Впоследствии В. К. Козюба10 убедительно отверг гипотезу об изначальном расположении Угорского и Аскольдовой могилы к северу от Киева11.
Основными аргументами в пользу вторичногохарактера названия «Аскольдова могила» на Печерском плато являются указания на то, что впервые этот топоним (именно в такой форме) упоминается лишь в Киевском синопсисе 1674 г.12 и что еще в начале XIX в. сведениям о наличии захоронения Аскольда в данной местности была присуща некоторая неоднозначность. Прежде всего, следует заметить, что упоминание в рассказе «Повести временных лет» о захвате Олегом Киева топонима «Дирова могила» со всей очевидностью подразумевает существование в ту пору и аналогичного словосочетания «Аскольдова могила». Что же касается приводимых А. П. Толочко данных начала XIX в., то они вряд ли могут быть сочтены свидетельствами отсутствия в ту пору связанной с урочищем Аскольдова могила устойчивой местной устной традиции. Так, например, князь И. М. Долгорукий в 1810 г. лишь сомневался в расположении Аскольдовой могилы непосредственно на месте только что построенного к тому времени каменного Никольского храма и полагал, что она вполне может находиться где-то в его окрестностях: «Говорят, что на самом этом месте Оскольдова была могила: живых и достоверных знаков нет, одно уверяет предание, или общая сказка (здесь и далее выделено мною. — Н. П.). Но кто знает истину? Что Оскольд кости свои оставил в Киеве, это верно, но тут ли где Никольский (Пустынно-Николаевский. — Н. П.) монастырь, позволено усомниться: может быть и полверсты выше, или ниже. Но как бы то ни было, ветхая церковь, здесь существовавшая, разломана, и, вместо нее, на полугоре поставлен круглый храм каменный с куполом в новом вкусе»13. В том же году урочище Аскольдова могила привлекло внимание А. И. Ермолаева, принимавшего участие в археологическом путешествии по России, осуществлявшемся по инициативе и под началом К. М. Бороздина. В самом конце 1810 г. А. И. Ермолаев писал в Санкт-Петербург А. Н. Оленину: «...По сие время не можем мы совладать с Угорским урочищем, близ которого приставал князь Олег 1-й, на котором погребен Оскольд и чрез которое проходили Угры или Венгры в Х-м веке. Предание, кажется, Николаевскими монахами выдуманное, полагает его так, где находится Николаевский Пустынский монастырь; но меня некоторые обстоятельства заставляют думать, что Угорское было выше Киева, в чем мы с Константином] Матвеевичем] по сие время не могли еще согласиться»14. Представляется очевидным, что на основании данного замечания А. И. Ермолаева, по крайней мере, в отношении Аскольдовой могилы нет никаких оснований говорить, как это делает А. П. Толочко, о том, что «на час же ескпедицїї Бороздіна-Єрмолаєва уся літописна номенклатура київськой топографїї була цілковито загубленою...»15 Столичный археолог признавал наличие в Киеве местного предания, связывающего топоним «Аскольдова могила» с территорией Пустынно-Николаевского монастыря, и лишь сомневался в подобной локализации. Остается добавить, что за шесть лет до путешествий князя И. М. Долгорукого и К. М. Бороздина об Аскольдовой могиле писал в своих путевых заметках митрополит Платон (Левшин): «В низу монастыря (Пустынно-Николаевского. — Н. П.), по наклонности набережной Днепровой крутизны, есть малая каменная церковь, уже к ветхости склонна, однако строения не старинного. Об ней сказывают, что тут была Оскольдова могила...»16 Наконец, сам А. П. Тол очко приводит также сведения источников конца XVIII в., отчетливо свидетельствующих о приуроченности названия «Аскольдова могила» к Пустынно-Николаевской обители17. Показательно, что несколько позднее, в 1811 г., М. Ф. Берлинский подчеркивал: местность близ данного монастыря «исстари (выделено мною. — Н. П.) слывет Оскольдовою могилою»18.
В. К. Козюба согласен с предположением А. П. Толочко о том, что современная приуроченность топонима «Аскольдова могила» к Печерску является следствием предания, сформировавшегося в Пустынно-Николаевском монастыре лишь в XVII в., однако, полагает, что «саме явище штучної' появи в XVII ст. топоніму Аскольдова могила, на нашу думку, жодним чином не спростовує ні факту існування самої могили в минулому, ні її локаі1зацїї в районі Угорського, теоретично, навітъ на місці сучасної Аскольдової могили»19. Однако нельзя не признать, что А. П. Толочко оставляет без ответа многочисленные вопросы, порождаемые предположением о забвении топонима «Аскольдова могила» и его возрождении спустя несколько столетий на новом месте. Почему по истечении XI столетия киевляне забывают об Аскольдовой могиле, хотя в предшествующие два столетия историческая память не подводила их? Какова была дальнейшая судьба «настоящей» Аскольдовой могилы на северо-восточной окраине Киева? Что заставило братию Пустынно-Николаевского монастыря в XVII в. в ходе «конструирования» истории своей обители обратиться именно к Аскольду, а не к какой-то другой исторической личности? Ведь, по мнению А. П. Толочко, никаких древних преданий об этом киевском князе, приуроченных к району Печерска, в ту пору не существовало. Исследователь допускает, что локализация Аскольдовой могилы в XVII в. могла быть, так сказать, «спровоцирована» археологическими изысканиями в 1630-х гг. св. Петра Могилы, митрополита Киевского. Действительно, эти раскопки «имели целью подчеркнуть исконность, древность киевского православия и его восточно-византийское происхождение»20. Однако Киевский митрополит был увлечен изучением христианских древностей, относящихся к Владимирову крещению Руси: «могилянська епоха відновлювала... спеціально ту топографію хрещення, яку в XVII ст. могли собі уявити»21. И, видимо, именно поэтому мы ничего не знаем о проявлении св. Петром Могилой историко-археологического интереса к древностям Пустынно Николаевского монастыря (и в том числе — к урочищу Аскольдова могила), а ведь «около 1633 года, по королевскому декрету, и Петр Могила архимандрит печерский, заведывал Никольским монастырем...»22 Кстати, приводимые А. П. Толочко в качестве аналогий Аскольдовой могиле примеры возникающих в XVII в. киевских «топографічних легенд, "зав'язаних" на Володимирове хрещення»23 не вполне корректны — речь в подобных случаях идет лишь о формировании народной исторической этимологии тех или иных уже существующих топонимов или гидронимов (например, «похождения... назви Хрещатицького ручаю як нібито місця хрещення Володимиром своїх синів»).
Неужели полное отсутствие (по А. П. Толочко) каких-либо оснований для историко-топонимической «реконструкции» на территории Пустынно-Николаевского монастыря названия «Аскольдова могила», его возникновение здесь, так сказать, на «пустом» месте не должно было вызвать никаких сомнений у «кшвських православних щеолопв XVII ст.»? Какую-то курганную насыпь, существование которой в окрестностях Пустынно-Николаевского монастыря отмечается в документах начала XVI в., вряд ли стоит рассматривать вслед за В. К. Козюбой24 в качестве такого основания — надо полагать, что это был далеко не единственный древний могильный холм, известный тогда в окрестностях Киева, и почему именно он сам по себе (или же сохранившаяся здесь к тому времени группа подобных курганов) должен был вызвать ассоциации братии упомянутой обители в XVII в. с именем Аскольда (при предполагаемом отсутствии соответствующих устных преданий) неясно. Остается добавить, что изложенные здесь соображения об абсолютной неопределенности причин и обстоятельств предполагаемого А. П. Толочко исчезновения и последующего «переноса» топонима «Аскольдова могила» можно также отнести и к мнению исследователя о судьбе урочища Угорское.
Впрочем, в качестве примера исторического топонима, возникшего сравнительно недавно как раз таки на «пустом» месте, можно было бы указать уже упомянутую выше монументальную погребальную насыпь в окрестностях Старой Ладоги, именуемую ныне «Олеговой могилой» и соотносимую с сообщением Новгородской первой летописи младшего извода о захоронении князя Олега в Ладоге — подобное название именно этого кургана отчетливо фиксируется лишь в первой половине XX в.25 Однако нельзя не заметить, что здесь мы сталкиваемся с совершенно иной ситуацией: братию Пустынно-Николаевского монастыря XVII в. конечно же бессмысленно уподоблять археологам конца XIX—XX столетий, «спровоцировавшим» своими смелыми гипотезами появление научной легенды о кургане «Олегова могила». А самое главное — мы ничего не знаем об изначальном существовании словосочетания «Олегова могила» в X в. в качестве ладожского микротопонима. «...Есть могыла его в Ладозе»26 — в этом кратком известии Новгородской первой летописи младшего извода просто утверждается факт наличия захоронения Олега в Ладоге, однако, здесь отсутствуют какие-либо (хотя бы — самые общие) топографические характеристики расположения данной могилы. Между тем, В. К. Козюба совершенно справедливо указывает на то, что насыщенность летописного известия об убийстве Аскольда и Дира различными топографическими деталями свидетельствует о существовании урочища Аскольдова могила в XI в. Но, как будет показано ниже, у нас нет оснований предполагать существование в то время самого кургана Аскольда, как это делает киевский археолог27.
Думается, что для верного понимания исторической судьбы названия «Аскольдова могила» необходимо различать «пассивное» бытование топонима в местной устной традиции (которое может длиться столетиями) и актуализацию при определенном стечении обстоятельств его
исторического подтекста28.
Ведь если топоним «Аскольдова могила» был локализован на территории Пустынно-Николаевского монастыря, как считает А. П. Толочко, лишь в 1630-х гг., почему о нем ничего не знал, например, архидиакон Павел Алеппский в 1650-х гг.? Другими словами, существование в средневековье неких смутных припоминаний киевлян о том, что данный участок коренного берега Днепра именуется (или именовался когда-то) «Аскольдовой могилой», ни в коем случае не исключает возможности формирования в дальнейшем ситуации иного рода — когда значительная часть горожан в состоянии была подробно рассказать приезжему богомольцу и о самом князе Аскольде, и о месте его погребения29. Именно латентным бытованием рассматриваемого топонима в средневековом киевском фольклоре и следует объяснять отсутствие упоминаний (а тем более — отчетливой локализации) Аскольдовой могилы в письменных источниках XIII — первой половины XVII вв. При этом стоит все же заметить, что утверждение об абсолютном отсутствии упоминаний Аскольдовой могилы в более поздних, чем «Повесть временных лет», письменных источниках не вполне корректно. Ведь южно-русское летописание не прекратило своего существования после завершения третьей редакции «Повести временных лет» в 1118 г. — в последующие столетия летописи здесь также составлялись, переписывались30, а рассказ об убийстве Аскольда и Дира и о погребении Аскольда в Угорском воспроизводился, таким образом, от списка к списку31.
Аналогичными примерами длительного бытования антротопонима в течение многих столетий в местной устной традиции без заметной актуализации его исторического контекста могут служить проанализированные А. А. Александровым чрезвычайно многочисленные названия и предания, которые издавна были известны вдоль восточного побережья Псковского и Чудского озер (от порогов на р. Великая близ села Выбуты до устья р. Нарва) и связаны с именем святой равноапостольной великой княгини Ольги32. Между тем, «Повесть временных лет» всего лишь в двух сообщениях о 903 и 947 гг. в самых общих выражениях связывает княгиню со Псковом и его окрестностями33. Тем не менее, по убедительному мнению А. А. Александрова, так называемая «ольгинская топонимика» Псковщины, по всей видимости, определенным образом отражает исторические реалии X столетия, а не является результатом позднейшего фольклорного творчества. Здесь же можно отметить и урочище Перынь под Новгородом — этот красноречивый топоним убедительно свидетельствует34 о существовании в данной местности языческого капища Перуна, которое, однако, упоминается в летописи без каких-либо указаний на конкретное место его расположения35. Любопытно, что, согласно летописным данным, идол Перуна был поставлен под Новгородом в 980 г., а сброшен в Волхов в 989 г.; таким образом, столь «стойкий» топоним явился результатом существования здесь капища в течение всего лишь десяти лет36.
Примером же действительно «придуманной» могилы может служить некое всхолмление (возможно, на самом деле являвшееся древним курганом), которое поручик киевского гарнизона В. И. Новгородцев в своем описании Киева 1784 г. почему-то атрибутировал как могилу Дира: «Дира могила, насыпанная бугром, и поныне находится в расстоянии от Старого Киева в 3-х верстах недалеко от Кирилловского монастыря. На оном месте была церковь деревянная Воздвижения креста Господня, которая около 1725 комендантом Поросуновым сломана, а в 1744 году на оном месте заложена каменная церковь во имя апостола Андрея Первозванного»37. По всей видимости, В. И. Новгородцев, зная о расположении Пустынно-Николаевского монастыря на Аскольдовой могиле38, посчитал необходимым указать и место погребения соправителя Аскольда39. Показательно, что, в отличие от Аскольдовой могилы, в данном случае имя Дира, приуроченное к некоей насыпи либо информатором В. И. Новгородцева, либо им самим, так и не «пустило корней» в киевской исторической топонимике — этот «курган Дира» не упоминается в местной краеведческой литературе как конца XVIII в., так и более позднего времени. При этом, археологический интерес с летописному упоминанию «Дировой могилы» существовал и в XIX в. — в 1830-х гг. К. А. Лохвицкий даже задавался целью найти захоронение Дира40, которое конечно же так и не было обнаружено41. Важно также подчеркнуть, что ориентиры В. И. Новгородцева (Кирилловский монастырь и Андреевская церковь) никак не сопоставимы с данными «Повести временных лет» о расположении Дировой могилы42.
* * *
Как известно, аутентичные топографические сведения о местах погребения Аскольда и Дира содержатся лишь в финале рассказа «Повести временных лет» об убийстве этих киевских князей Олегом в 882 г.43 После того, как тела убитых были перенесены на коренной берег Днепра («и несоша на гору»), Аскольда хоронят тут же44 — «и погребоша и на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, кде ныне Олъминъ дворъ». «......На той (Аскольдовой. — И. П.) могиле поставил Олъма церковь святаго Николу», добавляет летописец и, завершая рассказ, поясняет: «а Дирова могила за святою Ориною».
Для корректной трактовки данного текста существенным представляется вопрос о том, как именно следует понимать в данном случае летописный термин «могила»? С одной стороны, известно, что этим словом в древнерусских источниках обычно обозначается курганная насыпь45. Таким образом, можно было бы посчитать возможным, что подобные погребальные сооружения, возведенные над захоронениями Аскольда и Дира, не только сохранились в течение X—XI столетий46, но и устойчиво ассоциировались в местном фольклоре конца XI в. с именами этих киевских князей. Оба предположения кажутся вполне допустимыми, но существенной деталью здесь является наиболее вероятный внешний облик данных курганов. Дело в том, что, признавая достоверность летописной характеристики Аскольда и Дира как бывших дружинников Рюрика, мы должны обратить внимание на крайнюю невыразительность курганов IX—X вв., выявленных и исследованных археологами в урочище Плакун близ Старой Ладоги47. Ведь эти погребальные насыпи интерпретируются ныне как кладбище тех самых скандинавских викингов, которые вместе с Рюриком пришли в Северное Поволховье в 860-е гг.48 Однако, несмотря на высокий социальный статус погребенных, размеры данных курганов крайне незначительны (диаметр от 4 до 20 м при высоте от 30 см (!) до 1 м). Монументальные курганы Северного Поволховья (так называемые «сопки»49) тяготеют к совершенно иной социокультурной группе — местной славянской родовой аристократии50. В русской же дружинной среде традиция возведения высоких (от 2 до 9 м) курганов формируется в более южных регионах Восточной Европы (в Верхнем и Среднем Поднепровье) и лишь в течение второй половины X в51
Можно предположить, что могильные насыпи, возведенные при погребении Аскольда и Дира в Киеве, были схожи с плакунскими курганами52. При этом следует помнить о христианском вероисповедании как самих киевских князей, так и, очевидно, людей из их ближайшего окружения. С одной стороны, известно, что возведение курганов над христианскими захоронениями являлось весьма распространенным явлением и в более поздние времена53. Так, «взрывообразное появление курганов в христианском обряде (населения верхнего Поволжья в XI—-XII вв. — Н. П.) можно объяснить, — полагает А. Е. Мусин, — воплощением общерелигиозной идеи коммеморативного погребального сооружения, которое связано с его репрезентативностью»54. Однако с другой стороны, отрицательное отношение русских христиан к курганной традиции также отчетливо зафиксировано источниками. Например, в проложном житии святой равноапостольной великой княгини Ольги, сообщается, что она «заповеда емоу (Святославу. — Н. П.) съ землею равно погрестися а могилы не соути ни трызнъ творити...»55 Любопытно, что в соответствующем сообщении «Повести временных лет» об отказе от насыпания «могилы» ничего не говорится: «...И несоша и погребоша ю (Ольгу. — Н. П.) на месте. И бе заповедала Ольга не творити трызны над собою, бе бо имущи презвутеръ, сей похорони блаженую Ольгу». Однако по мнению А. Е. Мусина, летописное выражение «на месте» (то есть, на ровном, открытом месте56) как раз и является неким противопоставлением погребальному холму, «могиле», которая вообще не упоминается в данном сообщении57.
Попутно следует также заметить, что летописное понятие «погребение» отчетливо подразумевает ингумацию в земле: «словоупотребление летописца идентично на протяжении всего текста и строго регламентировано, поскольку он никогда не прилагал этого понятия к кремации»58. Таким образом, по крайней мере, о похоронах Аскольда рассматриваемое летописное сообщение определенно свидетельствует как об ингумации: «и погребоша (в Лаврентьевском списке: «погребша». — Н. П.) и на горе...» Это обстоятельство представляется весьма важным с учетом предполагаемого крещения Аскольда — захоронение усопшего без кремирования также косвенно свидетельствует о его христианском вероисповедании. Ведь и позднее, в конце X—XI вв. переход от погребального обряда кремации на Руси к совершению ингумаций был обусловлен распространением здесь христианского вероисповедания59. Любопытно, что единственная ингумация, выявленная на Плакуне в кургане № 11 (захоронение в гробовище, находившемся в бревенчатой камере, размещавшейся в иодкур ганной могильной яме), обнаруживает себе ближайшие аналогии в древностях Ютландии, где схожие погребения появляются в конце IX в. и связываются исследователями с началом обращения датчан в Христову веру60. В. А. Назаренко датировал этот курган хронологическим интервалом 874—881 гг. и допускал соотнесение выявленного в нем захоронения с летописным Рюриком: «...Заманчиво, — полагал В. А. Назаренко, — учитывая континентально-германские традиции камерных захоронений и уникальность такого рода погребального сооружения на Плакуне в сопоставлении с возрастом погребенного и датой захоронения, произнести имя Рорика Ютландского, то есть Рюрика "Повести временных лет"»61. Предполагаемая некоторыми исследователями тождественность новгородского князя и датского конунга62 с учетом возможного его захоронении по христианскому погребальному обряду заставляет с особым вниманием отнестись к сведениям о крещении Рорика Ютландского63. Впрочем, как известно, викинги далеко не всегда относились к Таинству Святого Крещения должным образом64. Да и чрезмерная гипотетичность охарактеризованной выше атрибуции захоронения в кургане № 11 кажется очевидной. Но, так или иначе, надо признать, что речь должна идти о совершенно особом социальном статусе похороненного в этой могильной насыпи скандинава и о несомненно христианских истоках как конструктивных особенностей погребального сооружения, так и самого обряда65. При этом высота кургана № 11 составляла 30 см при диаметре около 13 м.
Подводя итог сказанному, можно утверждать, что ни погребальные традиции, существовавшие в той социальной среде, выходцами из которой были Аскольд и Дир, ни их последующее обращение в Христову веру (после похода на Константинополь в 860 г.) не дают нам оснований предполагать возведение над захоронениями киевских князей монументальных курганных сооружений. Значительная высота могильной насыпи не представлялась существенной для крещеных дружинников Аскольда и Дира (старшее поколение которых, возможно, помнило едва заметные на поверхности курганы в урочище Плакун). Кроме того, возведение двух курганов внушительных размеров в данном случае трудно представить, учитывая социально-политический контекст похорон, совершавшихся, по всей вероятности, христианами из ближайшего окружения киевских князей после захвата города язычником Олегом.
Таким образом, приведенные соображения позволяют предполагать, что размеры могильных насыпей, сооруженных над останками Аскольда и Дира, были весьма незначительны. Поэтому было бы неправомерно вслед за исследователем конца XIX в. допускать, что «вещественные признаки» их захоронений «существовали еще во времена летописца»66. В конце XI в. (когда в летописи появляется их упоминание, а может быть и в более раннее время) эти курганы, скорее всего, уже не воспринимались визуально67, а лишь урочища, в которых они располагались, по-прежнему связывались в народной памяти с могилами убитых в конце IX в. киевских князей. Это обстоятельство представляется весьма существенным для верного понимания летописного указания на строительство впоследствии на «могиле» Аскольда храма Св. Николая: «...На той могиле поставил Олъма церковь святаго Николу». Трудно представить себе как практически могло быть осуществлено возведение храма (пусть и деревянного) на кургане как таковом68. Более близким к реальности кажется понимание этих слов как свидетельства о строительстве церкви Св. Николая в урочище Аскольдова могила. Это название сохранилось в позднейшей местной топонимике и рассматривалось киевскими краеведами XIX в. именно как иной вариант наименования урочища Угорское: «Аскольдова могила, — писал
Н. В. Закревский, — есть древнейшее и до сих пор сохранившееся между жителями Киева название одного урочища, которое есть не что иное, как часть высокого и стремнистого правого берега реки Днепра и уступ Печерской горы, против того места, где проток Черторыя соединяется с Днепром». И далее: «Мы, киевляне, по непрерывному преданию, Аскольдову могилу называем и Угорьским урочищем...»69.
* * *
В заключение этой статьи следует также остановиться на отмечаемой в ряде публикаций конца XIX — начала XX вв. гробнице Аскольда в крипте Никольского храма 1810 г. Наиболее раннее ее упоминание, известное автору этих строк, относится к историко-краеведческому изданию 1888 г.: «Могила Аскольда находится под церковью, в подвальном помещении, в которое ведет спуск с наружной стороны церкви. Могила обложена камнем и представляет собою вид глубокой древности»70. А энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона описывает гробницу Аскольда как «каменный саркофаг глубокой древности»71. Эта киевская святыня упоминается И. А. Сикорским в его повествовании о пребывании в городе св. прав. Иоанна Кронштадтского в 1893 г.: «...Отец Иоанн стремительно направился в ворота кладбища. Через две или три минуты ею уже окружала многочисленная толпа людей: его всюду узнавали и бежали за ним. Войдя в церковь в сопровождении кладбищенского иеромонаха, отец Иоанн несколько минут пламенно молча молился. Его настроение отразилось на окружающих. [...] В сопровождении кладбищенского иеромонаха отец Иоанн спустился в подвальный этаж церкви, и когда увидел могилу Аскольда, его благоговейное настроение еще более усилилось, он стал громко молиться, импровизируя, по своему обыкновению, молитвы со свойственными ему простотой и силой»72. В подробном описании Никольского храм на Аскольдовой могиле, изданном в 1911 г., сообщается, что «на полу склепа, в его южной части находится каменная доска, изображающая гроб Аскольда; около этой доски недавно поставлена икона св. Николая в киоте, с лампадой пред ней». В очевидной взаимосвязи с этой гробницей Аскольда находилась надпись «Упокой Господи душу раба Твоего князя Аскольда. +888 года. Киев», сделанная под образами святой равноапостольной великой княгини Ольги и святого равноапостольного князя Владимира, располагавшимися на северной стене храма, перед входом в крипту73. Наконец, позднейшее (до разорения церкви большевиками) упоминание «древней гробницы, приписываемой Аскольду» содержится, судя по всему, в киевском путеводителе 1918 г.74
В опубликованной в «Киевских епархиальных ведомостях» 1892 г. анонимной редакционной заметке подчеркивалось позднее происхождение данного надгробия и отсутствие непосредственной его связи с действительным захоронением Аскольда: «Для восстановления истины, считаем долгом заявить, что никакой каменной гробницы в склепе под церковью на Аскольдовой могиле нет и не было, а есть низкое из кирпича надгробие, на котором вероятно предполагалось положить плиту каменную или чугунную. [...] Кирпич и его кладка недавнего времени»75. Очевидно, что рассматриваемое сооружение представляло собой кенотаф. Древняя христианская традиция сооружения и последующего почитания кенотафов имеет достаточно широкое распространение: упомянем здесь в качестве примеров кенотафы святого великомученика Димитрия Солунского (в фессалоникийской базилике IV—V вв., первые упоминания о кенотафе относятся к XIII в.76), святого великомученика Георгия Победоносца (в крипте храма, построенного в начале 1870-х гг. в городе Лидда на Святой Земле77), священномученика Вениамина, митрополита Петроградского (установлен в начале 1990 х гг. на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге78). Поэтому утверждение автора упомянутой заметки 1892 г. о том, что предание о гробнице Аскольда «происхождением своим обязано недоразумению простецов, участвовавших в праздновании тысячелетия от времени крещения Аскольда и Дира», представляется чересчур категоричным79.
Однако время и обстоятельства устроения гробницы-кенотафа Аскольда действительно остаются неясными. Скорее всего, «каменная доска, изображающая гроб Аскольда», была установлена в крипте храма уже после описанных выше киевских событий 1866 г. — в противном случае сведения о сооружении кенотафа так или иначе нашли бы отражение в газетных и журнальных публикациях той поры. Показательно, что по воспоминаниям, приводимым автором упомянутой выше заметки 1892 г., 9 мая 1866 г. о гробнице Аскольда еще ничего не было известно: в тот день «народу хотелось... знать, где именно на Аскольдовой могиле гроб Аскольда... Разрешая по-своему этот, интересовавший многих, вопрос, одни (военные писаря) указывали на то место за алтарем церкви, на котором стоял преосвященный во время панихиды и где была какая-то могилка неизвестного покойника, а другие (из монастырских служек) говорили: не здесь, а под церковью, в склепе... О таковом недоумении народа и ответах на недоуменные вопросы упоминалось, после сего, и за трапезой у настоятеля монастыря...»80. Здесь стоит добавить, что в следующем, 1867 г. в храме на Аскольдовой могиле был произведен капитальный ремонт, в том числе — «исправлен был свод склепа и возобновлен фундамент...»81 А о гробнице Аскольда в крипте Никольского храма определенно начинают говорить лишь «лет 12 спустя» (то есть — в 1878 г.), когда «казначей Киево-Николаевского монастыря, испол. должность настоятеля, донося консистории о погребении под церковью Аскольдовой могилы тела генерал-адьютанта Карцова, перевезенного из г. Харькова, нашел возможным в рапорте своем прописать по своей простоте, что гроб генерала Карцова поставлен в склепе под церковью, рядом с гробом князя Аскольда...»82 Таким образом, к временному интервалу 1867— 1878 гг. и следует относить устроение в этом храме кенотафа Аскольда. И, судя по тому, что протоиерей Павел Троцкий в своем опубликованном в 1878 г. детальном обзоре истории Пустынно-Николаевского монастыря еще ни словом не упоминает гробницу Аскольда83, появление ее можно датировать самыми последними годами указанного временного интервала, а может быть даже и 1878 годом как таковым.
1 Толочко О. Замітки з історичної топографїї домоногольського Києва // Київська старовина, К., 2000. № 5 (335). С. 149—157. Пустынно-Николаевский монастырь в ту пору — как, видимо, и в более раннее время — располагался непосредственно на территории урочища Аскольдова могила. Лишь в конце XVII столетия начался его «перенос» на верхнюю площадку коренного берега Днепра. См.: Петров Н. И. Историко-тоиографические очерки древнего Киева. К., 1897. С. 69—71. См. также: Быль и легенды о могиле Аскольда. К., 1897. С. 42—49; Историческое описание Киевского Пустынно-Никольского монастыря. К., 1902. С. 6—8, 15.
2 Шлецер А. Л. Нестор. Русские летописи на Древле-Славенском языке сличенные, переведенные и объясненные Августом Лудовиком Шлецером. 4. П. СПб., 1816. С. 235—237. Ср.: Там же. С. 388—390; Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. I . М., 1989. С. 251. Примеч. 302.
3 Быль и легенды... С. 27, 55. (См. также: Там же. С. VI—VII, 1—3, 19—33).
4 [Павел Алеппский, архидиакон]. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеипским. М., 2005. С. 538—539.
5 См.: Священник П. Троцкий. Киево-Печерский Пустынно-Николаевский монастырь // Труды Киевской духовной академии. К., 1878. Сентябрь. № 9. С. 615.
6 Быль и легенды... С. 33. (См. также: Там же. С. 31).
7 Ляскоронский В. Г. Киевский Вышгород в удельно-вечевое время // ЖМНП. СПб., 1913. Апрель. С. 215—216. Примеч. 1—2. См. также: Там же. Август. С. 264. Примеч. 2.; Ноябрь. С. 57, 60—62. Примеч. 3; 63, 65.Примеч. 1; 77. Примеч. 2; Декабрь. С. 288.
8 Андрощук Ф. Скандинавские древности в социальной топографии древнего Киева // Ruthenica. Том III. К., 2004. С. 43—44.
9 Датировка этой постройки второй половиной XII в. и отсутствие здесь каких-либо следов деревянного храма-предшественника позволяют не останавливаться на данной догадке подробно. См.: Козюба В. Про локалізацію Угорьского урочища i Угорьскої брами у давньому Києві // Історико-географічні дослідження в Україні. Вип. 8. Київ, 2005. С. 192. Примеч. 12.
10 Там же. С. 185—187.
11 Так как вопрос о локализации урочища Угорского выходит за тематические рамки данной публикации, представляется уместным ограничиться здесь лишь приведенной выше ссылкой на аргументацию В. К. Козюбы и обратиться к сомнениям А. П. Толочко относительно современной приуроченности топонима «Аскольдова могила». См.: Толочко П. П.: 1) кторична топографія стародавнього Києва. Друге стереотипне видання. К., 1972. С. 158; 2) Аскольдова могила // Київ. К„ 1984. № 4. С. 132.
12 «...Церковь святаго Николая на Оскольдовой могиле постави» — Мечта о русском единстве. Киевский синопсис (1674) / Предисл. и подгот. текста О. Я. Сапожникова и И. Ю. Сапожниковой. М., 2006. С. 79. (См. также: Там же. С. 71).
13 Долгорукий И. М. Славны бубны за горами или путешествие мое кое-куда 1810 года // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1869. Кн. 3. С. 282.
14 Толочко О.: 1) Документа першої історико-археологичної ескпедицїї в Україну // Київська старовина. К., 1998. №3 (321). С. 188; 2)Замітки з історичної топографїї... С. 152.
15 Толочко О. Документа першої історико-археологичної ескпедицїї... С. 176.
16 [Платон (Леешин), митрополит]. Путешествие Высокопреосвященнейшего Платона, Митрополита Московского и разных орденов Кавалера, в Киев и по другим Российским городам в 1804 г. Собственною рукою с замечаниями его писанное. СПб., 1813. С. 46—47. См. также: Снегирев И. М. Жизнь московского митрополита Платона. Ч. 2. / Изд. 4-е. М., 1891. С. 132. Упомянутый выше анонимный киевский автор конца XIX в. почему-то видит в заметках митрополита Платона (Левшина) один из примеров «видимого недоверия» к бытовавшему здесь топониму «Аскольдова могила» посещавших Киев в начале того столетия путешественников. (См.: Быль и легенды... С. 2).
17 Толочко О. Замітки з історичної топографїї... С. 155. Н. С. История Николаевской круглой церкви на Аскольдовой могиле, в Киеве (К столетию ее существования). К., 1911. С. 8—9,9—11. Примеч. 2. См. также: Л-в П. О могиле Аскольдовой в Киеве // Киевские епархиальные ведомости. 1892. 15 апреля. С. 206—207.
18 Берлинский М. О могиле Оскольдовой в Киеве // Улей. СПб., 1811. Часть I . № 5. Месяц май. С. 355.
19 Козюба В. Про локалізацію Угорьского урочища... С. 182. Видимо, в качестве некоторой аналогии предполагаемой В. К. Козюбой топонимической ситуации можно привести называние новгородского Городища Рюриковым: «В летописях княжеская резиденция всегда называлась Городищем. Наименование Рюриково городище, вошедшее в историко-археологическую литературу, — плод ученых домыслов историков и краеведов XIX в.». (Носов Е. Н. Новгород и новгородская округа IX—X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении города) // Новгородский исторический сборник. Вып. 2 (12). Л., 1984. С. 21. Примеч. 77). Тем не менее, оказалось, что именование данного городища Рюриковым полностью соответствует историко-археологическим реалиям IX столетия — после раскопок Е. Н. Носова стало очевидным, что именно здесь находилась резиденция этого варяжского князя. (Носов Е. Н. Новгородская земля IX—XI вв. (Историко-археологические очерки.). Автореф. дисс. ... д.ра ист. наук. СПб., 1992. С. 22—23. См. также: Петров Н. И. Поволховье и ильменское Поозерье в IX—X вв.: Учебное пособие. СПб., 1996. С. 46—47).
20 Каргер М. К. Древний Киев: Очерки но истории материальной культуры древнерусского города. / T. Н: Памятники киевского зодчества X—ХШ вв. М.; Л., 1961. С. 13.
21 Толочко О. Замітки з історичної топографїї... С. 155.
22 Священник П. Троцкий. Киево-Печерский Пустынно-Николаевский монастырь... С. 615.
23 Толочко О. Замітки з історичної топографїї... С. 154-155.
24 Козюба В. Про локал1зацш Угорьского урочища... С. 192. Примеч. 17.Козюба В. Про локалізацїї Угорьского урочища... С. 192. Примеч. 17.
25 Панченко А. А., Петров И. И., Селин А. А. «Дружина пирует у брега...»: на границе научного и мифологического мировоззрения // Русский фольклор. XXX. Материалы и исследования. СПб., 1999. С. 85.
26 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 108—109.
27 «Не виключено навігь, що в XI—XII ст. стояв i сам курган поруч з Миколаїською церквою, можливо, в сусідній садибі Ольми» (Козюба В. Про локал1зацш Угорьского урочища... С. 184)
28 «Назва "Аскольдова могила" відновилася, ймовірно, у пізньому середньовіччі, коли кияни, переборюючи католицьке засилля, розглядали могилу Аскольда як своєрідний національний памятник, що допомагає усвідомлювати власну невідривність від давньоруської спадщини...» (Мовчан 1.1. Давньокиївська околиця. К., 1993. С. 25).
29 Автору этих строк уже доводилось писать о таинственной внутренней мощи народной исторической памяти, воспроизводящей, например, гидроним I I в. но Р. X. в топонимике XVI столетия. См.: Петров Н. И. Святой апостол Андрей Первозванный: путешествие «по Днепру горе»: Историко-археологические разыскания. СПб., 2010. С. 96. Примеч. 101.
30 Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. Л., 1940. С. 44—57; Ивакин Г. Ю. Киев в XIII—XV веках. К., 1982. С. 98. (См. также: Там же. С. 82).
31 См., например: Летописи белорусско-литовские // ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 20, 37.
32 Александров А. А. Ольгинская топонимика, выбутские сопки и руссы в Псковской земле // Памятники средневековой культуры. Открытия и версии: Сборник статей к 75-летию В. Д. Белецкого. СПб., 1994. С. 22—31.
33 Выбуты, реки Великая и Пскова упоминаются, помимо самого Пскова, в проложных житиях Св. Ольги XIV—XVI вв. (См.: Тексты // Серебрянский Н. Древне-русские княжеские жития. (Обзор редакций и тексты.) М., 1915. С. 6—13. См. также: Книга Степенная царского родословия. Часть первая // ПСРЛ. Т. 21. Первая половина. СПб., 1908. С. 6—7, 22). Также в позднейших летописных сообщениях известны, например, упоминания Ольгиной Горы, Ольгина Креста и Вольгина Креста, относящиеся, соответственно, к концу XIV, концу XV и XVII вв. (См.: Александров А. А. Указ. соч. С. 23—25, 27.)
34 «...Перынь означает "принадлежащее Перуну"» (Конецкий В. Я., Носов Е. Н. Загадки новгородской округи. Л., 1985. С. 32). См. также: Карташев А. Очерки по истории Русской Церкви. Т. I . М., 2009. С. 115; Строгова В. П. Древние топонимы Новгорода и его окрестностей. Новгород, 1993. С. 8—9.
35 «И пришед Добрыня къ Новугороду, постави Перуна кумиръ над рекою Волховомъ...» (Новгородская первая летопись... С. 128). См. также: Там же. С. 160.
36 Ср.: Конецкий В. Я., Носов Е. Н. Указ. соч. С. 30. Позднее В. Я. Конецкий убедительно показал, что в 1950-х гг. В. В. Седовым в Перыни были раскопаны основания разрушенных курганов, а не остатки «центрального святилища словен новгородских» {Конецкий В. Я. Некоторые аспекты источниковедения и интерпретации комплекса памятников в Перыни под Новгородом // Церковная археология. Материалы Первой Всероссийской конференции. Псков, 20 24 ноября 1995 года. Часть 1. Распространение христианства в Восточной Европе. СПб.; Псков, 1995. С. 82—84). О связи культа Перуна и так называемой «языческой реформы» 980 г. в первую очередь с княжеской и дружинной социальной средой см., например: Даркевич В. П. Топор как символ Перуна в древнерусском язычестве // Советская археология. М., 1961. № 4. С. 101; Страхов А. Б. О своеобразии формирования восточнославянского культопочитания и специфике соотношения в нем языческого и христианского элементов // Этногенез, ранняя этническая история и культура славян. М., 1985. С. 80.
37 Отдел II // Сборник материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей. К., 1874. С. 126.
38 «Церковь старинная тогож святителя Николая об одном престоле на нижшей горе к реке Днепру. При сей церкви был первобытный Киево-пустынно-Николаевский монастырь на Оскольдовой могиле...» (Отдел II // Сборник материалов для исторической топографии... С. 143). Стоит заметить, что это — первая предельно отчетливая локализация Аскольдовой могилы в дошедших до нас письменных источниках. Даже в Киевском синопсисе 1674 г. ничего не говорится о каких-либо абсолютно однозначных топографических ориентирах данного урочища — за исключением Никольского храма как такового: «...В Синопсисе передается о построении церкви св. Николая на могиле Аскольда, но не указывается, что могила эта находится на бывшем кладбище Пустынно-Николаевского монастыря» (Быль и легенды... С. 41). То, что в рассматриваемом случае речь идет не о выдумке В. И. Новгородцева, а о местной устной традиции, подтверждается аналогичной локализацией Аскольдовой могилы в описании Киево Печерской лавры 1791 г.: «Оскольдова могила, состоящая пониже Николаевского Монастыря, на горе, над Днепровским берегом...» (Достопамятнейшие древности в Киеве // Краткое историческое описание Киевопечерския лавры. К., 1791. С. 2—3). Предполагать, что автор цитированной публикации — митрополит Киевский и Галицкий (с 1783 г.) Самуил (Миславский) — черпал интересующие его сведения из сочинения гарнизонного поручика, очевидно, не приходится.
39 Рассуждения о том, что эта «Дирова могила» на самом деле именовалась киевлянами «Аскольдовой могилой», но В. И. Новгородцев, зная о «другой» Аскольдовой могиле на территории Пустынно-Николаевского монастыря, «переименовал» ее в могилу Дира (см.: Быль и легенды... С. 29—30), нельзя не признать надуманными.
40 О ходе открытия древностей в Киеве до начала 1836 года // ЖМНП. СПб., 1836. Ноябрь. С. 273—274.
41 О древней киевской церкви св. Ирины, созданной великим князем киевским Ярославом Владимировичем // ЖМНП. СПб., 1836. Декабрь. С. 449.
42 Ср.: Быль и легенды... С. 30.
43 Далее цит. по: ПВЛ // Повести Древней Руси. XI-—XII века. Л., 1983. С. 33. См.: Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. С. 23.
44 Олег выходит на берег Днепра «подъ Угорьское» (под Угорской горой). В Комиссионном списке Новгородской первой летописи младшего извода отразилось непонимание данного топонима: «Игорь же и Олегь, творящася мимоидуща, и потаистася въ лодьях, и с малою дружиною излезоста на брегъ, творящася подугорьскыми гостьми, и съзваста Асколда и Дира». (В Толстовском списке той же летописи вместо «творящася подугорьскыми» — «под угорьскими, творящеся». См.: Новгородская первая летопись... С. 107).
45 Мусин А. Е. Христианизация Новгородской земли в IX—XIV веках. Погребальный обряд и христианские древности / Труды ИИМК РАН. Т. V. СПб., 2002. С. 81—82. См. также: Петров Н. И. Могилы превысокия и сопки позднесредневековых письменных источников // Ладога и религиозное сознание. Третьи чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 20—22 декабря 1997 г. Материалы к чтениям. СПб., 1997. С. 64—67. Использование слова «могила» для обозначения собственно могильной ямы, предназначенной для погребения усопшего, известно в источниках лишь начиная с XVI—XVII вв. (См.: Словарь русского языка XI—XVII вв. Вып. 9: «М». М., 1982. С. 229.
46 Так, по мнению М. К. Каргера, «во времена летописца за церковью Ирины высился (выделено мною. — Н. П.) курган, связываемый легендой с именем Дира» (Каргер М. К. Указ. соч. Том II . С. 216)
47 Назаренко В. А. Могильник в урочище Плакун // Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985.
48 Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. С. 474.
49 Средняя высота подобных насыпей IX—X вв. доходит до 5—7, а диаметр — до 20-30 м. (См., например: Седов В. В. Новгородские сопки / АН СССР. Ин-т археологии. Археология СССР. Свод археологических источников. [Вып.] Е1-8. М., 1970. С. 10.
50 Кирпичников А. И., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 194 195. См. также: Петров Н. И. Сопки в контексте культурно-исторических процессов Северо Западной Руси (VIII—XI вв.). Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. СПб., 1997. С. 17; Петрухин В. Я. Пространство и время киевской легенды // Древнейшие государства Восточной Европы. 2006 год. Пространство и время в средневековых текстах. М., 2010. С. 384, Примеч. 6. Как уже было отмечено выше, связь одного из подобных курганов в Старой Ладоге с восходящим к Новгородской первой летописи младшего извода топонимом «Олегова могила» формируется не ранее конца XIX в. (см.: Панченко А. А., Петров Н. И., Селин А. А. Указ. соч. С. 82—91) — если Олег и был погребен в Ладоге, то вполне естественно ожидать, что его похоронили на Плакуне.
51 Булкин В. А. Большие курганы Гнездовского могильника // Скандинавский сборник. XX. Таллин, 1975. С. 140, 144; Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Указ. соч. С. 225—228; Петрухин В. Я. Большие курганы Руси и Северной Европы: К проблеме этнокультурных связей в раннесредневековый период // Историческая археология. Традиции и перспективы. К 80-летию со дня рождения Даниила Антоновича Авдусина. М., 1998. С. 362, 366, 368. См. также: Петрухин В. Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М., 2000. С. 249, 251.
52 Здесь стоит обратить внимание и на существенную близость ландшафтных условий расположения киевского урочища Аскольдова могила первой надпойменной терассе правого берега реки Волхов, на которой находится урочище Плакун.
53 См., например: Макаров Н. А, Население Русского Севера в XI—XIII вв.: По материалам могильников Восточного Прионежья. М., 1990. С. 43; Мусин А. Е. Указ. соч. С. 202.
54 Мусин А. Е. Христианизация Тверского края и проблемы образования Тверской епархии (историко-археологический аспект) // Тверской археологический сборник. Вып. 1. Тверь, 1994. С. 257.
55 Здесь цитируется «древняя редакция северно-русских списков Пролога» по Н. И. Серебрянскому (Пролог пергаменный Синодальной (Патриаршей) библиотеки № 3, XV в., под 15 июля). Как полагает исследователь, данное житие «появилось... приблизительно во второй половине XIII в., и по месту своего составления должно быть отнесено к памятникам северно русским, м. б., к новгородско-псковским» (Серебрянский Н. Указ. соч. С. 32; Тексты // Серебрянский Н. Указ. соч. С. 8). См. также: Фет Е. А. Пролог // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I . (XI — первая половина XIV в.). Л., 1987. С. 377-379.
56 См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. Т. 2: «Л—П». СПб., 1902. С. 246.
57 Мусин А. Е. Христианизация Новгородской земли... С. 81—82.
58 Там же. С. 83. См. также: Словарь русского языка XI—XVII вв. Вып. 15 (Перст —Подмышка). М., 1989. С. 199—200.
59 Мусин А. Е. Христианизация Новгородской земли... С. 33—58.
60 Михайлов К. А. Южноскандинавские черты в погребальном обряде Плакунского могильника // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Выи. 10. / Материалы научной конференции. Новгород, 23—25 января 1996 г. Новгород, 1996. С. 54—57. Ср., однако: Мусин А. Е. Христианизация Новгородской земли... С. 126—127.
61 Назаренко В. А. О возможной интерпретации захоронения в кургане № 11 Плакунского могильника // Памятники старины: Концепции. Открытия. Версии. Памяти Василия Дмитриевича Белецкого. 1919—1997. Т. П. СПб.; Псков, 1997. С. 94.
62 Крузе Ф. О происхождении Рюрика (Преимущественно по Французским и Немецким летописям) // ЖМНП. Часть девятая. СПб., 1836. Январь. С. 72; Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи // Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый Семинарием имени Н. П. Кондакова. Т. III . Прага, 1929. С. 237—245, 270. С другой стороны, например, X. Ловмянский утверждал, что «Рорика Фрисландского и Рюрика Новгородского следует рассматривать как две различные личности» (Ловмянский Г. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский // Скандинавский сборник. VII, Таллин, 1963. С. 249).
63 Крузе Ф. Указ. соч. С. 56—58; Ловмянский Г. Указ. соч. С. 236-237; Мусин А. Е. Об особенностях христианизации Новгородской земли // Новгород и Новгородская земля. История и археология / Тезисы научно-практической конференции. Новгород, 1988. С. 44. См. также: Vogel W. Die Normannen und das Fränkische Reich bis zur Gründung der Normandie (79 —911) // Heidelberger Abhandlungen zur mittleren und neuren Geschichte. 14. Heft. Heidelberg, 1906. S. 193—194. Ср.: Беляев H. Т. Указ. соч. С. 230—233.
64 См. об этом: Гуревич А. Я. Походы викингов. М., 1966. С. 90.0 возвращении кязычеству Рорика Ютландского писал Ф. Крузе (Крузе Ф. Указ. соч. С. 60—61).
65 Михайлов К. А. Указ. соч. С. 57—58.
66 Быль и легенды... С. VI.
67 Ср.: Толочко О. Замітки з історичної топографїї... С. 149. Показательно, что скандинавские курганы в урочище Плакун были распознаны в качестве таковых лишь археологами в XX в. Так, например, уже упоминавшийся выше курган № 11 перед началом раскопок «представлял собой едва заметное всхолмление без четких границ» и «только после снятия 30 см слоя огородной земли выявились форма и размеры кургана» (Корзухина Г. Ф., Давидам О. И. Раскопки на урочище Плакун близ Старой Ладоги // Археологические открытия 1968 года. М., 1969. С. 16—17).
68 Думается, что Е. Е. Голубинский, видевший в Аскольдовой могиле именно высокий курган, не отдавал себе отчета в том, как в реальности последняя, «представляя из себя холм или возвышенную площадку, оказывалась удобным местом для поставления церкви» (Голубинский Е. История Русской Церкви. Т. I (Период первый, киевский или домонгольский). Первая половина тома / Изд. 2-е, испр. и доп.: М., 1901. С. 38).
69 Закревский Н. Описание Киева. Вновь обработанное и значительно умноженное издание с приложением рисунков и чертежей. Т. 1. М., 1868. С. 191—192. См. также, например: Берлинский М. Указ. соч. С. 355—356; Паломник Киевский или путеводитель по монастырям и церквам киевским, для богомольцев посещающих святыню Киева. К., 1842. С. 39—40.
70 Объяснения к рисункам // Волынь. Исторические судьбы юго-западного края. СПб., 1888. С. 71. См. также: Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России. М., 2003. С. 285.
71 Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Том II: Араго-Аутка. СПб., 1891. С. 296.
72 Сикорский И. А. Отец Иоанн Ильич Сергиев (Кронштадтский) и его пребывание в Киеве // Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский: Воспоминания самовидцев. СПб.; М., 2004. С. 58—59.
73 Н. С. Указ. соч. С. 23, 42.
74 «В подвале храма имеется древняя гробница, приписываемая Аскольду...» (Шероцкий К. В, Киев. Путеводитель. К., 1918. С. 246).
75 Л-в П. Указ. соч. С. 211—214.
76 Иванова О. В, Димитрий Солунский // Православная энциклопедия. Т. XV: Димитрий—Дополнения к «Актам историческим». M., 2007. С. 158. См. также: Казарян А. Ю., Саенкова Е. М., Сусленков В. Е. Димитрия Солунского великомученика базилика в Фессалонике // Там же. С. 202—203
77 Лосева О. В, Георгия Победоносца великомученика церковь в Лидде // Там же. Т. XI: Георгий—Гомар. M., 2006. С. 120.
78 Бовкало А. А. Вениамин // Там же. Т. VII: Варшавская епархия—Веротерпимость. М., 2004. С. 622
79 И уж тем более нет нужды комментировать здесь позднейшие глумливые замечания автора одного из большевистских киевских журналов о том, что «невеликий надгробок із звичайної сучаної (не стародавної) цегли» «нічого спільного з Аскольдом не має». (Сімзен Сичевський А. Аскольдова могила // Радяньский Київ. К., 1940. № 21 (64). С. 28). О судьбе Никольского храма и самого урочища Аскольдова могила после 1917 г. см.: Проценко Л. А. Історія київського некрополя. К., 1995. С. 174—180.
80 Л-в П. Указ. соч. С. 212.
81 Н. С. Указ. соч. С. 31—32.
82 Л-в П. Указ. соч. С. 213.
83 Протоиерей П. Троцкий. Киево-Печерский Пустынно-Николаевский монастырь // Труды Киевской духовной академии. К., 1878. Декабрь. № 12. С. 527—579.
<< Назад Вперёд>>
