В. В. Шумило. Мирный договор 860 года и международное признание Руси
Автор «Повести временных лет» ведет летоисчисление русского государства от похода Аскольда и Дира. До упоминания о походе и византийском цесаре Михаиле ни одна запись в летописи не имеет конкретной даты. Только с этого события начинается точная погодная датировка, и Нестор сам указывает на причину выбора такой точки отсчета: «...наченшю Михаилу цесарьствовати, нача ся прозывати Руская земля. О семъ бо увьдахомъ, яко при семъ цесари приходиша Русь на Цесарьградъ, якоже писашетъ въ лътописании грьцкомъ. ТЬмъ же и отсель почнемъ и числа положимъ...»* Центральной в этом отрывке является фраза «нача ся прозывати Руская земля». Знаменательно, что это начало «прозывания» Нестор обозначает как факт, о котором он узнал откуда-то из хроник другого государства: «о семъ бо уведахомъ, яко при семъ цесари приходиша Русь на Цесарьградъ, якоже писашетъ в лътописании гръщкомъ». Узнавание имени своего государства из документов других держав, впрочем, вполне закономерно: вряд ли Нестор смог бы выделить тот год, в который русичи сами решили выбрать для своей державы то или иное название. А вот год, в который держава так заявила о себе, что иное государство вынуждено было дать ей имя, заговорить о ней как об отдельной земле, Нестор смог определить по византийским хроникам. И именно это важное событие — заявление Руси о себе как о мощной державе — летописец положил точкой отсчета в русской хронологии.
Фраза «нача ся прозывати Руская земля» может быть истолкована как в смысле «начала именоваться» (в переводе Д. С. Лихачева — «стала прозываться»1, О. В. Творогова — «начала прозываться»2, Л. Е. Махновца — «стала називатися», т. е. «стала называться»3), так и в смысле «начала быть известной», «стала известной». Что означает «начала прозываться»? Думается, греки также не ставили перед собой задачи создать новый топоним, да и словосочетание «Руская земля» слишком мало походит на осмысленно созданный топоним. Скорее, после похода русичей на Константинополь грекам попросту пришлось какими-то словами обозначить ту новую силу на мировой арене, с которой отныне придется считаться. Таким образом, «нача ся прозывати» означает «начало произноситься ее имя», «о ней стали говорить», — иными словами, Русская земля с этих пор стала известной большому свету. «Поэтому с этой поры начнем и числа положим...», — пишет далее Нестор, указывая тем самым, какое событие положило начало русской государственности. Впрочем, уже через несколько строк в летописи сообщается иная дата и иные авторы русского топонима: «И отъ тьхъ варягь ирозвася Руская земля». А еще через две погодные записи Нестор снова возвращается к рассказу о походе Аскольда и Дира. Возникает та знаменитая путаница в хронологии событий, о которой много написано в исследовательской литературе. И все же будем отталкиваться от той записи, которая является началом отсчета в летописи, поскольку она находит подтверждение в других исторических источниках. Кроме того, по мнению некоторых историков, например академиков А. А. Шахматова4 и Б. А. Рыбакова5, та часть Несторовой летописи, в которой речь идет о походе Аскольда и Дира, принадлежит более древнему русскому летописному тексту, не искаженному позднейшей новгородской редакцией.
Итак, 18 июня 860 г. русская флотилия внезапно появилась у стен Константинополя, застигнув город врасплох и взяв его в осаду. Сам по себе факт необычен, поскольку Константинополь, как известно, был хорошо укреплен, и для того, чтобы такое большое количество кораблей внезапно, практически незамеченное, подошло к стенам города, нужна была очень хорошая организация. Что, в свою очередь, было бы невозможно, если бы в стане русских к тому времени не было более-менее централизованной власти.
По одним источникам, у руссов было 200 кораблей, по другим — 360, которые имели на борту общей численностью до 8000 воинов6. Цифра для тех времен довольно большая, тем более, если учесть, что славяно-русское население тогда еще окончательно не сложилось в единый народ, а представляло собой союз различных восточнославянских племен с остатками родоплеменных отношений7. В то время не могло быть и такого количества постоянных профессиональных воинов в дружине киевского или иного князя. Следовательно, армия, подошедшая к стенам Константинополя, представляла собой сборный состав воинов профессионалов разных славянских племен, что свидетельствует о хорошей организованности данного похода. Кроме того, чтобы преодолеть большое расстояние по морю, а затем столь искусно и внезапно войти в хорошо укрепленный и охраняемый залив прямо к стенам Константинополя, среди руссов должны были быть не только профессиональные воины, но и профессиональные моряки. Жители Среднего Приднепровья, в силу большой удаленности от морских берегов, профессиональными моряками быть не могли, по крайней мере, в таком большом количестве. Морским ремеслом занимались славяне, жившие в Причерноморье, и это также подтверждает тот факт, что поход 860 г. был осуществлен не одним каким-то племенем (приднепровским, или же причерноморским), а союзом разных восточнославянских племен, причем проживавших на очень большой территории: от Среднего Приднепровья до берегов Азовского и Черного морей.
Обращает на себя внимание время похода, и та внезапность, с которой русичи осадили столицу Византии. Им удалось настолько точно рассчитать время прибытия к стенам Константинополя, что в этот момент в столице мировой империи не оказалось ни армии, ни самого императора. Что это — случайность или хорошо организованная разведка, указавшая организаторам похода точное время, когда Второй Рим останется практически незащищенным?
Известно, что в это время Византия вела войну с Арабским халифатом, и император Михаил III к моменту нападения Руси на Константинополь вместе с армией находился в Каппадокии, т. е., как пишет П. В. Кузенков: «от столицы его отделяло более 500 км — около месяца обычного пути и не менее недели спешного»8. Вряд ли, даже располагая 8 тысячами воинов, русы осмелились бы напасть на столицу империи, зная, что им даст отпор императорская армия, значительно превосходящая и их силы, и профессиональные навыки. Следовательно, русы знали о том, что в это время император вместе со своей армией будет далеко от столицы, причем настолько далеко, что не сможет быстрым маневром возвратиться в город и отбить осаду руссов. Это дало возможность академику В. И. Ламанскому9, а вслед за ним — М. Д. Приселкову10 сделать предположение, что между руссами и арабами была определенная договоренность о единовременности боевых действий.
В Никоновском летописном своде, донесшем до нас, по мнению многих историков и филологов, отрывки киевского летописания IX—X вв., имеется четкое свидетельство о том, что Аскольд и Дир не только знали о войне Византии с Арабским халифатом, но и были оповещены о том, что свои основные военные силы император отвел от столицы в другое место из-за военных действий с арабами: «Множество совокупльшеся Агарян прихождаше на Царьградъ, и сіа множицею творяще. Слышавше же Юевстш князи Аскольдъ и Диръ, идоша на Царьградъ и много зла сотвориша». Слово «слышавше» в данном контексте дает нам основание предположить, что русы действительно были оповещены либо непосредственно арабами, либо собственной разведкой. И в том, и в другом случае это свидетельствует о том, что поход 860 г. был неожиданным только для греков, для руссов он не был спонтанным, — поход был хорошо организован и тщательно продуман.
Большое количество судов и воинов, их отличная организация, хорошо поставленная военная разведка, договоренность с другим воюющим государством о совместных и единовременных действиях свидетельствуют о том, что этот поход не был обычным грабительским набегом, наподобие набегов норманнов в Европе. Это была хорошо спланированная военная акция с конкретной политической и экономической задачей, которую организаторам похода, в конечном итоге, удалось осуществить.
Академик Б. А. Рыбаков, говоря о «большой активности государства Руси на своих южных торговых магистралях», т. е. о «русских флотилиях в Черном море», — как торговых, так и военных — подчеркивал, что «знаменитый поход руссов на Царьград в 860 г.» не был «первым знакомством греков с русскими»11. Русичи к тому времени активно торговали с греками Причерноморья, а также осуществляли военные походы на причерноморские греческие города и даже взимали с них дань, и, тем не менее, Византия как империя, как одно из влиятельных государств ойкумены того времени не смотрела на Русь как на серьезную военную и политическую силу. Греки не видели в Руси IX века государства, с которым выгодно (и необходимо) иметь союзнические «мир и любовь». По их представлениям, это были племена диких варваров, не имевших своего государства, а, следовательно, — культуры и лишь изредка объединявшихся в большие или малые шайки для грабежа соседей. Одним словом, представления о руссах у греков были такие же, как о норманнах в Европе. Поэтому поход 860 г. был не обычным набегом с целью грабежа богатых константинопольских окраин, а, как пишет Б. А. Рыбаков, «первым мощным десантом руссов у стен "Второго Рима". Целью похода русской эскадры к Босфору было утвердить мирный договор с императором»12. По представлениям того времени только так можно было заставить сильное влиятельное государство (в данном случае — Византию) признать молодое русское государство как равноценного военного и политического союзника и экономического партнера. Этой цели, как мы знаем, поход достиг: Византия заключила с Русью договор «мира и любви», что являлось свидетельством политического признания Руси на международной арене.
Все вышеперечисленные соображения дают основания утверждать, что к 860 г. Русь во главе со своим киевским князем Аскольдом вышла далеко за границы родоплеменного союза, сформировавшись во вполне самостоятельное, независимое государство, которое не просто бросило вызов влиятельной Византийской империи, но и было признано этой империей как равноценный и уважаемый союзник: «Государство Русь, — по словам Б. А. Рыбакова, — уже поднялось на значительно большую высоту, чем одновременные ему отдельные союзы племен, имевшие "свои княжения"»13.
Однако до 860 г. Русь не представлялась другим государствам сколько-нибудь влиятельной и сплоченной державой. Недаром патриарх Фотий в Окружном послании восклицает: «Откуда же нашла на нас эта северная и страшная гроза?»14. Академик В. И. Ламанский толкует этот фрагмент Фотиева послания как изумление перед вдруг явившейся страшной военной силой. Русы навевали ужас не столько своим количеством (перед византийским войском Аскольдова флотилия явно проигрывала), сколько маневренностью, с которой они сумели пройти через пролив незамеченными, хитростью, а также размахом грабежей и убийств. Те, кого византийцы до этого считали дики*ми и неорганизованными варварами, вдруг представили серьезную опасность и могли полностью истребить и разрушить «Вечный город».
Император, вероятно, не сразу оценил опасность положения, и поэтому прибыл в Константинополь с очень незначительными силами. Известно, что в то же самое время на другой стороне Византии арабы, пользуясь отсутствием императора, напали на греческие войска с новой ожесточенностью. Можно догадываться, какое потрясение пережил в эти дни император, который не мог не сопоставить эти два события: нападение Руси в его отсутствие и нападение арабов опять же в то время, когда его нет. Взаимосвязь русских и арабских стратегических действий должна была представиться ему достаточно ясно, как и возможный результат такого военного союза: Русь, едва не уничтожившая Константинополь, в союзе с арабами является слишком опасным противником. Если прибавить к этому впечатление, которое должен был произвести на императора вид разоренного побережья, горы убитых, полное истощение запасов и т. д., то можно догадываться о силе душевного потрясения, перенесенного Михаилом во время осады Константинополя.
В этот-то момент, по трактовке В. И. Ламанского, царь и патриарх встают перед вопросом: что же это за народ? Откуда взялась эта неведомая Русь? А уже на следующий год в описании византийских епархий появится слово «РшсДа». Именно этот момент, когда о Руси вдруг заговорили, попытались определить ее происхождение и характер и оградить себя от русских вторжений договором и данью, является первым серьезным заявлением русского государства о себе как о цельной, самостоятельной и независимой державе.
Нам представляется небезынтересным высказать один из аргументов в пользу славянского, а не варяжского происхождения руссов применительно к походу 860 г. Некоторые историки, например В. О. Ключевский15, считают, что русы, совершившие поход на Константинополь и, соответственно, создавшие государство Киевская Русь, были норманнами.
На наш взгляд, косвенным подтверждением того, что напавшие на Константинополь русы были славянами, а не норманнами-викингами, является история христианской Англии IX века. История эта состоит из постоянных столкновений с викингами, которые своими набегами терроризировали Западную Европу. Викинги захватили в IX в. почти всю Англию и создали на ее территории свои государства16. События эти были известны всему цивилизованному миру того времени, в том числе, и Византии. Тем не менее, в Первой гомилии патриарха Фотия говорится о напавших на Константинополь руссах как о совершенно новом, никому не известном народе: «народ неименитый ... безвестный — но получивший имя от похода на нас ... (курсив наш. — В. Ш.) без военного искусства»17. Однако норманны, осаждавшие в IX в. Западную Европу и создававшие на ее территории свои государства, не могли не быть известными в Византии, а тем более — «получить имя», т. е. известность и славу после (по сути, единственного) похода на Византию («от похода на нас»). Имя викингов-норманнов приводило Европу в ужас задолго до нападения руссов на Константинополь в 860 г. Тем более нельзя было сказать о викингах, что они «без военного искусства» в то время, когда, например, христианская Англия, чья Церковь находилась в евхаристическом общении с Константинопольской и Иерусалимской Церковью (а значит — с Византией), практически полностью была захвачена язычниками-норманнами, создавшими на ее территории свои марионеточные государства.
Очевидно, византийцы не могли спутать всем известных норманнов-викингов с не известными никому руссами.
Не менее важным заявлением о дипломатической и централизованной самодостаточности Руси стало посольство руссов с просьбой прислать проповедника. Для Византии, особенно для Константинополя, который совсем недавно во время осады пережил огромное духовное потрясение и всенародное покаяние, посольство руссов было своего рода продолжением чуда: те, кто убивал и грабил — неожиданно ушли, а через короткое время заявили о желании принять христианство. Такое событие не могло не запечатлеться в памяти византийцев. В 861 г. они уже не спрашивали друг у друга: откуда взялась эта неведомая Русь? Русь стала для них той силой, которая едва не уничтожила Второй Рим и которая увеличила Константинопольскую патриархию еще одной православной епархией. «Сотвори же [император] и мирное устроеше съ прежереченными Русы, и преложи сихъ на хриспанство, и обещавшеся креститися, и просиша арх1ерея, и посла къ ним царь», — сообщается в Никоновском летописном своде. Далее, описывая проповедь епископа, посланного из Константинополя на Русь, Никоновская летопись сообщает о чуде с несгораемым Евангелием, брошенным в огонь по требованию русичей, и заключает, — «Сие видевше Руси удивившася, чюдящеся силе Христове, и вси крестишася».
Итак, на мировой арене появляется новое государство, вписанное, благодаря крещению, в византийскую ойкумену, имеющее с Византией «договор мира и любви» и даже пополняющее ряды византийской армии вольнонаемными воинами. И все это после похода 860 г. Трудно представить себе какое-либо иное событие, которое заставило бы с этих пор называть дотоле неведомых руссов отдельной державой, Русскою землею.
Дипломатическое признание молодого Древнерусского государства Византийской империей было своего рода «открытием Руси»18 цивилизованным миром того времени. Не случайно, поэтому, память об этом походе и последовавшем за ним крещении руссов сохранилась во многих греческих и европейских источниках: хронике Симеона Логофета, сочинениях Никиты Пафлагонянина, Константина Багрянородного, Льва Грамматика, Сократителя Симеонова, Продолжателя Феофана, Иоанна Скилицы, Георгия Кедрина, Иоанна Зонары, Михаила Глики, Константина Манасии, Феодосия Мелитенского. Из не греческих свидетельств: в болгарском Хронографе Георгия Амартола, в письме римского папы Николая к императору Михаилу от 28 сентября 865 г., в письме патриарха Иоакима Антиохинекого к императору Алексею Комнину, в Венецианской Хронике Иоанна Диакона, в так называемой «Брюссельской» хронике Кюмона, называющей датой нападения Руси на Константинополь 18 июня 860 г. и других19.
Вот почему русский летописец написал, что именно с этого времени «нача ся прозывати Руская земля». И именно «отселе почнемъ и числа положимъ» летоисчислению Русского государства.
Обосновывая факт введения древнерусским летописцем так называемой «Русской эры» с 860 г., профессор М. Ю. Брайчевский рассуждает: «На Руси во времена Оскольда было введено особенное летоисчисление — "Русская эра", начинавшая отсчет лет от выдающегося похода на Константинополь, то есть от 860 года. [...] Таким образом, начиная систематическое изложение исторических событий, летописец IX в. избрал условную дату — 860 г. — время отважного похода Руси на Константинополь и ее христианизации. [...] Акт крещения Руси был осмыслен как поворотный момент в истории страны, как своеобразный перелом на пути к прогрессу. [...] Этот акт в средневековой идеологии рассматривался как приобщение к Благодати, как начало новой, возрожденной жизни. [...] Именно таким образом вынуждена была восприниматься эта акция и общественной верхушкой Руси во главе с Оскольдом. Покончив с язычеством, страна как бы порывала с собственным "варварским" прошлым. Присоединяясь к христианству, она становилась частью ойкумены, цивилизованного мира»20.
Здесь будет уместным заметить, что поход руссов на Константинополь в 860 г. и последовавшее за ним международное политическое и дипломатическое признание молодого Русского государства произошло на два года раньше легендарного призвания Рюрика новгородцами, от которого традиционно российской и зарубежной историографией ведется начало древнерусской государственности.
Итак, мы имеем основания считать 2010 год годом 1150-летия со времени утверждения Древнерусского государства на международной арене. Это событие не было спонтанным или случайным, а явилось закономерным итогом политического, экономического и военного развития Киево-русского государства. Ясно, что совершить такой организованный и хорошо подготовленный поход с далеко идущими политическими целями могло только хорошо организованное государство. Возникнуть в одночасье такое государство не может, на его формирование нужны многие годы и силы. Из этого следует, что ко времени похода 860 г. на Константинополь древнерусское государство, с центром в Киеве, уже сформировалось. Захват власти в Киеве и убийство киевских князей-христиан Аскольда и Дира новгородским князем язычником Олегом в 882 г. не привнесло ничего существенно нового в формирование государства Киевская Русь, кроме смены династии со славянской на варяжскую (которая, впрочем, очень скоро — уже во втором поколении — ославянилась). Именно поэтому российский историк В. О. Ключевский утверждал, что «появление Рюрика в Новгороде [...] неудобно считать началом Русского государства: тогда в Новгороде возникло местное и притом кратковременное варяжское княжество. Русское государство основалось деятельностью Аскольда [...] в Киеве: из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства; Киевское [...] княжество [...] стало зерном того союза славянских и соседних с ним финских племен, который можно признать первоначальной формой Русского государства»21.
На наш взгляд, ради сохранения исторической памяти нашего народа и, в частности, с целью патриотического воспитания молодежи, было бы хорошо день первого международного признания Древнерусского государства сделать памятной датой и обратиться к правительствам России и Украины с предложением об учреждении 25 июня — дня предполагаемого подписания мирного договора Киевской Руси с Византией — Днем Древней Руси.
* (ПВЛ // Библиотека литературы Древней Руси
/ ИРЛИ РАН; Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 1997. Т. 1: XI—XII века. 543 с. [Электронный ресурс:] http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.а5рх?1аЫо'=4869)
1 Художественная проза Киевской Руси XI—ХШ веков / Сост., пер. и прим. И. П. Еремина и Д. С. Лихачева // ПВЛ / Перевод Д. С. Лихачева. М., 1957. С. 9.
2 ПВЛ.
3 Літопис руський / Переклад з давньорус. Л. 6. Махновдя // Повість минулих літ. К., 1989. С. 11. Приведем полностью цитату из перевода Л. Е. Махновца, поскольку его перевод, на наш взгляд, наиболее точно отражает мысль древнерусского летописца: «У рік 6360 [852], індикта 15, коли почав Михайло цесарствувати, стала називатися [наша земля] — Руська земля».
4 См. подробнее: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.
5 Рыбаков Б. А.: 1) Остромирова летопись // Вопросы истории. 1956. № 10. С. 46-59; 2) Киевская Русь и русские княжества в XII—XIII вв. М., 1982. С. 297—313.
6 См. подробнее: Цветков С. В. Поход русов на Константинополь в 860 году и начало Руси. СПб., 2010. С. 51—60.
7 Греков Б. Д. Київська Русь. К., 1951. С. 69—111; Рыбаков Б. А. Киевская Русь... С. 244—258, 316—318
8 Кузенков П. В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы 2000 г. Проблемы источниковедения / Отв. ред. Л. В. Столярова; Отв. ред. сер. Е. А. Мельникова. M., 2003. С. 156.
9 Ламанский В. И. Славянское житие св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и как исторический источник. Критические заметки//ЖМНП. 1903. Апрель. С. 345-385; Май. С. 136—161; Июнь. С. 350—388; Декабрь. С. 370—405; 1904. Январь. С. 137—173; Апрель. С. 215-239. Май. С. 131—168. [Электронный ресурс:] http://gbooks.archeologia.ru/
10 Приселков М. Д. Русско-византийские отношения в IX—XII вв. // Вестник древней истории. 1939. № 3. С. 98—109.
11 Рыбаков Б. А, Киевская Русь... С. 290.
12 Там же.
13 Там же.
14 Ламанский В. И. Указ. соч. См. также: Кузенков П. В. Указ. соч. С. 31.
15 Ключевский В. О. Курс русской истории. Часть 1. Лекция IX // Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1987—1990. Т. 1. С. 144—147.
16 См. подробнее: Мосс В. Король Альфред Великий — царь Давид средневековой Англии. Из истории христианства в Англии в IX веке // Вера и Жизнь. Чернигов, 2010. № 16-17. С. 54—71.
17 Цит. по: Шумило С. В. Миссия святых Кирилла и Мефодия и первое, Оскольдово, крещение Руси // Вера и Жизнь. Чернигов, 2010. № 16—17. С. 76.
18 Толочко П. П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. К., 1987. С. 14.
19 См. подробнее: Шумило С. В.: 1) Князь Оскольд и христианизация Руси: Сборник статей, посвященный 1150-летию похода князя Оскольда на Константинополь и принятию и после этого Святой Православной Веры. К., 2010; 2) Миссия святых Кирилла и Мефодия... 2009. № 14—15. С. 72—98; 2010. № 16—17. С. 72—92.
20 Брайчевсъкий М. Ю. Вибране. К., 2009. Т. 2. С. 609, 689—690.
21 Ключевский В. О. Указ. соч. С. 159.
<< Назад Вперёд>>
