Несмотря на то, что архивные фонды во многом раскрыли тайны базы «Мукково», позволили определить координаты боевых позиций тяжелых железнодорожных батарей в системе береговой обороны Балтфота, желание увидеть эти места своими глазами и, в частности, побывать на полуостровах с романтическими названиями Колгонпя и Кургальский, не угасало. Правда, время для такой поездки становилось все более неблагоприятным, надвигалась зима. Из Москвы я следил за погодой на Балтике. Мне совсем не нужен был снег в зоне Санкт-Петербурга, но циклон все гнал и гнал его туда из Атлантики. И тем не менее все-таки решился еще на одно, четвертое в 2004 году, путешествие в край, который уже стал для меня одним из самых любимых в России.
Было еще одно особо важное обстоятельство, которое подвигло меня на эту поездку. Приближалась большая дата в истории нашего государства, о которой российские СМИ почти молчали — 65-летие со дня начала советско-финляндской войны 1939–1940 гг. Советский Союз начал эту войну 30 ноября 1939 года и выходило так, что я мог почти день в день оказаться там, где фактически началась эта война, откуда раздались ее первые залпы.
Второй раз в жизни у меня складывалась такая ситуация. Много лет назад, еще юношей, я поставил себе цель — обязательно побывать на могиле своего отца, Брагина Ивана Петровича, командира пехотного взвода, погибшего в 1944 году в Великой Отечественной войне. Причем, сказал я себе, я должен быть на месте его гибели, в Белоруссии, в деревне Мадоры Рогачевского района Гомельской области, именно в день его гибели, 23 февраля, чтобы увидеть то, что видел мой отец в последние мгновения жизни. И я осуществил это. В назначенный день я стоял едва ли не по пояс в снегу на высоком холме, на котором располагалась деревня Мадоры и где немцы, укрепившись в дотах, встретили пулеметным огнем советских бойцов, которым было приказано взять ко Дню Красной армии эту деревню.
Я смотрел в ту сторону, откуда наступали наши: до самого горизонта, километров на пять-шесть, было голое заснеженное поле, на котором абсолютно негде было укрыться от прицельного огня немецких пулеметов. Ни деревца, ни кустика. И по этому открытому пространству шли красноармейцы, а немцы косили и косили их из пулеметов!
В Мадорах с той поры две огромные могилы павших бойцов, человек на 250–300 каждая — плата за эту безвестную деревушку, которую какой-то советский командир решил обязательно взять лобовой атакой к празднику, чтобы отрапортовать о своих победах...
27 ноября 2004 года я снова был в Санкт-Петербурге. На сей раз в компанию нашу не смогли по разным причинам войти мои прежние сопутешественники, и мы отправились в путь втроем, самым проверенным и надежным экипажем: мой зять Сергей, внук Степан и я. Сначала мы двигались по маршруту Санкт-Петербург — Гостилицы — Воронино — Копорье, затем круто повернули на север, к Копорской Губе, а далее взяли круто на запад, к полуострову Колгонпя, и объехали его вдоль побережья...
Отправляясь в это путешествие, мы имели с собой копию «Акта комиссии по выбору позиций... строительства 356-мм железнодорожной батареи в районе д. Колгонпя», утвержденного Наркомом обороны СССР К. Е. Ворошиловым. Документ гласил:
«В период с 1-го по 2-е ноября 1935 г.89 произвела выбор позиции для 356-мм железнодорожной батареи в районе д. Колгонпя.
Батарея располагается в районе ¼ км южнее отметки 12.8, что в ¼ км южнее восточной окраины д. Колгонпя в смешанном лесу 10–18 м на полузакрытой позиции.
Глубина маски 1000 метров по директории 2300 м на Запад и 700 м на Восток.
Командный пункт располагается к Северу от центра позиции в расстоянии 1078 м с сектором обзора от пеленга 275 градусов через 0 градусов до пеленга 100 градусов. «
Располагали мы и «Формуляром позиции 356-мм железнодорожной батареи полуострове Колгонпя». Ее место было южнее д. Колгонпя и севернее д. Парфеевка с координатами: Ш — 59 градусов 49 минут 35 секунд, Д — 28 градусов 33 минуты 07 секунд.
В деревне Логи, что на верхушке полуострова Колгонпя (Сойкинский), мы расспросили старых людей: слышали ли они от своих отцов и дедов, знают ли что-нибудь о боевых позициях железнодорожной артиллерии, которые в довоенное время располагались в ближних лесах.
— Несколько веток железной дороги было проложено со стороны Косколово мимо нашей деревни, по-за берегу моря. В полутора километрах выше Логи одна из них пересекала шоссе, теперь асфальтовое, и уходила направо, в глубину полуострова, — отвечали они.
— Насыпь от нее ведет к бывшей станции Ружево и деревне Парфеево. Летом мы туда кое-как ходим за ягодами и грибами, а сейчас вам не пройти. Когда перед отступлением наши рельсы сняли, они и мосты через речки и ручьи повзрывали. Да там и волков с медведями можно встретить! Мы туда малым числом не ходим.
— А что там?
— Тоже все было взорвано. А о железнодорожных пушках мы ничего не слышали, но в «финскую» по Сескару действительно от нас из пушек стреляли. Этот остров из нашей деревни видно. До него от нас всего-то 25 километров. В хорошую погоду даже остров Лавенсаари, и тот видать.
Возвратившись по шоссе на означенные полтора километра, мы действительно разглядели в зарослях олешника прогалины по обе стороны дороги, а потом обнаружили и насыпь, пересекавшую ее. Она была густо засеяна мелколесьем. Но, посовещавшись, мы все же решили рискнуть и пройти по ней хотя бы немного, посмотреть, что там дальше...
Буквально через десять минут мы оказались в такой пугающей глухомани, что я откровенно засомневался: разумно ли мы отважились на столь рискованное предприятие. Каких-либо возможностей пройти хотя бы десяток метров по извилистым, но свободным от коряг, поваленных деревьев непролазным зарослям не было. И чем больше мы внедрялись в этот природный хаос, тем сильнее по спине начинала ползать неподвластная разуму жуть.
Кроны елок, выросших на насыпи, были так плотно соединены своими вершинами, что образовывали сплошной хвойный пласт, который не позволял снегу укрыть под ним землю. По обеим сторонам насыпи лесные завалы были засыпаны снегом, а у нас под ногами шуршали ярко-зеленые кусты застывшей на холоде брусники и, словно фарфоровые, с хрустом рассыпались скованные стужей грибы-соленцы. Мы как будто оказались в царстве у лешего и кикимор.
С великими усилиями мы преодолели несколько разрывов в насыпи, через которые струились заледенелые ручьи. Когда-то здесь были мосты.
Больше всего меня заботил внук. Сначала его забавляло бесконечное преодоление препятствий, однако спустя некоторое время он тоже начал испытывать беспокойство:
— Дедушка! Мне кажется, что на меня кто-то смотрит из-за этих коряг, — говорил он тревожно. — И кто-то словно крадется сзади... А вон там, вроде бы, что-то мелькнуло!..
Я видел, что мальчик начал уставать, а ведь нам предстояло этой же дорогой возвращаться назад... От такой мысли становилось не по себе.
— Сережа!.. Может вернемся? — спрашивал я зятя.
— Давайте еще немного продвинемся... Может быть уже близко до каких-то объектов.
Так мы пробивались сквозь прибалтийские джунгли около двух часов и преодолели, наверное, километра два-три, хотя точно оценить протяженность такого пути затруднительно.
Когда мы вышли на участок смешанного мелколесья, Степа вдруг удивленно закричал:
— Смотрите! Следы!.. Дедушка! Здесь кто-то прошел?
— Это лось. Он только что тут был. Смотри, след как бы оторочен рыхлым выбросом снега. Лось, если он не ранен, на человека не нападет. Не бойся.
Видели мы и свежие заячьи следы. Хорошо, что не встретили волчьи. Я предупредил внука:
— Не кричи на весь лес. Вдруг где-нибудь рядом берлога. Упаси Боже нам еще медведя разбудить!
Облегчение участи экспедиции пришло неожиданно. Слева по ходу нашего движения вынырнула довольно наезженая лесовозная дорога и пошла параллельно насыпи. Естественно, мы сразу же перешли на нее и, наконец-то, смогли увидеть и обрадоваться серому, тяжелому небу. Еще примерно через полчаса наше упорство было вознаграждено. В густой поросли олешника мы увидели длинное, полутораметровой высоты буто-бетонное тело какого-то сооружения.
Что это?
Мы промерили его шагами. Длиной оно было 56 метров, а шириной — 6,5 метра. Похоже, что когда-то это был пакгауз — крытая площадка для грузов, связанных с обслуживанием железнодорожных батарей, прибывающих сюда, почти на самую вершину полуострова Колгонпя, на так называемый «объект 700».
Он был завершен строительством незадолго до «зимней» войны. Еще 8.01.39 г. Начальник штаба КБФ В. Ф.Трибуц и военком КБФ Кузнецов докладывали начальнику Главного морского штаба РККФ, флагману флота 3 ранга Л. М. Галлеру о том, что «посадку транспортеров на позиции «700»... комиссия не производила, т. к. строительство этих позиций не было закончено»90.
Даже «Акт» комиссии «о поверке посадки ТМ-14 на позиции 700» от 27.04. 39 г. снова отмечал дефекты при ее сооружении91.
Время тогда было воистину лихое. Все пребывало в состоянии крайнего политического перегрева. Планета, Европа, Германия, СССР... Армии, люди... Спешил Гитлер, спешил Сталин... В нечеловеческом напряжении силы стягивались в узлы противоборства, готовились, ошибочно полагаемые, как выигрышные, позиции для уже близкой схватки. От высших уровней до первичных общественных пластов, до отдельно взятого человека, все было пропитано адовыми страстями противостояния миров и вождей, чрезмерностью поставленных задач.
В силу этого и произошло так, что едва достроенная 9-я 305-мм железнодорожная батарея, не успевшая пройти войсковые испытания, и аврально завершаемая строительством «позиция 700» соединились в первых залпах промежуточной войны, ставшей прологом к другой, самой кровопролитной в истории человечества, проект которой уже закладывался в то время.
Трудно было представить себе, что именно из этого заиндевелого леса, только из другого, исчезнувшего поколения елей и берез, ровно 65 лет назад, студеным утром 30 ноября 1939 года, прогремели залпы 305-мм железнодорожных артустановок ТМ -III-12 9-й ОЖДАБ, разразился печальный гром Советско-финляндской войны92!
...Мы прошагали еще с километр по лесовозной дороге, которая то продолжала идти рядом, то взбиралась на насыпь, сохранявшей направление поперек самой верхушки полуострова. В одном месте мы вышли на площадку, абсолютно свободную от растительности, и по всем признакам напоминавшую стационарную боевую позицию железнодорожных транспортеров. Сделали несколько попыток внедриться в лесной массив по обе стороны насыпи, чтобы обследовать хотя бы ближайшие к ней территории, но туда можно было проникнуть только на танке. И мы сочли за благо вернуться.
Возвращались мы, конечно, не тем путем, которым пришли. Случись такое, не знаю, когда и как выбрались бы мы из леса. Нас уже было не оторвать от лесовозной дороги, хотя мы и чувствовали, что она изрядно уводит нас в сторону от нашего автомобиля. Но, что были нам лишние километр-полтора по асфальтовому шоссе после того, что мы испытали на бывшей железнодорожной трассе!
Наши прежние путешествия в зону базирования батарей тяжелой железнодорожной артиллерии: в Мукково, Валговицы, на «объект 100» и вот эта поездка на полуостров Колгонпя, увиденное в этих местах, заставляли задуматься о колоссальном размахе военно-инженерных работ, выполненных в 30-е годы прошлого века в стопятидесятикилометровой полосе вдоль южного побережья Финского залива, от Ленинграда до эстонской границы, в связи с оборудованием там боевых позиций, мест технического обслуживания и расквартирования подразделений железнодорожной артиллерии.
Советский Союз в 20-е и 30-е годы не мог поставить перед собой задачу создания в короткий срок полноценных флотов. Поэтому и была сделана ставка на решение задач обороны побережья страны, в частности и Балтийского, с опорой на железнодорожную артиллерию, которая в силу этого достигла настоящего расцвета.
В докладе, направленном комендантом ИУРа Воробьевым командующему КБФ Л. М. Галлеру, тяжелая железнодорожная артиллерия названа «драгоценным средством борьбы с противником»93.
Все ныне заброшенные и почти непроходимые леса на этой территории в то время представляли собой единую гигантскую строительную площадку, по затратам человеческой энергии, сверхнапряженного труда десятков тысяч людей, по колоссальным затратам материалов, денежных средств и иных ресурсов без преувеличения равную таким общеизвестным и прославленным в летописях советской эпохи стройкам, как Беломорско-Балтийский канал, Днепрогэс, канал Москва — Волга, Магнитка, Кузбасс и др. Здесь, в болотистых лесах у Балтийского моря, тоже были перемещены миллионы кубометров грунта, отсыпаны сотни километров насыпей, уложено несметное количество шпал, рельсов, возведено бесчисленное множество мостовых и станционных сооружений, железобетонных и иных фортификационных объектов, построены целые города казарм, ДНС (домов начальствующего состава), штабов, электростанций, складов и пр.
И разница между названными «Стройками коммунизма» и программой создания инфраструктуры, обеспечивающей использование железнодорожной артиллерии на побережье Финского залива, лишь в том, что о первых взахлеб писали все советские газеты, безустали говорило радио, а все, что было связано с оборонным строительством, оставалось в глубочайшей тайне и скрытности.
Только сегодня стали открытыми документы того времени, связанные со строительством баз для обеспечения действий железнодорожных артиллерийских транспортеров. В свое время, все они находились под грифами «Секретно», «Совершенно секретно», «Особой важности», «Только для руководящего состава» и т. п.
К сожалению, однако, многое из того, к чему готовились, на что рассчитывали, не оправдалось. Многое, на что была растрачена уйма общенациональных сил и ресурсов, не пригодилось, не пошло впрок. Опасность пришла не та, которую предрекали. Ее ждали с моря, а она обрушилась с тыла, с суши. Система береговой обороны на Балтике создавалась прежде всего во имя того, чтобы западные, и прежде всего англо-французские, эскадры не могли прорваться в Финский залив, к Ленинграду. Врага, которого собирались малой кровью разгромить на его собственной территории, пропустили до самого порога северной столицы — Ленинграда, и фактически вся система боевых позиций железнодорожной артиллерии на Балтийском театре военных действий, все артерии ее маневрирования, инфраструктура жизнеобеспечения оказались в зоне, захваченной противником. Морякам-балтийцам самим пришлось уничтожать перед приходом оккупантов все то, что с такими великими трудностями было совсем недавно возведено.
...В который уже раз продираясь сквозь лесные заросли, успевшие проклюнуться из земли и повзрослеть за семь десятилетий на насыпях, по которым когда-то проходили эшелоны с чудом военной техники первой половины прошлого века — железнодорожными артиллерийскими установками, я думал о бренности человеческих трудов, капризах истории и безжалостном времени. Когда-то все здесь было наполнено энергичной и содержательной жизнью. Здесь реализовывались большие государственные цели. Высокие военные чины, приезжавшие из Москвы и Ленинграда, из самых значимых штабов угрожающе требовали здесь еще большего усиления темпов работ, которые и без этого были запредельными...
А ныне здесь только изредка появляются охотники да грибники. И никто уже во всей округе не помнит, что здесь было раньше. Даже старики из ближних деревень удивленно и недоверчиво переспрашивают о железнодорожных транспортерах:
— Неужели такое здесь было? Никогда даже не слышали об этом! И отцы не рассказывали!
...Светлая часть дня истекала, а нам еще предстояло через населенные пункты Ручьи, Косколово, Лужицы добраться в район Краколье и бывшей железнодорожной станции Преображенская, где в 30-е годы осуществлялась переброска железнодорожных артустановок на западный берег реки Луги.
Теперь я знаю, что из себя представляет поселок Ручьи, находящийся на побережье Лужской Губы. Сегодня это заурядный, серый и совершенно невыразительный поселок, а перед войной его называли «Вторым Кронштадтом».
Здесь с середины 30-х годов создавалась военно-морская база, где предполагалось разместить главные силы Балтийского флота. В ее гавани должны были «квартировать» более полутораста боевых кораблей, включая проектировавшиеся и строившиеся в то время восемь линкоров и шесть крейсеров. Численность их личного состава предусматривалась в 27 тысяч человек, а всего вместе с военнослужащими штабов, вспомогательного флота, береговых частей и вольнонаемным персоналом здесь должны были проживать 32 тысячи человек. Настоящий советский Перл-Харбор!
В «совершенно секретных» документах самых высоких штабов Красной армии «база основного боевого ядра флота» в районе поселка Ручьи на полуострове Колгонпя именовалась «Строительство-200». «В соответствии с практикой того времени» основной рабочей силой на стройке были политические и уголовные заключенные. В бараках Лужского лагеря НКВД, построенных на приморском берегу, содержалось от 10 до 20 тысяч заключенных. Кроме того, на объекте трудилось большое количество вольнонаемных, в числе которых было 1200 инженерно-технических специалистов. Вся территория будущей базы была обнесена колючей проволокой.
Международная политическая обстановка диктовала высочайшие темпы работ. 29 мая 1936 года, в «Докладе по строительству стационарных батарей в Ижорском укрепленном районе в 1937–38 гг.» командующий КБФ флагман флота 2-го ранга Л. М. Галлер отмечал: «В 1938 году должно быть закончено основное строительство базы Ручьи в Лужской губе. К этому же времени для обороны базы будет закончена постройка позиций для тяжелых 180– и 356-мм железнодорожных батарей, а также будут построены стационарные 130 мм батареи в районах Колганпя и Кургалово94».
Военно-морская база «Ручьи» создавалась одновременно с базой железнодорожной артиллерии Балтфлота «Мукково», место для которой было выбрано всего в двадцати километрах южнее. Параллельно на побережье Финского залива и полуострове Колгонпя прокладывалась сеть железнодорожных линий для артиллерийских транспортеров, которые должны были, в частности, защищать и будущую базу флота от нападения с моря.
В сообщении командующего КБФ Флагмана 2-го ранга И. С. Исакова и члена Военсовета КБФ корпусного комиссара Зиновьева, направленном 21 октября 1937 года Наркому обороны СССР К.Е. Ворошилову, отмечалось: «У нас есть наиболее угрожаемое направление — это Нарвский залив, откуда противник дальнобойной артиллерией может обстреливать как Усть-Лугу, так и Ручьи.
К предотвращению этой угрозы и должны быть направлены наши усилия в первую очередь95».
Значение объекта «Ручьи» было так велико, что в начале его строительства сюда приезжал Нарком Обороны СССР «красный маршал» К. Е. Ворошилов в сопровождении высшего военно-морского командования страны96.
Окончание создания базы «Ручьи» сначала было отложено на 1939 год, а затем перенесено на 1943–1944 годы. И хотя не все из намеченного удалось осуществить, к началу Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. было построено многое.
Значительно продвинулось специальное строительство. На протяжении нескольких километров с помощью металлических свай был укреплен берег и построена железобетонная стенка.
Развернулись большие дноуглубительные работы. Колоссальную работу строители «Второго Кронштадта» провели, создавая сухой док.
Котлован полтора километра длиной, 600 метров шириной и 12 метров глубиной практически вручную копали на протяжении почти пяти лет.
На побережье Лужской Губы появился благоустроенный поселок из кирпичных четырехэтажных домов с централизованным отоплением, водоснабжением и канализацией. «Второй Кронштадт» имел к тому времени собственную электростанцию, детские сады, школу-десятилетку, госпиталь, клуб на 1000 мест, банно-прачечный комбинат, магазины, столовые, ресторан.
Но базе «Ручьи» уготована была короткая жизнь. В последние дни августа 1941 года, перед самым занятием ее немецко-фашистскими захватчиками, она была буквально стерта с лица земли саперами Красной Армии. Наиболее ценное оборудование было вывезено в Ораниенбаум и Ленинград. 31 августа 1941 года на руинах взорванной базы вспыхнул пожар...
Такая же печальная судьба в то же время постигла и недавно созданную базу железнодорожной артиллерии «Мукково».
В поселке Косколово обратила на себя внимание уходящая к северу высоченная гладкая насыпь с провалом в том месте, где когда-то был мост, по которому буквально над крышами сельских домов семьдесят лет назад паровозы серии «ЭМ» неустанно тягали туда и обратно составы тяжелых железнодорожных батарей.
В едва начавшихся сумерках мы уже стояли на левом берегу Луги, неподалеку от того места, где в предвоенные годы размещалась станция Преображенская. Со своего берега мы видели циклопической высоты насыпь, выходящую из густого черного леса и обрывавшуюся у самой реки. Остатки такого же земляного вала были и на нашей стороне. Луга уже была затянута льдом. Над ледяным покровом возвышались четыре свайных «быка», оставшихся от далеких тридцатых годов. Тогда в этом месте был мост.
Воображение рисовало нам, как по его бревенчатым, переплетенным конструкциям высоко над поверхностью воды на малой скорости паровозы «ЭМ» перегоняли частями на противоположный берег составы только 180-мм железнодорожных батарей, потому что, как сообщалось в докладе наркому обороны СССР К. Е.Ворошилову 21.10.1937 года, «существующий мост через реку Луга пока не позволяет пропускать 356 мм ж/д батарею, а постройка второго моста еще не началась97...».
Полностью скомплектованные эшелоны следовали от станции Преображенская дальше, в глубину Кургальского полуострова, на оборудованные для транспортеров позиции, на объекты «300», «500», «600».
21 августа 1941 года наши войска оставили Кургальский полуостров. При отходе они взорвали боевые позиции железнодорожных транспортеров, другие объекты, вывели из строя аэродром возле озера Липовского.
89 комиссия, назначенная Приказом Начальника Морских сил РККА № 0012сс от 17.10.1935 г. — В. Б.
90 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 422, л. 27.
91 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 416, л. 65.
92 Да не покажется читателю вычурной некая, лично для меня ясная, символическая связь «объекта 700» 30-х годов на полуострове Колгонпя, с одноименным «объектом 700» послевоенных годов на острове Новая Земля, где 30 октября 1961 года был произведен самый мощный, в 50 мегатонн, ядерный взрыв, из когда-либо осуществленных на земле.
93 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 280, л. 1.
94 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 314, л. 1.
95 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 314, л. 3.
96 Не исключено, что маршал Ворошилов мог по ходу своей поездки побывать и в «Мукково».
97 РГАВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 314, л. 4.
<< Назад Вперёд>>
