Хотя до окончания пребывания Финляндии в коалиции с гитлеровской Германией оставался еще целый год, 305-мм артустановки, по утверждениям финской стороны, непосредственного участия в боевых действиях против Красной Армии не принимали. Вместе с тем, на сей счет имеются и другие, прямо противоположные, свидетельства.
О том, что одна артустановка, «наиболее мощная, стреляла 305-миллиметровыми снарядами по нашим войскам на Карельском перешейке», пишет С. И. Кабанов в своих мемуарах «На дальних подступах».
Для него самого выявление обстрела противником позиций Красной Армии на Карельском перешейке из 305-мм орудия, установленного на железнодорожном транспортере, едва не кончилось печально. С. И. Кабанова после этого НКВД разыскал аж на Тихоокеанском флоте, где он к тому времени командовал береговой обороной, и заставил объясниться по его рапорту Военному Совету о полном уничтожении на Ханко железнодорожных артсистем...
Участие транспортеров ТМ-III-12 в боевых действиях с финской стороны подтверждает и А. Б. Широкорад в «Военном приложении» к Российской «Независимой газете» от 23 ноября 2001 г.
Логика финского военного историка Ове Энквиста по данной проблеме иная:
«305-мм артустановки не успели принять участие в боевых действиях, а находились все время на территории Ханко. Хотя сами орудия были пригодны для стрельбы, это не означало, что другие части батареи были готовы и батарея прошла необходимое обучение. К тому же, для них имелись огневые позиции только в Ханко и, находясь на железнодорожных путях, они на практике могли стрелять только по направлению прохождения путей. Те, кто утверждает, что они участвовали в сражениях на Восточном фронте Финляндии, по всей видимости, путают их со 180-мм артустановками.»
Мы склонны поддержать точку зрения финского историка.
Использование 305-мм трофейных советских артсистем против советских войск на Карельском перешейке (а это, подчеркнем, могло состояться не ранее как в конце 1942 — начале 1943 года), безусловно, было бы сразу же по-особому замечено советской стороной со всеми негативными последствиями для будущей судьбы Финляндии и самого Главнокомандующего финской армией Карла Густава Маннергейма.
Ситуация к тому времени была уже в корне отличной от той, в которой находились стороны в первые месяцы после германской агрессии против СССР, когда трагизм положения, смятение и растерянность от поражений Красной Армии, оказавшейся неспособной остановить немецкие войска, надвигавшиеся на Москву, заставили И. В. Сталина 4 августа 1941 года, в лихорадочном поиске любых мер, обеспечивающих возможность найти путь к спасению, обратиться к президенту США Ф. Д. Рузвельту с просьбой о посредничестве в «замирении» Финляндии. «Дядя Джо» готов был в те кошмарные для Кремля месяцы пойти на советско-финляндское перемирие, даже «на некоторые территориальные уступки».
В период катастрофического для советских войск наступления германских войск летом 1942 года сталинское руководство также по неофициальным каналам зондировало правительство Финляндии на предмет заключения перемирия в соответствии с границами 1939 года. Но... затем ситуация круто изменилась. Уже в январе 1942 года (после поражения немцев под Москвой) Маннергейм так оценивал перспективу развития военно-политической обстановки: «Моя вера в способность Германии успешно завершить войну поколеблена, поскольку выяснилось, как слабо немцы подготовились к зимней кампании, и я бы не считал совершенно невозможным их полное поражение на восточном фронте.»
Весьма точно передает последовательное перемещение гирь с одной чаши политических весов на противоположную советский полпред в Швеции А. М. Коллонтай: «По мере продвижения Красной Армии наши требования в отношении Финляндии становились тверже и непоколебимее, что вполне естественно в таких случаях.»
27 марта 1943 года Народный Комиссар Иностранных Дел Советского Союза В. М. Молотов в качестве основы для заключения Соглашения о перемирии между двумя странами уже в непререкаемом тоне говорил о разрыве финляндско-германских отношений и выводе немецких войск с территории Финляндии, о восстановлении общей границы в соответствии с договором от марта 1940 года.
К середине 1943 года руководство Финляндии совершенно четко представляло себе исход поединка между Германией и СССР. Вот признание Маннергейма: «В связи с развитием ситуации лучше привыкать к той возможности, что мы еще раз будем вынуждены подписать Московский мирный договор».
После того, как финская армия 2 сентября 1941 года вышла на Карельском перешейке «на старую государственную границу», «мы воздержались от наступления на Ленинград, когда немецкие войска были на его окраинах, а затем в дни самого большого могущества Германии упорно сопротивлялись всем их попыткам вовлечь финнов в эту операцию...» Это тоже слова Маннергейма.
Вспомним о том, что именно со стороны позиций финских войск, Ленинград через Ладожское озеро сохранил связь с «Большой Землей», минуя немецкое кольцо окружения. Факт и в том, что ни один финский самолет не пролетел над блокадным Ленинградом.
По признанию Маннергейма, только из опасения политических последствий для Финляндии не была перерезана, хотя для этого и были военные возможности, Мурманская железная дорога, по которой на советский фронт поступала помощь союзников.
Объективности ради следует сказать и о том, что операция по эвакуации гангутского гарнизона в ноябре — первых числах декабря 1941 года, конечно же, не была незамеченной финнами. Они все знали, вели наблюдения за приходом и уходом кораблей Балтфлота в порт Ханко, прекрасно понимали, что значат эти челночные рейсы транспортных судов, безусловно, могли воспользоваться моментом, чтобы навалиться численно превосходящими силами на остатки советских войск и уничтожить их, но не сделали этого. Не сделали, несмотря на очевидное давление Германии, стратеги которой, естественно, сознавали, что эвакуация 25 тысячного гарнизона Красной Армии с Ханко, которой фактически не мешала Финляндия, — это усиление сопротивления немецким войскам на Ленинградском фронте.
И, на наш взгляд, финны поступали так не только из желания сберечь жизни своих солдат, не только руководствуясь логикой: «Русские уйдут и без выстрелов».
Расчет Маннергейма, на наш взгляд, был более глубоким и дальновидным. За этими действиями скрывалась, думается, тайная надежда, что в случае поражения от Советского Союза такая линия поведения Финляндии будет учтена победителем.
Вместе с тем, Финляндия отсутствием своей наступательной стратегии в отношении советской военно-морской базы на Ханко как бы демонстрировала СССР и союзникам по антигитлеровской коалиции непотерянность ее для участия в послевоенном мировом переустройстве.
Для еще большей полноты картины о настроениях, которые в тот период войны были господствующими в финском руководстве приведем выдержки из личного письма Маннергейма Гитлеру от начала сентября 1944 года:
«Я испытываю необходимость сообщить Вам, что пришел к убеждению, что спасение моего народа обязывает меня найти способ быстрого выхода из войны.
...Мы, финны, полностью осознаем, что даже физически не способны выдержать эту войну дальше.
...Даже если судьба и не подарит успеха вашему оружию, Германия все равно выживет. Этого нельзя утверждать, говоря о Финляндии.
...Вероятно вскоре наши дороги разойдутся.»
В этих мучительных и горестных откровениях — безысходность и понимание того, что итог войны не в пользу Германии. Это предрешено, и Финляндии дальнейшими действиями, раздражающими СССР, не следует ухудшать ситуацию.
На фоне сказанного, обращает на себя внимание и тот штрих в позиции СССР, который связан с темой так называемых «военных преступников». Некоторые высокопоставленные представители военного руководства Финляндии были по завершению войны включены в эту категорию лиц. Их осудил специальный военный трибунал. Однако сам Главнокомандующий финской армией маршал Маннергейм, несмотря на свои весьма интенсивные контакты лично с Гитлером и его ближайшими соратниками: Риббентропом, Герингом, Кейтелем, Йодлем, Гальдером и др., несмотря на всю злобную и оскорбительную по отношению к нему долговременную шумиху советской прессы, неожиданно для многих даже в СССР этой участи избежал.
Весьма примечательное сообщение в связи с этим мы находим в книге финского историка Вейо Мери «Карл Густав Маннергейм — маршал Финляндии»:
«Маршал страшно боялся быть втянутым в процесс над военными преступниками. Русские такого требования не выдвигали, даже не упоминали подобной возможности. Когда Маннергейм в начале 1946 года вернулся в Финляндию после лечения и был помещен в больницу Красного Креста, его немедленно навестил Савоненков169, у которого было лишь одно дело — передать маршалу, что Советский Союз не будет требовать процесса. Годом позднее стали известны слова Сталина, сказанные финской делегации, о том, что Финляндия многим обязана своему старому маршалу. Это его заслуга, что страна не была оккупирована. Сталин повторил тоже самое и в 1948 году170.»
Мы позволим себе предложить объяснение такой мягкости Кремля. Разгадка, с нашей точки зрения, главным образом в позиции самого Маннергейма — в сознательной, стратегически обозначенной пассивности его действий на финляндско-советском фронте. Во всяком случае, прими он абсолютно неуступчивый, кровопролитный вариант борьбы против Красной Армии, участвуй он, что называется, по полной форме в совместных с немцами штурмах и бомбардировках Ленинграда, выполняй безоговорочно все требования Гитлера, направь, в конце концов, 305-мм советские трофейные артсистемы на Карельский перешеек, сидеть бы и Маннергейму под титулом военного преступника на скамейке военного трибунала. По всему этому и промолчали, не были использованы против советских войск, 305-мм железнодорожные артустановки, захваченные финнами у Красной Армии.
Если принимать как факт утверждения Ове Энквиста, то 305-мм артустановки ТМ-III-12 дождались на полуострове Ханко 19 сентября 1944 года, когда было подписано соглашение о перемирии между Союзом Советских Социалистических республик и Соединенным Королевством Великобритании и Северной Ирландии с одной стороны, и Финляндией с другой. В соответствии с этим соглашением Финляндия обязывалась отвести свои войска за линию советско-финской границы 1940 года, перевести свою армию на мирное положение, разоружить германские вооруженные силы, находившиеся на ее территории. По условиям перемирия СССР отказался от продолжения аренды полуострова Ханко, получив взамен право на аренду военно-морской базы Порккала-Удд, неподалеку от Хельсинки.
<< Назад
Вперёд>>
