Солеварение
Через несколько лет казна отбирает завод у Хабарова и ведет сама выварку соли в течение почти 90 лет. В конце первой четверти XVIII века завод передается солепромышленнику Шангину, но вскоре вновь возвращается в казну. Через 20 лет, в 1751 году, завод переходит к купцам Ворошиловым и в последующие 50 лет, находясь в частных руках, достигает сперва высокой производительности, а затем приходит в совершенный упадок.
Усть-Кутский солеваренный завод являлся единственным поставщиком соли не только для северного Предбайкалья, но и для всего громадного Якутского края. Его продукция достигала крайних северо-восточных пределов государства — Охотска и Камчатки.
Незначительная добыча соли велась еще Якутским Спасским монастырем, но она имела узко местное значение.
Усть-Кутский солеваренный завод является хорошим примером ведения промышленного производства в условиях XVII и XVIII веков. Во все это время он был местом самой откровенной эксплуатации как свободных, так и подневольных рабочих. Сюда направлялись ссыльные как на каторгу, здесь заводчики закабаляли вольнонаемных рабочих, отсюда жадные глаза предпринимателей оглядывали окрестные крестьянские земли, примеривая — сколько пашен и сенокосов можно прирезать к заводу.
Промышленники-содержатели Усть-Кутского солеваренного завода сделали единственную в истории Илимского края попытку создать вокруг завода крепостное хозяйство и уже готовили деньги для покупки людей.
Завод являлся подлинным детищем своей эпохи.
Усть-Кутский солеваренный завод в июне 1732 года принимается казной от промышленника Шангина. С 1732 по 1746 год здесь было выварено 75528 пудов соли, т. е. по 5030 пудов в среднем за год. Высшей производительности за это время завод достиг в 1734 году, дав 10052 пуда. Главная часть соли продавалась в пределах Илимского уезда; за те же 15 лет местному населению продано 47750 пудов. Остальная часть, за вычетом недостачи и утечки, пошла на снабжение Камчатской экспедиции и на сплав в Якутск (Фонд 75, арх. №№ 447, 453, 456).
Себестоимость пуда соли в 1725 году составляла 3 ½, в 1732-1737 годах — 4, с 1738 года — 5, с 1742 года — 6 копеек. К себестоимости прибавлялось 12 копеек «прибыльных» и таким образом получалась отпускная цена. Она колебалась около 15-20 копеек за пуд.
Обычно выварка шла не весь год. В месяц делалось от 8 до 22 «варей». Например, в 1734 году сделано 174 вари в течение 10 месяцев и получено 10052 пуда соли. Значит, одна варя давала около 58 пудов и длилась день-два (Фонд 75, опись 2, арх. № 166).
Для продажи соли выбирались из илимских посадских людей целовальники. Но в 1742 году по какой-то причине иркутский вице-губернатор Лоренц Ланг предложил иркутской, а не илимской ратуше выбрать в Илимск ларешного и 5 соляных целовальников (Фонд 75, арх. № 1019, лл. 4-5).
В 1750 году на Усть-Кутском заводе «соляная варница с припасами во время варения соли от огненного жару згорела». Пошло следствие, которое установило только то, что пожар произошел «от искры сверху». Воевода Попов подал мнение, что соловара за упущение следует «бить батоги», и переслал дело в Иркутск (Фонд 75, опись 2, арх. № 570, лл. 1, 32-40).
Завод находился после пожара в тяжелом положении, и у илимской воеводской канцелярии не имелось средств на новое строительство. А в то же время, во уездной мерке, требовались значительные вложения денег, чтобы завод мог снабжать солью Илимский и Якутский уезды.
Иркутская провинциальная канцелярия решает передать завод в частные руки. Находятся иркутские купцы, братья Иван и Василий Ворошиловы, которые и берут завод в свои руки с 1 июля 1751 года. Они решили заново перестроить и переоборудовать завод и выговорили, что будут поставлять соль казне по 9 копеек за пуд.
Через 5 лет, когда завод работал полным ходом, иркутское соляное комиссарство предложило Ворошиловым убавить цену соли и запросило по этому вопросу мнение илимской воеводской канцелярии.
Но илимская канцелярия, вероятно не без воздействия на нее Ворошиловых, не согласилась с предложением соляного комиссарства и послала в «Усь-Куцкое соляное Усолье» илимского казачьего сотника Михаила Литвинцева для обстоятельного анализа работы завода и для составления отчета, благоприятного для Ворошиловых. В отчете, названном Литвинцевым ведомостью, давались ответы на 11 пунктов, составленных в виде опросника в илимской канцелярии (Фонд 75, опись 2, арх. № 794, лл. 1-87).
Излагаемые ниже материалы о переустройстве завода и его производительности за 1751-1755 годы взяты из указанного отчета Литвинцева.
Ворошиловы приняли старую варницу, ветхий цырен, два разрушенных колодца без крыш, 5 амбаров, 2 избы, кузницу и разный инвентарь, всего на 237 руб. 35 коп. Такова была стоимость завода. Кроме того, на заводе оказалось 4 пуда хлеба, 6 коробьев угля на 4 руб. 20 коп. и 862 ½ сажени сосновых дров на 215 руб. 62 ½ коп.
К июлю 1753 года Ворошиловы построили восьмистенную варницу размером 7 ½ x 8 сажен, на которую вела лестница «на тетивах», 6 кладей лиственничных, «на коих весится цырен», сушилку, печь, ларь для раствора. «Под варницей с улицы для раздувания огня (была установлена) выводная труба». На постройке работало 30 рабочих в течение трех месяцев за двойную плакатную плату, т. е. по 10 копеек в день.
При варнице появился новый колодец на лиственничных сваях. В него вели 2 двери и лестница «в тетивах со ступенями и с поручнем». В старой варнице был сделан новый под, а печь «выкладена серым камнем». Завод обзавелся двумя кузницами и станком для подковки лошадей. Заново перестраивались амбары, избы, бани и дворы для рабочих лошадей.
Все строительство оценивалось в 1294 руб. 75 ¾ коп.
На заводе было установлено два новых, более производительных цырена. Один, длиной 7 ½ аршина и глубиной в 7 вершков, подвешивался на 64 крюках; стоил он 850 рублей. Другой, привезенный с Екатеринбургских заводов, имел размеры 8х7 ¼ аршина и 12 вершков глубиной, «которой весится на сте на четырех крюках». Он обошелся в 1200 рублей.
Вместо неоплачиваемого целовальника Ворошиловы поставили поверенного, т. е. управляющего заводом, с годовым окладом в 100 рублей. Соловара пригласили из Соли Камской, а затем нашли еще одного соловара и платили им по 60 рублей. С 1754 года на заводе работало 4 подварка, каждый из которых получал по 25 рублей, и 10 рабочих, с оплатой по 15 рублей в год. Для рассылок имелся особый служащий.
Рабочие получали довольствие от завода. В 1754 году израсходовано 1365 пудов муки («запасу ржаного») и 60 пудов крупы, 160 пудов говяжьего мяса и 5 бочек омулей. Эти припасы пошли на питание постоянных и сезонных рабочих и членов их семей, принимавших участие в работах.
За 4 года, с июля 1751 года по май 1755 года, Ворошиловыми было выварено 71247 пудов соли, т. е. по 18000 пудов в среднем за год. По сравнению с предыдущими годами производительность предприятия выросла в 3 раза.
В заключение. Литвинцев дает расчет себестоимости одного пуда соли и определяет ее за 4 года в 14 7/8 копейки. Так как Ворошиловы сдавали соль по 9 копеек за пуд, то общий убыток завода выразился в 4138 рублей.1
Конечно, современный исследователь не может согласиться с таким определением убытков. Ведь тогда в себестоимость включались имущественные затраты и не принимались во внимание остатки материалов, переходящих на следующий год. Значит, сумму убытка следует уменьшить на стоимость построек и оборудования, т. е. на 3345 рублей, затем из убытка исключить другое имущество и инвентарь, а также оставшиеся неизрасходованными дрова. Это даст еще до 900 рублей. Кроме того, в отчете некоторые расходы были преувеличены. Значит, об убытке нечего было и говорить. Конечно, не все шло гладко и у Ворошиловых. Так, в мае 1753 года наводнением уничтожило 3000 пудов соли, разнесло много строевого лесу и припасов.
Солеваренный завод Ворошиловых продолжал успешно увеличивать производство и расширять сбыт соли. Важнейшие вопросы, касающиеся его деятельности за 1751-1763 годы отражены в указе главной соляной конторы отправленном в 1763 году в илимскую воеводскую канцелярию (Фонд 75, опись 2, арх. № 1019, лл. 6-11).
Соляная контора начала свой указ напоминанием, что при передаче Усть-Кутского солеваренного завода Ворошиловым они просили освободить их и их приказчиков от служб и постоев. Кроме того, они просили «для работы при соляном заводе вместо государственных черносошных крестьян, употребляемых прежде, за неимением в тамошних местах для найму в работу вольных людей, позволить им купить на собственные их деньги до двухсот душ».
Тогда главная соляная контора не освободила Ворошиловых от служб и постоев и не разрешила им покупать людей, так как не была уверена в серьезности предприятия.
В 1761 году Иван Ворошилов (его брат отошел от дела) снова просил главную соляную контору разрешить ему покупку 200 душ. При этом он указал на свои заслуги: с 1741 по 1751 год на Усть-Кутском заводе казна выварила 68741 пуд, а он с 1751 по 1761 год произвел 146838 пудов соли. Ворошилов ссылается на указы Петра I и Анны Иоанновны, поощрявшие российских фабрикантов.
Главная соляная контора определила Ворошилова и трех его приказчиков освободить от служеб, поручить иркутской канцелярии отвести для солеваренного завода земли по р. Куте и р. Мурину, выдавать по-прежнему 9 копеек за пуд соли, обязав иркутского соляного комиссара и илимскую воеводскую канцелярию проверить расчеты Ворошилова по себестоимости соли. В отношении покупки 200 душ контора уклончиво ответила, что не может решить этого вопроса, так как Ворошилов не указал места и условий их приобретения.
Сплав соли, ранее осуществлявшийся илимской воеводской канцелярией, с 1768 года взял на себя Ворошилов, соглашаясь поставлять в Якутск ежегодно по 4000 пудов на своих барках, с оплатой за провоз но 6 копеек с пуда (Фонд 75, опись 2, арх. № 1211, лл. 16-21). В последующие годы Ворошилов сплавлял более 5000 пудов ежегодно. «По спопутности» он завозил соль в Витимскую и Олекминскую слободы и в Чечуйский острог, например, в 1774 году он выгрузил по дороге 1800 пудов.
Пользуясь своим хозяйственным могуществом, заводчик Ворошилов сильно стеснил усть-кутских крестьян, завладевая под разными предлогами окрестными пашнями и сенокосами. И это продолжалось до приезда в Илимск нового воеводы, капитана Черемисинова.
Едва лишь усть-кутские крестьяне узнали, что Черемисинов все удобные земли разных владельцев передает крестьянам, они захватили свои прежние луга. Как сообщал в 1773 году поверенный Ворошилова Добрынский, «все те сена до одной копны... крестьянами отобраны и ими по себе розделены».
Добрынский совершил две оплошности, которые не дали ему возможности вернуть все сенокосы, которыми пользовался завод: во-первых, он написал, что сено крестьяне отобрали по указу илимской воеводской канцелярии, и, во-вторых, сам затея драку с крестьянами, отобрал у них 90 копен сена, отнял 2 плота и утопил косу.
Раз земли отобраны воеводской канцелярией, то, решили в губернии, на то есть какие-то основания, а если Добрынский самоуправничал, то его следует привлечь к ответу.
Вот почему, несмотря на заявление Добрынского и его хозяина Ворошилова, иркутская губернская канцелярия решила, что пахотных земель Ворошилову давать не следует, а сенокосов выделить только на действительное число лошадей, занятых на заводской работе.
Ворошилов сообщил, что у него на заводе занято 150 лошадей. При проверке налицо оказалось только 43 лошади. В соответствии с этим при заводе был оставлен небольшой сенокос, который раньше не принадлежал крестьянам (Фонд 75, опись 2, арх. № 1336, лл. 14, 39-117).
Вопрос о землях солеваренного завода так и не был решен до конца XVIII столетия. В 1794 году при заводе числилось пахотной земли ЗО ½ десятины и сенокосов 90 ½ десятины, за что вдова Ворошилова, вышедшая к тому времени замуж за киренского земского исправника Ковалевского, платила 10 руб. 30 коп. Но крестьяне все время просили отрезать им земли, которыми пользовалась, как они писали, «оная Ворошилиха». Дело было отложено, так как наличные документы, по мнению иркутского наместнического правления, не давали возможности решить вопрос (Фонд 9, арх. № 145, лл. 8-10).
Общий порядок развозки соли по Илимскому уезду к этому времени сложился так: ратуша определяла количество соли, требующееся для каждого соляного магазина, назначала соляных целовальников и наблюдала за порядком продажи, а воеводская канцелярия разверстывала по волостям нужное число подвод, производила оплату их и осуществляла общий контроль за продажей соли.
Всего в 11 селениях Илимского уезда в 1774 году имелось 25 соляных амбаров, почти одинаково устроенных, с перерубом. В одной половине закладывался запас — «годовая пропорция», 2-4 тысячи пудов соли, а из другой производилась розничная продажа (Фонд 75, опись 2, арх. № 1415, лл. 94-107).
Поступающие деньги от продажи соли целовальники пересылали в ратушу, а последняя — в иркутский магистрат. Например, за сентябрьскую треть в Иркутск было выслано 1175 руб. 85 ½ коп. за проданную соль в количестве 3323 пудов. В числе указанных денег 59 руб. 11 коп. составляли изысканные недоимки с целовальников.
Соль очень дорого обходилась населению и, следовательно, приносила большие доходы казне. Если в 30-х годах XVIII века соль отпускалась по 15-20 копеек за пуд, то в третьей четверти XVIII столетия цена ее, не считая провоза, временами поднималась до 33-34 копеек за пуд. Ратуша, отправляя деньги в Иркутск, показала, из каких слагаемых составляются 1175 руб. 85 ½ коп., вырученные от продажи соли: «истинных» по 9 копеек за пуд, т. е. цена, по которой солепромышленник Ворошилов отпускал соль казне — 299 руб. 07 коп.; прежних прибыльных, по 12 копеек — 398 руб. 76 коп.; новоуказных по разным ценам (в среднем по 7,6 копейки на пуд) — 252 руб. 76 ½ коп.; вновь прибавочных по 5 копеек на пуд — 166 руб. 15 коп.
Провоз одного пуда соли из Усть-Кута колебался около 6 копеек. До Илимска платили З ½ копейки, до Нижне - Илимской слободы — 5, до Карапчанского погоста — 8, до Кежемской слободы 12 копеек с пуда. Развозка по ленским волостям обходилась в 5 ½-7 ¾ копейки с пуда (Фонд 2, опись 2, арх. № 276, лл. 83-84).
Указом Сената от 11 февраля 1791 г. к действовавшей цене в 35 копеек за пуд соли было добавлено еще 5 копеек (Фонд 9, арх. № 118, л. 466). Таким образом цена, по которой население покупало соль, за 60 лет более чем удвоилась.
В 1781 году проследовало распоряжение Екатерины II «снабдение» солью возложить на казенные палаты, а там, где не проведено новое губернское управление, на главную соляную контору. В государственных амбарах было велено создать двухгодичный запас соли (Фонд 2, арх. № 534). (Устав о соли).
По Киренскому уезду, как подсчитала воеводская канцелярия, о чем и сообщила ратуше, следовало в 1783 году иметь двухлетний запас соли в размере 8400 пудов (Фонд 2, арх. № 1694, лл. 30-31).
В соответствии с Уставом о соли иркутская казенная палата заключала соглашения с разными лицами о службе их в качестве сидельцев в соляных лавках. Так, в феврале 1790 года иркутский мещанин Туголуков принял лавку в Карапчанском погосте на следующих условиях: «сидеть» в лавке 3 года, продавать соль по указной цене «без отвесов», вести записи проданной соли. Он был обязан продать за год определенное палатой количество соли. Охрана и ремонт лавки должны были вестись за счет казны. Сиделец получал в год 150 рублей и мог нанимать за свой счет людей для помощи (Фонд 9, арх. № 69, лл. 175-176).
Система «бесплатных» целовальников отошла в прошлое.
На основании того же Устава о соли на Усть-Кутский солеваренный завод в 1793 году иркутским наместническим правлением назначается пристав. Он должен был принимать вываренную соль «по пробе и на вес» в казенные магазины и вести книги учета соли, поступающей от завода (Фонд 9, арх. № 145, лл. 416-417).
Возвращаемся к Усть-Кутскому солеваренному заводу.
В 1779 году на заводе произошел инцидент, на котором следует остановиться (Фонд 2, арх. № 146, лл. 339-476).
Рабочие заступились за своего товарища, которого ударил поверенный Добрынский, и сами избили управителя.
Усть-Киренская воеводская канцелярия послала на место происшествия сотника Никифора Качина, чтобы он произвел следствие. Но рабочие потребовали его отзыва, так как он стал пьянствовать с Добрынским. Вместо Качина воеводская канцелярия назначает подпрапорщика Кирпишникова.
Добрынский дал следователю справку о заработке 9 рабочих завода; 5 человек из них работали с 1771 года, т. е. по 8 с лишним лет, двое с 1775 года и двое с 1777 года. За это время они заработали 630 руб. 83 ¼ коп., но забрали денег 852 руб. 65 ¼ коп. Значит, завод все время выдавал деньги вперед, чтобы удерживать должников на работе и тем усиленнее их эксплуатировать. Если принять во внимание, что средний заработок колебался около 1 рубля в месяц (двое зарабатывали по 1 руб. 9 коп., трое по 92 копейки, двое по 50 копеек, двое по 1 руб. 27 коп.), то выйдет, что рабочие должны были отрабатывать свой долг более 2 лет, а двое из них — более 5 лет.
В ноябре 1780 года усть-киренская воеводская канцелярия, закончив следствие по делу об избиении Добрынского (одна выписка об этом занимает 52 страницы!), вынесла мнение, которое пошло на утверждение губернатора: Добрынскому и рабочему, нанесшему поверенному ранение, поскольку они «в той драке все оказались неправы» — надлежало учинить телесное наказание.
Как видно, Добрынский мало что выиграл, подав жалобу о избиении его рабочими. Объясняется это тем, что рабочие (крестьяне и мещане) действовали согласованно. Они сообща защитили своего избиваемого товарища, они добились отстранения пристрастного следователя, подкупленного Добрынским, они жаловались через голову местных властей губернатору.
Елена Ворошилова, к которой перешел солеваренный завод после смерти ее мужа, жаловалась в 1783 году на своих рабочих в усть-киренскую воеводскую канцелярию, что они взяли деньги, а работать не хотят: «Крестьяне и работные люди оказываютца в немалом ослушании». Ворошилова жаловалась «смотрителю при заводе» казаку Балашову, но рабочие не слушали и его, «а к наказанию их приступить смелости не имеет, боялся того, чтоб ево чем либо не уязвили». Один крестьянин ругал содержательницу «непристойными словами», грозил камнями, а другие работники кричали, чтоб его не трогали. Ворошилова жаловалась также, что рабочие выломали у ней окна, что «хлебные анбары проверчены напарьями и хлеб выточен», что рабочие «чинят отлучки» недели по две. Наиболее виновными она считала 8 рабочих и 3 ссыльных, поселенных при заводе (Фонд 2, арх. № 994, лл. 1-3).
По просьбе капитанши Ковалевской (Ворошиловой) иркутская губернская канцелярия послала в 1783 году на солеваренный завод 10 ссыльных «для работы за плату по 20 по 4 рубли в год». Но из ссыльных двое вскоре бежали; в следующем году убежало еще два рабочих. Ковалевская жаловалась в Иркутск, причем заявляла, что работникам платит «не по указу, а смотря по заслугам, гораздо превосходнее 24-х рублей» и платит за них подушные в казну.
Но двое беглых сами явились в Иркутск к властям, где их посадили в тюрьму. Рабочие показали, что платят подушные сами, пахотной земли и покосов не имеют, «а потому и бежали для принесения... жалобы». Старик-беглец прибавил, что работал на заводе 7 лет «из одного только пропитания, без всякой платы» (Фонд 9, арх. № 145, лл. 413-414).
Дела Усть-Кутского солеваренного завода при Ковалевской шли все хуже и хуже. Давно ничего не строилось, а старое не починялось. Ковалевская все внимание обратила на жестокую эксплуатацию рабочих, а так как вольнонаемные работники с ухудшением их положения оставляли завод, то Ковалевская все больше обращалась к труду ссыльных.
По ее просьбе на завод было послано в 1796 году 20 ссыльных, которых предполагалось поселить близ завода. Из них за воровство было осуждено 11, за побеги 2, за грабежи и разбои 2, за изнасилование 1. Один был сослан «во ослушание помещицы» и трое как «не помнящие родства». Наказанных плетьми оказалось 6 (из них у троих были вырезаны ноздри, одному «поставлены знаки»), битых кнутом — 8 и сосланных на поселение без наказания — 6 человек (Фонд 9, арх. № 182, лл. 46-48, 58-61, 102-104).
После осмотра ссыльных, присланных на солеваренный завод, Ковалевская сообщила в Киренск, что отказывается от приема 10 человек: «их ни во что употребить неможно и не заслуживают пропитания». В числе ссыльных 5 человек имели возраст свыше 60 лет, а двое — свыше 70 лет.
Какую грустную картину, вероятно, представлял этот кортеж из 20 ссыльных, большая часть которых была обезображена правосудием, а половина состояла из стариков, кортеж, двигавшийся из тюремного замка на каторжную работу в сопровождении солдата и сопутствуемый шестью подводами с убогими пожитками. Картина делалась, может быть, еще тяжелее при виде ссыльного, возле которого шагала «вольноидущая» жена.
На другой день капитанша извещала местную власть, что с завода бежали 8 ссыльных и жена одного из них.
В мае того же года в киренский нижний земский суд поступило заявление крестьянки Усть-Кутского острога Таюрской: «Находилась я, именованная, в работе Усть-Кутского солянаго промыслу у содержательницы госпожи Ковалевской 7 лет», по договору должна была получать 8 руб. 40 коп. в год. Но Ковалевская ни разу не платила обусловленных денег. Кроме того, двое сыновей крестьянки работали на Ковалевскую, один дважды ходил на слюдяной промысел, а другой в течение года варил соль. Таюрская просит распорядиться о выплате ей денег «и детей моих... из усильного содержания в работе о[т] нее, госпожи Ковалевской, освободить, дабы оне... не могли б притти в крайнее раззорение и, за платой в казну податей, в ызнеможение» (там же. л. 111).
В конце того же года от Ковалевской бежал ее «скормленик», т. е. приемный сын. Он ушел в Усть-Кутский острог и там нанялся в рекруты за одного крестьянина. Ковалевская поехала возвращать приемного сына, но 16 крестьян «усильным образом и с великим азартом» выдернули его, как она писала, из ее рук. Она сообщала в заявлении, что платит за него подати, кормила его и назначила ему 40 рублей жалования за варку соли. К заявлению Ворошилова приложила обязательство «вскормленика» — работать на заводе «и за другими работниками присматривать... и доносить ей, Ковалевской» (там же, л. 202).
Из всех дел, связанных с Еленой Ковалевской, вырисовывается зверский облик эксплуататора, от которого бежали ссыльные и вольные рабочие, а приемный сын предпочел запродаться в рекруты.
Завод при ней быстро разрушался и резко снижал производство, годовая выварка соли к концу XVIII века уменьшилась до 2500 пудов.
Причина упадка деятельности завода ясна: содержатель его не желал вкладывать средства в предприятие, стремясь падающее вследствие этого производство поднять за счет усиления эксплуатации рабочих. Но эта задача оказалась неразрешимой, как ни пытался предприниматель решить ее, то обращаясь к найму свободных рабочих, то делая ставку на ссыльных, то строя проект покупки крепостных людей.
Заводчику нужны были не рабочие, а рабы, не доход, а добыча. Он жаждал не производить, а пожирать. Опустошив завод, растеряв и разогнав рабочих, он свалился, наконец, обессиленный, не находя более питательной среды, ни которой паразитировал.
Казна догадывается отобрать у Ворошиловой руины завода лишь в начале XIX века.
1Переорганизована в 1772 году.
<< Назад Вперёд>>
