Секуляризация монастырских вотчин
Судьбе угодно было, чтобы первый указ о секуляризации монастырских имений был дан Петром III.
В печатных указах 16 февраля и 21 марта 1762 г. Петр III, напомнив, что еще его тетка Елизавета Петровна велела для управления монастырскими вотчинами поставить особых офицеров, определил учредить для управления синодальными, архиерейскими, монастырскими, соборными, церковными и пустынничными вотчинами коллегию Экономии под ведомством Сената. Коллегия должна была «для управления... и для ж защищения крестьян от всяких обид» послать в губернии и провинции штаб-офицеров, а всех монастырских управителей от дел отстранить. С монастырских крестьян Петр III велел взимать, начиная со 2-й половины 1762 года, подушные деньги, как и с государственных крестьян, отменив все обязанности крестьян по отношению к монастырям.
Земли, которые пахали монастырские крестьяне на церковников, было приказано отдать крестьянам, а другие монастырские земли и оброчные статьи — сдавать им в аренду. Все прежние дела об ослушности и «противности» крестьян монастырям, равно как и дела по жалобам крестьян на церковников, было велено отставить и уничтожить. Монастыри с этого времени должны были получать содержание от государства из подушных денег, собираемых с монастырских крестьян (Фонд 75, опись 2, арх. № 959, лл. 4-10).
Иркутская канцелярия направляет 19 июня 1762 г. в Илимск курьера с указом Сената об упразднении монастырских вотчин и об учреждении коллегии Экономии. Иркутская канцелярия распорядилась — пока не прибудет в Илимск офицер этой коллегии — «надлежащее смотрение и распоряжение (над монастырским имуществом в Илимске) чинить самому воеводе ассесору Шарыгину» (Фонд 75, арх. № 2690, лл. 2, 182).
Император Петр III был уже свергнут, а илимская воеводская канцелярия только еще готовилась исполнить его указ. 26 июля илимский воевода Шарыгин, выезжая в Киренский Троицкий монастырь, оставляет заместителю указ — как ему поступать «по отбытии моем, воеводы, из Илимска для того смотрения и распоряжения монастыря заимок» (там же, л. 14). В монастыри и приказные избы Илимского уезда рассылаются указы об отобрании от монастырей их вотчин.
Если отвлечься от того, что воевода Шарыгин воспринял указ Иркутска о своих новых обязанностях как дело, на котором можно было хорошо поживиться, то в общем его поездка в Киренский монастырь дает исследователю много ценных материалов. Шарыгин приказал снять копии со всех документов, на основании которых монастырь владел землями и разными доходными статьями. Таких документов оказалось 35; они относились, главным образом, к «даным» XVII века и впоследствии все погибли. А копии, собранные Шарыгиным, все сохранились (Фонд 75, арх. № 2690, лл. 15-68).
Ниже излагается содержание наиболее важных из этих, столь случайно сохранившихся памятников.
Первая «даная» относится к 1652 году и содержит отвод земли, произведенный по приказу воеводы Оладьина «пашенных крестьян прикащику Василью Скоблевскому» за денежное и хлебное жалование.
Но Скоблевский недолго владел отведенными ему угодиями. «11 марта 7167 (1658) года в съезжей избе бил челом стряпчему и воеводе Петру Андреевичу Бунакову Василей Скоблевской:
«...И тое де деревню, нем он, Василий, владел, по обещанию отдал к церкви... для воску и фимиану и для всяково церковного строения въвек безденежно».
Это был первый случай в Илимском воеводстве, когда земли переходили в руки церковников. Через несколько лет, в 1663 году, возник Киренский Троицкий монастырь и включил в свои вотчины деревню Скоблевскую и вокруг нее начал усиленно прибирать все окрестные пространства.
В год основания монастыря пашенный крестьянин Аксамитов продал «Усть-Киренского новаго Троицкаго монастыря строителю черному попу Ермогену» свой двор за 190 рублей, стоявший на устье р. Киренги. Двор и земли носили название Бочкаревской заимки. В следующем году воевода Обухов велел монастырю владеть этими землями «безданно и безоброчно».
В 1665 году вкладчик и «черной поп Ермоген» просили воеводу отвести монастырю вверх по р. Киренге «лушки под хлебную пашню» вплоть до р. Кутимы. Они при этом ссылались на то, что в 1663 году построили в монастыре часовню и кельи, «а сытым де им быть нечем». На основании этой просьбы монастырю было отдано 50 десятин пахотной земли и сенокосы на 500 копен, «да под поскотину плохих наволочных и болотных мест на 10 десятин» (л. 26).
Этим актом за монастырем в действительности закреплялись все земли по обеим сторонам р. Киренги, на 100 верст от ее устья и до впадения в нее р. Кутимы.
Далее монастырь начинает овладевать имуществом и землями Ярофея Хабарова. Церковники с большим искусством используют религиозные чувства Хабарова, усилившиеся, надо полагать, к концу жизни землепроходца.
«Се аз, Илимского острогу сын боярской Ярафей Павлов сын Хабаров, дал есми сию прикладную память на великой реке Лене в Усть-Киренской Троецкой монастырь...», — так начинается первая отводная, помеченная 11 ноября 7174 (1665) года, к которой «Ярафийко Хабаров руку приложил», и так будут начинаться последующие документы, в силу которых монастырь постепенно становился владельцем имений Хабарова.
По первой «прикладной памяти» Хабаров «приложил» монастырю Панфиловскую мельницу «против Усть-Киренского Никольского погоста за Леною рекою на речке Тихтилячихе». Мельница стоила 1000 рублей, и Хабаров взял с монастыря только 100 рублей и 5 «вкладных». Правда, Ярофею удалось выговорить еще два условия: «на той мельнице молоть по смерть мою запас с своей пахоты... безденежно. А меня, Ярафея, поминать вечным поминанием, по смерть мою записать в литию и в синодик».
Монастырь вступал во владение мельницей в том же году «с Николина дни вешнего».
Документ заканчивается следующим заверением Хабарова: «А мне, Ярафею, после сроку (Николина дня) до той мельницы, опроче своево молотья, дела нет никоторыми делы, ни детям моим, ни внучам, ни племянникам, ни роду моему, ни племени».
Через полтора года наступила очередь Хабаровской заимки. 25 июня 1667 года Хабаров дал «память» старцам монастыря «з братьею»: «в нынешнем во 175-ом году поезжаю я, Ярофей, с усть Киренги к Москве великих государей за казною. А остается у меня, Ярафея, на усть Киренги реки прежняя моя роспаханная земля и половников моих роспашь на Киренском лугу — Байдоновская и Русковская заимки и мое поставление — двор и хоромы и всякое строение и сенные покосы и рыбные ловли».
В «памяти» указываются границы заимки.
«И буди мне, Ярофею, судом божиим смерть случитца, им, старцам и всей братии, тою моею заимкою... владеть и душу мою Ярофееву и жены моей Василисы и родителей моих поминать, опричь насеяного хлеба и медной посуды и железного заводу, скота... лошадей и коров».
Старцы обещали Хабарову за его заимку «постричь у себя в монастыре 5 человек нищих, убогих людей... Да с той же заимки давать по вся годы старицам на корм по пятидесят пуд ржаные муки».
Такова была «память» Хабарова. «А у сей памяти сидели торговые люди...» (идет перечень трех лиц).
Смерть Хабарова вводила монастырь во владение его заимкой. 9 февраля 1671 г. монахи Троицкого монастыря писали воеводе Аничкову, что заимку Хабаров завещал монастырю. «А ныне он, Ярафей, умер» и, следовательно, нужно его заимку передать новому владельцу. И воевода исполняет желание монахов.
В этом же деле имеются поступные и других лиц: на кутолакскую мельницу, на Фочкинскую землю (пашенного крестьянина Фочки Григорьева), лежавшую «против Красного щелья», на Макаровскую заимку и др.
Здесь приведены выдержки лишь из небольшой части документов Киренского Троицкого монастыря, удостоверявших его право на владение землями и постройками. Все эти документы сохранились только в копиях. В частности, этим и объясняется, почему имя Хабарова писалось то «Ярофей», то «Ярафей». Последнее написание было принято самим Хабаровым.
Еще воевода Шарыгин описывал Киренскнй Троицкий монастырь, а уже Екатерина II отменила указ Петра III об отобрании монастырских вотчин. По указу, напечатанному 14 августа того же 1762 года, было велено отобранные имения вернуть монастырям и церквам. Новая императрица угодливо выполнила пожелание церкви и вновь вернула в прежнюю кабалу миллионы крестьян. В указе лицемерно говорилось, что монастыри и церкви должны «с крестьянами поступать благоумеренно и никакими изълишними зборами и ненужными, или к одному только увеселению властей служащими, работами и строениями не изнурять. Так и крестьянам до будущаго о них лутчего учреждения, духовным властям быть послушным». Коллегия Экономии упразднялась, но рублевый сбор сохранялся, и архиереи могли в счет этого платежа привлекать крестьян к работам «без отяхчения». Белому духовенству также разрешалось заводить имения, «однакож без отягощения крестьян» (Фонд 75, опись 2, арх. №№ 941, 959, лл. 13-14 и 19-20).
Имущество монастырей Илимского уезда, описанное воеводой и переданное для сохранения выборным от крестьян лицам, возвращается согласно указу Екатерины II их прежним владельцам.
Сохранилась опись возвращенного имущества Братской Спасской пустыни (Фонд 75, арх. № 722, лл. 222-227).
Илимские крестьяне равнодушно относились к исчезновению экономического оплота их духовных отцов. Но монастырские крестьяне были довольны своим освобождением от власти церковных помещиков. Местами монастырские крестьяне оказали неповиновение властям, когда их передавали прежним владельцам. Об этом свидетельствует печатный указ Екатерины II от 10 января 1763 года (Фонд 75, опись 2, арх. № 998, л. 12).
Но жизнь очень быстро заставила императрицу вернуться к акту Петра III.
21 мая 1763 г. печатается указ об установлении «особливой коллегии Экономии духовных имений» (Фонд 75, опись 2, арх. № 998, л. 59), а 29 февраля 1764 г. — указ о передаче всех вотчин церковников в коллегию Экономии. Указ отмечает, что по последней ревизии оказалось архиерейских, монастырских и церковных крестьян 910866 душ муж. пола и что управление столь большим числом крестьян было беспорядочное, для церковников тягостное, а для крестьян разорительное. По этому же указу вводилось денежное обложение бывших монастырских крестьян, по 1 ½ рубля с души (Фонд 75, опись 2, арх. № 1044, лл. 2-5).
Осенью того же года илимский воевода Шарыгин снова выезжает в монастырские вотчины и производит описание имущества и земель, подлежащих передаче крестьянам. В деревне Захаровской навигацкие ученики произвели при нем обмер земли, которой оказалось 120 десятин. Земля передается 4 крестьянам-половникам (там же, лл. 12-14).
Воевода Шарыгин еще раз отправляется в Киренский Троицкий монастырь в апреле 1765 года. С ним ним выехали для обмера монастырских земель и для отвода крестьянам 30-десятинных наделов навигацкие ученики Иван Михалев, Иван Лосев и один «копеист» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1068, лл. 27-29).
Навигацкие ученики намерили 502 ½ десятины пахотной и 381 ¾ десятины сенокосной земли и отмежевали ее 37 крестьянским дворам, придерживаясь надела в 15 десятин пашни и 15 десятин сенокоса на двор.
Земля не была дана тем вкладчикам, которые находились в монастырском услужении, а также престарелым и больным. О последних говорилось: «за старостию впредь владеть не может» или — «за убожеством их владеть самим собою нечем».
Таким образом, все земли монастыря были отданы крестьянам и некоторой части вкладчиков.
Но у монастыря имелось разное имущество, связанное с ведением сельского хозяйства — скот, хлеб и инвентарь.
Для описи хозяйственного имущества в Киренский монастырь был послан из Иркутска прапорщик Павлуцкий, а продажу осуществил прапорщик илимской команды Хабаров (Фонд 75, арх. № 2850, лл. 2-243).
Хабаров приехал в Киренск 19 июля 1765 г. и стал принимать скот по описи Павлуцкого. Но оказалось, что вместо 750 голов крупного рогатого скота осталось только 406 голов. Все овцы, записанные в опись в числе 86 голов, неизвестно куда исчезли. О качестве скота Хабаров заметил: «Скот весьма сух и инной едва в продажу способен, да к тому ж и мелок. А большаго доброродного скота не имеется».
По поводу нехватки скота монастырь дал справку, что с 22 марта 1764 г. по 1 августа 1765 г. продано 192 «скотины» за 351 руб. 95 коп., 130 овец и баранов за 35 руб. 50 коп. и 11 свиней за 6 руб. 20 коп.
Кроме того, убито на еду «от обычаю монастырского издревле прежних настоятелей» 120 голов крупного рогатого скота, 158 баранов и овец и 43 свиньи. Мясо пошло на питание вкладчиков и работных людей. Монастырь тут же объяснил, зачем привлекались к работе эти люди.
Кроме проданного и забитого скота, «пало от воли божией и от недостатку сена» 96 голов, «черным зверем съедено» 36 голов, «зеленою травою, называемой омегом, объелось» 55 голов, пало 35 овец и баранов (лл. 91-93). Вряд ли в этих показаниях было хотя вполовину правды.
За проданный скот монастырь отдал Хабарову 403 руб. 65 коп. Сам Хабаров продал оставшийся скот. Средняя цена проданного прапорщиком скота составила 83 копейки за голову. Коровы продавались по 1 руб. 20 коп.-1 руб. 70 коп., а в отдельных случаях и по 1 рублю. Быки продавались по 1 руб. 85 коп.-2 руб., а несколько голов и по 80 копеек. Молодняк пошел по 20-50 копеек за голову.
Даже по ценам того времени скот продавался задешево. Казне важно было распродать скот быстро, и поэтому при массовой продаже она получила в 3-5 раз меньше действительной стоимости скота.
Но для местного населения продажа монастырского добра по бросовым ценам оказалась своего рода неожиданным подарком. Крестьяне купили 201 голову, вдовы — 21, подьячие и канцеляристы — 17, духовенство — 79, посадские и разночинцы — 65 голов. Некоторые дельцы поднажились на операции, столь бюрократически проведенной казной. Крестьянин Усть-Кутского острога Егор Таюрский купил 54 головы, заплатив 78 руб. 62 коп., пономарь Марковского погоста Косыгин приобрел за 26 руб. 40 коп. целое стадо в 22 головы.
Этот пономарь, несмотря на скромный чин, был крупным богатеем. В 1767 году у него украли «окованной приголовок», который находился в сундуке. Там хранилось 1345 рублей денег и «двоерублевые золотые два червонца». Пономарь обратился в суд, но все привлеченные лица «заперлись», и он должен был уплатить судебных пошлин с рубля по гривне — 134 руб. 50 коп., «с суда и пересуду» 20 копеек, «правого десятка» 2 копейки, за бумагу 4 копейки (Фонд 75, арх. № 3066, лл. 1-46).
Одновременно Хабаров продал 59 монастырских лошадей за 171 руб. 50 коп., т. е. в среднем по 2 руб. 92 коп. за лошадь. Действительные цены были тогда по крайней мере впятеро выше этой средней цены.
Крестьяне купили 36 лошадей, разночинцы — 4, канцеляристы — 6, посадские — 4, духовенство — 9 лошадей.
Наконец Хабаров забрал в казну свыше 12000 пудов хлеба и урожай с 55 ½ десятины посеянной в 1764 году озимой ржи. Для приема и перевешивания хлеба монастырские крестьяне выбрали двух человек, «надежных, годных и неподозрительных».
В Братской Спасской пустыне хлеб был описан в 1766 году сыном боярским Андреем Березовским. Он учел всего 1602 пуда разного хлеба. Кроме того, было намолочено 104 пуда «ис паданного на поле той пустыни хлеба» (Фонд 75, арх. № 2930). Значит, расстройство хозяйства монастыря в связи с ликвидацией вотчин выразилось и в том, что на полях появилась падалица.
Отобранный у монастырей хлеб пошел главным образом на выдачу ссуд местным крестьянам. Уже в год ликвидации монастырского землевладения 46 илимских крестьян попросили взаймы около 1500 пудов хлеба.
Постройки Братской Спасской пустыни были проданы с торгов в 1769 году. Множество строений образовывали своего рода поместье. Там имелось 6 келий, 9 амбаров, 2 бани, изба, столовая, квасоварня, 9 скотных дворов, телятников и хлевов, гуменник с овинам, кузница, 3 огорода.
Опись дает возможность составить полное представление о типах строительства.
Большая часть построек монастыря была продана за 73 руб. 4 ½ коп., непроданная часть, стоимостью в 42 руб. 36 ½ коп., передается на сохранение крестьянскому старосте. И здесь имущество продавалось по очень низким ценам.
Одна келья пошла за 2 руб. 9 коп., другая — за 4 руб. 50 коп., а третья, ветхая,— за 50 копеек. Амбары продавались по 50 копеек, а один пошел даже за 15 копеек. По столь же низким ценам распродавался и скот.
В том же году осуществляется продажа лошадей Тыптинской и Захаровской заимок Якутского Спасского монастыря. 16 лошадей, оцененные в 12 руб. 85 коп., пошли с торгов за 17 руб. 55 коп. Например, жеребец «пяти трав» был оценен а в 1 рубль, а продан за 1 руб. 20 коп., кобыла с «селетком», т. е. с жеребенком рождения сего лета, значилась по описи ценой в 80 копеек, а продана за 1 руб. 30 коп.
Почти весь скот был куплен крестьянами.
Оставшаяся земля монастырей после наделения крестьян (по 30 десятин на двор) сдавалась в аренду и считалась оброчной. Мельницы, кузницы и кожевни были также превращены в оброчные статьи казны (Фонд 75, опись 2, арх. № 1198, лл. 6-85).
Так пало эксплуататорское, больше кулацкое, чем вотчинно-крепостническое, хозяйство монастырей Илимского уезда.
После секуляризации монастырских вотчин Киренскому Троицкому монастырю, отнесенному к 3 классу, Синодом был утвержден в 1764 году штат служителей в 12 человек, с годовым окладом в 284 рубля. Игумен получал 150 рублей, остальные от 8 до 22 рублей в год.
Всего на монастырь полагалось расходовать в год до 806 руб. 30 коп. (Фонд 482, арх. № 34).
Расходы эти покрывались из сумм коллегии Экономии, куда деньги поступали от обложения бывших монастырских крестьян. Но практически средства по смете ежегодно отпускала илимская воеводская канцелярия. В приход она заносила подушные сборы с бывших монастырских крестьян и оброчные деньги за аренду земель, мельниц, кузниц, рыбных ловель, принадлежавших ранее монастырям. Например, в 1776 году поступило всего 1022 руб. 37 ½ коп., оставалось от сборов 1775 года 60 рублей, выдано Киренскому Троицкому монастырю 567 руб. 50 коп., т. е. меньше, чем полагалось по смете. Остальные деньги были пересланы в Якутск и Иркутск (Фонд 2, арх. № 127, лл. 1-8).
После ликвидации вотчин монастыри никогда уже не имели того экономического значения, какого они достигли в первой половине XVIII века. Монастыри могли, конечно, и в новых условиях накапливать богатства, но уже не в форме поместий, могли эксплуатировать религиозные чувства населения и даже заниматься предпринимательством, но уже не как феодальные землевладельцы.
Капиталы монастырей могли увеличиваться путем разных дарений прихожан. Например, в 1791 году вдова илимского крестьянина, умершего «в морском вояже», передала игумену половину ее имущества «для поминовения ево души» (Фонд 9, арх. № 124, л. 1). Капиталы монастырей могли возрастать и путем предпринимательства. Так крестьяне ходили на слюдяной промысел для монастыря «на ево хлебе и харче», получая грошовую оплату (там же, л. 4).
<< Назад Вперёд>>
