Ямская и подводная гоньба
Быстрое и надёжное сообщение отдалённых частей Зауралья с Русью являлось с самого начала завоевания новых краёв одной из самых важных государственных задач в Сибири. Вначале в деле открытия, устроения и освоения путей участвовали все слои населения, тем более, что оно двигалось на Восток. Подводную гоньбу между Ангарой и Леной вели, как было ранее выяснено, и служилые люди, сидевшие на пашне «у Соли». Но, по мере устроения края и заселения его главным классом того времени — крестьянством, государство перелагает на его плечи всю тяжесть осуществления транспортных связей. Пашенный крестьянин подвозил лес к плотбищам, грузил хлеб на суда, выделял «вожей» для сопровождения судов, снимал их миром с мелей. Сухопутное движение грузов и служилых людей производилось почти целиком пашенными крестьянами. Подводная гоньба являлась одной из самых тяжёлых крестьянских повинностей. Крестьянин не только должен был выполнять важнейшую государственную задачу — производить хлеб, одновременно он нёс и другую государственно важную функцию — по перемещению этого хлеба и всех казённых грузов и лиц. Но осуществляя перевозки, крестьянин неизбежно выходил за околицу своей деревни, общался с крестьянством волости и всего Илимского воеводства. Пути сообщения связывали Сибирь с Русью, а крестьянина с миром. Вот почему подводная гоньба являлась широким поприщем, где с наибольшей яркостью проявлялась общемирская деятельность пашенного крестьянина. Пашня, как предмет труда, разъединяла крестьян; пашня, как источник производства товарного хлеба, связывала их в миры.

Государство, принимая участие в создании пашни в Сибири, имело дело с каждым крестьянином, как с отдельным изолированным производителем, обходясь без посредничества мира. Но, организуя пути сообщения, оно предпочитало иметь дело с крестьянским коллективом и избегало устанавливать связи с отдельным крестьянским двором.

Насколько можно судить по илимским документам, здесь существовало два вида гоньбы: 1) ямская, которая связывала Илимск с Усть-Кутским острогом и Нижне-Илимской слободой, т. е. по государственной дороге с Ангары на Лену и 2) междворная, которая связывала остальные населённые места.

Главным устроителем обоих видов гоньбы был воевода, техническими руководителями — крестьянские миры. Ямская гоньба неоднократно меняла свои формы. Но основной формой являлся наём крестьянами особых подрядчиков, которые и осуществляли гоньбу на своих или чаще всего на наёмных подводах. Для оплаты затрат крестьяне собирали между собою деньги, а для заключения договора и раскладки сборов время от времени созывались съезды крестьянских уполномоченных; платежи развёрстывались ими по тяглым десятинам.

Междворная гоньба велась самими крестьянами на обычных крестьянских подводах от деревни до деревни, при этом соблюдалась очерёдность, установленная сходом и поддерживаемая десятскими. При таком порядке создавалась большая неравномерность в несении подводной повинности селениями, лежавшими на оживлённых путях и селениями, заброшенными в глухие бездорожные углы. Неравномерность эта усиливалась, если одни деревни гоняли подводы до близко расположенных заимок, иногда на несколько вёрст, в то время как другие гоняли подводы на десятки вёрст. Для уравнения повинностей по подводной междворной гоньбе сами крестьяне нескольких волостейвели счёт на деньги и потом селения, где гоньба была близкой или незначительной, доплачивали тем обществам, где проходило много дальних подвод.

Как видим, в обоих случаях требовалось участие в организации подводной гоньбы всей массы крестьян и их выборных представителей. Так как государство до конца первой четверти XVIII столетия пользовалось подводами бесплатно, все материальные издержки ложились на пашенных крестьян. Другие слон населения Илимского воеводства, например служилые люди, хотя бы имевшие пашню, беломестные казаки, посадские, судовые плотники и даже хлебные обротчики, не говоря уже о духовенстве, гулящих и промышленных людях, от несения подводной гоньбы освобождались целиком. Там, где пашенных крестьян не было, подводная гоньба возлагалась на туземцев.

Счёт между крестьянами по подводной гоньбе внутри волости производился по записям крестьян, которые выставляли подводы. Эти записи рассматривались миром, по ним определялась стоимость работ, выполненных каждым крестьянином, после чего производился расчёт между всеми дворами волости по тяглым десятинам.

И первичные записи и мирские расчёты оставались в волости у крестьянских представителей, не доходили до илимской приказной избы и, понятно, погибли. В собрании столбцов (свитков) XVII века, хранящихся в Иркутском государственном архиве, случайно уцелели записи крестьян Киренской волости за 1671 год (свиток № 41). Мир рассмотрел записи 26 крестьян.

Ниже приводятся выдержки из первой записи, сделанной различными почерками: «179-го году, марта в... день, после счету (т. е. после предыдущего счёта по подводной гоньбе) роспись нашейного крестьянина Аврамка Андреева сына Черкашенина, подводная. После счету до Обрашки ходила подвода под Минея до Павла, до Оськина зятя. Илимскому служилому человеку Михайлу Березовскому дана подвода с Погоста до Полоротов... Ехал денщик Оська, гонялся за беглым, дана подвода до Полоротов. Конопать везли до Полоротов... Ехал подьячей Андрей Иванов, взял подводу до Караса. Ехал Сергий Безрукой до Караса, гонялся за беглым... Ехал Андрей, подьячей, взял подводу с Повоста до Григорья Пашенного... Ехал илимской служилой человек на Хабарову заимку для Ярофеевых животов, имал подводу с Повоста до Хабаровой деревни, вперед и взад (видимо шёл раздел имущества Ярофея Хабарова вскоре после его смерти)... Дана подвода Егору, ихину зятю, служилому, до Пашенного... Ездил за умолотом, дана подвода десятильнику до Караса... Дана подвода Стефану Пискуле до сапожничихи з Балахни. Дана подвода Ивану Жеглове с Повоста до Кривые Луки, до Андрея Сергиева». Всего Черкашениным записано 37 подвод.

Такие же записи предъявили для счёта и другие крестьяне. В этих записях часто вместо названия деревни, до которой шла подвода, указывалось имя крестьянина, проживавшего там, или сама деревня называлась по-местному: Полороты — значит д. Полоротовская, впоследствии — Криволуцкая, Повост — видимо Киренский острог.

Ещё несколько примеров из записей других крестьян: «Ходила лодошная подвода под служилым человеком до Татьяны... Ходила подвода до сапожничихи (крестьянки, упомянутой Татьяны)... Дал подводу Сергию, денщику, лодошную, до Змеиного Лугу, гонялася за шитиком беглым... До Микулихи и назад до под-Камень... До Половинные... До Рыданнова... До Гришки Пашенного».

На обороте столбца выписана оценка поданных подвод в деньгах. Так, первому крестьянину мир записал 2 рубля 4 алтына, другому 1 рубль 14 алтын 2 деньги, третьему 20 алтын 4 деньги и т.д. Некоторые крестьяне записей не представили. В таких случаях им зачитывалась гоньба по определению мира. Например: «Михайло Черепан у счету не был и клочки (т. е. записи о числе данных им подвод) не положил. А за прогон приговорили миром один рубль».

Общая сумма, в которой оценивалась подводная гоньба, делилась на число тяглых десятин волости, после чего можно было установить — сколько каждый двор должен был нести расходов по междворной подводной гоньбе. Те хозяйства, которые гоняли подводы в меньшем объёме, чем им полагалось в соответствии с их тяглом, должны были доплачивать разницу деньгами хозяйствам, превысившим установленный для них размер гоньбы. При расчётах крестьян разных волостей применялся такой же способ раскладки расходов но тяглу.

По одной из крестьянских челобитий, посланных в 1675 году в Москву представителями пашенных крестьян ряда илимских волостей, можно восстановить первоначальную историю организации подводной гоньбы на Илиме: «А в прошлом, государь, во 155-м (1647) году, как по твоему, великого государя, указу учал строить нас, сирот твоих, в твою, великого государя, десятинную пашню стольник и воевода Петр Головин с товарыщи (крестьяне несколько ошиблись в дате, ибо Головин был на Илиме около 1641 года) и подводную гоньбу гонять заставил и, видя нашу, сирот твоих, нужу и бедность, велел давать нам, сиротам твоим, ис твоей, великого государя, казны, помогаючи нам, сиротам твоим, по сту рублев денег. И то твое, великого государя, жалованье за подводную гоньбу давали нам, сиротам твоим, по 174 (1666) год. А со 164 году да по 181 (1673) год давали нам, сиротам твоим, к зборным нашим мирским деньгам ис твоей, великого государя, казны по вся годы по 50 рублев денег, а за другую 50 рублев по 200 пуд соли». Крестьяне просили возобновить выдачу денег и соли «в жалование» и выплатить им его за 1673-1675 годы1.

В том же челобитье сообщены подробности о переменах в подводной гоньбе за истекшие 30 лет: «В прошлых, государь, годех по твоему... указу гоняли мы, сироты твои, всякие... подводы из Ылимского острогу через Ленской волок до усть Муки и Куты рек и вниз по Лене реке до заимки пашенного крестьянина Мишки Костянтинова сына Синькова. А на тое всякую подводную гоньбу наняты были у нас, сирот твоих, из нас же, пашенных крестьян, пашенные крестьяне Марчко Микитин, Панфилко Яковлев2. И писались те наши мирские наемники, Марчко и Панфилко ямскими охотники. И в прошлом, государь, во 181-м (1673) году по твоему указу... в Ылимском остроге яму быть не велено. И тех наших ямщиков... от яму велено отставить и попрежнему велено им быть в твоей, великого государя, десятинной пашне. А велено по твоему... указу всякие твои, великого государя, подводы гонять нам, сиротам твоим, миром. И мы, сироты твои, людишка бедные...». Крестьяне указывают, что им было бы очень тяжело самим гонять подводы, так как для этого пришлось бы выезжать к Ленскому волоку, т. е. за 400-500 и более вёрст. «И мы, сироты твои, видя свое меж себя одиночество и всякую немоготу и убожество и дальное растояние, выбрали меж себя полюбовно из розных волостей ис своей же братьи, пашенных крестьян к твоей, великого государя, всякой подводной гоньбе в мирские старосты пашенных же крестьян Панфилка Яковлева, Давыдка Петрова. И по нашему, сирот твоих, мирскому заручному выбору... они (эти старосты)... подводы гоняют летние и зимние и в самую страдную пору... и судовой лес и соль и... мелкие воски возят же».

Хотя в документе и не указаны волости, от имени которых писалось челобитье, но по фамилиям названных в нём крестьян можно установить и перечень волостей. Челобитчиками были Савка Данилов сын Ступин, Трифонко Федоров Перетолчин, пахавшие в Нижне-Илимской волости, Фомка Аврамов сын Шапошник, Андрюшка Марков сын Чарошник — оба из Киренских волостей, Офонька Иванов сын Долгой из Орленской волости, Костька Ермолаев из Илгинской волости. Был еще один крестьянин, имени которого найти в списках не удалось.

Как выясняется из приведённого челобитья, сперва подводная гоньба на главной дороге, от Илимска на Лену, велась ямскими охотниками, которых нанимали крестьяне. Государство доплачивало крестьянам приблизительно ⅕ часть их денежных расходов. За своих ямских охотников крестьяне платили в государеву казну отсыпной хлеб. Размер платежа устанавливался довольно оригинально — по средним умолотам с тяглых десятин. Но остаётся неизвестным, как пашенные крестьяне выступали в роли экономистов и статистиков, вычисляя средние величины. Вычисленная величина разлагалась крестьянами на тяглые десятины. Например, в серии пашенных книг Усть-Киренской Верхней волости за 1667 год выделены специальные записи по названным расчётам: «да по розводу (по развёрстке) за ямские съемные десятины с пашенных крестьян взято з десятины по шести пуд (ржи). А с ково взято и то писано в сей книге ниже сего порозну, статьями... У пашенного крестьянина у Микитки Макарова по розводу за ямские съемные десятины взято с полуторых десятин: 6 пуд ржи, у него ж с полдесятины 3 пуда ржи» (арх. №6, св. 1, лл. 41 об.-45 об.). В окладной книге 1663 года в списке крестьян Нижне-Илимской волости против имён трёх пашенных крестьян, гонявших подводы в качестве ямских охотников, записано: «И за те, великого государя, десятины, илимские пашенные крестьяне по записям и по умолоту великого государя против середних десятин платят молоченым хлебом». По Усть-Кутской волости было два ямских охотника; «и за те великого государя десятины (этих двух охотников) Усть-Кутцкие и Верхо-Илимскио и Киренских волостей пашенные крестьяне по записям платят по умолоту против средних великого государя десятин молоченым хлебом».

Такой же порядок расчёта был и выше по Лене: «да тое ж Орленские волости пашенные крестьяне по записям платят за збеглово ямсково охотника Кузьки Яковлева великого государя за 1½ десятины молоченым хлебом по умолоту против середних десятин»3. Отсюда следует, что средние умолоты вычислялись ежегодно и отдельно по каждой волости, так как урожай является величиной переменной.

В 1673 году система ямских охотников в Илимском воеводстве была отменена, причём Сибирский приказ предложил крестьянам гонять ямщину по очереди. Но крестьяне справедливо указали, что это им неудобно и выбрали особых старост, которым и поручили за особую плату держать необходимое число подвод на Ленском волоке. Москва не возразила, и крестьяне повели гоньбу через наёмных ямских старост.

Этот порядок осложнился отпиской в 1680 году (фактически в 1682 году) шести ленских волостей к Якутскому острогу. Крестьяне этих волостей просили об освобождении их от гоньбы на Илимский острог. Дело это уже излагалось, теперь можно только пополнить сказанное условиями подводной гоньбы, отражёнными в челобитьях отписанных волостей.

Фото 21. Лист из книги 1667 г.
Фото 21. Лист из книги 1667 г.

Текст к фото 214
по розводу за ямские съемные де-
сятины взято з десятины
шесть пуд ржи приложил
приложил
генваря в 18 день по указу великого государя
принял в государеву казну в житницы
зборного доимочного хлеба что взя-
то из доимки на пашенных крестьянех
по кабалам а на житнишных целовальниках
[по] счетным спискам — у Илимских служилых
[люде]й у пятидесятника казачья у Ивана
[Ду]наева да у Микифора Микерина
[во] семьдесят четыре пуда дватцать
[пять гривенок рж] и пять пудов овса три
[пуда двадцать пять гр] ивенок пшени-

Крестьяне писали: «В прошлом во 163-м (1655) году... по указу Алексея Михайловича и по памяте илимского воеводы Богдана Оладьина велено пашенным крестьяням Мишке Синькову, Савке Ступину с товарыщи спрашивать ис пашенных крестьян в ямскую гоньбу охочих людей: всякую гоньбу гонять подводы за Ленской волок до усть Муки реки, а с усть Муки реки до Якурима и до Туруки. А с Туруки и с Якурима назад, с Лены реки, с усть Куты — вверх по Куте и по Купе до усть Муки реки. А с Муки реки за Ленской волок в Ылимской острог. И возить дощанишной и барошной и кочевой (от слова — «кочь») лес к Муке. Да хлебные запасы из Ылимского острогу до усть Муки — для Якутцкого острога, и воевод и дьяков и служилых людей»... (цитируется с сокращениями). Крестьяне Ленских волостей наняли совместно с илимскими крестьянами 10 охочих людей, «а ряда ему Панфилке (Яковлеву и товарищам) из вашей казны по 100 рублев, да из миру по 400 рублев на год»5. С крестьян ленских волостей взыскивалось на подводную гоньбу по 4 рубля с тяглой десятины. Как известно, Сибирский приказ велел, по ходатайству крестьян этих волостей, собирать по 2 рубля, причём было указано, что если крестьяне илимских волостей будут не согласны, то ленские крестьяне могут и вовсе не участвовать в расчётах с ними, а вести гоньбу самостоятельно. Ленские крестьяне так и сделали, они «не считались» с илимскими волостями в течение 24 лет, пока ленские волости оставались в ведении Якутского острога. Но в 1702 году крестьяне Нижне-Илимской волости вспомнили, что когда-то крестьяне ленских волостей съезжались с ними для общего решения вопросов о подводной гоньбе и написали об этом воеводе. В россыпи дел за 1703 год по этому поводу сохранился наказ воеводы приказчику Тутурской слободы Григорию Торлопову.

Воевода 30 декабря 1703 года сообщает о челобитной нижне-илимских пашенных крестьян относительно сверки расчётов по ямской гоньбе между волостями и рассылает приглашения на съезд. Воевода Торлопову велит: «...выслать по выбору старожилов лутчих людей пашенных крестьян, двух человек... для счету в подводной гоньбе, что договорились де они Нижно-Илимские пашенные крестьяне с ленскими: Киренской и Верхо-Киренской, Криволуцкой и Усть-Кутцкой, Орленской и Илгинской, Тутурской и Бирюльской слобод с пашенными крестьяны (идут имена крестьян) полюбовно со 186-го до 192-го (т. е. с 1678 до 1684 г.) о подводной гоньбе на 5 лет, а со 192-го по 1702-й год после тех урочных лет... на считались».

Воевода предлагает выслать представителей крестьян Тутурской слободы к 31 января 1704 года, так как к этому сроку приедут представители и других волостей. «А буде — из Тутурской слободы в Ылимск к отчету... не будут, а Нижно-Киренские, Верхо-Киренские (идёт перечисление волостей) пашенные крестьяне в Ылимской на вышеписанной срок съедутся, и учинятца,6 в приезде в Ылимск в проестях и в волоките убытки, и те убытки им будут на них, тутурских пашенных крестьянех, для того, что без них... считатца им заочи будет нельзя, потому что промеж ими записи всех слобод за руками: друг без друга не считатца» (Россыпь, № 14, св. 2).

Съезд, повидимому, состоялся, но на нём не были восстановлены старые договорные отношения между илимскими и ленскими волостями. Это не помешало им в 1703 году вновь совместно писать в Москву. Челобитье с жалобами на дальнюю тяжёлую гоньбу — до Иркутска, Братска и Енисейска, на высокую плату — от 3 до 4 рублей с десятины и, в частности, на Лянгусова, который увёл 80 подвод за Байкал, подаётся от имени крестьян двух илимских, четырёх ленских и одной ангарской волостей7. Такие челобитные в начале XVIII века могли подавать не представители каждой волости, а особые мирские старосты, так сказать, депутаты от многих волостей. Они избирались в Илимске на съездах крестьянских уполномоченных. Вот полный текст такого выбора: «1725-го году генваря в 21 день. Илимского города и присудствия всех слобод (т. е. волостей) выборные пашенные крестьяне: Илгинские — Яков Кобызев, Тутурские — Федор Орлов, Орленской — Степан Грузной, Усть-Кутцкой — Терентей Королев, Криволуцкой и Нижно-Киренской волости Марко Исаков, Нижно-Илимской — Иван Савостьянов, выбрали мы меж себя, излюбили выборных же пашенных крестьян, вышепоменутых Криволуцкие волости Ивана Иванова Пахорукова, Нижно-Илимские волости Федора Иванова Зарубина в том, что быти им, Ивану и Федору, за нашим мирским выбором в Ылимском городе выборными мирскими старосты и бити челом его императорскому величеству о всяких наших мирских нуждах и отправлять подводы из Ылимского города и куда кому надлежит по указу его императорского величества и как прежние договорные с ямщиками записи явствуют (написано: явъстъвуютъ) до уреченных мест Илимского присудствия. А подводы отправлять, и кому куда будут отправлены и хто имяны ехал — и те им, выборным, подводы писать в книги, имянно. А лишнего отнюдь ничего не приписывать. А, живучи им, выборным, в Ылимском городе, пити и ясти свое, а не мирское». Далее идут подписи.

Воевода, получив выбор, велел его принять и записать в книгу, а выборных лиц допросить, желают ли они быть представителями мира.

Тут же помещён протокол допроса. В допросе выбранные повторили, что они выбраны там-то, тогда-то и для таких-то целей и в заключение указали: «А мы, Федор Зарубин, Иван Пахоруков, у того дела быть желаем и оное порученное дело отправлять по присяжной своей должности со всяким чистосердием и скорым поспешением будем. К сему допросу вместо Федора Зарубина, по его велению, и за себя Иван Пахоруков руку приложил».

После этого воевода в тот же день просил протопопа илимской соборной церкви Иоанна Петрова привести выборных к присяге «для подводной гоньбы в земские старосты» (л. 177).

Здесь, как и в других случаях, выборные представляли смесь полу-служилых людей, на которых опирался воевода, и мирских уполномоченных, на которых опирались крестьяне. Эти мирские старосты могли при конфликтах жаловаться и на воеводу, благо один из них был грамотным.

Соглашение, которые заключали крестьяне с наёмными ямскими подрядчиками, записывались крепостным столом в особую книгу, где учитывались все договоры. Часть такой книги за 1711 год сохранилась в россыпи дел (Россыпь, № 30, св. 4, лл. 79-108), откуда можно извлечь очень подробные данные о расчёте по ямской гоньбе.

Например, 2 января 1711 года записано соглашение трёх выборных пашенных крестьян от Верхней и Нижней Киренских и Усть-Кутской волостей с двумя ямскими подрядчиками. Условия договора: подрядчики гоняют подводы в течение года за крестьян Киренских волостей и в течение 1 года 4 месяцев — за крестьян Усть-Кутской волости; плата была установлена для двух первых волостей по 4 рубля 50 копеек, для последней — по 5 рублей с тяглой ржаной десятины, всего на 367 рублей 15 алтын; первые волости дали задаток по 1 рублю с десятины, а последняя внесла деньги сполна. Размер неустойки — 50 рублей. При этом была взыскана с записи договора пошлина, по 4 деньги с рубля, всего 7 рублей 11 алтын 3 деньги. За составление договора взято 8 гривен.

В той же книге записано соглашение трёх представителей Илгинской, Тутурской и Орленской волостей с двумя другими ямскими подрядчиками, сроком на 1 год. Вероятно, плата была установлена в том же размере, т. е. по 4 рубля 50 копеек с десятины в год, причём был выдан задаток в размере 1 рубля 50 копеек деньгами и 4 пудов ржи за тяглую десятину. Всего десятин считалось 65¾.

Наконец, там же записано соглашение, судя по фамилиям крестьян и по величине тягла, представителями Нижне-Илимской волости. За 51¾ десятины с крестьян было взято 219 рублей 31 алтын и 310 пудов ржи, ценою по 5 рублей за 100 пудов, т. е. на 15 рублей 50 копеек. Всего деньгами и хлебом заплачено 235 рублей 14 алтын 2 деньги. Значит, на 1 тяглую десятину пришлось почти по 4 рубля 55 копеек.

Вскоре воеводой была сделана попытка внести изменения в старый порядок ведения ямской гоньбы. Появляется челобитная выборных пашенных крестьян Илгинской слободы, поданная воеводе в августе 1719 года (арх. № 114, св. 12, л. 57): «В прошлом в 717 году велено в Ылимску на подводы держать твои государевы лошади. А на корм тем лошадям збирать с нас, рабов твоих. Да сверх того збиралось с нас по 2 рубли з десятины нагод». Но с 1719 года эти лошади от подводной гоньбы отставлены и стал гонять «наш подрядной ямской староста наймом, а на найм подвод собирали деньги мы, рабы твои, и привозили в Ылимск сами и от того пришли и до столь всеконечную скудость. А наперед сего, с прошлых давних лет по 717 год были у нас... ямские подрядчики и всякие подводы в Ылимску гоняли и воски возили они, подрядчики наши, мимо нас..., а подрядные деньги по подрядным записям збирали они с нас... сами и в те годы было нам... льготнее».

Представители илгинских крестьян просили вернуться к старому порядку, существовавшему до 1717 года. Воевода согласился с челобитчиками, написав на заявлении: «Против сего челобитья в ямскую гоньбу ямских охотников велеть подредить, ково они похотят».

В том же деле (лл. 63-64) имеется челобитная представителей уже ряда волостей, которые по предложению воеводы «и по совету Илимского уезду всех слобод, опричь киренских и криволуцких и усть-кутцких пашенных крестьян» договорились в Илимске подрядить отставного посадского Якима Зиновьева. Он должен нанимать подводы за те деньги, которые крестьяне будут сдавать в илимскую приказную избу (тогда — палату); последняя должна оплачивать расходы Якима «против подорожен под росписку». Под челобитной подписи представителей четырёх волостей.

Воевода, получив эту челобитную, написал на ней, что необходимо познакомить выборных с условиями Зиновьева.

Эти условия были таковы: крестьяне собирают деньги, сдают их целовальнику в приказную палату, палата оплачивает по подорожным. Зиновьев нанимает подводы у тех, «кто похочет, недорогою ценою... а лишних денег для своей корысти не давать. Возить от Илимска до прежних урочищ: через Ангарский волок до Омамырской8 деревни, вниз Илима реки грудные подводы до Тушамской слободы, а малые — до деревни Егора Вологжанина». Вверх по Илиму возить до Шестаковской деревни и через Ленский волок до Усть-Кутского острога, но соль из Усолья не возить. Если понадобятся летние подводы вниз по Илиму, то их отпускать до деревень Оглоблинской и Поповской. Если потребуется перевозка на мельницу или к угольным ямам или вывозка леса, то подводы для этих целей должны наниматься отдельно.

Воевода велел эту сказку Зиновьева вычитать. Её вычитали и выборные от крестьян расписались в том, что слыхали её.

Так создавалась связь по главному пути Илим-Лена. Дальше на северо-восток до Олёкминска подводы гоняли ленские волости, причём чечуйские крестьяне долго и упорно жаловались на отягощение их дальними подводами вниз по Лене. На западшла водная дорога «к Русе», а в Западной Сибири действовали ямы.

По этим водным и сухопутным дорогам шёл путь до Москвы. В начале XVIII столетия установился твёрдый маршрут для казённых грузов, при чём давались подорожные такого содержания: «По указу великого государя (полный титул) от Илимского до Енисейска и до Кецкого и до Нарыма и до Сургута и до Тобольска и до Тюмени и до Туринского и до Верхотурья и до Соли Камской и до Кай городка и до Соли Вычегодской и до Устюга Великого и до Тотьмы и до Вологды и до Ярославля и до Переславля Залеского и до Москвы по ямом ямщиком, а где ямов нет — всем людем без омены, чей кто ни будь, чтоб есте давали великого государя под илимскую денежную казну, под 3 ящика, под соболиную казну и под всякую мяхкую рухлядь — под ящик с собольми, под 4 мешка, под сорок под два тюка, под ящик великого государя з делами; да казенным провожатым илимским служилым людем: таможенному подьячему Степану Шангину, пятидесятнику Ивану Пашкову, казаку Кирилу Купиловскому. Водяным путем вниз реки — судно, кормщика да гребцов, а вверх против воды — сколько человек понадобитца. А сухим путем... подводы... без прогонов... К сей подорожной великого государя (полный титул) печать земли Сибирские Ленского волоку Илимского острогу воевода Федор Родионович Качанов приложил. Лета от Рождества Христова 1703-го августа в 5 день» (Россыпь 1703 г., № 15, св. 2, л. 263).

В деле Киренской судной избы за 1703 год имеются копии двух подорожных: на Якутск и на верховье р. Ханды. Примечательно, что подорожная до Якутского острога выдана 23 декабря 1702 года, что свидетельствует об освоении к тому времени отдалённейшей сухопутной дороги. В подорожной указано, что едут служилые люди «из Ылимска в Якуцкой великого государя з грамотами и с отписки наскоро» и предлагается давать по подводе человеку (ехало двое) «с саньми и с проводники, а где лучится нартной ход, давать нарты с собаки и с проводники ж везде, не задержав ни часу». Маршрут по этой подорожной: «... от Илимска до усть Якурима илимским ямским подрядчиком, а от усть Якурима до Усть-Киренского и до Чичюйского и до [У]сть-Витимского и Пеледуйского и до Олекминского острошков и до Якуцкого — усть-куцким и криволуцким и верхо-киренским и нижно-киренским и чичюйским и витимским и пеледуйским и олекминским пашенным крестьяном от деревни до деревни, а ясачным тунгусом от юрт до юрт, а якутам от улуса до улуса».

Итак, ямские подрядчики, нанимаемые илимскими пашенными крестьянами, возили по подорожным до Якурима, Усть-Кутской волости, а далее шла междворная гоньба (Россыпь, № 17, св. 2, л. 27).

Вторая подорожная, точнее — копия её — «список с подорожной слово в слово», была выдана в сентябре 1702 года илимскимясачным сборщикам на верховья р. Ханды, в совершенно дикую местность, куда и сейчас нет никаких дорог. Предлагалось давать «по подводе человеку, летом с седлы, зимою с саньми и проводники, а водою лотку, кормщика и гребцов: вниз реки против полвод9, а вверх реки вдвое» (то же дело, лл. 25-26).

В свою очередь Москва давала подорожные в Сибирь с таким же текстом, как и приведённые илимские подорожные10.

Расстояния, на которые действовали эти подорожные, примерно составляли: до верховьев р. Ханды около 1000 км, до Якутского острога — более 2000 км, до Москвы — 6000 км.

Что касается междворной гоньбы, то имеется возможность сослаться главным образом на сказки 1720-1722 годов, в которых записано свыше сотни показаний крестьян о гоньбе подвод от заимки до заимки, от селения к селению.

Вот типичная сказка пашенного крестьянина Илгинского острога П.М. Чайкина: «Очередных подвод гоняет от Илгинского острогу вниз по Илге реке до Усть-Илгинской деревни пятисотных 46 верст, а чрез волок до Тутурской слободы 46 верст же, а вверх по Тыпте реке через волок до Ново-Удинской слободы тысяшных 50 верст, в год подвод по десяти. Ямщины платит в Илимск ямским подрядчиком с вышеписанной пашни з десятины 5 рублев 8 алтын 2 деньги на год».

Приведём ещё одно показание — крестьянина с ленского волока из дер. Каемоновской: «А подводную гоньбу наймывают оне гонят с усть Куты реки вверх по Лене реке до Синюшкиной деревни, мерою прежних тысяшных верст 30. А за прогон за наем подводной гоньбы выходит у них с полудесятины по 4 рубли, а в иной год и больше. А з заимки своей возят Усть-Кутцких приказщиков и деныциков и ясашных зборщиков вверх по Куте реке до заимки Михея Федосеева 30 верст, а от Михея до Усть-Куты гоняют оне 62 версты. А в тех подводах счету у них ни с кем не бывает. Да сверх того ямщины платят они по 5 рублев на год з десятины и больше с суседом з Дмитреем Каемоновым в Ылимск ямским подрядчиком».

Упомянутый Каемонов показал об ямщине дословно то же, что и его сосед, только расстояния указал в пятисотых верстах. У обоих в год выходило до 15 подвод.

В других селениях, где гоньбы приходилось немного, встречаются показания, что разница доплачивается крестьянам другой волости.

Из всех повинностей подводная и ямская гоньба была наиболее тяжкой: государству с тяглой десятины сдавалось хлеба от 7 до 12 четвертей, что по тогдашним ценам составляет, считая по8 копеек пуд ржи, от 4 рублей 50 копеек до 7 рублей 70 копеек. Подводная гоньба Каемонову, не считая того, что он гонял сам, обходилась на десятину до 13 рублей.

Рост перевозок и разъездов в начале XVIII века вызвал повышение сборов для организации ямской гоньбы до 5 рублей на десятину, сверх расходов по междворной гоньбе. Это начинало подрывать бюджет крестьянина и не могло быть терпимо государством. Наряду с этим другие слои илимского населения, пахавшие земли, освобождались «от мирских потуг». Неизбежно вставал вопрос о привлечении к ямской гоньбе и таких лиц. В 1721 году пашенные крестьяне НижнеИлимской волости писали воеводе, что по указу велено в Илимском уезде «детям боярским и служилым и всякого чина людем, которые владеют крестьянскими землями промежудеревенные подводы гонять вряд с крестьяны». Они указали на служилых людей своей волости, в том числе и на подчинённого комиссара. Воевода распорядился, чтобы заставить гонять подводы всех, кто владеет крестьянскими землями (Россыпь, № 46, св. 5, лл. 396, 465).

Но это, конечно, было лишь частной мерой. Поэтому сенатом вводится оплата большинства казённых подвод.

В 1725 году выборный челобитчик Яндинского острога, пашенный крестьянин, жаловался в Иркутск, что крестьяне не получают прогонных денег за подводы и продолжают платить по 4 и 5 рублей в год с тяглой десятины. Иркутская провинциальная канцелярия дала справку, что из Сибирской губернии есть указ — выплачивать за ямские подводы по 4 деньги за 10 вёрст, а «где ямов нет, давать зимой по деньге, а летом по копейке на версту». «А время счислять: зимнее с сентября с 1-го числа по апрель... и безденежно с крестьян подвод и прочего, кроме подушных денег брать не велено под опасением жестокого истязания». Запрещалось возить бесплатно вино и даром брать подводы под воевод. За ослушание указ грозил взять имущество виновных лиц в государеву казну бесповоротно.

Указания Иркутска были пересланы в остроги и слободы, причём отмечалось, что ямов в Илимске нет, «а имеетца в городе Илимску по изобретению ото всего уезду, кроме Чичюнского и Братцкого острогов и Кежемской слободы, выборные крестьянские старосты». Следовательно, впредь надлежало подводы оплачивать по ½-1 копейке с версты. Из Илимска с этим разъяснением посылается служилый человек Андрей Ширшиков и ему же поручается выслать в Илимск, видимо для точного объяснения указа, «лутчих людей, выборных крестьян, по одному человеку» (Россыпь, № 63, св. 7, лл. 288-290, дубликат на лл. 315-317).

С этого времени выборные мирские старосты будут вести ямскую гоньбу на получаемые прогонные деньги.

Таковы изменения в организации подводной гоньбы за первые десятилетия существования Илимского воеводства. От ямских охотников — к «изобретению крестьян» — мирским старостам и, наконец, — к прогонной оплате, таков путь, пройденный крестьянской телегой в Илимском воеводстве за 80 лет. Государственная экономика опиралась здесь не только на крестьянскую соху, но и на крестьянскую телегу и поневоле с последней пришлось сложить часть грузов.



1 Сибирский приказ. Столбец 813, лл. 147-151.
2 Оба эти имени уже встречались ранее. М. Микитин пахал в 1641 году государеву пашню на устье р. Куты, как служилый человек, а П. Яковлев был одним из первых крестьян, тоже с 1641 года, на Чечуйском волоке.
3 Сибирский приказ. Книга 480, лл. 132-143.
4 Сбор хлеба за ямщину по книге Усть-Киренской Верхной волости 1667 года, арх. № 6, св. 1, л. 45а. В третьей и четвертой строках дважды написано «приложил». Это окончания подписей двух лиц. Первая подпись, идущая с 17 по 46 об. лист: К сей выдельной и ужинной и умолотной книге вместо Усть-Киренского пашенных крестьян прикащика Ивана Емельянова сына Решетника по его велению промышленой человек Ларька Иванов Котельников руку приложил. Конец второй подписи принадлежит крестьянину, житничному целовальнику Мирошке Ильину. Как видно из подписей приказчик, т. е. глава волости, был неграмотным.

Погибший текст показан в квадратных скобках.
5 Соотношение 1:4 являлось отображением пропорции между государевой и крестьянской пашней.
6 Окончания обоих глаголов даны по подлиннику.
7 Сибирский приказ. Книга 1372, лл. 497-507.
8 Теперь д. Большая Мамырь, вблизи Заярска.
9 Видимо — столько, сколько требуется во время полой воды.
10 Серия таких подорожных имеется в делах Сибирского приказа в книге 1372, лл. 343-358, 1703 год.

<< Назад   Вперёд>>