Пути сообщения
Со времени появления русских в Ангаро-Илимо-Ленском крае пути сообщения представляли сочетание водных и волоковых дорог. Они имели двоякое значение: 1) связывая Илимский острог с другими областями страны, они приобщали глухую илимскую тайгу к громадному транзитному пути и превращали Илимск в важное путевое звено; 2) связывая Илимский острог с приписанными к нему острогами, слободами и деревнями, они создавали административное и хозяйственное целое — Илимское воеводство.

Без Ленского волока никогда бы не было Илимска, без внутренних путей — Илимского воеводства.

Реки Сибири были использованы русскими как военные дороги, на главных узлах которых можно было накапливать силы и с них переходить на следующие водные тракты. У русских оказалось три вида непреоборимого для туземцев оружия: огненный бой, водно-волоковые пути и земледелие.

Продвигая по этим путям вооружённые силы и закладывая на опорных рубежах остроги, русские создавали земледелие вдоль рек и обеспечивали тем самым прочный тыл для движущихся впереди отрядов. Постепенно военные дороги превращались в мирные пути.

С внешним миром Илимское воеводство связывалось исполинской магистралью, представлявшей генеральную линию движения русских на восток, как бы некую равнодействующую сил завоевателей Сибири. Эта магистраль, начинаясь за Уралом, шла затем по Туре, Тоболу, Иртышу, Оби, Енисею, Ангаре, Илиму и здесь, от той точки, где стоял Илимский острог, — перекидывалась на Лену и по ней продолжалась до Ледовитого океана. Ответвления от этого пути позволяли выйти на Амур и на берег Охотского моря.

Итак, путь из Руси приводил к Илимскому острогу, запиравшему единственную дорогу на восток, к Лене.

От Илимска шёл знаменитый Ленский волок до устья р. Муки, где было плотбище. Отсюда весной можно было спуститься по рекам Купе и Куте до устья р. Куты при впадении её в Лену. Здесь стоял второй острог, запиравший восточную оконечность Ленского волока — Усть-Кутский. Здесь же снаряжались суда — барки, кочи, дощаники, каюки и плоты в далёкое путешествие вниз по Лене до Якутского острога. Путь от Муки до Усть-Кутского острога можно было проделать и по колёсной дороге, шедшей по левому берегу р. Куты1.

Всякий, кто переходил с Лены на Ангару или обратно, неизбежно двигался по этой единственной дороге — по Ленскому волоку, и также неизбежно попадал в поле зрения илимских таможенных целовальников, регистрировавших провоз грузов и денег в трёх точках: в Илимске, на устье р. Муки и на устье р. Куты. Миновать их было совершенно невозможно.

После «досмотра» груза целовальники записывали в таможенную книгу — кто прошёл, промышленный или торговый человек, или крестьянин, какой товар у него был, на какую сумму, где куплен, есть ли проезжая грамота, оплачены ли пошлиной провозимые грузы. При этом взимались на волоке всевозможные сборы. Например, уже за самое появление на волоке взыскивалась явчая пошлина по алтыну с человека, затем указные пошлины «по осьми алтын по две деньги». С провозимого товара уплачивалась десятая часть по таможенной оценке — с рубля по гривне; если товар продавался на волоке, то взыскивалось «по осьми деньги на неделю», т. е. за торговое место по неделим. Если проезжий пользовался постоялым двором, с него взималась особая плата. В случае продажи товаров местного происхождения, так называемой «илимские покупки», взимались записные пошлины по алтыну с рубля, а за пашенных крестьян, продававших хлеб, покупатель должен был уплачивать по 2 деньги с рубля, т. е. 1/100 часть стоимости. Так как взвешивание продаваемых или хранимых товаров производилось на казённых весах, то за эту операцию уплачивалось «весчее» по деньге с пуда. Если везли соболей, то десятый соболь шёл в казну. Читателю может показаться, что список сборов охватывает все мыслимые объекты обложения. Нет, оказывается, не все. Если продавался скот, то с суммы продажи взыскивались с крестьян и служилых людей «порублевые» по 2 деньги с рубля, а с торговых и промышленных людей — по алтыну, т. е. в 3 раза больше. Кроме того, с купцов бралось «роговых» по алтыну с головы крупного рогатого скота, а за лошадей — «пошерстного» по алтыну с лошади. Если проезжий, торговый или промышленный человек не имел товара и не покупал ничего, то казалось бы, что он, после уплаты явчего и указанных пошлин, спокойно отправлялся дальше. Нет, ведь он мог иметь деньги. А за провоз денег взыскивалась пошлина2. И это не всё. Пока с приезжего с брали только за приезд, за явку. Но ведь имеется ещё отпуск. И вот за отпуск «на великую реку Лену» взималось «отъезжее» по 4 деньги печатных пошлин с человека и с рубля денег и товаров. Перечень сборов ещё не закончен.

Фото 4. Река Кута близ устья; вдали постройки солеваренного завода (снимок 1945 г.)
Фото 4. Река Кута близ устья; вдали постройки солеваренного завода (снимок 1945 г.)

Отъезжающий мог ехать на своём судне по Куте или по Лене. В таком случае брали «с кочей, и з барок и з дощаников и с каюков посаженной пошлины по гривне с сажени». Отъезжие брались и при проезде на Ангару «в Енисейской острог и в сибирские городы и к Русе». За хранение товаров брались «анбарные» деньги.

Эта сложная сеть таможенных сборов, накладывавшихся на промышленных и торговых людей, вызвала необходимость нести точный учёт проезжающих через Ленский волок. А благодаря этому учёту, отражавшемуся в таможенных книгах, можно восстановить довольно точно картину передвижки людей и товаров с Ангары па Лену и обратно.

Конечно, в учёт движения людей не попадали такие группы населения, которые не имели отношения ни к торговле, ни к промыслам, например, пашенные крестьяне, ехавшие по своим делам, или служилые люди и церковники, передвигавшиеся по волоку в силу должностного положения.

Возьмём для анализа движения по волоку один из наиболее ранних документов — записей таможенных целовальников Василия Дрягина и Ивана Макарова за 1658 год. Со времени овладения русскими Ленским волоком прошло каких-нибудь 28 лет и со дня образования Илимского воеводства не более 10 лет, а уже порядки здесь сложились так, как они устанавливались в центре России.

Таможенная книга Илимского острога 1658 г. отметила 595 человек, в том числе крестьянина, принадлежавшего вологодскому архиепископу, патриаршего крестьянина, боярского крестьянина, двух архиерейских, всего 10 крестьян, которые ехали с товарами. Остальные 585 человек оказались торговыми и, главным образом, промышленными людьми. Разница междуними была не существенная: торговые люди вели скупку и торг, а промышленные люди, кроме того, сами добывали пушнину.

Примечателен состав промышленных людей по месту их выхода (место выхода торговых людей или не отмечалось вовсе, или отмечалось не так тщательно). Из Устюга прошло 168, из Ваги 81, из Вычегды 75, из Соли Вычегодской 28, из Усолья 20.

В меньшем числе встречаются выходцы из других частей Северной Руси: Вологды, Галича, Чердыни, Ветлуги, Вятки, Яренска, Соли Камской, Пинеги, Ярославля, Новгорода, Унжи, Колмогор, Мезени, Пежмы, Каргополя, Нижнего Новгорода и из Западной Сибири — Тюмени, Тобольска, Тары, Верхотурья. Не отмечено ни одного человека из мест, лежащих южнее названных северных городов.

Примечательно и время и направление движения этих людей. В таблице 7 приводится сводка о числе прошедших по волоку людей в 1658 г.

Таблица 7


На Лену шло промышленных и торговых людей в общем в 3 раза больше, чем с Лены на Ангару. Какая-то часть этих предпринимателей оседала в бескрайних пространствах северо-востока Сибири. Часть возвращалась с пушниной в Енисейск и другие сибирские города и далее за Камень, т. е. через Урал, «к Русе». Движение на Лену было довольно равномерное в течение всего года: оно сокращалось в осенние месяцы, когда наступала распутица и усиливалось при установлении санного пути. Часть промышленников в зимнее время рассеивалась по окружающим волостям, скупая пушнину и хлеб в Братске, Усть-Куте, Киренске, Чечуйске и Орленге. Март-апрель, время весеннего бездорожья, характерны резким понижением движения, зато май-июль вновь дают сильный рост его, так как с ледоходом на Лене открывался водный путь на северо-восток. Туда и стремились промышленники за соболем.

Другую закономерность представляет возвратная передвижка торговых и особенно промышленных людей, шедших с пушниной на Ангару: 89,1% их падает на май-июль, т. е. на время открытого водного пути.

Что же везли эти люди? На Лену шли «русские товары», хлеб и деньги. По таможенной книге Илимского острога 1680 года (арх. № 26, св. 3) привезено 32 партии товаров на сумму 5186 руб., наценки илимской таможни в пользу казны составили 2510 руб.

Наиболее распространёнными «русскими товарами» оказались: холст хрящ — 29125 арш., холст средний — 11565 арш., сукно сермяжное 1353 арш., сукно шиптуна 509 арш., чулки вязаные 156 пар, рукавицы вареги 375 пар, крашенина 265 концов, шёлк 32 фунта, снурки шёлковые 140 арш., зеркала ярославские 3½ дюжины, светильни 1 пуд 24 ф., ножницы устюжские 10 шт., кафтаны бараньи 71 шт., овчины 198 шт., кожи красной юфти 144 шт., сети неводные 230 саж., прядено неводное 4 пуда, дель 60 саж., топоры 161 шт., лемехи 25, сошники 11, серпы 40, косы горбуши 15 шт., пилы малые 10 шт., замки ярославские ½ дюж., замки немецкие 2 дюж., ножи 60 шт., железцы 50 шт., сковороды 18 шт., ложки вятские 500шт., скобы подпятные 1100 шт., железо белое 210 листов, железо прутовое 2 пуда, проволока железная 2 пуда, медь зелёная 9 пуд., медь красная 4¼ пуда, олово 2 пуда 35 ф., свинец 5 пуд., квасцы 20 гривенок (фунтов), мыло 16 косяков, бумага писчая 11½ стоп, порох 1 пуд, кремни пищальные 1800 шт., пищали-винтовки 2 шт., вино церковное 1 ведро, ягоды-изюм 30 грив., ягоды винные 1¼ пуда, мёд 10 пудов, воск 25¼ пуда, хмель 51½ пуда, мелочи лавочной на 103 рубля 71 копейку. Кроме того, привезены кумач, тафта, пестрядь, изуфри, камка, фата, нашивки золотные, атлас, нитки шитые (для вышиванья ?), бисер, гребни роговые, мишура, кружева, полукисея, киндяки, дараги, кушаки, гайтаны шёлковые, подбрюшники, одеяла, попоны, уклад, лейки железные, гвозди, перец, сандал, масло деревянное, золото и серебро (5 цевок).

Перечень охватывает 81 название распространённых тогда товаров. Кроме того, провезено денег 1165 рублей.

По таможенным книгам можно проследить также провоз хлебных запасов. Во время работы над архивом Илимского воеводства автору посчастливилось установить, что одна из таможенных книг (арх. № 25, св. 2) относится к 1649 г. Этот документ оказался самым древним из всего собрания. В нём отмечен провоз товаров и хлеба с 1 сентября по 19 октября 158 года. Весь хлеб шёл по енисейским проезжим грамотам, значит, в то время земледелие в Илимском воеводстве ещё не превратилось в товарное. Провезено муки ржаной 36663 пуда, по таможенной оценке по 13 алтын 2 деньги за пуд солоду разного и круп 70 пудов по 17 алтын 4 деньги, муки яшной 25 пудов, муки пшеничной 144 пуда по 26 алтын 4 деньги, муки овсяной 54 пуда по 16 алтын 4 деньги, толокна 4 пуда по 20 алтын, круп яшных и овсяных 11 пудов по 20 алтын, семени конопляного 18 пудов по 26 алтын 4 деньги, гороху 2 пуда по 1 рублю. Кроме того, провезено 85 четей (тюменских) муки ржаной весом 701 пуд с четью. Следовательно, уже тогда употреблялась 8-пудовая четверть, точнее она весила 8 пудов 9 фунтов.

Фото 5. Страница из таможенной книги 1649 года.
Фото 5. Страница из таможенной книги 1649 года.

Фото 6. Страница из таможенной оценочной книги 1649 года. Написано: «Да с ним же Козмою енисейские покупки русскому товару и хлебно-во запасу: 4 пуда хмелю по 6 рублев пуд, итого 24 рубли. 100 пуд муки ржаной по 13 алтын по 2 деньги пуд, итого 40 рублев. 15 топоров середних по 20 алтын топор, итого 9 рублев. (Далее “скребено” — стерта строчка о лосиных камысах). 20 камысов лосиных по 5 алтын камыс, итого 3 рубли. 20 камысов кобыльих по 3 алтына по 2 деньги камыс, итого 2 рубли. 4 кафтана шубных по 2 рубли кафтан, итого 8 рублев». Внизу дважды написано “та”, что означает начало двух подписей таможенных целовальников.
Фото 6. Страница из таможенной оценочной книги 1649 года. Написано:

«Да с ним же Козмою енисейские покупки русскому товару и хлебново запасу: 4 пуда хмелю по 6 рублев пуд, итого 24 рубли. 100 пуд муки ржаной по 13 алтын по 2 деньги пуд, итого 40 рублев. 15 топоров середних по 20 алтын топор, итого 9 рублев. (Далее “скребено” — стерта строчка о лосиных камысах). 20 камысов лосиных по 5 алтын камыс, итого 3 рубли. 20 камысов кобыльих по 3 алтына по 2 деньги камыс, итого 2 рубли. 4 кафтана шубных по 2 рубли кафтан, итого 8 рублев».

Внизу дважды написано “та”, что означает начало двух подписей таможенных целовальников.


Совершенно другую картину представляет провоз хлеба по таможенной книге 1658 г., т. е. через 9 лет. Главная масса хлеба перевозилась «в якуцкой отпуск» илимскими воеводами на государевых барках для выдачи хлебного жалованья якутским служилым людям, ружникам и оброчникам, однако, некоторая доля хлеба перебрасывалась туда и торговыми людьми.

В 1658 г. было увезено на Лену 3150 пудов муки ржаной, купленной в Илимске и окружающих его деревнях, 47 пудов муки пшеничной и 20 пудов муки овсяной и яшной. Партии хлеба невелики: по ржаной муке — до 50 пудов 3 партии, от 50 до 100 пудов 4 партии, от 100 до 200 пудов 5 партий и от 200 до 500 пудов 4 партии. Мука пшеничная перевозилась тремя купцами. В другие годы оптовики перебрасывали по 2000 пудов хлеба, чего в 1658 г. ещё не было.

Просматривая каждую покупку хлеба, перевозимого в Якутск, можно заметить, что указывалось два места его приобретения: хлебные запасы илимской покупки и ленской покупки; в одном случае встречается уточнение — за хлеб в 164-ом, т. е. в 1656 г., взята десятая государева пошлина в Орленской волости.

Отсюда можно заключить, что уже в пятидесятых годах, т. е. через 20—25 лет после появления русских на Ленском волоке, земледелие по р. Илиму, особенно по нижнему течению, и по Лене—около Усть-Кута и Орленги, а также, несомненно, и около Киренска, приобрело товарный характер. При этом пшеница, как и следует ожидать, была третьестепенной культурой, но она уже появилась в пределах Илимского воеводства. Как ни скудны данные о земледелии, отражённые в таможенной книге 1658 г., они драгоценны тем, что с несомненной достоверностью отмечают наличие товарного земледелия и называют культуры: рожь, пшеницу, овёс и ячмень. Мало того, на основании этой же книги можно сделать и ещё один вывод: земледелием занимались не только пашенные крестьяне, упоминаемые документом, но и торговые и промышленные люди. Так 1 марта 1658 г. торговый человек устюжанин показывает, что у него своей пахоты хлеба 180 пудов муки ржаной. В книге отмечен пашенный крестьянин Васька Трифонов Перетолчин: «у него ж Васьки с ево пахоты с хлебного запасу з 90 пудов, муки ржаной, з 10 пудов муки пшеничной, по оценке 10 рублёв», взято столько-то, 25 мая торговый человек показывает таможенным целовальникам, что у него 200 пудов муки ржаной и 27 пудов муки пшеничной ленской покупки и «своей пахоты 500 пудов муки ржаной».

Эти факты, указывающие на соединение в начальном развитии русского строя на Илиме промысла и хлебопашества, согласуются с известным случаем заведения пашни на устье Куты и на Киренге знаменитым Яр. П. Хабаровым, бывшим вначале промышленным человеком.

Таможенная книга 1658 г. отмечает перевозку в Якутск 3200 пудов муки, принадлежавшей 16 лицам. Но ведь остальные 580 человек ехали не без хлеба. Сколько могли провезти они в Якутск и в Енисейск хлеба из Илимска, неизвестно. Тогда существовало правило, что если проезжий торговый или промышленный человек имеет товара, хлеба и денег меньше, чем на 20 рублей, или вовсе не имеет их (а таких немало направлялось в Якутск), то брались лишь печатные пошлины по гривне с человека. Отсюда можно сделать заключение, что значительная часть лиц, ехавших на Лену, могла беспрепятственно, не платя никаких сборов и не регистрируя своих запасов, провезти до нескольких десятков пудов хлеба. Сколько утекало по Лене хлеба такими мелкими покупками по 5-20 пудов — сказать трудно, вероятно, это количество было не менее 2-3 тысяч пудов. Хлеб же запасался только на Илиме и Лене. Просмотр других таможенных книг за 1661-1670 годы дал только один случай приезда промышленного человека в Илимск с енисейским хлебом.

Промышленные и торговые люди везли с востока на запад только пушнину и притом почти исключительно соболей. Через Илимск в 1658 г. прошло 20 тысяч соболей, остальные товары, хотя и имели отношение к пушнине, но назывались с оттенком некоторой иронии или пренебрежения: шубёнки, т. е. соболиные шубы, соболишки и недособоли, т. е. звери весеннего боя, бобришки. Очень редко мелькает лисица красная, горностай и совсем не встречается беличьих шкурок. Это неудивительно. Соболь оценивался таможенными целовальниками в среднем по рублю. А в ясачную казну за одного соболя шло вначале 100 белок.

В рассматриваемое время Илимский острог был не только таможенным центром, где облагалась государственными сборами вся «мяхкая рухлядь» Восточной Сибири, но и торгом, где совершались большие сделки. Из 20 тысяч соболей, подвергшихся осмотру в илимской таможне, 5800 соболей оказалось илимской, киренской, чечуйской и верхоленской покупки. В самом Илимском остроге в этот год было совершено 102 сделки по покупке и перепродаже 6460 соболей. Наряду с мелкими сделками по 10-20 соболей встречаются очень крупные — одна на 470, другая на 571, третья на 890 соболей.

Илимск приносил крупный доход государству, так как с провозимых на запад соболей в государеву казну шёл десятый соболь. Приводим образец записи из таможенной книги: «Октября в 29 день у торгового человека у Михаила Прохорова Березовского с промышленных ево с четырех сороков с десяти соболей (т. е. с 170 соболей) и с пупки и с хвосты десятые — 17 соболей с пупки и с хвосты взято. У него ж Михаила с промышленных же с трех соболей с пупки и с хвосты по оценке с трех рублев с 10 алтын десятые пошлины по гривне с рубля, итого 11 алтын взято». Техника расчёта была простая: за полные десятки соболей брался 1 соболь, т. е. 1/10 часть, а с неполных десятков по оценке — гривна с рубля, т. е. опять же десятая часть, но уже не натурой, а деньгами.

Вот что представлял Ленский волок в 1658 году. Это был быстро растущий, пульсирующий путь, вокруг которого складывалась экономика Илимского воеводства, с его пашней и отгрузкой хлеба в Якутск. А Иркутск в это время почти не существовал — лишь за несколько лет до рассматриваемого времени он возник как зимовье, стоящее далеко в стороне от главного пути. Илимск на этом пути был крупным торговым, административным и сельскохозяйственным центром. Даже в 1662 г., через четверть столетия после создания Илимского острога, Иркутск называли «острошком». По времена меняются.

Из Илимского острога грузы перебрасывались круглый год, преимущественно же зимой, к устью р. Муки, при впадении её в р. Купу, где было плотбище, на котором шло строительство барок, дощаников и лодок. Так как эти суда со вскрытием рек направлялись на Лену, по которой шли до Якутского острога и обратно уже не возвращались, то на плотбище велось почти беспрерывное судостроение. Здесь, на устье р. Муки, в самом Илимске и в Усть-Кутском остроге, жили государевы плотники. Усть-Кутские плотники обслуживали и «Усть-Муцкое» плотбище. На карте Ремезова около Усть-Кутского острога сделана пометка: «В Усть-Кутском живут илимские годовые (может быть правильнее сказать — судовые) плотники».

На устье р. Куты догружались суда, сплавленные с Муцкого плотбища, забирая соль и хлеб; сюда же стягивались дощаники, барки и плоты, направлявшиеся с верхней Лены, Тутуры Илги и Тыпты. Далее их путь лежал на Киренск, Чечуйск, где происходила ещё одна догрузка судов и караваны их пускались в дальний путь, откуда им не было возврата.

Ангара вверх от устья Илима была включена в сеть путей не ранее 50-х годов. Грузы из Енисейска сворачивали на Илим. Собственно в те годы Ангарой звали участок реки от Байкала до устья Илима, а далее она называлась Верхней Тунгуской. Долгое время вверх по Ангаре никаких грузов не перевозилось.

Правда, до 1706 года из Иркутска приезжали в Братск скупщики хлеба, но по жалобе илимских служилых людей воевода запретил братским крестьянам продавать хлеб и предложил попрежнему возить его в Илимск для вольной продажи. Поэтому путь по Ангаре на Иркутск служил в первое время путём для беглых людей в Иркутский уезд и в заморские острожки и слободы, т. е. за Байкал, а впоследствии — для адмниистративных связей.

Остальные пути имели хотя и местное, но тем не менее важное, внутреннее значение. Как сказано, магистральный путь от Ангары шёл на Илим, т. е. примерно на 600 км севернее современной железной дороги. Но можно было от устья Илима подниматься вверх по Ангаре через знаменитые пороги. Проход через них был сопряжён с крупным риском, большими затратами на разгрузку судов и с значительной потерей времени. У Пьяного порога жили специальные лоцманы, «вожи», которые сопровождали суда в опасных участках пути. Из Братского острога можно было подниматься по Оке, где в Большой Окинской деревне ссыпался покупаемый государством хлеб и стояла казённая мельница.

С Ангары на Илим шло две сухопутные дороги: 1) от Анамырской деревни (Мамырская Больша) на Илимск вёл Ангарский волок протяжением около 100 вёрст. Ныне вдоль бывшего волока проложена трасса автомобильного тракта; этим путём пользовались часто: по нему братские пашенные крестьяне везли отсыпной хлеб в Илимск, по нему ехал Г.Ф. Миллер. На карте Ремезова этот волок обозначен пунктиром, с указанием, что «езду двое суток»; впрочем, это не совсем верно, прямого пути на Братский острог не существовало; кроме того, Ремезов сильно преуменьшил время, необходимое для переезда из Братска в Илимск, дорога эта требовала 5-6 дней пути; 2) от д. Подволошной можно было ехать на Кочергу по таёжной дороге около 25 вёрст и таким образом оказаться на берегу Илима. Это Яндинский волок. Он был также известен Ремезову. В настоящее время путь этот заброшен4.

С Илима на Лену шёл единственный путь через Илимск. Но в некоторых печатных источниках упоминается, как первоначальный путь прохождения русских на Лену, дорога по р. Игирме. Однако здесь никогда не было колёсного пути и до последнего времени это была тропа, наполовину заваленная буреломом, которой пользовались в редких случаях местные охотники.

Многие притоки Лены использовались на большом протяжении, особенно Кута и Киренга, а также Илга, Тыпта и Тутура. Вверх по Илге и далее по Тыпте в начале XVIII века прокладывается грунтовый колёсный путь от Усть-Илги на Новую Уду, а также от Тутурского острога на Нижнюю Слободу и далее на Новую Уду. Возможно, что существовал путь и от Тутурского острога на верховье Киренги, но прямых доказательств об этом пути не имеется.

Вдоль Лены по берегу шла грунтовая колёсная дорога, которая зимой перемещалась на лёд. Начинаясь от Усть-Илгинской слободы, она тянулась от заимки к заимке до Усть-Кута и далее на Киренский и Чечуйский остроги, до границ Илимского воеводства. По этой дороге шли государевы грузы и передвигались служилые люди.

С Лены на Енисей можно было попасть ещё одним, северным и окружным путём, а именно через волок от Чечуйского острога на Нижнюю Тунгуску, где теперь стоит д. Подволошная. Этот волок протяжением около 30 вёрст, был очень тяжёл, кроме того приводил на безлюдную реку, мало пригодную для плавания. Поэтому использовался он очень редко тунгусами и промысловиками6.

Из этого очерка видно, что из Илимска можно было прямым путём ехать на Москву. Этот путь длился 30-50 дней. На восток из Илимска можно было за тот же срок достичь крайних пределов государства — Ледовитого океана, Охотского моря и берегов Амура. На юг лежал путь по Ангаре и по Лене на Иркутск, а оттуда в заморские острожки. Пётр I через Сибирский приказ писал в 1699 году «в Сибирь, в Ылимской, воеводе нашему Федору Родионовичу Качанову», что по сказкам «от Иркуцкого де до Верхоленского острогу летом и зимой с возами езду три дни»6 и предлагал закупить в Иркутске 1000 четвертей хлеба, ржи «буде дешев, доброй» и из Иркутска перевезти до Верхоленска, откуда проводить на плотах до Киренского острога «или на дощаниках или в барках, как удобнее», а из Киренского отпускать по прежним указам. Как видно, в Сибирском приказе, в Москве, 250 лет тому назад, превосходно знали наши дороги. Наконец, на север лежал путь по Нижней Тунгуске, которым можно было пользоваться при нужде.

Итак, Илимск волей судеб лежал в те дни на скрещении громадных межрайонных путей. Внутри воеводства Илимск создал сеть связующих эти пути дорог, по которым можно было за несколько дней достичь самых дальних острогов и слобод, подчинённых воеводе. Русские достигли удивительного совершенства в деле связывания верховьев рек и притоков одних речных систем с другими.

Если спросить рядового жителя г. Иркутска, какие реки впадают в Ангару, то он вряд ли сумеет назвать более 3-5 близких к городу рек. Если попросить любого крестьянина на Илиме назвать притоки этой реки, он назовёт их все от верховья до устья. Он не может не знать путей сообщения своего района, тем более, что по мелким речкам лежат сенокосы.

На карте Семёна Ремезова, которой скоро исполнится 250 лет, обнаруживаются такие притоки Илима, которых напрасно искать на изданных в Иркутске картах в 1935, 1940 и 1946 годах. Ремезов наносит на свой чертёж притоки, которые подчас вряд ли известны современным знатокам Сибири. Это и неудивительно: реки и способы их соединения были тогда стержнем экономики края. Недаром Сибирский приказ писал воеводе о таких деталях географии наших путей сообщения.

В связи с этим можно указать, что на одной исторической карте Сибири Киренский острог по недосмотру показан ниже Чечуйского, вместо р. Витима написано — р. Киренга, Купа названа Мукой. В работе М.П. Покровского «Русская история в самом сжатом очерке», изд. 1933 года имеется карта — Пути колонизации Сибири (XVIXVII вв.). На ней указан никогда не существовавший путь с верховьев Лены вокруг северной оконечности Байкала на верховья Витима.

Приведём ещё один пример. Самыми крупными левыми притоками р. Илима являются Иреек Борисовский и Чора. Так они и показаны на чертеже Ремезова. Но если взять карту южной пограничной полосы Азиатской России (лист VI — Иркутск), изданную ВоенноТопографическим управлением Генерального Штаба в 1908 году, то окажется, что оба названных левых притока превратились в правые. На карте Восточно-Сибирского края изданной в Иркутске в 1935 году, притоки показаны вновь как левые, но устья их оказались севернее деревень Борисовой и Абакшиной, против которых они, в действительности, впадают в р. Илим. Кроме того, отсутствует название р. Иреека.

Значение путей сообщения, и в первую очередь Ленского волока, отразилось и на названии Илимского воеводства и на воеводской печати. В книгах XVII столетия, а иногда и в начале XVIII столетия, писалось «Ленского волоку Илимского острогу такая-то книга». По окружности печати шла надпись «Земли Сибирские Ленского волоку Илимского острогу».



1 В литературе имеется много описаний пути вверх но Ангаре, по Илиму и через Ленский волок. Нельзя не назвать книгу Edgar Boulangier, «Notes de voyage ien Siberie. Le chemin de fer transsibirien et la Chine», Paris, 1891, в которой завоевание казаками Сибири обрисовано в лестных для русских выражениях. Останавливаясь на названиях ангарских порогов и рек Илимского волока, автор подчёркивает остроумие и жизнерадостность русских казаков, которые в беспримерном завоевании действовали «как французы»: «On voit que cette conquete de la Siberie s'est fait galment, spirituellement, et, si j'ose dire, a la francaise» (p. 286-287). Сравнение это в устах француза является величайшей похвалой. Допущенные автором некоторые исторические неточности вполне простительны.

Н. Щукину, проезжавшему по Ленскому волоку около 1830 года, старик из дер. Каймоновой рассказывал, откуда произошли названия рек — Муки. Купы, Куты и Лены. Естественно, что Щукин отнёсся к этим объяснениям критически. См. Н. Щукин «Поездка в Якутск», издание второе, СПБ 1844. стр. III+315 (первое издание вышло в 1833 году).
2 Скрыть деньги от глаза таможенного целовальника было далеко нелёгким делом, так как в те времена не выпускалось бумажных и не чеканилось золотых денег. Почти вся масса денег представляла мелкую серебряную и медную монету. В ранних документах не сохранилось сведений о весе провозимых денег. Некоторое представление о их весе можно составить по отправленной из Илимска в Иркутск в 1778 г. денежной казне, состоявшей главным образом из подушного сбора.

Перевозилось 2194 рубля 6 копеек медных монет. Они были зашиты в 88 мешков, а мешки уложены в 13 бочек. Вес денег составлял 100 пудов. В среднем в бочку входило 6-7 мешков или 7 пудов 28 фунтов денег, на 168 руб. 77 коп. В мешок в среднем клали 1 пуд 5 фунтов на 24 рубля 93 копейки. Самыми тяжёлыми оказались денежки. Для перевозки 125 рублей в этой монете потребовалось 5 мешков, уложенных в особую бочку; вес денежек составил 12 пудов 20 фунтов.
3 Следует иметь в виду, что таможенные оценки провозимых товаров и хлеба не дают представления о действительной цене. Таможня считала товары по более высоким ценам, чем они продавались на тогдашнем рынке, для того, чтобы повысить размер таможенных сборов в пользу казны.
4 Ремезов показал на р. Илиме вместо д. Кочерги д. Подволошную.
5 Подробное описание этого волока есть в портфелях Миллера, № 517, портфель 1, дело 23.
6 В действительности путь этот требовал не менее недели.

<< Назад   Вперёд>>