Общинные крестьянские земли
Кроме оброчных великого князя крестьян, в новгородских пятинах появились в то же время дворцовые крестьяне. Они называются так потому, что приписаны ко дворцу великого князя и состоят в особом управлении. Их ведал дворецкий, которому и сообщались переписные книги этих крестьян. Вот почему дворцовые земли и не описывались вместе с оброчными, с отданными в поместья и с своеземцевыми землями.
Некоторые из волостей, приписанных ко дворцу, существенно отличались от оброчных. Это те, которые работали на великого князя, пахали на него особую пашню. Но эта барщина не освобождала крестьян и от оброка; они платили и оброк. У дворцовых барщинных крестьян возникло, таким образом, еще свое особое общее для всей крестьянской общины дело: распределение общих работ. Но пашню пахали не все дворцовые крестьяне, некоторые оставались на одном оброке. А потому и дворцовые крестьяне называются "оброчными". Как оброчные, так и приписанные ко дворцу населенные крестьянами земли раздаются в поместья2.
Таковы нововведения для крестьян, оставленных великим князем за собой. Эти нововведения были новостью для новгородских крестьян, но не для крестьян великого князя вообще. К конфискованным имениям эти нововведения, конечно, давно уже применялись; они не были выдуманы для и Новгорода. Применение к княжеским деревням того порядка, какой существовал в господских имениях, было очень неудобно: этот порядок отличался крайней сложностью и очень затруднял контроль. Правительству легче было иметь дело с общинами, чем с отдельными хозяйствами, и оно, конечно, заменяло этот порядок новым, как только в руках его стали сосредоточиваться значительные владения. Поэтому первые зародыши общин крестьянских в волостях великого князя могут восходить даже к XIV веку.
Новгородские дворцовые села и деревни были очень удалены от Москвы. Это удаление должно было отразиться и на сборах с них; сборы эти были здесь очень упрощены. В дворцовых имениях, ближе расположенных к Москве, они гораздо более приближались к обыкновенному господскому доходу. Вот для примера доход с дворцового имения Тверского уезда:
"А оброку крестьянам платити в великаго князя казну, в Дворцовый приказ, 6 руб. и 7 алт. с денгою, да посопнаго хлеба 55 четьи ржи, 23 четьи овса; да мелкаго доходу платить во дворец; с выти по барану, по полтю мяса свинаго, по 2 сыра кислых, по 2 гривенки масла коровья, по 2 куров, по 40 яиц, по сажени дров, по копне сена" и т.д. (II. 293).
Знакомая нам картина. Московский государь получает со своих крестьян совершенно такой же доход, какой получали и новгородские своеземцы. Тут и деньги, и посп, и мелкий доход, только исчисляется он иначе, он идет не с деревень, а с вытей. Но о вытях речь будет после. Здесь же нас интересует только то, что и в Москве княжеское хозяйство конца XVI века имеет все свойства новгородского боярского XV века. Могло ли быть построено на иных началах хозяйство московских вотчинников, тверских и иных уделов? Это очень сомнительно. Домосковская старина везде одна и та же. Она далеко заходит и в московское время.
Крестьянские деревни могли пустеть и в силу права свободы крестьянского перехода, и по другим причинам. Спрашивается, что делали владельцы с такими опустевшими деревнями? Пользование такими пустыми деревнями было очень различно. Иногда владельцы пахали их на себя — наездом, т.е. не заселяя их, а посылая на эти земли в рабочее время своих людей. Такие известия имеем о помещиках, но то же, по всей вероятности, делали и новгородские бояре3. Случалось, что владельцы отдавали такие деревни желающим крестьянам, которые тоже пахали их наездом.4 Духовные учреждения также отдавали пустые деревни крестьянам.5
Это все, надо полагать, новгородская старина. Старину, может быть, представляет и следующий случай. Князь Юр. Конст. Оболенский между разными волостками получил и волостку Кузьмы Перебатого; в одной из деревень этой волостки прежде жил сам Кузьма. Она не понадобилась князю Оболенскому для житья, и он велел пахать ее на себя "згоном крестьян" (I. 356). Половину другой деревни пахал на себя наездом крестьянин той же волостки. Это, впрочем, единственный случай, где мы встретили "сгон" крестьян. Не надо ли под сгоном понимать крестьянскую "помочь", и теперь хорошо известную?
Второй способ извлечения дохода землевладельцами заключался в сдаче небольших участков земли под дворы лицам, не занимавшимся хлебопашеством. Такими съемщиками были люди очень разных профессий и очень различного социального положения. Мы встречаем здесь торговых людей и разных промышленников и ремесленников: рыболовов, епанечников, кузнецов, кровопуска, солеваров, сапожников, а рядом с ними и людей, не имевших никакого определенного занятия, например, казаков6. Так как эти люди занимались своими промыслами и ремеслами, а не хлебопашеством, то в писцовых книгах они, обыкновенно, обозначаются под именем "непашенных людей", причем не всегда, однако, говорится, чем же собственно они занимаются; даже чаще не говорится. Их отличительная черта в том, что они непашенные люди. Занятие же каким-либо ремеслом или промыслом не составляло существенного их признака: теми же промыслами и ремеслами занимаются и пашенные крестьяне. Среди них мы даже заметили большее разнообразие ремесел; между крестьянами мы встретили: кузнецов, бочечников, швецов, ведерников, гончаров, овчинников, деготников, лучников, седельников, ямщиков и домников (от домница — печь). Полагаем, что это различие случайное. Писцам не было надобности обозначать, чем именно занимается пашенный или непашенный человек. Непашенный человек более чем пашенный нуждался в каком-нибудь промысле, ибо он должен был и прокормить себя, и заплатить за наем земли, а между тем писцы весьма редко обозначают этот промысел.
Включая в себя, с одной стороны, торговцев, рыболовов, соледобытчиков и подобных им, а с другой — казаков, не имевших определенных занятий и существовавших, может быть, сельскими работами на соседних господских и крестьянских землях, беспашенные люди представляли очень пестрый класс; между ними были и весьма состоятельные, и очень бедные. В писцовой книге Шелонской пятины читаем:
"Да за Митею же (помещик, Татищев) живут худые люди без пашни, на поземе: двор Якуш Степанов, сапожник, Ивашка Миних, казак, двор Лукерка проскурница".
В обществе, где все ходят в лаптях или на босу ногу, сапожник, конечно, не мог очень разбогатеть.
Но худые или нет были беспашенные люди, они все платили владельцу за наем земли; эта плата носила наименование позема, дворы их — назывались поземными, а сами они поземщиками (III. 279, 290). Плата, обыкновенно, определялась деньгами и с каждого двора особо, но приводилась в общем итоге для всех дворов. Худые поземщики помещика Татищева платили ему за 3 двора 7 денег. А были и хуже их: Фекле Марковой поземщики платили по 1 деньге с двора. Помещику Ст. Прохорову четырнадцать дворов платили позему 4 гривны 6 денег, с двора по 4 1/2 деньги; это уже значительная плата. Надо думать, что у этих поземщиков был же какой-нибудь промысел, а писцы вовсе не нашли нужным сказать, чем они занимались (III. 424). Фил. Логинов, торговый человек, сел на церковной земле без пашни; за свой двор он платил попу позему две гривенки темьяну; да еще с рядовичами, что на реке на Ижоре, давал в их оброк две деньги (Врем. XI. 341). У Феодоры, жены Вас. Глазоемцева, в одной деревне, кроме крестьян, было 4 беспашенных двора, в которых жили кузнецы. Они платили за дворы 5 грив. 10 денег, с двора по 1 грив. 6 денег. Крестьяне той же деревни, с посевом в 5 коробей на двор, платили с двора только на 9 — 10 денег больше этих беспашенных людей (III. 503). Кузнецы, жившие в деревне г-жи Глазоемцевой, были очень зажиточные люди, богаче многих крестьян. — Поземщики занимались иногда и пашней. В Деревской пятине, на погосте у св. Егория, на земле, конфискованной великим князем у Ивана Маркова, было 8 дворов поземщиков, за эти дворы они платили великому князю позем. Но, кроме того, они пахали соседнее селище на разъем, т.е. сколько кому было нужно (I. 412).
Для полноты картины заметим, что поземщики в обжи не клались; это потому, что в обжи кладется пахотная земля, а они люди непашенные. Но это не значит, что они не несут повинностей. В писцовых книгах о поземщиках-рыболовах не раз говорится, что они обложены оброком на великого князя "за обежную дань"7.
Из того, что писцовые книги не всегда говорят о платеже беспашенными людьми оброка вместо обежных денег, еще не следует, что они не участвуют в платеже этих денег. Обежные деньги платила деревня, и деревенские дворы, конечно, сами распределяли между собой эту тягость. Дворы беспашенные стояли на землях деревни, пользовались выгонами и, разумеется, имели огороды. Некоторые из поземщиков были богаче крестьян. Почему бы такие сравнительно богатые люди не привлекались однодеревенцами к участию в платеже обежной дани? Так как беспашенные рыболовы со своих промыслов платили даже особый оброк вместо обежной дани, то мы не видим причины, почему бы население деревни должно было освобождать достаточных владельцев непашенных дворов от участия в уплате обежной дани. Между непашенными были и очень бедные; если эти "худые люди" и не привлекались к платежу обежной дани, что возможно, это не составит все-таки отличительного признака беспашенных людей, так как и крестьяне освобождались от тягла, если приходили в худое состояние.
1Вот пример нового порядка крестьянских платежей. В Вотской пятине, в погосте Никольском-Будковском, несколько боярщин соединено вместе в одну волость. По описании отдельных деревень с обозначением старого дохода читаем: "И всего оброку положено на ту волость деньгами и за хлеб и за наместнич корм 19 рублев с полтиною и 4 гривны и пол четверти деньги, то и с поземщиком, опричь обежныя дани". А далее: "А пустошей и селищ и лугов в той волости разных же бояр: (следует перечисление), а даны тое же волости крестьяном в тот же оброк". Наконец: "А великаго князя оброк в той волости всех боярщин крестьяном, денги и хлеб разметывати меж собе по пашне" (III. 278—291).
Здесь мы наблюдаем случай: 1) создания великим князем новой волости из разных боярщин, 2) наделения крестьян этой волости землями и угодьями прежних бояр, 3) обложения этих крестьян, которые прежде ничего не имели общего, оброком в общей сумме, который они должны сами раскладывать между собой по пашне. О равенстве возделываемых участков нет речи. До введения этих новых порядков владельческие волости, а только такие и были, не имели никаких общих дел. Единственное общее дело, какое создавали себе волости в старое время, состояло в найме пустых деревень. Но и это встречается чрезвычайно редко. Мы заметили два случая, и то в монастырских и церковных волостях (I. 176, 210). Деревни же всегда имели одно общее дело: раскладку обежной дани. Обежная дань клалась на целую деревню, а в деревне могли быть дворы, которые вели особое хозяйство, могли быть поземщики, которые хотя пашни не имели, но пользовались выгоном, землей под огороды и дворы, а потому могли быть тоже привлекаемы к платежу. Раскладка обежной дани составляла общее дело всей деревни. За указанным исключением, мы отрицаем какие-либо общие дела волостных крестьян по землевладению, а не по управлению вообще. Необходимо отличать вопросы общего управления и землевладения. В области управления крестьяне, может быть, имели какие-нибудь общие дела. Они могли участвовать на суде, избирать каких-либо целовальников, раскладывать повинности и т.д. Но все это возможно и без поземельной общины.
2Приводим несколько выписок из рукописной книги дворцовых волостей, содержание которой мы привели в первой главе.
4 с. А пашут те крестьяне (дворцовые) на великаго князя 24 десятины. А оброку на них за обежную дань и за хлеб 3'/2 руб. новогородских.
36 об. Царя и великаго князя села и деревни дворцовыя, которые царя и великаго князя пашут и которыя не пашут.
45 об. В Корыстынской волости села и деревни великаго князя дворцовыя оброчныя.
251. Книги дворцовых волостей Шелонской пятины письма Матв. Ив. Валуева, лета 707, которыя приписаны ко дворцу ново.
248. Обжи, приписанныя ко дворцу, пожалованы в 7048 г. Якову и Андрею Квашниным к их старому поместью.
3I. 546—547; II. 385, 797, 866.
4I. 546 и след.; II, 488, 738. В описи Деревской пятины находим такое известие:
"Деревня Трофимово, двор Родивоник Прокошев, пашет половину той деревни...; а другую половину той деревни пашет Якимко Лахнов наездом" (I. 536).
Якимко Лахнов снимает в этой же волости целую деревню Федосьино, где у него двор, в котором он живет, и 3 коробьи посева ржи. Но ему этого мало, и он снимает еще пол соседней деревни. Новое доказательство того, что даже в небольших деревнях крестьяне ведут не общее, а разное хозяйство. И этого Лахнову мало. При описании следующей деревни читаем: "Селище Жатово а пашут его те же крестьяне на розъем"... Те же крестьяне, Прокошев и Лахнов, пашут деревню на разъем. Это значит,1 деревня пуста и возделывается жителями соседних деревень "на разъем", т.е. кто себе что взял. Это тоже пашня наездом, ибо Лахнов живет в дер. Федосьино, а Прокошев в Трофимово, где у них свои дворы. Лахнов и Прокошев и в дер. Трофимово, и в селище Жатово ведут разное хозяйство, а не общее, и каждый из них платит особо за наем земли, а между тем эта плата показана для обоих в общем итоге. Ясное указание на то, что писцы складывают вместе разные хозяйства.
Г-н Рожков в своем труде о сельском хозяйстве Московской Руси высказывает такое мнение о пашне наездом. "Пахать землю наездом значило эксплуатировать ее нерасчетливо, хищнически, без правильного севооборота, истощая почву. Что такое понимание этого выражения правильно, это всего лучше доказывается отношением правительства к наезжей пашне: она вся причисляется в писцовых книгах к пашне, лежащей впусте, не подлежащей обложению налогами... Кроме того, нередки и прямые указания источников на пахоту наездом, как явление регрессивное с хозяйственной точки зрения. Ограничимся одним примером: по акту 1501 г. один монастырь владел в Переяславском уезде 13 деревнями; эти деревни "запустели небрежением прежних игуменов, потому что прежние игумены те монастырские земли пораздавали в оброк приказным людям, сокольникам и конюхам; и те приказные люди те деревни пахали наездом и от того те их села и деревни позапустели" (64).
Все это рассуждение, хоть оно вошло уже в научный оборот и приводится в назидание читателя почтенными критиками г-на Рожкова, есть плод недоразумения, проистекающего от неправильного понимания источников. "Пашня наездом" вовсе не обозначала некоторого регрессивного способа обработки земли. Крестьянин Лахнов, конечно, совершенно так же обрабатывал землю в дер. Трофимово и Жатово, как и в дер. Федосьино. Разница в том, что дер. Федосьино он нанимал целиком и там жил, а в двух других деревнях он брал только участки земли и там никто не жил, они были пустые, а потому и могли быть разобраны по частям и возделываемы наездом. Деревни запустели не потому, что там было регрессивное хозяйство, а потому, что крестьяне ушли. Регрессивное же хозяйство могло быть и не в пустых деревнях, а при наличности крестьян, если они плохо возделывали землю. К пашне, лежащей впусте, писцы причисляют не плохо возделанную, а ненаселенную; она могла быть и хорошо возделываема, да теперь брошена и не населена. "Приказные люди пахали монастырские деревни наездом и от того они запустели". Совершенно верно, но только это значит не то, что думает автор. Приказные люди взяли на оброк уже пустые деревни и не переехали в них жить, так как они имели уже определенное место жительства; они наезжали только для обработки земли. Вот это и значит деревни "позапустели". Этого бы не случилось, если бы они поселили там крестьян, хотя бы эти крестьяне работали и "уже приказных людей, пахавших наездом.
5Архангельские попы, которым принадлежали две волости Смерда, в одной из них сдавали пустую деревню крестьянину соседней деревни, Исаку Ескину; тут же обозначен и доход, который они получали с него; а в другой волости сдавали 8 пустых деревень — всей волости (I. 504, 176). Воскресенский монастырь сдавал в небольшой волости в 7 деревень — одну пустую деревню тоже всей волости (I. 210). Вяжитский-Никольский монастырь сдавал свою пустошь не всей волости, а двум деревням (III. 56).
6I. 457, 816; II. 686, 751; IV. 125, 536; Временник. XI. 33—42, 130,341
7Временник. XI. 33, 42; XII. 74. На с.344 (Временник. XI) читаем: "Великаго князя рядок у Клетей, на реце на Ижоре, от Невы 7 верст, а живут в нем торговые люди, пашни у них нет (идет перечисление 8 дворов), а оброку давали по старому писму 12 грив. А новаго оброку положено на них за обежную дань и за наместничь корм полтина".
На с. 181 "Временника" XII непашенные рыболовы положены в луки, а луки те же обжи.
В Шелонской пятине в погосте Опоцком на конфискованной великим князем у Ростокина монастыря земле сидело 12 дворов непахотных людей. Они промышляли торгом и извозом. Еще до конфискации за дворы они платили в монастырь позем, а за промысел давали великому князю 2 гривны (IV. 162).
<< Назад Вперёд>>
