Дань
"Дьяк, Федор Янов, взял на государеву цареву и вел. князя Бориса Федоровича казну... за наместнич корм, и за присуд, и их пошлинных людей доход, и дани, и запросу, и за поминочные за чорные соболи, и ямских и приметных, и пищальных денег, на и 3-й год, по окладу воем рублев 17 алтын пол четверты денги, да с варниц и с сена оброку два рубля 17 алтын; и обоего, данных и оброчных денег, одиннадцать рублев пол-осмы денги".
В итоге 8 рублей 17 алтын и полчетверти деньги названы данными деньгами. В состав этих данных денег, т.е. даней, вошли: подать за присуд, наместнич корм, ямские, пищальные деньги и пр., и в том числе еще какая-то дань, о которой упомянуто в начале. Эта последняя дань — видовое, а не родовое понятие1.
Что же такое дань, как понятие видовое? Для московского времени на этот вопрос дают совершенно ясный ответ княжеские договоры и завещания. Все духовные грамоты московских великих и удельных князей разумеют под данью ордынское серебро, т.е. налог для платежа ордынской дани или выхода. В грамоте Дмитрия Ивановича читаем:
"А коли детям моим взяти дань на своей отчине, чем есмь их благословил, и сын мой, князь Василей, возмет с своего удела 342 рубли, и княгиня моя даст ему в то серебро 22 рубля. А князь Юрий возмет с Звенигорода и всех звенигородских волостей 272 рубля, и княгиня моя даст ему в то серебро с Юрьевы слободы 50 рублев" и т.д., идет перечисление сумм, которые должны давать в счет дани все сыновья вел. князя. А затем: "А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возмет дань на своем уделе, то тому и есть".
Современник Дмитрия Ивановича, серпуховский князь Владимир Андреевич, в своей духовной пишет:
"А выйдет дань вел. князя ко Орде дати, и дети мои и княгиня моя возмут дань кто же на своем уделе по уроку, что в сей грамоте писано... и пошлют к казне вел. князя... А переменит Бог Орду, и кн. великий не имать выхода давати в Орду— а который мой сын возмет дань на своем уделе, то тому и есть". В таком же смысле говорят о дани сын и внук Дмитрия Донского2.
Об ордынской дани речь идет в княжеских договорах. В договоре Великого князя Василия Васильевича с галицким князем Юрием читаем:
"А дань и ям давати ти мне с своей отчины из Галича, по давному... А переменит Бог Орду, не иму давати татаром, и тобе имати дань и ям с своее отчины собе...".
Итак, московская дань в смысле специальной повинности, а не родового термина, есть новость и составляет последствие татарского завоевания. Это сбор чрезвычайный, всякий раз вызываемый особым требованием из Орды, запросом ханским, а потому он и называется иногда просто "запрос". Этот термин, как переживание, встречается иногда даже в памятниках XVII века. Сами московские князья никакой дани, в виде особого налога, с подданных не получают. С Дмитрия Донского они уже предусматривают освобождение от Орды, но эта радужная перспектива не соединяется в их уме с отменой ордынского серебра: все духовные оговаривают право князей собирать тогда дань на себя. Этим розовым надеждам не было, однако, суждено сбыться. Бог переменил Орду, но место ордынского царя занял Великий князь Иван Васильевич; этот великий реформатор старого быта в своей духовной написал:
"А дети мои, Юрий с братьею, дают сыну моему Василью с своих уделов в выходы ордынские, и в Крым, и в Астрахань и в Казань, и во царевичев городок, и в иные цари и во царевичи, которые будут у сына моего Василья в земле, и в послы татарские, которые придут к Москве, и ко Твери, и к Новгороду Нижнему, и к Ярославлю, и к Торжку, и к Рязани к Старой, и к Перевитску, ко князь Федоровскому жеребью рязанскаго, и во все татарские проторы в тысячу рублев: сын мой Юрий дает 82 рубля без гривны, сын мой Димитрий дает 58 рублей с полтиною и 7 денег" и т.д.
А в конце указано, сколько должен давать и племянни Федор Борисович, который по завещанию деда должен был собирать ордынское серебро на себя. О перемене Орды и о сборе дани на себя Иван Васильевич уже не говорит. Ордынская дань с 1504 г. переходит, таким образом, в доход Великого князя Московского, предназначаемый на удовлетворение особых государственных нужд по делам восточным. Сюда относится: содержание татарских именитых выходцев, послов и возмещение всяких расходов по делам с Востоком, а также и военных, надо думать. Сделалась ли эта дань постоянной, это для нас неясно, но не подлежит сомнению, что она порвала всякую связь с ордынским запросом и стала собираться без запроса из Орды по указу великого князя3. Также едва ли можно сомневаться в том, что такой характер она получила еще при жизни Ивана Васильевича, он передал сыну права, которыми уже пользовался.
Древнейшее указание на татарскую дань находим в новгородской летописи под 1259 г. В то время сбор этой дани еще не был сосредоточен в руках великого князя. Татары сами разъезжали по княжениям, делали опись дворов и производили самый сбор. Прибытие их в Новгород вызвало целое возмущение: люди раздвоились, чернь не хотела дать числа. Но лучшие люди настояли на уплате дани: и начали окаянные ездить по улицам, описывая "домы" христианские. По летописным известиям XIV века эта дань называется "черным бором" и собирается уже московским великим князем. От времени Василия Васильевича сохранилась грамота о порядке обложения черным бором4.
Во время последних переговоров Новгорода с Великим князем Иваном Васильевичем в 1478 г. новгородцы возбудили вопрос о точном определении размеров этой дани и предложили брать ее со всех волостей по полугривны с сохи. Новгородцы хорошо знали, куда в это время шла эта дань и что сбор ее вполне зависел от вел. князя, а потому просили, чтобы она взималась только один раз в год. Великий князь на это согласился. Но мы знаем, что это последнее соглашение было скоро нарушено, и во всех пунктах, а потому с присоединения Новгорода к Москве на Новгород были распространены и по отношению к повинностям низовые порядки.
Труднее отвечать на вопрос, что разумеют под данью некоторые памятники XII века? Всего менее недоразумений возбуждают грамоты новгородского князя Святослава и смоленского Ростислава. И в той, и в другой грамоте слово "дани" употреблено во множественном числе и обозначает разные доходы, десятина с которых жертвуется церкви. В грамоте Святослава данями названы доходы от вир и продаж, т.е. с княжеского суда. Грамота Ростислава не исчерпывает всего содержания жалуемых даней, но из некоторых мест грамоты видно, что к даням относятся: полюдье и доходы с торговли, мыто, гостинная дань, корчмито. В этих грамотах слово дань — тоже родовое, а не видовое понятие. Ни в той, ни в другой нет ни малейшего указания на существование отдельной повинности, которая носила бы наименование дани. Нет такого указания и в Церковном уставе Владимира Святого, который дает более подробное перечисление княжеских доходов, с которых он жертвует десятину в пользу нужд церкви. Он дает десятину: от княжеского суда (это виры и продажи грамоты князя Святослава), от доходов с торговли (это мыто, гостинная дань и корчмито грамоты князя Ростислава) и от своего частного хозяйства, от стад, урожая хлеба и пр. Термин "дани" этому уставу совсем неизвестен. Но начальный летописец, рассказывая события в княжение Ольги, употребляет уже этот термин. Ольга, идя к Новгороду, уставила по Мете и Луге "дани". Здесь дани опять родовой термин, а не видовой. Ольга установила разные повинности.
Некоторую неясность оставляет жалованная грамота Великого князя Мстислава Владимировича и место начальной летописи под 945 г. Великий князь Мстислав подарил Юрьеву монастырю недвижимость "с данью и с вирами и с продажами". Здесь дань стоит в единственном числе и может быть принята за некоторый особый вид повинностей. Но можно читать и так: "со всякою данью". Тогда это будет родовое понятие. Также в единственном числе говорит о дани начальная летопись, приводя обращение дружины Игоря к своему князю: "Поиде с нами в дань, да и ты добудеши и мы". Послушал их Игорь и пошел в дань, примышляюще к первой дани. А потом пошел и в третий раз, говоря: "Похожу и еще". Последствия этой ненасытности хорошо известны: Игорь был убит древлянами.
Что это за дань, которую отправился собирать Игорь по совету своей дружины? Надо думать, что она не была выдумкой дружинников Игоря. Они говорят о ней как о чем-то совершенно обыкновенном. Но дань, которую собирал Игорь, существенно отличается от тех даней, о которых у нас была речь до сего времени. Все перечисленные нами древние дани были мотивированные и назначались на известный предмет. Корм для пищевого довольствия, городовое дело для постройки укреплений, княжье дело для содержания князя и т.д. Какой мотив сбора этой дани? Дружина Игорева говорит князю: "Мы нази, поиде с нами в дань". Но явность предусматривала и эту потребность князя и его слуг а потому и была особая повинность —"портное". Что слуги князя были "нази", это не есть мотив дани. Дань является немотивированной, это сбор ни за что, даровой. Такие сборы с характером дара известны и другим памятникам XII века и носят наименование "полюдья". Мстиславова грамота, кроме дани, вир и продаж, дает Юрьеву монастырю ..и осеннее полюдье даровьное". Это и есть та дань, которую отправился собирать Игорь. Это подарки, которые подносит население князю во время осенних его выездов5. Слух о них дошел и до Константина Порфирородного. Дань летописи под 945 г. есть, надо думать, именно такое даровое полюдье6.
Полюдье, неумеренный сбор которого привел к трагической смерти Игоря, держится у нас довольно долго. Оно собиралось Юрием Долгоруким и сыном его, Всеволодом Большое Гнездо7. Но в Московское государство полюдье не перешло. Мы не встретили никаких указаний на то, чтобы московские князья объезжали города и селения для сбора подарков. С увеличением владений московских государей и с возвышением их власти такие объезды стали не нужны и только умаляли бы престиж княжеской власти.
Последний отголосок такой даровой дани находим в договорах Новгорода с князьями. Новгородцы предоставляют своим князьям брать дар со всех волостей, как в XIII веке, так и в XV веке. Как собирался этот дар, этого не видно. Но трудно думать, чтобы тверские и московские князья XIV и XV веков ездили в Новгород в полюдье. По всей вероятности, дар этот привозился к ним новгородскими властями.
Еще древнее полюдья та дань, которую возлагали князья на вновь покоряемые племена. Такую дань Олег возложил на древлян, примучив их, на северян, радимичей, Ольга снова на древлян, Владимир Святой снова на радимичей и т.д. Это была дань, платимая покоренными племенами за обещаемый им мир, а иногда и за охрану от нападения соседей.
"Иде Олег на северян, — говорит летописец, — и победи северяне, и возложи нань дань легку, и не даст им козаром дани платити, рек: аз им противен, а вам не чему".
Эта легкая дань есть плата за мир с Олегом и за охрану от хазар (Лавр. 10). Надо думать, что по мере установления мирного порядка и распространения на вновь покоряемые племена обыкновенного волостного устройства дани эти вышли из употребления8.
Татарская дань, перешедшая при Великом князе Иване Васильевиче в налог, поступавший со всех уделов в казну великого князя, дает едва ли не первый пример общего тягла, падавшего на все население. Оно удержалось до конца XVII века и в 1679 г. поступило в состав новой стрелецкой подати.
1Д. к АИ. I. № 9; АЭ. I. № 3; АЮ. № 209; VIII. 1328—1603.
2Об этой татарской дани речь идет в грамотах XV века (Д. к АИ. I. № 193; А№№ 100 и др. 1451—1490).
3Об этой вел. князя дани идет речь в грамотах второй половины XVI века (АЭ. I. №№ 26, 343; Д. к АИ. I. № 223; АЮ. № 209. VIII. 1561— 1603).
4Летоп. по синод. харат. списку; Карамзин. IV. Пр. 332; V. С.54, 76, 157, 203. Пр. 106; АЭ. I. № 32 около 1437 г. На многих только что приведенных страницах своей "Истории" Карамзин высказывает мнение, что "черный бор" носил такое наименование потому, что взимался с черни. В связь с татарскою данью черного бора он не ставит. Что черный бор брался не с черни только (да и что такое "чернь", это не очень ясно), видно из указанной в тексте грамоты Василия Васильевича, по которой черный бор брали со всех земель, положенных в сохи, с лавок, соляных варниц и пр. В грамоте Василия Васильевича сказано:
"А коли придется взяти князем великим черный бор, и нам дати черный бор по старине" (АЭ. I. № 58).
Эта статья повторена и в договоре с Иваном Васильевичем от 1471 г. Приведенное выражение совершенно соответствует выражениям княжеских духовных грамот: "А коли детям моим взять дань", "а выйдет дань". Это не постоянная дань, а случайная, по особому запросу из Орды. То же следует и из приводимой Карамзиным договорной грамоты Новгорода с польским королем. По этой грамоте, король берет с Новгорода черный бор только в тот год, когда помирит новгородцев с Великим князем Московским, "а в иные годы не брать". И здесь черный бор продолжает сохранять чрезвычайный характер. Это, конечно, не значит, что он легче постоянной Дани (Карамзин. VI. 22. пр. 42).
С.М.Соловьев в черном боре также видит ордынскую дань. Заимствуем у него одну ссылку на источники: "Бысть дань велика в Орду и на Новгороде чорный бор". Величина ордынской дани прямо отразилась на черном боре (Сб. ист. и стат. сведений о России. 1845. С.285 и след.).
5И.Д. Беляев полагает, что в Смоленске полюдье перешло в определенную плату (Лекции. 126). В доказательство он приводит место Ростиславовой грамоты: "На Копысе полюдья 4 гривны". Место это читается так: "На Копысе полюдья 4 гривны, перевоза 4 гривны, а торговаго 4 гривны, а корчьмиты не ведомо, но что ся сойдет, из того десятина св. Богородицы". Если полюдье перешло в определенную плату, то перешли в определенную плату перевоз и торговые пошлины, а может быть, отдавались на откуп. Это можно допустить как местное явление. Но в грамоте не все понятно; есть и непоследовательности, которые трудно объяснить. В начале говорится, что князь дает десятину от всех даней смоленских, что ся в них сходит истых кун, кроме продажи и виры и кроме полюдья. А ниже в двух местах дается десятина с полюдья, а в одном и с виры.
6В нашей литературе весьма распространено другое мнение о дани, упоминаемой в древнейших памятниках. Думают, что она составляла особый вид налога и, следовательно, от нее пошла московская дань, а не от татар. Так, Гагемейстер, Незабитовский, И.Д.Беляев, а за ними следуют и новые ученые конца прошлого века. У И.Д.Беляева в "Лекциях" читаем: "Дань была известна еще в первый период (до 988 г.), но тогда она была неопределенна и собиралась с двора или с дыма. В настоящем же периоде (988—1237) она была определена и назначалась на целые общины. Так, в Ростиславовой грамоте сказано: "От Торопчи дани 400 гривен, а епископу с того взяти 40 гривен" и т.д. (195). В грамоте Ростиславовой это сказано, но спрашивается, что такое эти 400 гривен, это — один только вид налога, дань, или это совокупность даней, полученных с Торопца? Ответ на этот вопрос находим в начале грамоты, где сказано:
"И се даю Св. Богородици и епископу десятину от всех даний смоленских, что ся в них сходит истых кун, кроме продажи и виры и кроме полюдья".
Итак, 400 гривен не особая дань, а итог всего, что получает князь с этой местности. Сюда войдут торговые пошлины, судные деньги, кроме виры и продажи, пятно и т.д.
7Карамзин приводит 3 случая таких сборов (III. Прим. 81).
8Гагемейстер также находит правильным различать эти чрезвычайные дани, вызываемые покорением новых племен, и обыкновенные повинности, которые князья получали в своих владениях, и полагает, что такое различие делает и летопись, что совершенно верно (Разыскания о финансах древней России. 1833. С. 13).
<< Назад Вперёд>>
