Обложение домохозяев
Люди бедные вовсе тяглом не облагались: они или не несли никаких повинностей, или вместо тягла платили раз навсегда определенный оброк. Крестьянин Тверского уезда Григ. Яковл. Дубинин, по описи 1580 г., так "охудал и отемнел", что вовсе был выключен из тягла и ему дана была льгота на 2 года. По нижегородской описи 1621 г. в Нижнем оказалось 140 дворов посадских людей очень бедных; они также в тягло не были положены. Но "дворишко вдовы Просковьи Левонтьевой, жены Оконшикова", исключенный также по бедности из тягла, был обложен вместо тягла единовременным оброком в 10 алтын. Таких "дворишек" в Нижнем было несколько. Податное положение их было гораздо легче положения тяглых дворов: вместо разноименных повинностей, тяжесть которых представляла неопределенную величину и постоянно менялась, они платили раз навсегда определенный оброк. Старый оброк уменьшали, если новая опись выясняла понижение благосостояния. По описи Вотской пятины конца XV века, экономическое положение города Корелы оказалось понизившимся, а потому для облегчения платежа в Кореле в тот же оброк присоединили Сванский Волочок, а самый оброк уменьшили на 3 руб. 13 грив. Сюда же относятся и предписания на новых поселенцев разводить всякие разметки слегка (АЭ. III. № 371. 1614). Новые поселенцы еще не успели опериться, а потому и нуждаются в некотором уменьшении тягла.
Теперь возникает вопрос, что же это за имущие, состоятельные люди, которые несли тягло? По преобладанию земледельческого хозяйства в Древней Руси это прежде всего люди, занимающиеся земледелием, это сельские хозяева. Вот почему все древнейшие тяглые единицы имеют прямое отношение к земле. В Новгороде это обжа, в Москве сохи, чети. В Новгороде обежную дань, наместничий корм и всякое тягло тянут с обжи, в Москве с сохи. Исследование об обжах, сохах, четях, вытях и других единицах обложения я отлагаю до главы V, теперь же указываю на положение в обжи и сохи только как на необходимое условие способности к тяглу. Тягло тянут лица, земли которых положены в обжи или в сохи.
В обжи и сохи кладутся, как мы уже знаем из предшествующего, земли отдельных хозяйств, отдельных хозяев. Тягло, следовательно, лежит на хозяине, а не на живущих при нем детях его, рабах или наемных людях. Тягло способен нести только хозяин двора. В договорной грамоте Великого князя Дмитрия Ивановича с тверским великим князем 1368 г. читаем: "А на полных холопах дани не взяти". Это условие повторяется и сто лет позднее (1451) в договоре Великого князя Тверского с Великим князем Московским, Василием Васильевичем. То же было и в Новгороде. В Новгородской грамоте 1437 г. на черный бор читаем: "А кто будет одерноватый емлет месячену, на том не взяти". "Одерноватый" — это продавшийся "одерень", т.е. полный холоп. Черный бор с него не берется, т.е. он не тянет тягла, как и московские холопы.
Но что значит "берет месячену"? Месячена в XV веке значила то же, что и в XIX веке. Это отсыпной господский хлеб, выдаваемый холопу, не имеющему своего хозяйства. Холопы, которые с дозволения господ вели свое особое хозяйство, надо думать, полагались в тягло.
В 1599 г. "государь царь и Великий князь Борис Феодорович тех корелян, которые живут в заонежских погостах и государевы подати платят, не велел высылать в Корелу, а велел выслать тех, которые живут в захребетниках и подсуседниках" (АЭ. II. № 13). Мы уже знаем, что захребетники и подсуседники не самостоятельные хозяева; в приведенной грамоте они прямо противополагаются плательщикам податей. Как живущие в чужих хозяйствах, они не тянут своего тягла. В 1609 г. велено было послать в Пелымский уезд, в Таборы, на пашню охочих людей. Их велено было прибрать от отца — сына, от братьи братью, от дядь племянников, кто похочет идти волею, а не с тягла (АЭ. II. № 133). В царской грамоте 1638 г. читаем:
"А которые люди скажут, что они живали в сотнях и в черных слободах у хозяев своих в наймах урочные годы, а в тягле не бывали, а торговали всякими товары у хозяев своих"... (АЭ. III. № 279).
Наконец, в книге сошного письма (1629) читаем: "А велено по государеву указу и боярскому приговору класть в живущее (в тягло) крестьян и бобылей, которые живут своими дворами" (Временник. XVII. 40).
По этим свидетельствам, старина держится еще и в XVII веке: кто живет внаймах, а не собственным хозяйством, в тягле не состоит; тягло падает только на хозяев. Также не хозяева дети при отцах, племянники при дядях, младшие братья при старших. Хозяин один, на нем и лежит тягло. Вот почему старые писцовые книги перечисляют только хозяев, а не все население поголовно.
Итак, повинности лежат на хозяевах. Что это за правило, как и откуда оно возникло? Трудно думать, чтобы его сочинили князья и чтобы оно возникло указным путем. Князьям не было ни малейшей причины заботиться о том, чтобы повинности несли только хозяева. Для них тем лучше, чем больше ответственных плательщиков. Это правило есть бытовое явление вечевой древности, оно плод народного обычая. Если нужно тянуть государственное тягло, то кому же его тянуть, как не хозяевам? Общественный порядок нужен для имущих людей, для хозяев; они берут на себя его издержки. Их дело устроить неимущих бесхозяйственных людей так, чтобы и они приносили пользу. И хозяева устроили их в качестве своих рабов, захребетников, закладчиков, наймитов. Все это не указные явления, а явления народной жизни. Эти порядки совершенно естественны и так просты, как самые простые явления природы. Возрастающая власть князей нашла все это уже готовым. В договорах, грамотах и указах князей просвечивает бытовая жизнь народа. Но настает время, когда государство перерастает эту народную жизнь; тогда начинается указное творчество сверху в одних областях права раньше, в других позже. Рассматриваемая нами область народной жизни переходит в указную весьма медленно и довольно поздно.
Так как тягло лежит на земле, составляющей хозяйство известного человека, то отсюда понятно, что тяглом облагаются только жилые деревни, а не пустые, почему-либо покинутые своими прежними обитателями. По писцовым книгам сошного письма, в обжи и сохи, обложенные тяглом, кладутся только живущие деревни, живущие чети. Повинности государству идут с живущих обеж, живущих четей пашни. Писцы говорят и о пустых сохах, но прибавляют: "платить с живущаго"1.
Что же такое это живущее? Новгородские писцовые книги говорят о жилых деревнях и живущих обжах, но в особые подробности о том, что именно надо разуметь под живущим, не входят. С точки зрения этих книг, понятие живущего очень простое. Живущее — есть населенная деревня, ей противополагается деревня ненаселенная, пустая. Такая ненаселенная деревня в обжи не кладется. Она описывается прошедшем времени, например: "А деревень пустых: деревня Дмитрова — пуста, описана была обжею" и т.д. Пустые деревни в тягло не идут, но они могут быть даны желающим на льготу, года на три, по истечении которой поступают уже в тягло, как живущие2.
Московские писцовые книги входят в большие подробности по этому вопросу и значительно суживают понятие живущего. В живущее они кладут не всю засевную землю, входящую в состав жилого хозяйства, а только трехпольную пашню у жилого двора. Перелог, дикое поле, пашня наезжая, лес и покос не входят в состав живущего. Для определения податной тягости берется в расчет только количество пашенной земли в постоянном трехпольном хозяйстве; этой земле и усвояется название "пашни паханной".
Приведем несколько примеров.
В описи дворцовых крестьян Тверского уезда читаем:
"Деревня Вавулина: 3 двора, пашни худой в поле 2 дес., а перелогу пашни 4 дес. в поле, а в дву потомуж, сена 10 коп., лесу кустарю десятина; живущаго четверть выти, а в пусте пол выти".
"Деревня Волково: 5 дворов, пашни худой земли в поле 4 дес., да перелогу 8 дес. в поле, в дву потомуж, сена 40 коп., лесу нет, а в лесу место дано им пашенные земли перелогу пол десятины; живущаго пол выти, а в пусте выть" (Калачов. II. Вып. 293).
В данной местности на выть худой земли давалось 8 дес. Из приведенной описи видно, что в живущее положено в первом случае 2 дес., а во втором 4, пашня же перелогом, покосы, лес и пашня в лесу в живущее не положены.
То же при описи поместных земель. У Мих. Тим. Петрова в Рязанском уезде в деревне Ларино:
"Пашни паханые четверть, да наезжие пашни 45 чет., да перелогом 20 ч., да лесом поросло 30 ч. И всего пашни паханые, и наезжие, и перелогом, и лесом поросло середние земли 93 чети, сена 200 коп. Да к той же деревне озерко до лес и всякое угодье. Сошнаго письма в живущем и в пусте пол-пол-чети сохи и пол-пол-пол-чети. А платити ему с живущаго с четверика пашни" (Писц. кн. Рязан. края. Вып. 2. 494).
Здесь также в живущее положена только одна четверть пашни паханой, 90 же 2 четверти — наезда, перелога, леса, покосов — отнесены к пустому, повинностям не подлежащему.
То же в Московском уезде:
"Григорьевское поместье Волыново: пустошь Шемирево и иные пустоши, пашни во всех пустошах перелогом 100 четьи в поле, а в дву потому ж доброй земли, сена 100 коп., лесу пашеннаго 3 дес., а сошнаго письма в пусте полчети сохи.
Юрьевское поместье Афанасьева сына Дмитриева, пустошь Сычева, пашни перелогом 100 четей в поле, а в дву потому ж доброй земли, сена 60 коп., лесу пашеннаго 4 дес.; а сошнаго письма в пусте полчетверти сохи" (Калачов. I. 16).
В обоих случаях "пашни паханой" нет, а только переложная и в лесу, а потому в обоих поместьях, с 50 десятинами запашки в поле в каждом, не оказалось ни одной чети земли в живущем.
То же в Орловском уезде. У Жд. Ив. Демина на реке на Оке в деревне Деминино и в займище Мезино всего было:
"Пашни паханой доброй земли одна четь да перелогу 2 чети да дикаго поля 20 четьи, а всего 23 ч. в поле, а в дву потому ж, сена 80 коп. А сошнаго письма в живущем и в пусте пол-пол-пол-чети сохи. А платить ему государевы всякия подати с живущаго с четвертные пашни с одной чети" (Калачов. II. 853).
Из 23 четей запашки в поле в живущем только одна четь "пашни паханой", которая и подлежит налогу.
Это все описи XVI века. Но то же в XVII веке. У вдовы Ф.С.Кикиной в Рязанском уезде было село Мотырь, а в нем:
"Пашни паханые добрые земли 15 чети, да наезжей пашни 25 чети, да перелогом 120 чети, да лесом поросло 62 чети поле, а в дву потому ж, а всего пашни паханые и наездом и перелогом и лесом поросло добрые земли 222 чети в поле, а в дву потому ж. В живущем четвертные пашни 15 чети, а в пусте сошнаго письма четь сохи" (Времен. XIII. 75).
В живущем только "пашня паханая"; наезд, перелог и все остальное впусте. Такие свидетельства можно встретить чуть не на каждой странице писцовых книг.
В конце XVI века различие пашни в поле от пашни в перелоге встречается и в новгородских писцовых книгах. Паханая пашня в поле считается в живущем, а в перелоге — впусте3.
Такое противоположение пашни в поле пашне в перелоге и в лесу трудно считать исконным. Первоначальная пашня была вся переложная; если бы она не шла в тягло, тогда ни одного землевладельца нельзя было бы и повинностями обложить. Это, конечно, нововведение позднейшего времени, нововведение Москвы. Надо думать, что такое ограничительное понятие живущего возникло в видах поощрения хлебопашества на новых местах. Хлебопашество в деревне, около двора есть, конечно, явление первоначальное; хлебопашество в лесу, в диком поле — явление вторичное; чтобы поощрить такое распространение хлебопашества на новые места, оно и не клалось в тягло. Но существо дела этим нисколько не изменяется: облагается только живущее, т.е. возделываемое, хотя и не все, а только паханая пашня в трехпольном постоянном хозяйстве, а не в переложном, не в лесу, не в диком поле; облагается повинностью "паханая пашня", а не сенокос. Но вместе с появлением такого ограничительного понимания самый термин "жилое" или "живущее" перестал выражать действительное положение дела. По старым новгородским книгам, это — жилая деревня, а где люди пашут, в лесу или в поле, переложно или на постоянных местах, это было безразлично. По позднейшим описям — живущее только у деревни, а в действительности ведь и перелог живущее, и сенокос живущее, и пашня в лесу живущее. Термин оказался уже действительного своего смысла. Он переживание, остаток старины. Выражение "пусто" применяемое к пашне перелогом, к пашне в лесу, к сенокосу тоже не соответствует действительности. Это не пустые места, а возделываемые, следовательно, жилые. Это тоже переживание4.
По московским писцовым книгам известна пустота и в старом новгородском смысле. В них встречаются целые вотчины в пустоте, т.е. без населения. Деревни, из которых ушли крестьяне, называются пустошами. Кроме таких оставленных населением земель, в руках московских государей состоит множество "порожних земель", которые никогда не были населены. Правительству нелегко было извлечь из них какую-нибудь пользу. Служилые люди отказывались от них "за пустом"5.
Итак, только земли распахиваемые были обложены тяглом, и то не все. Спрашивается, какое же употребление делали из пустых деревень и земель? Правительство извлекало из них пользу разными путями. Они, во-первых, отдавались желающим, но не в тягло, а на льготу на несколько лет, на 2, на 3, на 7, с тем, чтобы по истечении льготного времени, лица, взявшие земли, несли с них тягло6. Во-вторых, мы уже знаем, что конфискованные в Новгороде частные волости Великий князь Иван Васильевич предоставлял в прекарное владение крестьян. В этих волостях тоже бывали пустые деревни. Эти пустые деревни оставлялись за теми же крестьянами в то же тягло с предоставлением им права раздавать их новым поселенцам и тем облегчать бремя своих повинностей. В описи Шелонской пятины читаем:
"В той же волостке (Григорьевской Тучина) пустыя деревни"; идет перечисление 8 деревень с показанием, сколько в них прежде было обеж. "А не пашет, не косит тех деревень никто. — И в тех деревнях пустых садят крестьяне людей себе в тягль в тот же оброк".
Совершенно такой же порядок наблюдается и сто лет позднее. В описи дворцовых крестьян села Марьина Тверского уезда читаем:
"А на пустыя выти крестьяном называти жильцов на льготу, от отцов детей, от дядья племянников, а давати льготы года на 2, и на 3, и на 4, посмотря по пустым двором и по пашне; кто будет на пустое место без хором и на переложную землю порядитца, и тем людем давати льготы на 5 и на 6 лег".
Это уже правительственные распоряжения, созидающие сельскую земельную общину, на что мы имели случай указать раньше. Правительственные распоряжения имеют в виду наилучшее обеспечение казенного интереса. В конце XV века пустые земли предоставляются крестьянам в тот же оброк бессрочно; в конце XVI века та же льгота дается уже только на срок, а как льгота отойдет:
"Тем крестьяном денежной оброк и посопный хлеб и мелкий доход платити с своею братиею ровно"7.
Московская практика была чрезвычайно разнообразна. Случалось, в-третьих, и так: пустые земли сдавались желающим на оброк без всякого обязательства тяглом даже и в будущем (Писц. кн. XVI века. I. Стб. 437). Итак, сельское хозяйство есть одно из условий способности к тяглу; но одни земли обложены тяглом, и другие (пустые) совершенно от него свободны и оплачивались оброком, определявшимся по свободному соглашению съемщика земли с правительством; наконец, были и такие земли, которые не несли никаких повинностей и состояли во льготе, но это всегда временно.
Если пустые земли тяглом не облагались, то спрашивается, в каком отношении к тяглу находились земли, опустевшие после описи; надо было тянуть с них тягло или нет? Вопрос этот разрешался различно для земель частновладельческих и для прекарного владения крестьян царя и вел. князя, которое, как мы уже знаем, возникло на землях частью конфискованных московскими государями у частных владельцев, а частью приобретенных другими способами.
Частные собственники и владельцы, земли которых пустели за смертью или уходом крестьян, обыкновенно, обращались с просьбой об освобождении их от платежа "с пуста". Правительство назначало "обыск", в котором принимали участие и местные "добрые люди", и если прошение подтверждалось, пустые земли выключались из тягла, которое надо было брать только с живущего8. Но эта практика допускала исключения, когда обстоятельства времени того требовали. В 1633 г. с вотчин Калязина монастыря приказано было взять даточных людей с живущего и "с пуста" (АЭ. III. № 225). Та же участь постигла в 1655 г. Троицкий Гледенский монастырь. Ему велено было платить и за пустоту так же, "как с черных волостей и деревень учнут деньги за пустоту с живущих деревень собирать" (Рус. ист. б-ка. XII. С.261. № 59).
Иной порядок наблюдался в землях прекарного владения государевых крестьян и посадских людей. Мы уже знаем, что в их пользование предоставлялись лишние против тягла пустые деревни и выти в тот же оброк, в то же тягло. Оборотную сторону этой льготы составляло то, что вновь оказавшаяся пустота не уменьшала их тягла. Государевы крестьяне и посадские платили тягло и за возникшую пустоту всей волостью, всем городом. Таково первое возникновение у нас круговой ответственности крестьян и посадских. Это правительственное мероприятие, как и предоставление крестьянам пустых земель, может быть, никому не нужных. Первая круговая ответственность установляется не для покрытия недоимок неплательщиков. Такой поруки нет. Всякий платит за себя; целая волость или город платит только за пустые деревни9.
Есть указание в писцовых книгах XVII века, что пустые выти облагались иногда не полным тяглом, а особым раз навсегда определенным платежом. В выписке из новгородских писцовых книг Сумерской волости написано:
"И с тех пустых вытей платить крестьяном, по прежнему своему уговору, с выти по осмине ржи и овса" (Неволин. Прил. 129. 1622).
Любопытно, правительство нашло нужным войти с крестьянами в особое соглашение о платеже с пустых вытей.
Итак, появившаяся после описи пустота в живущих землях не освобождала от тягла, но тягло могло быть снято в случае просьбы и обыска. Для земель же государевых крестьян было в употреблении покрытие недоимки разложением ее на все население волости или города, иногда с уменьшением платежа.
Сельское хозяйство (живущее), следовательно, а не просто землевладение, есть одно из условий тягла. Но ведь сельское хозяйство отдельных лиц представляет чрезвычайно разнообразную экономическую единицу. И две капли воды не совершенно похожи одна на другую, тем более разные сельские хозяйства. Одно больше, другое меньше; одно имеет угодья: рыбные ловли, бортные ухожья, бобровые гоны и т.д., другое никаких; одно обставлено хорошим хозяйственным инвентарем, другое — очень недостаточным; одно ведется с умением, другое находится в руках бестолковых людей, которые едва кормятся от земли. Как же определялась платежная способность разных хозяйств? Она определялась не количеством распахиваемой земли (живущего), а экономическим состоянием всего хозяйства. Наши памятники с самого начала XV века и по конец XVII века дают на это совершенно ясные и определенные указания. Одни из них выражаются очень коротко, другие гораздо подробнее и хорошо дополняют первые; в целом получается полная и чрезвычайно выразительная картина.
В 1410 г. нижегородский князь пожаловал игумена Благовещенского монастыря с братиею, освободил их от всяких пошлин, за исключением дани:
"А когда придет дань (татарская) игумен заплатит за своих... сельских людей по силе" (АЭ. I. № 17).
Выражение очень краткое, но, полагаем, достаточно ясное. Какая это сила? Конечно, хозяйственная. Совершенно такое же выражение находим в завещании Великого князя Московского, Василия Дмитриевича:
"А те волости и села, — говорит он, — что я дал моей княгине, сын мой да моя княгиня, послав писцов, опишут и положат на них дань по людем, по силе", т.е. по хозяйственной силе людей.
Та же мысль и в завещании сына Василия Дмитриевича, Василия Темного.
"А как почнут дети мои, — говорит он, — жити по своим уделом... и пошлют писцов и уделы свои опишут по крестному целованию да по тому письму и обложат по сохам и по людям...", т.е. опишут в каждой сохе людей по их силе.
В жалованных грамотах XV века, которыми льготы дается на срок, встречаем то же выражение:
"А как отсидят те люди свои урочныя лета, и они потянут в мою дань по силе"10.
От конца XV века к нам дошли первые писцовые книги. В них читаем:
"А вел. князя оброк в той волости всех боярщин крестьяном, денги и хлеб, рызметывать меж собя по пашне".
Что это значит "по пашне"? Незнакомый с древностями подумает — по размерам пахотной земли — и ошибется. "По пашне" не по размерам земли, а смотря по ее достоинствам, урожайности и доходности. В Новгороде слово обжа употреблялось в двояком смысле, в смысле меры земли и меры ее доходности. Одно и то же количество земли по мере — по доходности могло быть обложено разно, и в 2, и в 3, и в 4 обжи. В описи Деревской пятины читаем:
"В Демоне вел. князя пустошь Шарино, Андреевская Аникеева, писана была четырмя обжами и с того запустела. И ныне дана на льготу на 3 года Ивашке Фурсову. А отсидев урок, тянуть ему с дву обеж".
Первоначально пашня была обложена слишком высоко; ее пришлось обложить вдвое легче; а количество земли осталось то же. Вот что значит обложить по пашне11. Такой порядок тягла не по мере земли, а по мере ее доходности, конечно, возник не в XV веке, а есть порождение глубокой старины. Переход к более определенной единице, — к точной мере земли, а потом к душе ревизской, есть явление сравнительно позднейшего времени.
Памятники XVI века гораздо полнее выражают ту же мысль. Они говорят о распределении повинностей между тяглыми людьми "по их животам и промыслам", т.е. по состоянию их хозяйственной обстановки и прибыльности их, хозяйственной деятельности вообще. В уставной грамоте крестьянам Устюжского уезда, Усецких и Засецких волос тей, читаем:
"А собирати им тот годовой оброк... с волостей по животам и промыслам, как иныя тягли меж себя разводят".
Особенно любопытны выражения грамоты удельного князя Владимира Андреевича крестьянам бобровничей полусохи:
"А сбирати им тот оброк меж себя самим по пашням, и по животам, и по статкам, и по промыслам".
Этим обнимается вся экономическая сторона хозяйства даже в его источниках. И крестьянское хозяйство имеет свою историю, крестьяне тоже наследуют своим отцам и дедам; их платежная способность определяется не их личными только силами, не их трудом, но совокупностью всего накопленного и их предками состояния. Но в XVI век перешли и выражения предшествующего времени. Каменского стана крестьянам бобровых деревень предписано корм ловчему давать
"По пашне: которая деревня больше пашнею и угодьем и на ту больше корму и поборов"12.
К пашне отнесены и угодья.
Та же точка зрения держится и в течение всего XVII века. Крестьянам Сумерской волости предписывается верстаться по пашням и по угодьям, а крестьянам Устьянских волостей — по животам и по промыслам, как иные тягла меж себя разводят. Особенно любопытны грамоты конца века о сборе стрелецких денег. Крестьянам Кольского уезда велено оклад стрелецких денег положить
"На дворы, смотря по тяглу и промыслам, и собирать так, чтобы богатые полные люди перед бедными во льготе, а бедные перед богатыми в тягости не были".
Крестьянам поморских уездов предписывается чинить разверстку "по землям и угодьям", как и в XVI веке13.
1Доказательства сказанного легко найти и в писцовых книгах, и в других памятниках. Только для примера укажем несколько страниц и №№. Новг. писц. кн. I. Стб. 46, 765; III. 645; IV. 130 и след., 539, 549; Пис¬цов. кн. XVI в. I. 503, 877; II. 292, 832, 853, 1099, 1365, 1393; АЮ. №209. IV; АЭ. I. № 350; III. №№ 139, 268; IV. № 251. 1495—1682.
2Новг. писц. кн. I. 46, 62, 261, 650, 765; II. 502, 756, 823; Врем. XII. 137. Таких данных много; приводим из них некоторые только потому, что г-н Дьяконов "полагает", что платеж с живущей пашни, как общее правило, появился только со второй половины XVI века (ЖМНП. 1890. VII. 222).
3Неволин. О пятинах. Прил. С. 70.
4Счет "живущаго" в указанном московском смысле встречается в очень многих уездах по напечатанным описям — в Московском, Владимирском, Тверском, Тульском, Вяземском, Орловском, Рязанском и др. Но в Москве все было так разнообразно, что мы не решаемся утверждать, что это был единственный порядок, не допускавший исключений. От XVI века к нам дошло несколько документов, из которых видно, что по просьбе землевладельцев освободить их от платежа повинностей с земель, опустевших вследствие морового поветрия, освобождались переложные пашни. Стало быть, они были обложены (Дьяконов. Акты тяглого населения. II. 21, 24—25. 1574—1575). От того же времени имеем указ царя и Великого князя Ивана Васильевича новгородским дьякам, в котором предписывается, описывая живущие и пустые обжи, писать в живущее все земли, которые распаханы, причем не делается никакого различия "паханой пашни" и перелога или пашни в лесу (Д. к АИ. I. № 94. 1556).
Можно думать, что отнесение той или другой пашни в живущее и впусте зависело всякий раз от особого наказа писцам. В выписи из новгородской описи Сумерской волости читаем:
"А по государеве Цареве и Великаго князя Михаила Федоровича всея России грамоте, за приписью дьяка Андрея Шилова 132-го году (1624), велено наезжия пашни... положите в живущия выти... или те выти на оброк особно отдать..., как бы государевой казне было прибыльнее, а крестьянам не в тягость" (Неволин. Прил. 129. 1627).
По старым новгородским писцовым книгам, и пашня наездом клалась в обжи и, следовательно, в тягло (I. 536), а по московским описям (Калачов. I. 68) и, как можно заключить из приведенной выписки, до 1624 г. наезд в тягло не шел; с этого же года его можно было написать в тягло, можно было и не писать, обложив особым оброком. Что такое наезд, сказано в третьей главе на с. 127 в примечании. Московские порядки были весьма разнообразны.
В царской грамоте в Великий Устюг от 1637 г. к воеводе и подьячему написано: "И ныне де вы правите с них четвертных денег с засевные чети по 40 алт., а не с живущие, и им де в тех деньгах окупится не чем". Здесь засевные чети противополагаются живущим, и этим объясняется тягость обложения. Здесь живущие чети — не все засевные, а некоторые только, т.е. слово это принимается в том же ограничительном смысле, как и во многих писцовых книгах XVI века (Рус. ист. б-ка. XII. Стб. 201).
5Писц. кн. XVI в. I. 557, 607, 833; II. 223; А. до юр.б. № 135.
6Новг. писц. кн. I. 765; III. 645, 800; IV. 4, 539; Писц. кн. XVI века. II. 1551—1571
7Новгор. писц. кн. IV. 132; Писц. кн. XVI века. II. 294.
8Доп. к АИ. № 94, 225; Дьяконов. Акты тягл, населения. И. №№ 18, 20, 26; Рус. ист. б-ка. II. № 37. 1556—1581.
9Неволин. О пятинах. Прил. 127, 129, 141, 174; АИ. I. 211; АЭ. III. 37. 1528—1627.
10АЭ. I. №№ 18, 39 и много других.
11Новгор. писц. кн. II. 502; III. 291.
12АЭ. I. №№ 150, 242, 243, 257.
13Неволин. Прил. 131; АЭ. III. №№ 126, 243, 250. 1627—1681.
<< Назад Вперёд>>
