Всеобщность тягла
Мы указали уже, что такое индивидуальное обложение могло вести к несправедливостям и ссорам, а потому рядом с ним возникает и другое — по внешнему признаку. Таким внешним признаком принимается количество жилых четвертей пашни, т.е. количество обрабатываемой земли с теми ограничениями, на которые было указано выше.
Когда именно появляется такое определение налогоспособности, этого, за отсутствием писцовых книг первой половины XVI века, с точностью сказать нельзя; но в книгах конца этого века оно встречается уже очень часто1. В описях вотчинных и помещичьих земель в уездах Коломенском, Медынском, Орловском и др. встречаем знакомое уже нам правило: "а платить ему с живущаго с пашни с 5 четей", "а платить ему с живущаго с 14 четей с осминою", но без определения, сколько именно платить. Тут указана только та единица, на которую падает повинность. Это некоторое приближение и возвращение к новгородскому порядку вещей. Там платили с сохи, обжи, невода, лавки и пр., здесь с четверти земли, с паханой пашни известной меры (полдесятины). Такой способ платы, понятно, применяется только к уездному земледельческому населению, но и горожане, если имеют земли, также подлежат платежу с четвертей. Предписание платить с четвертей предполагает и обложение по четвертям, а не по сохам. Такое обложение действительно и появляется в Москве. Уже в половине XVI века размер службы служилых людей определяется по количеству четей владеемой земли. В начале XVII века несколько лет подряд (1618— 1621) ямские деньги собирались с числа четей, с чети по рублю. От 1631 г. имеем указ, которым было предписано с вотчин Кириллова монастыря, простиравшихся до 23 900 четей, вместо сбора даточных людей для войны, взять деньгами с числа четей (ААЭ. Т. III. №№ 121 и 193). Четь, таким образом, несомненно, играла роль окладной и платежной единицы. Этим совершенно разъясняется предписание писцовых книг XVI века: "Платить с 5 четей".
Здесь опять, как в Новгороде, окладная и платежная единицы совпадают.
То же начало, но с некоторыми модификациями, применяется к уплате дворцовыми крестьянами господского князю оброка. Дворцовые крестьяне в конце XVI века начинают наделяться определенным количеством земли на выть. Это не значит, что каждый крестьянин получал определенное количество земли на душу: отдельный крестьянин мог сидеть и на части выти; но на село с деревнями отводилось определенное количество вытей известной меры. Оброк налагался на это количество вытей, например: "А оброку крестьянам платить в великого князю казну в Дворцовый приказ 6 р. 7 алт. с денгою, с выти по полтине". Между отдельными домохозяевами этот оброк, надо думать, распределялся уже не по животам и промыслам, не по пашне и угодьям, а только по количеству земли. Кто сидел на полвыти, платил — 50 ден.; кто на четверти — 25 и т.д. Здесь опять единица обложения и единица платежа близко сходятся.
Так определялась способность нести тягло.
Выяснив по возможности вопрос о способности к тяглу, необходимо остановиться и на вопросе о том, кто же облагался тяглом. Древняя Россия сословий не знала, но ей были известны классы людей, различные по своему социальному положению и занятиям. Были бояре, купцы, крестьяне, служилые люди (княжие мужи) и не служилые, было духовенство, монастыри, владыки и т.д. Все население облагалось повинностями или нет? Нельзя сказать, чтобы вопрос этот разрешался в нашей литературе с достаточной определенностью и ясностью. И понятно, почему. Мы имеем дело не с точными определениями закона, а с практикой, очень разнообразной и нелегко уловимой. Вот почему исключения принимаются нередко за правило, а общие правила вовсе ускользают от внимания. У нас было общее правило и множество исключений, очень ограничивавших его действие. Начнем с общего правила.
По общему правилу все население княжений подлежало повинностям. Это совершенно ясно из новгородских памятников. По грамоте, на черный бор татарская дань уплачивается всеми, кто имеет лошадь, лодку, невод, плуг и пр. Социальное положение человека нисколько не влияет на его обязанность нести государственные повинности. То же следует и из новгородских писцовых книг. Все земли, чьи бы они ни были, положены в обжи и сохи. Волости всех своеземцев, бояр, бояришек, купцов, попов, церквей, монастырей и самого владыки несут обежную дань. В обжи положены не только те деревни, которые они сдают в аренду крестьянам но и те, в которых они жили сами и которые обрабатывали своими людьми. Городские дворы своеземцев также были в тягле. Единственное исключение, которое встречается в старых новгородских описях, относится к землям бедных погостских церквей, которые нередко возделывались самим причтом. О таких землях иногда прямо говорится: в обжи не положены. Обложение всех новгородских земель повинностями осталось и после водворения в них новых людей, московских помещиков. Поместья московских служилых людей также несут повинности, как и волости новгородских своеземцев.
Москва, однако, не является здесь ученицей Новгорода, подражательницей новгородских порядков. Обложение бояр, вольных служилых людей, данью — в Москве старина. Московские свидетельства об этом на целое столетие древнее новгородских. В договоре Великого князя Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем читаем:
"А кто имет жити моих бояр и моего сына, княжих Васильевых, и моих детей в твоем уделе, блюсти ти их, как и своих, и дань взяти, как и на своих; а кто имет жити твоих бояр в моем уделе и в вел. княжении, а тех нам блюсти, как и своих, и дань взяти, как и на своих".
Под боярами здесь разумеются вольные слуги, пользующиеся правом отъезда. Это то же, что и новгородские бояре и бояришки.
Тот же порядок можно наблюдать и на каждой странице московских книг сошного письма. В соху кладутся земли всяких владельцев: вотчинников, помещиков, казаков, дьяков, попов, церквей, монастырей, владык, митрополита, вдов и пр. Как и в Новгороде, в сохи кладутся не только деревни, в которых сидят крестьяне, но и те, где живут сами господа и обрабатывают их трудом холопов. В Медынском уезде были деревни князей Хворостининых, введенного боярина Дмитрия Ивановича и брата его Федора, окольничего. У первого было 2 сельца да 20 деревень, у второго 20 деревень и 2 починка. Все это было положено в сошное письмо. Земли посадских людей также в сошном письме. В 1571 г. веневским помещикам, братьям Муромцевым, дана была на льготу пустая земля с условием:
"А как отойдет лгота, и Ивану Муромцеву с братьею государевы всякия подати давати с полусохи".
Единственное исключение, которое встречается в московских писцовых книгах, то же, что и в новгородских. Земли деревенских церквей не кладутся в сохи и обложению не подлежат2. Городские дворы также в тягле.
Таковы сведения писцовых книг, но и другие документы говорят то же и вполне подтверждают окладное значение сошного письма.
В уставной Белозерской грамоте от 1488 г. читаем: "На Рождество Христово наместникам нашим дадут корм со всех сох: с княжих, и с боярских, и с монастырских, и с черных, и с грамотников (т.е. с тех, кому даны льготные грамоты), и со всех без оменки".
В 1536 г. такое же предписание сделано для всей Онежской земли. Корм велено брать "со всех сох, с моих вел. князя, с владычных, с боярских и т.д. и с грамотников, со всех без отмены". Сохи великого князя, и те в тягле3. В 1550 г. в Новгород прислана была грамота о сборе ямских денег и приметных, за посошных людей, и за всякие городовые дела, и за ямчужное дело. Эти деньги велено было собирать также со всех новгородских сох. Кто в сошное письмо положен, тот и плати, кто бы он ни был, боярин введенный, владыка, посадский человек, крестьянин. В 1624 г. приказано было стрельцам на жалованье собирать рожь с сохи:
"С поместных и вотчинных земель, с митрополичьих и с монастырских земель, и с грамотчиков, и с тарханщиков, и с лготчиков, опричь... отца нашего великаго государя Святейшаго Патриарха Филарета Никитича Московскаго и всея Русий монастырей вотчин и его, государевых, дворян и детей боярских поместий, и опричь Живоначальныя Троицы Сергеева монастыря вотчин, и опричь тех, которые на нашей службе в Сибири и в Астрахани".
Мы здесь встречаем исключение, подтверждающее правило. Платить должны все, но в данном случае сделано исключение для вотчин патриарших монастырей и некоторых других. Зато должны платить все, имеющие льготы4.
Приведем несколько известий более частного характера. В 1567 г. боярин И.В.Шереметев Большой бил челом царю и Великому князю Ивану Васильевичу.
"А сказывал: что есть у него вотчина в Московском уезде, в Торокшанове стану, купля, деревни и селища, а купил он те деревни пусты, а старосты и целовальники правят с него оброк за дань, и за посошный корм, и за ямския деньги, и за городовое дело с пуста". Боярин просил освободить его от платежа с пуста.
Архимандрит Симонова монастыря в 1577 г. бил челом о том же. Его вотчина монастырская в Белозерском уезде запустела, а ямские деньги и всякие подати и посоху государевы сборщики берут с той вотчины по-прежнему. Точно так же игумен солигалицкого Воскресенского монастыря в 1608 г. жалуется, что монастырь платит в течение целых 16 лет всякие государевы подати с пустой вотчины. В 1634 г. игумен Устюга Великого Троицкого монастыря с Гледени бил челом царю и великому князю и сказывал:
"Изстари платит он с братьею с монастырских вотчин данные и оброчные деньги, и московские и стрелецкие кормы, и сибирские запасы и ямские отпуски, и всякие мирские подати по сотным грамотам с сотными людьми вместе".
В марте 1666 г. вдова стольника, княгиня Мышецкая, продала свою деревню двум крестьянам. Покупатели приняли на себя платеж государевых податей с 1 сентября того же года, "а старыя невыплаты, буде объявятся впредь на который год, и до тех невыплат им дела нет". Кто же их платит? Сама княгиня Мышецкая5.
За городские дворы дети боярские, дворяне и другие служилые люди тягла не несут: но это не составляет исключения из общего правила. Городские дворы состоят в тягле потому, что городские люди занимаются промыслами. Служилые же люди живут в городских дворах в интересах службы, а потому и не подлежат окладу.
К числу служилых людей, не подлежащих тяглу с городских дворов, относятся: пищальники, воротники, стрельцы, черкасы, сторожа, садовники княжеские и пр. Точно также не подлежат окладу и осадные дворы дворян, они тоже не для промысла, а для осады, и живут в них только во время осады.
Итак, все население княжений было обязано нести государственные повинности. Это общее правило стоит вне всяких сомнений6. Но из общего правила, во-первых, допускалось множество исключений, во-вторых, разнообразие повинностей приводило к замене одних другими, чем также нарушался принцип общего тягла.
Но прежде чем говорить об исключениях из общего тягла, необходимо остановиться еще на одном вопросе.
Из предшествующего мы знаем, что в древности преобладало арендное хозяйство; барщинное начинает принимать большие размеры только с прикрепления крестьян. Ввиду значительного развития аренды возникает вопрос, кто же облагался тяглом и отвечал за правильную его уплату: арендатор или разные виды землевладельцев: своеземцы, вотчинники, помещики и пр.? Старые новгородские описи на этот вопрос не дают ответа. В них показано только число обеж в каждой деревне, но ничего не говорится о том, кто облагается платежом по этим обжам, арендатор или помещик. В позднейших московских описях на это прямо указывается. Описав деревни известного владельца, писец говорит: "Платить ему с 5 четей". Итак, облагается землевладелец, а не крестьянин, съемщик земли. Надо думать, что это старина, и весьма понятно почему. Арендатор некрепок земле, не сегодня-завтра он может уйти. Как же его облагать? Облагается тяглом и отвечает за его исправную уплату всегда сам землевладелец.
В подтверждение сказанного можно привести и свидетельства документов. В договорах о найме земли (порядная) арендаторы иногда говорят, что они принимают на себя и уплату всех государевых податей по волостному расчету. Если наряду с обязанностями, которые съемщик земли принимает на себя по отношению к землевладельцу, надо упомянуть и о том, что он принимает на себя уплату податей, то, конечно, отсюда можно заключить, что уплата податей арендатором при найме земли сама по себе не мыслится, а должна быть оговорена. Что касается тех порядных, которые хранят молчание по вопросу о податях, то мы не решаемся утверждать, что такое молчание надо всегда понимать в смысле свободы арендатора от податей. Если молчание не есть простая небрежность редакции, оно может обусловливаться всем известными местными обычаями, которые в разных местах могли быть очень различны, но говорить о которых не считали нужным.
Имеем и прямые указания на то, что землевладельцы принимают на себя уплату повинностей. В 1599 г. крестьянин Родион порядился у протопопа с братиею на половину деревни вотчины Пречистой Богородицы с таким условием:
"А дань и оброк и всякия государевы разметы платить протопопу с братиею мимо меня".
В 1628 г. другой крестьянин нанял на 10 лет церковную землю и поставил условие:
"В те срочныя лета с тое деревни мне, Василью, не платити ни которых государевых податей".
Около того же времени третий крестьянин порядился у Спасова монастыря на половину деревни, взял льготы на 2 года и в порядной выговорил себе свободу от всяких государевых податей тоже на два года7. Итак, плата податей съемщиков земли, при свободе крестьянского перехода, есть результат соглашения арендатора с землевладельцем. Но тут возникает дальнейший вопрос: кто в действительности несет тягло и кто по обложению платит? Это было очень различно и обусловливалось отношением спроса и предложения земли. Если спрос на землю был велик, землевладелец мог переводить на арендатора все тягло; если — слаб, землевладельцу приходилось выплачивать тягло из своих доходов.
После прикрепления крестьян плата государственного тягла, конечно, всецело упала на крестьянский труд.
1Древнейшее встретившееся нам указание на обложение не по животам и промыслам, а по определенной мере земли, относится к 1490 г. (АИ. I. № 100).
2Писц. кн. XVI века. II. 788, 1099. 1419.
3Единственное исключение составляли только те десятины, которые давались дворцовым крестьянам для посопного хлеба, одна на выть. Они не клались в сохи (Калачов. II. 1542).
4АЭ. I. №№ 123 и 181; Доп. к АИ. I. 94; АИ. III. № 132. Исключения от всеобщего обложения делаются для разных лиц. В 1620 г. приказано было со всех сох брать ямские деньги, и с грамотчиков, и с тарханщиков, и со льготчиков, а в числе исключенных находим вотчины Кириллова монастыря и митрополита Ростовского (АЭ. III. № 116).
5АЭ. II. № 85; Рус. ист. б-ка. II. № 37; XII. Стб. 197, № 36 и стб. 409 № 93; Дьяконов. Акты тягл, населения. II. № 20.
6Насколько смутны в нашей литературе представления о податных обязанностях населения Московского государства, можно видеть из труда г-на Лаппо-Данилевского "Организация прямого обложения", напечатанного в 1890 г. Первая глава этого сочинения имеет задачу выяснить "распределение податного бремени между отдельными классами населения". В самом ее начале (с.45) высказывается такое общее положение. "Обязанности распадались, как известно, на служебные (военные) и податные. Не было, однако, никакой возможности и даже надобности один и тот же класс обременять исправлением обязанностей, присущих двум разным классам; поэтому люди служилые не выполняли податных обязанностей так же, как люди тяглые — военных". Итак, на разных классах лежат разные обязанности: низший несет податное тягло, высший— военное. В подкрепление своей мысли автор приводит на той же странице и мнение проф. Ключевского, который утверждает, что с объединением Северной Руси поземельные льготы, как последствие обязательной службы служилых людей, стали общим нормальным явлением и получили значение сословных преимуществ служилого класса. Это то же, что говорит и сам г-н Лаппо-Данилевский, т.е. служилые люди с объединения Руси свободны от податных обязанностей.
А вот что мы находим в дальнейшем изложении.
На с.52 читаем: "Наконец, был целый разряд служилых людей, мелких землевладельцев, подлежавших тяглу или поземельному налогу, а потом и подворной подати без всяких ограничений". А на с.54 опять: "Государственная служба освобождала служилых людей от тягла".
На с.209 автор приводит челобитье белозерских помещиков (т.е. служилых людей), из которого делает вывод, "что они платили вдвое менее податей, чем следовало." Итак, служилым людям надо платить подати.
На с.215 нашло себе место известие, что воеводе Головину приказано положить в 1615 г. в сошное письмо земли, розданные в поместья и вотчины, т.е. служилым людям.
На с.245 автор утверждает, что класс средних и мелких землевладельцев (т.е. опять служилых людей) в 1641 г. обращался к государю с просьбами об уплате некоторых податей подворно, сколько за кем крестьянских дворов, а не по писцовым книгам.
На с.312 — читаем: "пятинныя деньги собирались и со служилых людей, занимавшихся промыслами и торговлей".
На с.316 — "В 1623 году велено развести мостовыя деньги на все выти без выбору".
На с.379 — "В слободской украйне городовое и острожное дело выполнялось иногда черкесами, казаками, стрельцами и детьми боярскими".
На с.384: "В царских указах повелевалось иногда "лес сечи (для городового дела) в близях для поспешения в чьих лесах ни буди".
На с.403: "В 1660 г. стрелецкий хлеб с поместий брали в меньшем размере, чем с вотчин патриарших, владычных, монастырских".
На с.405: "В 1670-х годах дворяне и дети боярские били челом государю о том, чтобы стрелецкий хлеб им платить с сошнаго письма, а не с двороваго числа".
На с.408 автор утверждает, что "эти сборы (хлебные запасы) взимались с дворцовых сел, с посадских людей, поместий и вотчин и поземельных владений духовенства".
И так без конца.
Мы не поскупились на выписки, но потому, что приводимые автором материалы прекрасно подтверждают наше мнение. Но как быть с мнением двух почтенных ученых, которое мы привели в начале? Полное несоответствие выводов с документами совершенно непонятно и составляет некоторую тайну произведений этих авторов.
На несостоятельность основных положений г-на Лаппо-Данилевского по вопросу о распределении податного бремени среди населения Московского государства давно уже указано г-ном П.Милюковым в "Спорных вопросах финансовой истории Московского государства" (С.77 и след.).
7Рус. ист. б-ка. Т. XII. Стб. 140. № 12; XIV. Стб. 354. № 140; Акт. тяг. нас. I. № 14. Таких соглашений не воспрещает и статья ц. Судебника (88): "А покои места была рожь его (крестьянина, перешедшаго на землю другого господина) в земли, и он подать цареву и вел. князя платит со ржи". Т.е. платит, если этот платеж согласно порядной, лежит на нем, а не на господине. Эта статья новая; в Судебнике Ивана Васильевича такого правила нет. Можно думать, что в XV в. случаи переноса платежа государственных повинностей на крестьян были редки, а потому законодатель и не находил нужным оговорить их уплату уходящим крестьянином.
<< Назад Вперёд>>
