VI
Н.Д.Чечулин выступает горячим сторонником древности общинного землевладения. Приведя мнение Б.Н.Чичерина о том, что общинные переделы земель нельзя относить ко времени, предшествовавшему прикреплению крестьян, автор говорит: "Положения Чичерина по этому вопросу опровергнуты многими исследователями" (Города. 118). К сожалению, почтенный ученый не указывает, кем именно, а такое указание было бы особенно важно ввиду того, что и противники профессора Чичерина не находят возможным относить переделы к глубокой древности. По мнению И.Д.Беляева, они возникли "в общинах средневековой России", а по мнению г-на П.Соколовского, не ранее XVII века. Выражая свое сочувствие идее древности переделов, автор приносит и свою дань в подтверждение этой мысли.
В описаниях городских огородов и нив он заметил обозначение их по старому и по новому хозяину, например: "огород попа Антона — Гришинский", "нива Ивана Микифорова —Гавриловская Михайлова". Останавливаясь на причине такого явления, г-н Чечулин приходит к мысли, что такой переход земель от одного владельца к другому мог существовать "несомненно, прежде всего, при общинном землевладении и переделах земель" (117). Таким образом, г-н Чечулин открыл переделы городских земель в XVI веке.
Автор находится в очевидном недоразумении. При переделе земель прежние участки не сохраняются, а из них возникают новые, и обыкновенно, более мелкие; это и есть передел, вызываемый нарождением новых претендентов на общинные земли; вновь возникающие таким образом участки не могли быть названы по старому владельцу, ибо они его не имели; это новые участки, возникшие в силу передела старых. Наименование участка по старому владельцу указывает не на передел, а на переход старого участка к новому владельцу, и только. Автор отмечает и случаи соединения участков нескольких старых владельцев в руках одного нового. Это тоже не передел, это действие сложения, а не деления. Хорошо было бы разъяснить, почему в городах такой переход совершался так часто, как утверждает автор; у него были, говорит он, тысячи таких случаев. К сожалению, автор успокоился на своем предположении общинных переделов городских земель и оставил этот важный вопрос старинного городского землевладения без всякого разъяснения.
Останавливается на происхождении общинного землепользования и г-н Лаппо-Данилевский в своем исследовании об организации прямого обложения. В этом первом своем ученом труде он проявил уже все те свойства, которыми в такой высокой степени отличаются его "Критические заметки". Он и здесь чрезвычайно осторожен. Чтобы не сделать ошибки, он принимает и мнение об исконной древности общины, и мнение о возникновении ее из правительственных мероприятий. Отдел, посвященный крестьянской общине, начинается у него так: "Происхождение крестьянской общины следует, вероятно, объяснять расширением круга родовых отношений, в пределы которых стали мало-помалу входить посторонние элементы, объединяемые уже не столько кровными связями, сколько общими экономическими и духовными интересами" (76). Мнение о происхождении современной поземельной общины из первоначальных родовых отношений высказывается, как мы знаем, очень многими исследователями. Выписанное нами место особенно близко подходит к образу мыслей г-жи А.Ефименко, которая берет на себя труд показать, как "из кровного деревенского союза извлекались его кровные элементы и замещались посторонними" (220, 225 и в других местах). У нашего автора встречаем те же выражения1. Но страницей далее г-н Лаппо-Данилевский присоединяется уже к мнению Б.Н.Чичерина. "Общность экономических и духовных интересов, — говорит он, — была слишком слаба, чтобы образовать более сложные общественные союзы; в то время, когда она лишь подготовляла их образование, последнее осуществилось под влиянием судебно-полицейской и финансовой их зависимости от государства".
Итак, посторонние элементы, начавшие проникать в круг родовых отношений, могли создать только небольшие союзы "одного или нескольких поселений", но были слабы, чтобы образовать более крупные волостные общины. Большие союзы созданы правительством. Первое утверждение совершенно в духе г-жи Ефименко, последнее в духе г-на Чичерина. Общинное землепользование, следовательно, двоякого происхождения: в маленьких поселениях — это перерождение доисторического патриархального быта вступлением в него посторонних элементов, а в больших волостях это следствие правительственной организации, но не финансовой только, а и судебно-полицейской.
В этом соединении двух противоположных мнений автор проявил не одну осторожность, мы наблюдаем здесь и известную уже нам краткость: автор и здесь не задерживается на ученых вопросах, а скользит по ним с некоторой легкостью. О какой крестьянской общине говорит он? О поземельной или административной? Одна может быть без другой; административная может быть даже древнее поземельной. Этого вопроса почтенный ученый, кажется, не выяснил себе. Судя по началу, у него идет речь о поземельной общине. Деревня г-жи Ефименко, от мнения которой он отправляется, составляет "одно поземельное целое". Ее "посторонние элементы, входящие в родственную сферу", делаются участниками землевладения первоначально "кровной родовой клеточки". Под "более же сложными общественными союзами, осуществившимися под влиянием судебно-полицейской и финансовой зависимости от государства", надо разуметь не только поземельную, но и административную общину, ибо судебно-полицейская зависимость от государства могла создать только административную, а никак не поземельную общину. Итак, автор говорит о разных явлениях, совершенно того не замечая.
Далее, повторяя мнение профессора Чичерина, он существенно с ним расходится, не чувствуя ни малейшей потребности объяснить это. У Чичерина правительство организует поземельную общину независимо от величины и сложности поселков, и это совершенно верно. У нашего автора в больших поселках действует правительство, а в маленьких начала, указанные г-жой А.Ефименко. Но какие поселки суть большие и какие маленькие, какие союзы суть более сложные и какие менее сложны, кто и когда провел между ними границу и в каких документах все это различено, об этом автор ничего не говорит, и это никому неизвестно. Все это — соображения, не имеющие никакого основания в источниках и придуманные единственно для того, чтобы устроить некоторый род перехода от мнений г-жи Ефименко к мнению профессора Чичерина. Думаем, что такое чисто механическое склеивание чужих мнений, взаимно одно другое исключающих, ничего не разъясняет, а может быть причиной многих недоразумений.
Профессор Никитский высказывается решительно и ясно. "Во всяком случае, — говорит он, — если в древности и было общинное владение, оно представляет собою совершенно отличное явление от того, что мы разумеем под общиной в настоящее время".2
В осенней (1900) книжке одного ежемесячного издания нам случилось прочитать отзыв о сочинении И.Я.Гурлянда "Ямская гоньба". Автор отзыва, г-н Ч., большой сторонник древности общинного землевладения, говорит, что г-ном Гурляндом найдены новые данные о переделах земель в XVI веке. Мы поспешили сделать справку. Г-н Гурлянд в приложении к своему труду напечатал любопытные рукописи, которые служили материалом для его исследования. На странице, на которую делает указание г-н Ч., читаем:
"И по наказу государева боярина и воеводы... велено... Наугородские ямские слободы московские дороги охотником окологородная десятинная пашня и обежныя земли.., которые земли и сенные покосы и угодья отделены, меж ими поверстати и росписати те земли и сенные покосы и угодья за ними всем поровну" (21 и сл.).
Известие очень интересное, но в нем нет никакого передела, а есть наделение охотников ямских землею по распоряжению правительства. Для устройства ямских охотников отведено некоторое количество земли, которое и велено разделить между ними поровну, так как на них на всех возложены одинаковые обязанности по ямской гоньбе. Вот как появились у нас равные земельные участки, до которых наши общинники доискиваются с таким усердием. Это случилось около 1589 г., и по распоряжению правительства. В другом документе от 1601 г. читаем сперва ссылку на государев указ, на основании которого произведен был дележ государева жалованья ямским охотникам, разных ямских пустошей и полей, а затем самый дележ:
"И к тому полю тем 20 человекам те три пустоши разделил, пашню и сенокосу, пополосно, ровно и захожие земли тех трех пустошей разделил пополосно, ровно" (103).
Вот откуда полосы, которые тоже очень интересуют г-д общинников и которых в старых новгородских книгах нигде нет. Земли разделены по числу охотников, т.е. по людям, обязанным ямской службой. В случае ухода охотников была возможна новая разверстка земель (текст, 139). Это уже близко к нашим современным порядкам. Но все это новости, и в силу правительственных предписаний. Материал, сообщенный г-ном Гурляндом, чрезвычайно интересен, а потому мы и поспешили им воспользоваться. Но доказывает он совсем не то, что было желательно доказать г-ну Ч.
1Г-н П.Милюков относит нашего автора к последователям г-на П.Соколовского (Спорные вопросы. 26). Правда, г-н Лаппо-Данилевский охотно ссылается на г-на Соколовского и принимает даже самые рискованные его положения, например, почти одинаковые размеры подворных участков и припуск деревень (прим. на с.77), а о г-же А.Ефименко здесь не упоминает. Но, чтобы видеть его родство с ее направлением, ссылка на нее и не нужна, автор не только повторяет ее мысль, но даже в ее выражениях. Г-н же П.Соколовский решительно заявляет: "Я старался доказать, что происхождение общины нельзя искать ни в семье, ни в договоре..." (Экон. быт. 125). Он противник происхождения общины из родовых отношений.
2Очерки экономической жизни Новгорода (42)
<< Назад Вперёд>>
