Землевладение крестьянских общин
Отсутствие указаний в новгородских писцовых книгах на землевладение крестьянских общин имеет решающее значение по вопросу о земельной собственности крестьянских общин. Если ни в одном из 172 погостов, подробно описанных в древнейших книгах, не было ни одного клочка, принадлежавшего крестьянским общинам; если в книгах конца XVI века сохранились указания на конфискацию частной земельной собственности и ни одного на принадлежность земли крестьянским общинам, то потому, надо думать, что таких собственников в Новгороде и не было. А в Новгороде было все, что было в остальной Руси. Надо думать, что и в остальной Руси собственность крестьянских общин не принадлежит к исконным явлениям нашей истории.
Землевладение крестьянских общин возникает, следовательно, уже на глазах истории, и в Новгороде, как увидим, несколько позднее, чем в Москве. В Новгороде возможность землевладения крестьянских общин открывается с конфискации земель частных владельцев в пользу царя и великого князя московского. В писцовых книгах можно наследить и зародыши такого возникновения общинных земель и вод.

Конфискация земель частных владельцев произвела громадную перемену в положении крестьян, переведенных на оброк и записанных за великим князем. Крестьяне эти стали называться крестьянами царя и великого князя, а земли и воды, отписанные на великого князя, стали предоставляться в их непосредственное пользование и владение и облагаться оброком в государеву казну взамен прежних повинностей в пользу землевладельца. Так возник тот своеобразный вид поземельных отношений, о котором крестьяне в памятниках конца XV и XVI века говорили: "то земля царя и великаго князя, а нашего владения". Те же земли назывались еще: волостными, тяглыми, черными.
Изучение писцовых новгородских книг делает совершенно ясным отсутствие у нас в древности земельной собственности крестьянских общин; все крестьянское землевладение возникло у нас из земель, отписанных на государя. Все конфискованные Иваном Васильевичем земли составляют его собственность и предоставляются им или в условное владение помещиков, или в оброчное владение крестьян, которые и прежде сидели на них по порядным, заключенным с прежними собственниками. О хозяйственном устройстве этих крестьян мы будем говорить после, а теперь остановимся на вопросе о том, какие же права принадлежат им на эти княжеские земли?
Древние поземельные отношения не всегда можно мерить нашею мерою и объяснять юридическими понятиями нашего времени.
В XV, XVI и даже XVII веках никому и в голову не приходило определять права крестьян на государевы земли. Всем было ясно, что они не своеземцы, не собственники. Что же касается правительства, то оно определяло только повинности крестьян с этих земель. Крестьяне состояли на казенном оброке до тех пор, пока правительство не находило нужным назначить землю, на которой они сидели, кому-либо в поместье или отдать монастырю и пр. С этого момента помещик становился владельцем земли на поместном праве, монастырь на основании жалованной грамоты и пр., а крестьяне сидели на земле того или другого помещика или монастыря, согласно с теми условиями, которые предъявлял им новый землевладелец; а не нравились условия, они могли уйти. Хотя крестьяне получили в свое владение боярские земли по доброй воле великого князя, а не в силу своей просьбы, тем не менее владение их может быть названо прекарным, так как имеет все его свойства.

Возникает вопрос, кому принадлежало это прекарное владение, целой общине или отдельным крестьянам? Даже это не было определено. По писцовым книгам отдельные участки показаны за отдельными крестьянами; они, надо полагать, и суть владельцы этих участков, а не община. Но в это же время впервые появляются и некоторые сословия, при наличности которых может зародиться мысль о правах целой общины на земли и воды царя и великого князя. Прежние повинности землевладельца переводятся на оброк в государеву казну, но этот оброк определялся не на каждую деревню или двор, как определялся доход господина, а огульно на все имение. Раскладка нового оброка между отдельными членами становится делом всех крестьян, т.е. общины, а вместе с этим должна зародиться и мысль, что и земля — общинная. Что же касается угодий, принадлежавших прежним господам, например, озер, то они прямо записываются за всеми крестьянами подлежащего имения. В писцовых книгах читаем:
"Озеро Сяберо вопче великаго князя христьяном Ондреевским Олешинскаго с поместщики, с Гаврилом Неплюевым" и др.
"Озеро Вердуга вопче великаго князя христьяном Яковлевским Коробова с поместщики, с Иваном Нащокиным" и др.
"Озеро Пелюго вопче великаго князя христианом Феодоровским Секирина с теми же поместщиками" и др.1
Озеро Сяберо состояло в общем владении Андрея Олешинского с другими новгородскими своеземцами; озеро Вердуга — состояло за Яковом Коробовым, а озеро Пелюго за Федором Секириным — также в общем владении с другими лицами. Все эти владения конфискованы, некоторые из них отданы помещикам, другие остались за государем. Доли участия во владении озерами и, следовательно, рыбными промыслами, принадлежавшие этим прежним владельцам, переданы теперь их крестьянам, т.е. сельским общинам, которые и как административные-то единицы теперь только и возникают.
Итак, и отдельные крестьяне, и целые общины могут и действительно считают себя владельцами государевых земель. Но эти общины первоначально образуются из совокупности крестьян, сидевших на землях одного определенного своеземца: Коробова, Секирина, Олешинского и пр.

Общины, имеющие участие в озере, могут сдавать свое право в аренду; общины, обложенные одним огульным оброком, могут сдавать запустевшие участки новым пришельцам для пополнения своих платежных сил; наконец, прямой интерес общин защищать свои владения на суде. Они все это и делают. А прежде эти права принадлежали Олешинскому, Коробову, Секирину и др.
Но и отдельные члены общины имеют гораздо более одного права пользования государевой землей. Они передают ее в порядке законного наследования и распоряжаются ею: продают, дарят и пр. Это несогласно с правами общины и может нарушать ее интересы. Но вновь зарождающиеся права общин еще недостаточно созрели, чтобы противодействовать таким распоряжениям отдельных членов общины; а с другой стороны, такие действия отдельных членов и не всегда нарушали интересы общины. На эту неразмежеванность прав общины и отдельных ее членов мы имели уже случай указать (Древности. Т.1. С.308 и след.), и эти указания и теперь остаются в силе.
Что касается правительства, то у него не было поводов вмешиваться в хозяйственные и иные распоряжения крестьян и их общин предоставленными в их пользование и владение землями, если только с этих земель исправно поступали наложенные на них повинности. До нас дошли только распоряжения московского правительства на случай перехода этих земель к лицам, пользовавшимся льготами от тягла черных людей. Эти распоряжения восходят к концу XIV века. Правительство предписывает таким людям или тянуть тягло с черными людьми, или возвратить им земли даже даром. В XVII веке такие продажи и вовсе запрещались.
Помимо этого, правительству было решительно безразлично, как переходят черные земли от одного лица к другому, как и кто ими распоряжается. Оно не находило даже надобности принимать участие в судебных спорах о черных землях в качестве стороны, хотя эти земли и составляли его собственность. На суде участвовали только крестьяне — то как представители общины, то как частные владельцы, и спорные земли отходили по определению суда в частное владение без запроса представителя казны2.

Итак, землевладение крестьянских общин в новгородских пятинах возникает не ранее конца XV века. Оно появляется на конфискованных в пользу государя землях и представляет некоторые особенности, которые не вполне соответствуют нашим понятиям о собственности, владении и пользовании.
Такого же происхождения, надо думать, и землевладение крестьянских общин в Вятской, Двинской земле и в Пскове. Вятская и Двинская земля присоединены к Москве тем же Великим князем Иваном Васильевичем, и нет ни малейшего основания сомневаться, что к ним были применены и те же меры присоединения, что и к Новгороду, т.е. значительные землевладельцы были выселены, а земли их сделались черными, оброчными. Относительно Вятки есть и прямое известие летописи, относящееся к самому году ее взятия. На предложенное вятчанам условие — выдать виновных "в неисправлении" — они отвечали отказом; тогда воеводы великого князя взяли Вятку (1489), а лучшие люди были выведены и помещены в московских городах (Воскр.). Нет основания думать, что на их место были посажены московские служилые люди. Все их земли сделались государевыми черными, оброчными. Этим объясняется значительное число государевых черных, оброчных земель, которое сохранилось в этих окраинах Московского государства и так радует сторонников незапамятной древности нашего общинного землевладения. Псков был присоединен к Москве сыном Ивана Васильевича, Великим князем Василием. Этот город оказал великому князю еще менее сопротивления, чем Новгород; тем не менее московский государь приказал взять за пристава посадников и лучших бояр, всего 300 семей, и перевезти их в Москву (Псков. I. 1510). С этого времени и в Пскове могли образоваться царя и великого князя черные, оброчные села и деревни.
В Московском государстве была произведена социальная реформа великой важности, едва ли достаточно отмеченная нашей историей: поземельная собственность из рук бояр и бояришек перешла в руки рабочего населения.

Василий Иванович шел по стопам своего отца. А Иван Васильевич, применивший систему конфискации в таких громадных размерах ко всем новгородским пятинам, к Вятке и Двине, неужели не имел предшественников? Это не только трудно, но и невозможно допустить. Ничто новое не возникает в истории разом, в таком всеоружии, как колоссальная конфискация Ивана Васильевича. И он имел своих предшественников.
Всякая война и из самой глубокой древности вела к конфискации земель побежденного противника. Но при незначительности размеров древних княжений, приблизительном равенстве сил противников и необходимости, при этих условиях, в компромиссах, эти конфискации не могли достигать больших размеров, а земли, так добытые, предоставляться в пользование крестьян. Хорошо, если их было достаточно для нужд самого князя-победителя и его ближайших помощников. Только с успехами московского объединения открывается возможность оставлять конфискованные земли в непосредственном пользовании и владении крестьян. Образование черных, оброчных земель идет параллельно с развитием территории Московского государства. Московские государи с половины XIV века вступают на путь широких земельных приобретений, они присоединяют к Москве села и волости, и целые уделы и княжения, причем земли опасных и неугодных им лиц, конечно, конфискуются и передаются верным слугам или оставляются за крестьянами, как это было в Новгороде. Так, надо думать, еще до покорения Новгорода возникли черные волостные земли в Белозерском уезде, Вологодском и других приобретениях Москвы, о которых говорят памятники XV и XVI веков.
В духовных завещаниях московских князей весьма нередко содержатся распоряжения селами и деревнями, которые называются именами их старых владельцев. В числе сел и деревень Великого князя Дмитрия Ивановича упоминаются Жирошкины деревни в Московском уезде, земли какого-то Ивана Васильевича в Гремичах и село Ивана Хороброва. Серпуховскому князю Владимиру Андреевичу принадлежало в Московском уезде село, бывшее Дмитрия Воронина. Жирошкины деревни Василий Дмитриевич получил от отца и передал их своему сыну, а жене своей назначил села, бывшие Онтоновские в Бежецком Верее. Ему же принадлежат бывшие Головинские деревни и многочисленные села и деревни Федора Свиблова, которые находились и под Москвой, на Яузе, и на Устюге, и на Вологде. Также были многочисленны села и деревни Петра Константиновича, которые упоминаются в завещании Василия Васильевича. Они лежали за Волгой по Шексне, на Истре и в Юрьеве. Своей жене великий князь назначает село Михаила Данилова, что на Костроме. О приобретении этих сел и деревень покупкой нет и намека. В завещаниях московских князей не раз идет речь и о куплях, но то другие имения, а не перечисленные. Наименование этих сел и деревень по имени прежних владельцев так и переносит нас ко времени составления новгородских писцовых книг, где также все села и деревни обозначаются именами старых владельцев. Новгородские новшества конца XV века, очень может быть, составляют московскую старину XIV века.

Все землевладение крестьянских общин возникло у нас на землях, составляющих собственность московских государей. Государи приобретали эту собственность самыми разнообразными способами: путем войны с соседями, куплями и конфискацией. Все эти способы были известны с самой глубокой древности. Колоссальных размеров конфискация достигает лишь в царствование Великого князя Ивана Васильевича. Но она не им началась, не им и кончилась. Значительные конфискации происходят в XVI веке, еще большие в XVII веке. По Уложению приказано было отписать на государя все вотчины и поместья, которые сошлись близко с городскими посадами. Таких земель, конечно, было очень много. Но о порядке исполнения этой статьи мы не имеем сведений3.
Такое из ряда вон выдающееся вмешательство правительства в частную собственность, продолжающееся целые века, должно было значительно подорвать свойственную всякому собственнику мысль о неприкосновенности его владений. А с другой стороны, должна была возникнуть идея о принадлежности правительству, по крайней мере, всех никем не занятых земель. В начале XVI века пять человек двинян нашли в Двинском уезде на речке Юре соленые ключи. Поселения там не было, и земля и вода никому не принадлежали. Но они не решились занять их, начать строить дворы и распахивать землю. Они нашли нужным обратиться к правительству с просьбой о разрешении ключи соленые чистить, леса сечь, дворы ставить, людей к себе звать, пашню пахать. Правительство разрешило. От того же времени встречаемся даже с просьбами о разрешении купить у кого-нибудь землю. В 1518г. дмитровский князь Юрий Иванович разрешил своему дворецкому купить в Кашинском уезде деревни у разных лиц. В конце грамоты сказано, что покупщик волен, если пожелает, куплю эту продать, променять и даром отдать. Это право отчуждения, конечно, всегда принадлежало собственнику и само собой разумеется. Но в Москве права частной собственности сильно поколеблены, а потому не мешает запасаться правительственным разрешением и на покупку, и на продажу4. Что дозволено правительством, то и крепко.

Древности домосковские и московские одинаково наши русские древности, но они очень мало друг на друга похожи. До Москвы господствующий тип землевладельца — своеземец-собственник, в Москве господствующий тип землевладения — зависимый от правительства землевладелец, каждый шаг которого нуждается в разрешении и утверждении правительства, иначе права его будут неясны и нетверды. На почве конфискации частной земельной собственности, произведенной в громадных размерах, возникает как поместное владение, так и неизвестное Древней Руси землевладение крестьянских общин, которое, однако, ежеминутно может превратиться в землевладение служилых людей, а крестьяне-общинники из государевых черносошных людей стать крепостными.
В XVIII веке начинается обратное движение к выработке чистого типа земельной собственности. Мы теперь ближе к домосковским древностям, чем к московским. Перемещение поземельной собственности из рук своеземцев в руки помещиков и крестьянских общин, производившееся московскими государями в течение многих веков, служило им могучим средством для укрепления своей власти и объединения Русской земли. Это была политическая и социальная реформа необыкновенной важности. Великий князь Иван Васильевич хорошо знал, что говорил, когда говорил новгородцам в 1477 г.: "Селом быть, волостем быть".



1Новг. писц. кн. IV. 81 и след.
2Древности. T.I. 310. К приведенным там фактам можно добавить судное дело конца XV века. Истцы — староста и все крестьяне, ответчик — Сергиев монастырь, предмет спора — тяглая, черная, волостная земля. Интересы казны никем не были представлены. Дело решено в пользу монастыря (А. до юр. б. I. № 52. III). Тогда же волость, староста с крестьянами, отводят лес великого князя во владение трех крестьян Словенского Волочка (АЮ. № 6. Около 1490).
3Уложение. XIX. 8 и 9. На продолжающуюся конфискацию частных владений в царствование Ивана Грозного находим указания в писцовых книгах XVI века. При нем были розданы в поместья вотчины, конфискованные в Московском уезде у кн. Марии Воротынской, у Вас. Бор. Кутузова, у кн. Ив. Келмамаева, в Веневском — у кн. Ив. Фед. Мстиславского, в Белозерском — у Новинского монастыря и пр. (Калачов. I. 122 и след.; II. 414. 1537 и след.). Еще сведения о конфискациях в XVI веке: АИ. I. №№ 164, 222. 1556—1588). В писцовых книгах Рязанского края конца XVI века находим указания на раздачу в поместья вотчин Сем. Дм. Константинова, Ив. Сем. Вельяминова, Ив. Коробьина (Сторожев. I. Вып. I. 42, 261 и след.). Во втором выпуске того же издания читаем: "А преж того то село Гавриловское и ухожьи были Спасские, что Спас в городе Переяславле; и князь Федор Васильевич взял то село у Спаса..." (С.419).
4АЭ. I. N 385. 1524; N 165. 1518

<< Назад   Вперёд>>