В.В. Трепавлов. Присоединение народов Поволжья и Южного Урала
Влияние неславянского компонента на организацию российской государственности, культуры, да и этнодемографического облика страны было несомненным. По различным письменным и фольклорным текстам разбросаны свидетельства тесной и исконной связи русских с их восточными и южными соседями (впоследствии соотечественниками). Чтобы разобраться в формах, степени интенсивности, хронологии такого влияния на Россию, нужно приступить к изучению источников и носителей этого влияния, то есть тех государств и народов, которые в разные времена соседствовали с Россией на юге и востоке. Крупнейшим из таких государств по праву считается Золотая Орда (Улус Джучи).
Вопрос о разнообразных формах ордынского исторического и культурного наследия давно поставлен в науке. Впервые мысль о существовании этого наследия была напрямую высказана историками эмигрантской школы евразийцев. Большинство их занималось не скрупулезными историческими штудиями, а общим осмыслением исторического пути России. Поэтому евразийская идея появилась на свет (и полагаем, продолжает существовать) в целом не как историографическая теория, а как историософская концепция, еще ждущая своего наполнения фактическим материалом2.
Общая схема евразийской идеи сводится к исторической преемственности великих континентальных держав - Тюркского каганата, Монгольской и Российской империй, которые объективно передавали друг другу функцию собирания народов Евразийского континента в общих границах. При такой трактовке Россия (иногда добавляют: и СССР) выступает в качестве наследницы великой объединительной миссии предыдущих «сверхдержав» Евразии. А ее, России, продвижение на восток и на юг в XVI-XVIII вв. порой преподносится как «собирание» бывших золотоордынских владений. Подобная трактовка весьма популярна у современных «неоевразийцев», не являющихся, как правило, профессиональными историками.
Неоднократно предпринимались попытки определить многообразные проявления цивилизационной связи России с Востоком. Обычно ярким показателем такой связи считаются заимствования из Золотой Орды XIII-XV вв. и из более ранних тюркских государств. Разумеется, бесспорные примеры существуют - прежде всего в русской титулатуре и социальной терминологии (каган, тархан и т. п.), в финансовой системе средневековой Руси, в организации ямской службы и проч. Хотя некоторые авторы абсолютизируют размах восточных заимствований, приписывая татарское происхождение, например, русскому поместью и Земскому собору3.
Методика определения восточных заимствований впервые была сформулирована ЕВ. Вернадским: если какого-то явления или института не было в домонгольской Руси, но они фиксируются в XIV-XV вв., значит, они возникли в ордынский период и могли быть переняты у ордынцев4. Рискованность такого способа анализа очевидна, но пользуясь им, Вернадский сумел выделить ряд позиций в экономической, политической и военной сферах жизни Руси, где явно просматривались азиатские прототипы. На основании этой же методики исследовали влияние Золотой Орды на Русь Д.Островски и Ч.Халперин5. Однако для полноценного применения такого подхода нужно знать, существовали ли (и если да, то в каком виде) рассматриваемые явления в Золотой Орде. А вот это пока является труднодостижимым из-за слабой изученности истории этого государства.
Заимствования из Орды могут свидетельствовать о привлекательности и целесообразности для русских восточных образцов в то время. Однако сами по себе они, очевидно, не могут служить аргументом в пользу золотоордынского «наследия» или какой-то исторической преемственности России по отношению к Золотой Орде. Ведь импорт идей и институтов - общекультурное явление, присущее всем народам и государствам, не исключая Россию. В начале XVIII в. управление и администрация волею Петра I были преобразованы на германский и шведский манер; в наше время наблюдается широкое и повсеместное внедрение западных, особенно американских, социальных и культурных стандартов. Но все это не означает, будто наша страна превратилась в «наследницу» или «преемницу» Священной Римской империи, Швеции или США.
Продвижение России в Поволжье в XVI в. имело следствием, во-первых, вступление в непосредственный, повседневный контакт с инокультурным тюрко-мусульманским миром; во-вторых, организацию управления, налогообложения, религиозной политики и т. д. по отношению к многочисленному неславянскому населению, не знакомому с нормами внутригосударственных отношений на Руси. Перед московским правительством вставала задача адаптации новоприсоединенных земель и народов к новой геополитической ситуации - пребыванию их в пределах России, «под высокою рукою Белого царя».
***
В первой половине XVI в. восточными соседями России были тюркские государства, «осколки» Золотой Орды - Казанское ханство и Ногайская Орда. Южнее, в низовьях Волги, располагалось небольшое и слабое Астраханское ханство. Оно было отрезано от русских владений обширными казанскими и ногайскими землями и до 1550-х годов не вступало в активные политические отношения с Москвой.
В начале XV в. Золотая Орда, расшатанная распрями и вражескими нашествиями, быстро слабела и распадалась на части6. Хан Улуг-Мухаммед был свергнут соперниками с престола и после нескольких лет скитаний в 1438 г. закрепился в Казани. Средневолжский край, приблизительно совпадавший в пределах с домонгольской Волжской Булгарией, превратился в самостоятельное Казанское ханство. Улуг-Мухаммед, его сын Махмудек и их преемники царствовали в Среднем Поволжье над «булгарами», или «мусульманами» (т.е. казанскими татарами), а также над чувашами, частью башкир и финно-угорскими народами - марийцами (черемисами), удмуртами и мордвой. В основном это были оседлые земледельцы, рыбаки и охотники, жившие в поселках и укрепленных городках. На территории ханства таких селений насчитывались сотни, да к тому же от Волжской Булгарии оно унаследовало развитую городскую культуру. Хотя сам Булгар лежал в руинах, выросла и расцвела новая столица - Казань. На Волге, Каме и их притоках стояли Арск, Алатыр, Елабуга, Синбир, Лаишев...
Древний волжский торговый путь способствовал развитию экономики государства. Богатый лесом, мехами и медом край отправлял товары в окрестные страны и принимал отовсюду торговые караваны. На Гостином острове под Казанью действовала ежелетняя международная ярмарка. Из России сюда везли лен, соль, ткани, из Ирана и Средней Азии - драгоценности, книги, шелк, с Кавказа - вино, изюм, дамасские клинки; ногаи пригоняли на продажу множество лошадей и овец.
Государственный строй основывался на золотоордынских и общемусульманских традициях. При хане и по всей стране функционировал многочисленный чиновничий аппарат - сборщики налогов, таможенники, судьи и прочие; при мечетях и духовных училищах служило исламское духовенство. Государство делилось на провинции-даруги, а те, в свою очередь, на уделы, управлявшиеся знатью - беками и мирзами. Основную массу населения ханства составляли, главным образом, сельские жители - плательщики налогов (ясака), обязанные отправляться в ополчение в случае большой войны. Формально важнейшие вопросы решались на курултаях - съездах представителей всех свободных сословий; но в действительности политика вершилась аристократическими группировками беков. Именно они в конечном счете определяли каждый раз судьбу престола.
Полностью самостоятельная история Казанского ханства продолжалась шесть десятилетий, до конца XV в., пока на развалинах Золотой Орды продолжалась борьба между разными ханствами, а Москва обращала главное внимание на Большую Орду и Крым. В те годы казанские беки активно участвовали в международной политике, разные их группировки пытались опереться на крымцев, ногаев и русских. Окончательно эти «партии» сформировались в 1480-х годах. Тогда же, в конце XV в., началось постепенное продвижение России на восток, и московское правительство решило вплотную заняться казанскими делами. В 1487 г. войско Ивана III свергло хана Али, на казанский трон был посажен Мухаммед-Амин. Али с матерью и братьями увезли в Россию, его сторонники были казнены.
Над татарским государством был установлен протекторат: новый хан и «вся земля Казанская» (курултай) обязались, во-первых, не воевать против России; во-вторых, не выбирать себе нового государя без ведома Москвы; в-третьих, охранять интересы русских людей, оказавшихся в ханстве. Новый хан первое время старался честно следовать договору. Он посылал свои войска на Большую Орду по требованию Ивана III, испрашивал у него разрешения на женитьбу... У власти в государстве тогда укрепилась, естественно, промосковская «партия» знати. Однако ее соперники, опираясь на ногаев и Крым, постоянно искали способы избавиться от владычества «неверных» и их марионеток. Да и сам хан не раз пытался освободиться от унизительной зависимости и порвать с Россией, что приводило к кровопролитным конфликтам с Москвой.
В 1518 г. Мухаммед-Амин умер, и династия Улуг-Мухаммеда на нем закончилась. Одним из ближайших к ней родственников оказался крымский царевич Сахиб-Гирей. Крымцы начали было переговоры с Москвой о посажении его на казанский трон, но правительство Василия III уже подыскало другую кандидатуру - царевича Шах-Али.
«Шигалей Шигавлеярович» родился в России и вырос в русской среде. Никаких династических прав на Казань у него было, но казанцы протестовать не стали. Крымским же послам, возмущенным таким выбором, великокняжеские дьяки объяснили, что жители Казани сами избрали себе этого правителя. С юным тринадцатилетним ханом был заключен уже привычный договор об охране интересов русских людей в Казанском государстве. Во время церемонии интронизации в апреле 1519 г. клятву в верности русскому монарху пришлось давать и «всей земле Казанской».
К тому времени недовольство татар многолетним московским протекторатом все больше усиливалось. К тому же и новый хан, уродливый и трусливый, не вызывал у подданных никаких теплых чувств. Воспользовавшись массовым недовольством народа, беки призвали в Казань крымское войско. В 1521 г. Шах-Али был изгнан, и на троне утвердился Сахиб-Гирей. С тех пор и до конца существования Казанского ханства его власти были настроены в основном враждебно по отношению к России. Нередко татарские отряды вторгались в пределы Московского государства.
Сразу после воцарения Сахиб-Гирея началась русско-казанская война. Хан направил армию с востока, одновременно с ударом крымского правителя Мухаммед-Гирея с юга. Захватив Нижний Новгород, казанцы соединились с союзниками в Коломне и двинулись на Москву. Василий III был вынужден подписать с крымским ханом унизительный договор. Казанцы же полностью избавились от русского покровительства. Из похода они привели множество пленных, привезли большие трофеи. Для противостояния с Россией, которая собирала силы для ответного удара, Сахиб-Гирей решил заручиться поддержкой могущественного османского султана. Со Стамбулом заключили соглашение о том, что султан признается верховным государем; Казань принимает ханов по его указанию (как и Крым); со своей стороны турки обещали оказывать помощь против «неверных». Но никаких заметных последствий этот договор не имел, и в действительности Порта не имела никакого воздействия на политику Казани - в том числе никогда не влияла на выбор очередного хана. Москва через послов выступила с жесткой отповедью, заявив, что «Казанский юрт» был и останется впредь под властью великого князя, а Сахиб-Гирей царствует незаконно.
В 1524 г. хан спешно уехал в Турцию, чтобы принять участие в интригах вокруг назначения очередного государя в Крым. На освобождающийся трон он рекомендовал казанцам своего племянника Сафа-Гирея, которому почти сразу же пришлось отражать русское вторжение. После ожесточенных боев пришельцы отступили. Скрепя сердце, Кремль признал за Сафа-Гиреем ханский ранг. В отместку Василий III запретил русским купцам появляться на ярмарке Гостиного острова, чтобы лишить хана доходов от пошлин и привозной соли; взамен для торговли был определен Нижний Новгород. В 1530 г. Россия предприняла еще одну попытку вернуть утраченное влияние в Среднем Поволжье. Казань подверглась осаде, но горожанам удалось захватить всю артиллерию и пищали, и нападавшие ушли ни с чем. Тогда Москва взяла курс на раздувание внутренних противоречий в ханстве.
Многих казанцев не устраивало засилье крымцев, их всеохватный диктат в политике. В 1531 г. против Сафа-Гирея разгорелся мятеж, и тот бежал в Ногайскую Орду. На его место из России тут же доставили Джан-Али, младшего брата Шах-Али. Русское влияние стало быстро восстанавливаться. А чтобы обезопасить ханство от ногаев, Джан-Али женился на дочери одного из влиятельных ногайских мирз Юсуфа, Сююм-бике.
Лояльность татарских правительств к Москве напрямую зависела от стабильности в русской столице. Когда в Кремле сидел сильный государь, татары искали его расположения; но если на великокняжеский «стол» восходил слабый правитель, то они стремились воспользоваться неурядицами на Руси. Именно так произошло после смерти Василия III в 1533 г. Его вдова Елена Глинская и тем более трехлетний сын Иван не внушали почтения восточным соседям Московии. Уже в 1534 г. Джан-Али был убит, и начались казанские набеги на русское пограничье. Ответные вылазки воевод оказывались малодейственными. В этой обстановке на ханский трон беспрепятственно вернулся Сафа-Гирей. На сей раз он царствовал до 1546 г., пока в результате московских интриг, политических комбинаций промосковской знати и собственных неудачных внутригосударственных мероприятий не скрылся снова у ногаев. И опять Шах-Али въехал в татарскую столицу. Но удержался он там всего лишь месяц. Едва услыхав о приближении Сафа-Гирея с ногайскими полчищами, он бросился обратно на Русь. А Сафа-Гирей в третий и последний раз утвердился во дворце. Он взял в жены Сююм-бике, вдову Джан-Али, и от этого брака родился Утемиш-Гирей, который после смерти отца в 1549 г. был провозглашен ханом.
Регентшей при малолетнем правителе стала его мать. Сначала она неукоснительно продолжала политику покойного мужа; к тому же при дворе тон по-прежнему задавали крымцы. Но вскоре их всевластию пришел конец. Царь Иван IV установил блокаду речных путей ханства. Подвоз продуктов уменьшился, населению Казани грозил голод. В городе начался бунт. Возглавили его приверженцы мира с Россией. Крымские сановники были отправлены к Ивану Васильевичу и казнены им. После долгих переговоров Москве в принципе удалось отчасти восстановить утраченные позиции: ханша-вдова Сююм-бике с трехлетним Утемиш-Гиреем была увезена в Россию, а на престол вновь посадили Шах-Али. Но местные беки опять стали интриговать. В 1552 г. они выгнали Шах-Али из города и призвали на его место астраханского царевича Ядгар-Мухаммеда. И хотя тот не успел проявить каких-либо антимосковских настроений, царь Иван IV решил наконец ликвидировать беспокойное соседнее государство, присоединив его территорию к своим владениям.
Сначала была предпринято наступление на нетатарские уделы на западе ханства. Волга делила территорию Среднего Поволжья на Горную и Луговую стороны - соответственно право- и левобережную. Возможно, эти «стороны» имели какой-то административный статус в Казанском ханстве. Горную сторону населяли чуваши, черемисы, мордва и татары. Обычным принципом управления в подобных государствах было деление территории и населения на уделы (улусы) во главе с татарскими наместниками и нетатарской знатью. Очевидно, многонациональная Горная сторона представляла собой именно такую совокупность уделов.
Весной 1551 г. московские войска заняли основные речные переправы в западных провинциях ханства, чем парализовали там все передвижения местного населения. Одновременно 15 русских воевод разослали полки по улусам Горной стороны, чтобы «воевати и пленити», как гласит летопись, тамошних жителей7. Параллельно с этими мероприятиями царские военачальники стали очень быстро возводить крепость Свияжск - опорный пункт для ведения дальнейших военных действий. Уже на третий день после начала строительства нового города, 26 мая, к старшим воеводам явились представители элиты местных народов - старейшины и сотники (большинство татарских аристократов бежало в Казань). В их обращении («челобитье») содержалась просьба к царю не воевать с ними и выражалась готовность «быти у Свияжского города», то есть подчиняться русскому правителю Свияжска. Вскоре в Москву прибыла делегация во главе с татарами (судя по именам) Махмудом Бозубовым и Ак-Кубеком Тогаевым. Перед Иваном IV она от лица «князей и мурз, и сотных князей, и десятных, и чювашей, и черемися, и казаков» принесла присягу в том, что им от государя и его будущих преемников «неотступным быти» и под власть Казанского ханства не возвращаться. Иван IV «взял их к своему Свияжскому городу», освободил на три года от податей, запретил своим полководцам воевать против своих новых подданных, и все это закрепил в особой жалованной грамоте с золотой печатью. В июне 1551 г. воеводы обеспечили массовую присягу на указанных условиях населения Горной стороны: «горных людей - князей и мурз, и сотных князей, и десятных, и чювашу, и черемису, и мордву, и можаров, и тарханов привели к правде»8.
Существенным стимулом к принятию российского подданства местной знатью послужила и широкая кампания задаривания (фактически подкупа) ее царским двором. В течение лета сотни чувашских, марийских и мордовских аристократов побывали на царских аудиенциях в Кремле, удостаивались там пышных приемов и возв11ращались с щедрыми подношениями - деньгами, конями, доспехами, мехами...9 Довольные столь льготным режимом, эти лидеры поволжских народов охотно откликались на предложения воевать со своим бывшим сюзереном - Казанью.
Однако формально Горная сторона продолжала оставаться частью ханства, и русское правительство должно было оформить статус новоприобретенной территории на переговорах с татарами. 14 августа 1551 г. московский ставленник, хан Шах-Али (вскоре свергнутый и изгнанный из Казани) и съезд знати подписали договор о передаче Горной стороны Русскому государству. Вероятно, это событие и следует считать датой присоединения данного региона к России.
Изложенные выше обстоятельства весны 1551 г. показывают, что обращение местных лидеров к русским властям произошло уже после того, как царские войска заняли эту провинцию Казанского ханства и начали в ней военные действия. Послы Ивана IV в Казани прямо заявили, будто московский государь народы Горной стороны «Божиим милосердием да саблею взял (т.е. завоевал. - В.Т.) до их челобития»10. Участник тех событий князь A.M. Курбский отмечал, что жители Горной стороны покорились государю «хотяще и не хотяще», то есть равным образом по своей воле и вопреки желанию. Присоединение Горной стороны к России оказалось относительно мирным, но скорее недобровольным, а вынужденным, совершенным под угрозой войны, которую Иван IV был способен начать в регионе в случае неповиновения. Решающим толчком послужило основание царем Свияжска и размещение там сильного гарнизона - естественно, без консультаций с коренным населением, которое было просто поставлено перед этим фактом.
При этом следует отметить еще несколько важных моментов. Во-первых, этническая атрибуция новых российских подданных в событиях 1551 г. не учитывалась в политике. Для русских властей жители Горной стороны являлись прежде всего жителями западных областей Казанского ханства, и их национальная принадлежность отступала на второй план. Не случайно торжественное посольство от поволжских народов в Москву летом 1551 г. возглавляли татары.
Во-вторых, смена элитой политической ориентации не может служить показателем настроений всего населения. Мы не имеем каких-либо надежных свидетельств об одобрении подданства царю со стороны простонародья. Зато достоверно известно, что уже весной 1552 г. вся Горная сторона восстала против русской администрации (которая удержала лишь один Свияжск) и воссоединилась с Казанским ханством. Впрочем, как только огромная царская рать в августе двинулась на Казань и подошла к Свияжску, «горные люди» тут же подтвердили свое подданство Москве.
Хан Ядгар-Мухаммед и приближенные беки пытались привлечь на помощь тюркских монархов. Ногаи и астраханцы не решились ссориться с могущественным царем, а крымский хан Девлет-Гирей вторгся было в российские пределы, но после безуспешной осады Тулы отступил обратно на юг. В августе 1552 г. русская армия осадила Казань, и 2 октября город был взят штурмом. Плененного хана привезли в Москву и обратили в православие. Его бывшими владениями отныне надлежало управлять воеводам.
Таким образом, народы Луговой стороны вошли в состав России уже в совсем других исторических условиях, чем Горная сторона. Они до конца существования ханства сохраняли казанское подданство и лояльность к местному правительству, активно участвуя в военных действиях против русской армии.
Представители «луговой черемисы» присягнули московскому царю через несколько дней после взятия им Казани12. Однако вскоре, в декабре 1552 г., народы разгромленного Казанского государства выступили против властей, что свидетельствовало о неприятии местным населением нового режима. Падение Казани потрясло жителей бывшего ханства. Едва оправившись от шока, оно развернуло партизанскую войну: началось истребление отрядов и гарнизонов «неверных». Из среды восставших выдвинулся энергичный предводитель - сотник Мамыш-Берди. Он укрепился в Чалымском городке на высокой горе на берегу Волги и руководил оттуда движением. Сохранились противоречивые сведения о том, что Мамыш-Берди выпросил (или пытался выпросить) у ногаев «царя» (хана) или «князя» (главного военачальника) - чтобы придать организованность и законность освободительной борьбе.
Но силы были слишком неравными. С запада все прибывали стрельцы и служилые люди, русских в Среднем Поволжье становилось все больше; началась раздача земельных угодий помещикам и церкви. К 1557 г. последние очаги вооруженного сопротивления в Среднем Поволжье были подавлены. Очевидно, окончательное присоединение края к России должно датироваться завершением освободительного движения в апреле 1557 г. Но еще десятки лет тлело недовольство. Сохранились документы о переговорах местных заговорщиков с крымцами и ногаями о возможности избавления края от власти Москвы.
В партизанском движении, развернувшемся на территории бывшего ханства, самое деятельное участие принимали марийцы-черемисы. Не случайно антироссийские восстания получили название Черемисских войн (первая, 1552-1557 гг.; вторая, 1571-1574 гг.; третья, 1581-1585 гг.).
В историографии Казанское ханство обычно предстает как традиционный противник России, угроза для ее восточных рубежей. Причины экспансии в Среднее Поволжье формулировались уже русскими современниками событий. Среди оправдательных доводов назывались защита Руси от татарских вторжений, избавление русских невольников из казанского плена, необходимость распространения «православной христианской веры греческого закона». Идеологи московской внешней политики рассуждали также о благодатной «подрайской землице», якобы незаслуженно находящейся во власти «безбожных варваров». В исторической науке XVIII-XX вв., кроме того, были определены и иные факторы: устранение Казанского ханства как препятствия для освоения восточных территорий; расширение государственного земельного фонда для испомещения дворян; увеличение количества налогоплательщиков за счет завоеванных татар; установление контроля над волжским торговым путем. Ни одно из этих объяснений не является исчерпывающим; в источниках можно отыскать доводы как в пользу, так и против каждого из них13.
Существенным стимулом начала «Казанской войны» со стороны России часто называют угрозу антирусской коалиции мусульманских государств во главе с Османской империей. В качестве довода приводятся послания султана татарским и ногайским правителям с идеей объединения исламских государств против «неверных» московитян.
На самом же деле, во-первых, османское правительство весьма слабо представляло себе ситуацию в «Диком поле», чтобы вести даже такую примитивную игру по сближению татарских Юртов и ногаев путем пропаганды их религиозной общности. В жестоких многолетних противоречиях между различными ветвями Джучидов ислам никогда не занимал сколько-нибудь существенного места. К тому же ссылки на интересы веры, на борьбу против христиан были обычны для переписки султанского двора с мусульманскими правителями в XVI в.14, служили своеобразным дипломатическим и идеологическим клише для обоснования всей внешней политики Стамбула и никакой специфической направленности против Руси не имели.
Во-вторых, Порта не склонна была рвать отношения с Россией, хотя и никогда не видела в ней потенциального союзника. Основными и традиционными противниками турок являлись в Европе папы и Габсбурги, в Азии - Сефевиды и португальцы. Поэтому вплоть до конца 1560-х годов стамбульское правительство стремилось поддерживать с Москвой мирные отношения15, и антирусская турецко-татарско-ногайская коалиция в середине столетия выглядит сомнительной. Другое дело, что османский падишах Сулейман Кануни в то время передоверил крымским ханам-Гиреям дипломатию в отношении восточноевропейских государств: «Учитывая, что по всем делам, относящимся к этим странам, вы имеете разнообразные и обширные сведения и познания в том, что касается Эдждерхана (Астрахани. - В.Т.), ногаев и Московии, мы доверяем правильности разрешения [вами] всех вопросов, относящихся [к этим странам]»16. Таким образом, если и был инициатор коалиции, то, видимо, искать его надо в Бахчисарае, а не в Стамбуле17.
Положение изменилось, когда Россия присоединила Астрахань. Неожиданно для Порты русские владения оказались неподалеку от турецкого Азова, создавали потенциальную угрозу для османских интересов на Северном Кавказе. Начиная со второй половины 1560-х годов активность османской дипломатии, направленной именно против Москвы, становится заметной и несомненной.
Очевидно, при анализе присоединения к Российскому государству Поволжья следует учитывать воздействие всего комплекса названных выше причин - как официальные мотивы кампании, так и реальные государственные потребности: интересы веры и обороны, казны и дворянства и проч.
* * *
Астраханское ханство с единственным городом - стольной Астраханью (Хаджи-Тарханом) - занимало низовья Волги и территорию современной Калмыкии. Оно было не сопоставимо с прочими «осколками» Джучиева улуса ни по размерам, ни по населенности, ни по политическому влиянию. Им управляла династия потомков одного из золотоордынских ханов Тимур-Кутлуга - «Темир-Кутлуевы царевы дети», как называли ее русские. Население ханства делилось на «лучших людей» (беков и мирз) и «черных людей» (простонародье). Последние занимались в основном скотоводством и примитивным земледелием; одним из главных источников дохода и пропитания была знаменитая волжская рыба ценных пород. Именно рыболовецкие угодья, наряду с расположенностью на древней торговой караванной магистрали, привлекали к Астраханскому ханству аппетиты соседних правителей. На протяжении почти всей своей истории оно зависело то от Крыма, то от Ногайской Орды, то от России, то от горских княжеств Северного Кавказа.
Хаджи-Тархан возник, вероятно, в золотоордынскую эпоху и являлся одним из крупнейших городов в Улусе Джучи. Арабский путешественник XIV в. Ибн Баттута отзывался о нем как об «одном из лучших городов, с большими базарами, построенном на реке Итиле»18. В 1395 г. Астрахань была разрушена войсками Тимура. В начале XV в. хан Тимур-Кутлуг на противоположном, левом берегу Волги основал другое поселение с тем же названием. Именно оно позднее и стало центром ханства.
В историографии принято считать, что основание самостоятельного Астраханского государства связано с ссорой двух ханов Большой Орды - братьев Ахмеда и Махмуда. После смерти Кучук-Мухаммед-хана в 1459 г. престол достался его старшему сыну Махмуду. Но уже через год тот был свергнут Ахмедом, занял город Хаджи-Тархан с окрестностями и отделился от Большой Орды.
После падения Большой Орды в 1502 г. Астрахань оказалась зажатой между двумя могущественными силами - ногаями и Крымом. Ее ханы Абдал-Керим, Джанибек и Хусейн вынуждены были маневрировать между ними. Их столица то и дело подвергалась нападениям восточных и западных соседей. В 1523 г. крымский Мухаммед-Гирей I даже присоединил Нижнее Поволжье к своему ханству, но был убит ногайскими мирзами, и Астраханское ханство восстановило независимость. В 1530-х годах в этом районе становится заметным еще один участник политической борьбы - «черкесы», то есть северокавказские княжества, в основном кабардинские. Их предводители в 1532 г. посадили на престол Хаджи-Тархана своего ставленника, который, впрочем, вскоре был низложен и уступил место ставленнику ногаев.
Россия пока находилась далеко от волжских низовьев и не вмешивалась активно в тамошние дела. Политическое присутствие Москвы стало ощущаться с 1540-х годов. Один из свергнутых астраханских ханов, Дервиш-Али, поселился на Руси под покровительством царя. К тому времени в Московском государстве обреталось уже несколько принцев из Хаджи-Тархана, и русское правительство могло выбирать из них желательного претендента на ханствование (обширный опыт посажения зависимых монархов был отработан в Казани). Ногаи настаивали на воцарении Дервиш-Али, уверяя, что он будет верен и им, и Ивану IV. Иван Васильевич долго колебался, потому что вмешательство в астраханские дела, выступление против тогдашнего хана Ямгурчи грозило вылиться в конфликт с Крымом. Да и выгодная торговля по Волге, ввоз волжской рыбы на Русь, активная работа рынков Астрахани удерживали Кремль от войны.
Однако после взятия Казани московское правительство решило завладеть всей Волгой. В отношении Астраханского ханства не действовали обычные доводы, которые могли оправдывать завоевание Казани. Приведенный выше стандартный набор причин завоевания поволжских ханств (прекращение татарских набегов; освобождение из полона множества русских невольников; пополнение земельного фонда для раздачи дворянам плодородных угодий; овладение торговыми путями) не применим к Астрахани, за исключением разве что последнего пункта.
Нижневолжский юрт всегда являлся для России сравнительно безопасным, отдаленным, был окружен не благодатными пашнями, а полупустынями. Для обоснования экспансии возникла идея о тождестве Астрахани с древней Тмутараканью - уделом князя Мстислава Владимировича (XI в.) и потому якобы исконной вотчиной великого государя19.
В 1554 г. русское войско заняло Астрахань, утвердив там у власти Дервиш-Али, которому покровительствовал царь Иван Васильевич. Вскоре этот хан задумал переориентироваться на Крым, а по отношению к царю стал вести себя вызывающе. Крымский правитель послал в Астрахань пушки и всячески поддерживал антирусский настрой своего нового союзника. Появилась опасность их военной коалиции, и летом 1556 г. из России была послана новая армия. Без боя она вошла в Астрахань, покинутую ханом и почти всем населением. Астраханские татары превратились в российских подданных под началом русских воевод; позднее территория ханства была заселена выходцами из Ногайской Орды, казанскими татарами и калмыками.
* * *
Башкирский народ сформировался из тюркских и тюркизированных угорских племен. Племена объединялись в союзы, во главе их стояли знатные предводители-бии. С глубокой древности башкиры расселялись на Южном Урале, в лесах и степях по берегам рек Белой, Камы, Уфы, Демы, Миасса. Занимались они в основном кочевым скотоводством и охотой. Издавна в этих местах одомашнили пчел и научились добывать мед.
В XIII в. Южный Урал был завоеван монголами и включен в состав Улуса Джучи (Золотой Орды). Местное население было отдано в управление ханским наместникам и ордынским аристократам-мирзам, которые собирали с них ясак - подать скотом, пушниной и медом. Какие-либо подробности политической истории края XIII-XIV вв. неизвестны20.
После распада Золотой Орды в XV в. страна башкир оказалась расчлененной между тремя государствами. Западная и северо-западная ее части угодили под власть Казани, некоторые бии получали от казанских ханов тархан - освобождение от налогов. Северо-восточная Башкирия (восточные склоны Уральских гор) входила в Сибирское ханство. Большая же часть Башкирии подчинялась Ногайской Орде.
Степной характер края позволял ногаям не только облагать племена ясаком, но и использовать их земли для собственных нужд. В течение XV - первой половины XVI вв. многочисленные ногайские кочевники перебрались в Башкирию и стали кочевать рядом с местными жителями. Постепенно сформировалось особое наместничество, условно называемое Ногайской Башкирией. Ставка наместника находилась сперва в крепости Актюба (неподалеку от Оренбурга), а затем на месте современной Уфы. Ногаи очень ценили свои южноуральские владения - многолюдные, богатые пушниной и медом, располагавшиеся на судоходных реках - торговых артериях, примыкавшие сразу к нескольким государствам.
Стройная система управления начала рушиться в 1550-х годах.
Башкирские сказания связывают это с политической смутой, экономической катастрофой, голодом и мором, которые охватили тогда Ногайскую Орду. Множество ногаев откочевало в южные степи. Мирзы продолжали назначаться на должность наместника, но теперь они жили далеко от Ногайской Башкирии и ежегодно снаряжали вооруженные отряды «данщиков» за ясаком. Последние сведения о появлении там таких отрядов относятся к началу XVII в.
Еще одна причина крушения наместничества заключалась в продвижении на восток России. Огромное впечатление на соседние народы оказало завоевание Иваном IV Казанского ханства в 1552 г. Из покоренной волжской столицы царь направил в окрестные владения обращение с призывом, «чтобы шли к государю, не бояся ничего... а государь их пожалует, и они будут платить ясак, как и прежним казанским царям»21. Племена западных башкир, бывшие казанские данники, вняли этому посланию и отрядили своих представителей к царскому воеводе в Казань. Приблизительно в 1554-1555 гг. они официально были приняты в число российских подданных. Эти новые россияне оставались под управлением своих традиционных биев, а подчинение царю в то время ограничивалось выплатой небольшого ясака.
Узнав о столь необременительных условиях пребывания в составе Московского царства, примеру земляков последовали и некоторые племена южной Башкирии. Даже те из них, что были увлечены ногаями на юг, вернулись на родину и отправили делегации к казанским воеводам.
Режим их вступления «под высокую руку Белого царя» оказался еще более выгодным. Царь закрепил за башкирами, по их прошению, брошенные ногаями кочевья, которые местное население уже успело к тому времени занять. К 1558 г. большая часть Башкирии перешла под власть русского государя. В 1580-х годах так же поступили зауральские башкиры, которые освободились от владычества Сибирского ханства, разгромленного казаками и воеводами.
В 1586 г. в Башкирию прибыл первый воевода Михаил Нагой. Его резиденцией стала Уфа. Ногайский верховный бий Урус требовал от московского правительства разрушить новый город, но не сумел ничего добиться. Русская администрация не возражала, чтобы ногаи продолжали кочевать на Южном Урале, но выступала резко против их попыток собирать ясак. Здесь она действовала быстро и жестко: сборщиков дани, снаряженных мирзами, хватали, вязали и бросали в тюрьмы. В конце концов ногаи перестали требовать с башкир ясак и стали организовывать грабительские набеги на свои утраченные владения.
* * *
В начале XVII в. на юго-восточных рубежах Российского государства появились калмыки. Прикочевав из Западной Монголии к сибирским пределам, они увидели, что на земли с лучшими, самыми плодородными пастбищами уже распространилась власть России. Сначала шли долгие переговоры калмыцких предводителей-тайшей о маршрутах перекочевок с воеводами сибирской крепости Тара, а в феврале 1608 г. послы нескольких тайшей были приняты в Москве царем Василием Шуйским. Он позволил калмыкам кочевать в пределах его державы, по рекам Иртышу Оми и др. По заключенному в августе 1609 г. соглашению (шерти), калмыки обязались находиться под властью царя «навеки неотступны»; за это ближние русские гарнизоны будут оборонять их кочевья от ногаев, казахов и восточных монголов. Не все тайши признали тогда верховенство царя над собой. В 1610-1620-х годах еще несколько родовых объединений из Западной Монголии двинулись к Волге. Предводители их завязали отношения с русской администрацией Астрахани. В условиях тяжелой войны с Польшей, когда нужны были дополнительные войска, калмыцкая кавалерия привлекла внимание московских политиков. Начался длительный обмен послами и грамотами, в которых обе стороны выдвигали свои условия. Калмыки просили закрепить за ними уже фактически занятые ими земли в Нижнем Поволжье, а царь требовал от них давать в Астрахань заложников-аманатов, с чем тайши категорически не соглашались. Наконец после взаимных уступок двумя шертями 1655 и 1657 гг. было официально оформлено вхождение калмыцкого народа в состав России.
В течение XVII в. основная масса калмыков расселилась на нижней Волге и образовала там новое владение, вассальное по отношению к царю и фактически в пределах Российского государства. В 1664 г. правительство официально признало существование Калмыцкого ханства в междуречье Волги, Дона и Кумы. Положение калмыков по отношению к российскому правительству в то время было сходно со статусом башкир. Они платили небольшой ясак и отправлялись на войну по приказу из столицы. Участие в военных действиях в составе русской армии стало одной из основных государственных обязанностей калмыков. Из казны тайшам шло за это жалованье.
Калмыкия находилась далеко от Центральной России, в засушливых степях, поэтому русского населения там почти не было. Воеводы ближайших городов практически не вмешивались в дела ханства, и антироссийских выступлений, в отличие от башкир, его жители не предпринимали.
Калмыки имели тесные связи с Тибетом, откуда к ним пришел буддизм. Буддистский первосвященник далай-лама считался высшим иерархом в глазах единоверцев, и именно он был вправе даровать инвеституру. Калмыцкая правящая элита оказалась в своеобразном положении, когда легитимность правления хана должна была подпитываться из двух источников - тибетского и московского. О получении ханом Аюкой тибетской инвеституры в «Истории калмыцких ханов» сказано так: «Хотя Аюка и был данником (албагпу) русского царя, но, не извещая его, принял своею властью это высшее ханское титло»22.
Как отмечал хан Дондук-Омбо (тоже получивший титул от первосвященника), «по нашему ж закону ханами бывают по указу вышнего и обо всем сведущего далай-ламы, а по светскому обычаю бывают те, которые могут дела исправлять с благополучием народа»23. В 1724 г. астраханский губернатор А.П. Волынский написал Петру I, что преемнику умершего Аюки, Церен-Дондуку, желательно прислать символы власти - саблю, панцирь и щит, «дабы сие калмыки почитали во знак ханства, и, может быть, у них в обычей сие со временем бы вошло, что кому того не будет дано, тот за прямова хана принят не будет»24. Можно догадываться, что данная инициатива чиновника диктовалась намерением противопоставить российскую инвеституру тибетской, и русские власти, таким образом, тоже озаботились вопросом зримого, ритуального наделения властью правителя во владении, которое они считали частью Российской империи. Впоследствии, при принесении Церен-Дондуком присяги на верность, вручаемыми знаками ханской власти служили дарованные ему собольи шуба и шапка. Следующий хан, Дондук-Даши, при церемонии воцарения в 1758 г. удостоился от русских властей «жалованных знаков отличия» - сабли с поясом и шапки25.
После шертей 1655 и 1657 гг. началась постепенная интеграция калмыков в структуру Российского государства, отчего данные соглашения считаются юридическим оформлением подданства. Но, как справедливо замечает М.М. Батмаев, такая интерпретация возможна лишь при взгляде на события «с высоты прошедших веков»26. Современники же смотрели на происходящее несколько иначе. Позиция правительства оставалась незыблемой: шертующий превращается в подданного, а нарушивший шерть - в изменника и отступника, «государева непослушника». Тайши же со своей стороны вовсе не собирались менять вольную степную жизнь на «холопство». Они рассматривали соглашения 1650-х годов прежде всего как мирный договор с военно-политическим партнером и союзником - пусть и «старшим» по иерархическому рангу. На фоне предыдущих шертей никакой принципиальной новизны эти два новых «пакта» не содержали, и в литературе уже неоднократно отмечалась условность, ситуативность подчинения нижневолжских кочевников Москве. В подтверждение А. Каппелер приводит факт последующих шертований, что, по его мнению, иллюстрировало фактическую независимость калмыков в то время27.
Австрийский исследователь имеет в виду шерти, заключенные при хане Аюке в 1673,1677 и 1684 гг. Заметим, что последняя шерть содержала формулу перехода в «вечное и верное подданство... на договорных статьях», т.е. вовсе не предполагалась безусловная покорность русским властям. После этого подобная форма отношений уже не практиковалась. Торжественная дипломатическая процедура в виде клятвенного объявления взаимных обязательств уступила место переговорам и рутинным соглашениям калмыцкой элиты с царем или провинциальными чиновниками (которые действовали от имени царя). Данные явления обнаруживают упомянутую выше тенденцию к постепенному вовлечению калмыков в общероссийскую государственную структуру. Но пока это была именно лишь тенденция, так как впереди у Калмыцкого ханства был период его апогея при Аюке.
Этот правитель получил ханское звание от далай-ламы в 1690 г., а через семь лет признал его таковым и Петр I (хотя до 1720 г. обращался к нему как к тайше28). Использование сложной политической обстановки на юге Восточной Европы, сильная конница, многочисленные и преданные соплеменники, талант дипломата, администратора и полководца - все это позволило калмыцкому лидеру поставить себя в глазах царя как политического партнера, с которым необходимо считаться. Фактическая независимость Аюки проявлялась в таких знаковых явлениях, как личные встречи с могущественным «белым царем», самостоятельная внешняя политика и международный авторитет. Он направлял свои отряды против казахских и среднеазиатских владетелей, свободно сносился с Крымом и Турцией, Цинами и джунгарами, Ираном и Кабардой, породнился с Гиреями и северо-кавказскими князьями.
Условность подданства в глазах хана наглядно проявилась в его отношениях с башкирами - «подданными» России более давними, но тоже наделенными всякого рода привилегиями и юридическими особенностями (см. выше). Он то совершал грабительские набеги на Южный Урал (башкиры отвечали тем же), то склонял тамошних биев к совместным набегам на русские города, то требовал от них подчинения ему, Аюке. Царским властям удалось убедить его оставить агрессивные поползновения в отношении русского населения, а в начале XVIII в. они сочли полезным использовать калмыцкую конницу для подавления очередного башкирского движения.
Как сам Аюка соотносил себя с царем? По этому поводу сохранилось несколько его высказываний конца XVII в. В 1683 г. его посланец заявил астраханскому воеводе, что тот напрасно считает, будто хан «великому государю бил челом в подданство»; на самом деле он об этом и не помышлял, а лишь предлагал жить в мире и совете29. Через восемь лет Аюка, раздраженный столкновениями с казаками и башкирами, потребовал от правительства смирить буйных соседей, «а буде уйму им не будет, он... пойдет и сыщет себе иную землю...»30. Следовательно, хан не чувствовал себя связанным какими-то жесткими обязательствами перед Москвой. При этом по-прежнему сохранялось традиционное кочевническое убеждение в праве отъезда от сюзерена, не способного защитить тех, кто пользуется его покровительством. В целом его полунезависимый статус (в сочетании с самостоятельным фактическим положением) наиболее адекватно описывается, вероятно, понятием протектората.
Впрочем, в 1710 г. произошло событие, которое позволяет предполагать, что хан не возражал против своего номинального статуса подданного. 5 сентября в ходе его встречи с казанским губернатором П.М.Апраксиным на реке Даниловка были подписаны договорные статьи «О подданстве хана Аюки со своими тайшами и людьми его Российскому государству». Главе калмыков назначалось 1000-рублевое жалованье, увеличивались поставки пороха и свинца и формулировалось обязательство участвовать в военных предприятиях России. Как видим, заметных изменений в фактическом положении все-таки не предусматривалось.
После смерти Аюки в 1724 г. Калмыцкое ханство начало быстро утрачивать достигнутые при нем автономию и международный авторитет. Российские власти все более заметно включались в разрешение внутренних вопросов ханства. Если поначалу их влияние ограничивалось урегулированием междоусобиц и назначением верховного правителя, то на протяжении 1730-60-х годов разные стороны жизни калмыцких улусов попали под контроль правительства и астраханской администрации. Внешние контакты сузились до редких посольств в Лхасу Наместник Дондук-Омбо откровенно заявил астраханскому чиновнику в начале 1740-х годов: «Хотя я над своими и командир, однако ж без вашего позволения собою ничего зделать не могу»31.
При этом оставался неопределенным административный и политический статус кочевой элиты. Ее не включали в состав дворянства, но и не приравнивали к простонародью. В сословном обществе Российской империи тяжело было пребывать, не имея четкого места в социальной иерархии. Через десять лет другой наместник, Дондук-Даши, недоумевал в послании к Елизавете Петровне: «Понеже противу подданных вашего величества российских военных статских великих и малых чинов людей, подданные ж вашего величества наши калмыцкие начальные люди в каком достоинстве почтены быть могут, также и я в каком класе нахожусь, о том я доныне будучи неизвестен, вашему величеству и доношу»32.
Всеохватный надзор российской бюрократии над еще недавно свободным народом порождал в его среде резкое недовольство и ностальгию по утраченной самостоятельности. Политика правительства не оставляла иллюзий относительио уничтожения всех следов прежних вольностей. В 1731 г. Сенат постановил: «Калмыцкий народ, состоя в подданстве Российской державы, без воли российского правительства ничего сам собою делать не может»33. Раздражающими факторами служили также наплыв в нижневолжские степи русских переселенцев и немецких колонистов, христианизация, начавшаяся эрозия традиционного образа жизни (все больше калмыков уходили на заработки в города и на промыслы).
У калмыков оставалось испытанное столетиями кочевой истории средство изменить ситуацию - откочевать «из здешней протекции» (по выражению Убаши-хана). Хотя были эпизодические намерения уйти в Персию, возобладали настроения переселиться на прародину, в Джунгарию (к тому же на этом настаивал далай-лама). В начале 1771 г. основная масса народа ушла с Волги на восток. Перед исходом калмыцкие аристократы в последний раз высказали свои претензии: «...Они (калмыки. - В.Т.) во всем их поведении прежних своих прав и законов лишились, а принуждены были исполнять одни российские повеления, и без российского пристава во обществе своем по внутренним делам ничего делать власти не имели»34.
Остатки населения Калмыцкого ханства занимали теперь гораздо меньшую территорию на волжском правобережье. Само ханство было ликвидировано, а его земли влились в Астраханскую губернию. Калмыки перешли под управление русских чиновников, хотя на низшем уровне сохранили самоуправление и традиционное деление на улусы, аймаки и хотоны. В течение XIX в. и эти рудименты самостоятельной жизни сошли на нет.
Постепенно, с преодолением противоречий и конфликтов, происходило приспособление калмыков к новым условиям существования. В составе Российской державы они, как и другие народы, адаптировались к ее политическому строю и законодательству, осваивали общение посредством доминирующего русского языка, овладевали достижениями российской науки и культуры, привнося в них и свой вклад.
***
Как следует расценивать государственный статус земель Заволжья? Если трактовать их как завоеванных русскими и вошедших в состав Московского государства, то логично предполагать, что они должны были считаться с тех пор «государевыми». Так и рассуждал в конце XVI - начале XVII в. английский дипломат Дж. Горсей, указывая, будто «царь Иван Васильевич... завоевал... многочисленные народы ногайских и черкесских татар, населявшие пространства в две тысячи миль по обе стороны... реки Волги и даже на юг до Каспийского моря»35. Подобная точка зрения встречается и в современных сочинениях: после присоединения Казани, Астрахани и Башкирии «царское правительство стало рассматривать земли по Яику как неотъемлемую часть страны», а яицкие казаки уже в то время (1550-е годы!) защищали Русь от кочевников, «от попыток отторгнуть Яик от России»36.
Такой подход не сообразуется с реальностью XVI столетия. Ногайская столица Сарайчук на Яике стояла до 1581 г., когда она была разрушена казаками. Правда, анонимная «История калмыцких ханов», написанная не ранее начала XVIII в., представляет ногайские яицкие кочевья как царское достояние. В 1630 г., по сообщению этой «Истории», торгоутский тайши Хо-Урлюк подчинил ногаев в междуречье Волги и Яика. «Хотя эта страна и принадлежала Цаган Хану (то есть «Белому царю». - В.Т.), но Хо-Орлек, несмотря на дружественные сношения, овладел этой страной»37. Однако ко времени составления хроники указанной территорией давно владела Россия, и калмыки свыклись с этим. Предки же их в предыдущем столетии смотрели на проблему по-другому. В ноябре 1649 г. сын Хо-Урлюка Дайчин-тайши говорил посланнику И.И. Онучину в ответ на упрек, что нынешние пастбища калмыков никогда им не принадлежали: «Земля... и воды - Божьи, а преж... сево та земля, на которых (так в тексте. - В.Т.) мы и ногайцы ныне кочюем, была нагаиская, а не государева... И мы... на те места пришед, и нагаицов с тово места збили... А на той... земле и по тем рекам государевых городов нет»38. Следовательно, в первой половине XVII в. и тем более в XVI в. заволжские степи не воспринимались местными народами как российская территория.
В присоединенных владениях устанавливалась власть русских наместников-воевод и вводилась административная система, присущая всему Московскому царству. В тех землях, что входили в состав государства добровольно, оставляли прежнее племенное устройство, но теперь уже под верховенством царя и воевод. Отношения между Москвой и новоприсоединенными подданными оформлялись особыми договорами-шертями. Кроме того, в России XVI-XVII вв. существовали два вассальных ханства - Касимовское (до 1681 г.) и Калмыцкое. Их правители назначались из Кремля и полностью зависели от правительства.
В Среднем Поволжье, которое до начала XVIII в. официально именовалось Царством Казанским, новая власть устанавливалась трудно. Как указывалось выше, пять лет в бывшем Казанском ханстве бушевало партизанское движение, позднее местные народы неоднократно поднимали восстания против русской администрации. Вся полнота власти - гражданской и военной - принадлежала там казанскому и свияжскому воеводам. Поволжье выступило как бы испытательным полигоном для воеводской системы, которая в XVII в. была распространена на всю державу. Специально для контроля за новыми территориями на Волге, за поступлением оттуда налогов в столице образовали особое ведомство - приказ Казанского дворца39.
Для окончательного утверждения на Волге правительство применяло разнообразные меры. Развернулась христианизация края. Наряду с широким церковным строительством и организацией в Казани епархии (с 1589 г. - митрополии), церковные иерархи получали и административные полномочия; но главная задача их состояла в крещении местного населения. Перешедшие в православие пользовались податными льготами, что приводило к значительному росту прослойки «новокрещенов». Аристократия волжских народов была оттеснена от власти. Большую часть татарских беков истребили или «вывели» в Центральную Россию. Лишь на самом низшем уровне, в волостях, правительство сохранило «лучших людей» - татарских мурз, чувашских, марийских и удмуртских сотенных князей. При этом власти стремились увеличить число так называемых служилых татар, наделяемых за службу поместьями. Служилые освобождались от выплаты ясака и получали поместное жалованье, остальное население составляло слой ясачных людей (ясак здесь сохранялся до введения подушной подати в 1724 г.).
В Поволжье хлынуло множество русских: служилых людей, дворян, монахов. Именно из русских формировалась отныне администрация. Русские «татарские головы» из дворян вершили суд среди местного населения. Сразу после завоевания Казани началось испомещение - главным образом, в окрестностях Казани и Свияжска. Постепенно росло и крестьянское русское население края. Сначала сюда шли жители Русского Севера, затем двинулись крестьяне верхнего Поволжья40. На новых местах они получали освобождение от несения повинностей на три года. Наиболее активно заселялись ими церковные и монастырские земли.
У башкир, которые, в отличие от казанских татар, вошли в состав России добровольно, вся местная верхушка поначалу оставалась в неприкосновенности. Этот народ делился на племена и роды во главе с биями. Кроме того, от прежних времен уцелело деление Башкирии на пять провинций-дорог (от монгольского «даруга» - наместник), а они, в свою очередь, состояли из волостей. Каждая волость соответствовала, как правило, одному племени; с разрастанием и ветвлением племен волостей становилось все больше. Через волостных биев (по-русски - «старшин») осуществлялась вся правительственная политика в крае. Но башкиры имели и значительную автономию. Например, для решения важных вопросов не всегда привлекали уфимского воеводу, а собирали волостной сход - йыйын; известны и общебашкирские йыйыны.
Особое положение этого народа в Российском государстве сформировалось во времена присоединения Башкирии, когда ее знать получила от царей грамоты с подтверждением прав на вотчинное (наследственное) владение своими исконными землями - в обмен на военную службу и уплату ясака. Подданство царю башкиры рассматривали как свой свободный выбор, как результат взаимного согласия с Москвой. Но во второй половине XVII в. стало окончательно ясно, что правительство и местные власти вовсе не рассматривают их как равноправных политических партнеров и союзников. На башкирских пастбищах и охотничьих угодьях появлялись русские деревни, произвольно менялись нормы налогообложения... Эти нарушения, вместе со злоупотреблениями воевод, вызвали массовое возмущение башкир и череду их восстаний в 1660-х гг. Народные движения удалось подавить, но недовольство тлело, и следующем столетии вновь вылилось в мятежи.
1См., например: Тонких В.А., Ярецкий Ю.Л. Россия: цивилизация и культура. - М., 1998. С. 26.
2Из последних работ с анализом евразийской концепции см.: Вандалковская М.Г. Историческая наука российской эмиграции: «евразийский соблазн». - М., 1997.
3Pelensky J. State and society in Muscovite Russia and Mongol-Turkic system in the sixteenth century // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. 1980. B. 27. P. 162, 163.
4Вернадский Г.В. Монголы и Русь. - Тверь-М., 1997. С. 342-345.
5Halperin Ch. Russia and the Golden Horde. Mongol impact on medieval Russian history. - Bloomington, 1985; idem. The Tatar yoke. - Columbus, 1986; Ostrow- sky D. The Mongol origins of Muscovite political institutions // «Slavic review», 1990. Vol. XLIX.
6Об истории постордынских государственных образований в Поволжье существует обширная литература. См., например: Алишев С.Х. Москва и Казань: межгосударственные отношения в XV- XVI вв. - Казань, 1995; Бахтин А.Г. XV-XVI века в истории Марийского края. - Йошкар-Ола, 1998; Сафаргалиев М.Г. Заметки об Астраханском ханстве // Сб.статей преподавателей пед. института. - Саранск, 1952; его же. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций. Из опыта образования и распада империй X-XVI вв. - М., 1996; Тре- павлов В.В. История Ногайской Орды. - М., 2001; Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. - М., 1991; Pelensky J. Russia and Kazan. Conquest and imperial ideology (1438-1560s). - Hague-Paris; Mouton, 1974.
7ПСРЛ. Т. XIX. -M., 2000. C. 62.
8Там же. С. 63; т. XIII. Ч. 1. - СПб., 1904. С. 164, 165; ч. 2. - СПб., 1906. С. 466; т. XXI. 2-я половина. - СПб., 1913. С. 641.
9Бахтин А.Г. XV-XVI века в истории Марийского края. С. 103.
10ПСРЛ. Т. XIII. Ч. 1.С. 167.
11Цит. по: Бахтин А.Г. XV-XVI века в истории Марийского края. С. 103.
12Там же. С. 169.
13Подробный анализ историографической ситуации и разбор обоснованности названных здесь причин «Казанской войны» см.: Бахтин А.Г. XV-XVI века в истории Марийского края. С. 107-122; его же. Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России // ВИ, 2001, № 5.
14Фодор П. Идеологические обоснования османских завоеваний (XIV-XVI вв.) // Османская империя: проблемы внешней политики и отношений с Россией. - М., 1996. С. 25, 26.
15Мейер М.С. Основные этапы истории русско-турецких отношений // Османская империя: проблемы внешней политики и отношений с Россией. - М., 1996. С. 85 и сл.
16Bennigsen Α., Lemercier-Quelquejay Ch. La Grande Horde Nogay et le probleme des communications entre l'Empire Ottoman et l'Asie Centrale en 1552-1556 // «Turcica. Revue d'etudes turques», 1976. T. 8. P. 220-221.
17To же мнение см.: там же. С. 228; Али- шев С.Х. Указ. соч. С. 119.
18Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. - СПб., 1884. С. 301.
19Соловьев С.М. Сочинения. Кн. III. - М., 1989. С. 468.
20Об истории башкир в XV-XVI вв. см.: История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. - Уфа, 1996; Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. Этнический состав, история расселения. - М., 1974; Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI века. -Уфа, 1994; Очерки по истории Башкирской АССР. Т. 1. Ч. 1. - Уфа, 1956; Трепавлов В.В. Ногаи в Башкирии, XV- XVII вв. Княжеские роды ногайского происхождения. - Уфа, 1997.
21ПСРЛ. Т. XIII. Ч. 1. - СПб., 1904. С. 221.
22Калмыцкие историко-литературные памятники в русском переводе / Сост. А.В. Бадмаев. - Элиста, 1969. С. 70.
23Батмаев М.М. Социально-политический строй и хозяйство калмыков в XVII-XVIII вв. - Элиста, 2002. С. 349.
24Там же. С. 240.
25Кундакбаева Ж.Б. «Знаком милости Е.И.В.» Россия и народы Северного При- каспия в XVIII веке. - М., 2005. С. 72,84.
26Батмаев М.М. Социально-политический строй и хозяйство калмыков в XVII-XVIII вв. С. 80.
27Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. - М., 2000. С. 39.
28Максгшов К.Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII-XX вв.). - М., 2002. С. 105.
29Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII веках. События, люди, быт. - Элиста, 1993. С. 140.
30Цюрюмов А.В. Калмыцкое ханство в составе Российской империи в XVIII в. // Образование и развитие многонационального государства в России: сущность, формы и значение / Отв. ред. В.Б.Убушаев. Ч. 1. - Элиста, 2002. С. 66.
31Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII веках. С. 297.
32Батмаев М.М. Социально-политический строй и хозяйство калмыков... С. 82.
33Максимов К.Н. История национальной государственности Калмыкии (начало XVII-XX вв.). - М., 2000. С. 43-44.
34Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII веках. С. 350.
35Горсей Дж. Записки о России. XVI - начало XVII в. - М., 1990. С. 90-91.
36Овчинников Р.В. Гурьевская крепость // «История СССР», 1970, № 1. С. 188.
37Калмыцкие историко-литературные памятники в русском переводе. - Элиста, 1969. С. 52, 53.
38РГАДА. Φ. 119. On. 1. 1649 г. Д. 5. Л. 23.
39Подробно см.: Алишев С.Х. Исторические судьбы народов Среднего Поволжья. XVI - начало XIX в. - М, 1990; Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. - М., 1998. С. 15-22.
40Кузеев Р.Г. Народы Поволжья и Приуралья. Этногенетический взгляд на историю. - М., 1992. С. 151, 156.
<< Назад Вперёд>>
